Текст книги "Большое собрание мистических историй в одном томе"

– Майор! Это вы?

Такими словами, помнится ему, он отозвался. И сразу же услышал ответ, раздавшийся словно бы со стороны болота, тогда как звуки собственного голоса были ему совсем не слышны. Он только знает смысл того, что говорил. Отвечено же ему было следующее:

– Да, Джеймс. Это я, твой друг Лайонел Спенсер, говорю с тобой. Не пугайся, когда меня увидишь, ибо я злодейски убит!

Джеймс хотел – так он сам говорит – заверить его, что не испугается, но голос по-прежнему его не слушался и звучал еле различимым шепотом. В следующий миг будто внезапным ветром повеяло снизу от кустов на болоте, и глаза его сами собой, и даже против его воли, закрылись. Он тут же опять открыл их и видит: на краю болота, шагах в двадцати, стоит майор Спенсер. Он стоял в густой тени кустов, и ночь была темной, только звезды мерцали на небе, но Джеймс тем не менее без труда и во всех подробностях различил лицо друга.

Тот был очень бледен, и одежду его запятнала кровь, и Джеймс говорит, что бросился было к нему, «потому что, – рассказывал юноша, – я не только не испытывал страха, но, наоборот, пришел в ярость; однако, как ни тщился, не смог шевельнуть ни рукой, ни ногой и лишь охнул и подался вперед всем телом. Я готов был умереть от досады, что не могу встать на ноги; но сила, которой я не способен был противиться, сделала меня недвижным и почти безгласным. „Убит!“ – только и смог произнести я, и это слово, мне кажется, я повторил несколько раз».

– Да, убит! Убит рукой шотландца, который ночевал вместе с нами в позапрошлую ночь у вашего костра. Джеймс, я жду от тебя, что ты привлечешь убийцу к суду! Джеймс! Ты слышишь меня, Джеймс?

«Таковы, – рассказывал Джеймс, – или примерно таковы были его точные слова. Я хотел было расспросить майора, как это произошло и что, по его мнению, мне следует предпринять, чтобы выполнить его волю; но своего голоса я опять не услышал, а вот он похоже что и услышал, так как на вопросы, которые я ему пытался задать, он мне без промедления давал ответы. Он сказал, что шотландец подстерег его на дороге, убил и спрятал тело в этом самом болоте; что убийца поехал дальше, в Чарлстон; и что если я поспешу, то найду его на Фалмутском пакетботе, который стоит в порту, готовый отплыть в Англию. Дальше, он сказал, что теперь все зависит от моей поспешности – если я не хочу опоздать, то должен попасть в город не позже завтрашнего вечера, сразу отправиться на судно и предъявить преступнику обвинение. „И не бойся, – заключил он свой рассказ. – Не бойся ничего, Джеймс, ибо Бог поддержит и укрепит тебя в достижении твоей цели“. Выслушав его, я залился потоками слез, и сила моя ко мне вернулась. Я почувствовал, что могу говорить и сражаться, что я на все способен. Вскочил и уже бросился было вниз, туда, где стоял майор, но при первом же моем шаге он исчез. Я встал как вкопанный, огляделся вокруг: никого и ничего! Болото лежало в непроглядной тьме у моих ног. Я все же спустился, хотел пробраться к тому месту, где только что стоял майор, но непроходимая чаща кустарника меня остановила. Я осмелел, и голос ко мне вернулся, я стал кричать, так что слышно было за полмили, но к чему я взывал, что хотел услышать, я сам не знал, а может, знал, да забыл. Однако мне в ответ не раздалось ни звука. Тут я вспомнил про лагерь, и мне стало страшно – не стряслось ли чего с матерью и дядей? Я только теперь спохватился, как далеко ушел по краю болота, оставив их без защиты – напади на них кто-нибудь, успею ли я на помощь? Сколько времени я провел, блуждая над болотом, я точно сказать бы не мог, но видно было, что час поздний. Звезды рассиялись вовсю, и с востока уже потянулись прозрачные утренние облачка. Я стал прикидывать, в какую сторону идти, – ведь я совсем запутался и не имел представления, где нахожусь; но в конце концов сообразил и зашагал по направлению к лагерю, скоро впереди замерцал наш костер, почти догоревший; вот когда я понял, что пробыл в отсутствии много больше двух часов. Придя на место, я заглянул под фургон – дядя спал сладким сном, и хотя сердце мое было переполнено до предела тем страшным, что я видел и слышал, однако же будить его мне никак не хотелось, я походил по опушке, потом подбросил дров в огонь, сел и так просидел, глядя в пламя, покуда почти совсем не рассвело. Тут проснулась мать в фургоне, подала голос и справилась, кто у костра. Ее голос разбудил дядю, и тогда я вскочил и все им рассказал: дольше хранить молчание было выше моих сил. Матери показалось все это очень странным, но дядя Спаркмен счел мой рассказ сновидением, хотя меня убедить в этом и не смог; а услышав, что я намерен с наступлением дня пуститься в путь, как велел майор, и поспешить что есть духу в Чарлстон, он весело рассмеялся и назвал меня глупцом. Но я-то знал, что я не глупец, знал наверняка, что это был не сон, и, как мать с дядей ни отговаривали меня, решение мое оставалось неизменно, и им пришлось уступить. Потому что хорош бы я был друг майору, если бы после всего от него услышанного остался с ними и потащился вдогонку за убийцей со скоростью фургона! Да я бы до могилы не мог белому человеку в глаза взглянуть. С первым светом дня я уже был в седле. Мать загрустила и жалобно просила меня не уезжать, а дядя разозлился и только и знал, что обзывал меня глупцом и дурнем, – я уж и сам от злости едва не забыл, что мы с ним кровная родня. Но никакие его речи меня остановить не могли, и я отъехал, наверно, миль на пять, прежде чем он впряг лошадей в фургон и снова пустился в путь. Я скакал так быстро, как только мог, лишь бы не загнать моего конька. Скакать предстояло добрых сорок миль, и дорога была плоха, из рук вон. И все-таки оставалось еще два часа до захода солнца, когда я достиг Чарлстона, где первым моим вопросом к встречным на улице было: как проехать в порт? А с пристани мне показали и Фалмутский пакетбот, который стоял на рейде, готовый выйти в море с первым попутным ветром».

Глава IV

Джеймс Грейлинг со всем страстным нетерпением, выше описанным его собственными словами, уже нанял лодку, чтобы отправиться на пакетбот, как вдруг спохватился, что не позаботился о средствах, законных или иных, для осуществления своего намерения. Он толком не знал, какие именно законные шаги полагаются в таких случаях, но ему хватило ума сообразить по кратком размышлении, что какие-то шаги предпринять необходимо. Это снова поставило его перед трудностью: он понятия не имел, куда обратиться за советом и помощью. Но, по счастью, лодочник, видя его растерянность и угадав в нем по платью и речи жителя горного захолустья, научил его, как разыскать в городе купцов, с которыми вел дела его дядя Спаркмен. К ним он и отправился и без околичностей рассказал им о том, как ему явился призрак убитого майора. Даже если это было и сновидение, как сразу подумали купцы, то на редкость отчетливое и вразумительное, и, ввиду горячей увлеченности Джеймса Грейлинга сим предметом, они сочли уместным по крайней мере произвести обыск на судне. Было бы весьма любопытным совпадением, решили они, ибо считали Джеймса правдивым юношей, если на борту и вправду окажется тот шотландец. Но один из компаньонов фирмы предложил сначала проверить рассказ Джеймса. По случайному совпадению агенты майора Спенсера, в Чарлстоне весьма известного, держали контору поблизости от них; и туда они все вместе отправились. Но здесь рассказ Джеймса нашел не подтверждение, а, казалось бы, скорее опровержение. Агенты предъявили им письмо майора Спенсера, в котором тот оповещал их о невозможности для себя в ближайший месяц быть в городе и выражал сожаление, что не сможет воспользоваться иностранным судном, о прибытии в Чарлстон и предполагаемом сроке отбытия которого они его ранее уведомили. Письмо прочитали Джеймсу и его спутникам вслух, и при этом агенты с трудом подавили улыбки, когда первый с совершенной серьезностью и убежденностью изложил им все обстоятельства своего приключения.

– Значит, он потом передумал, – настаивал на своем юноша. – Говорю вам, он ехал вниз, уже миль сто проехал и ночевал с нами. Я его хорошо знал, и мы с ним тогда проговорили полночи.

– Во всяком случае, – заметил один из спутников Джеймса, – не будет худа проверить. Выправим ордер на розыск этого самого Макнаба, и, если он действительно окажется на борту пакетбота, это даст городским властям основание задержать его, покуда не будет выяснено теперешнее местонахождение майора Спенсера.

Так и было решено, однако солнце уже почти село, пока удалось получить необходимый ордер и был снаряжен для их сопровождения соответствующий представитель власти. Легко вообразить, какие страдания причиняла нетерпеливому, целеустремленному Джеймсу Грейлингу эта проволочка; а в лодке, уже на пути к судну, где должен был находиться преступник, он просто не мог усидеть на месте, отчего его спутники претерпели немалые неудобства. Его порывистые, резкие движения грозили того и гляди перевернуть лодку, и сопровождавший его купец, которого увлекло в эту поездку одно лишь любопытство, все время опасался, как бы он не выпрыгнул за борт, чтобы вплавь поскорее преодолеть оставшееся расстояние. И то же горячее нетерпение помогло юноше, прежде никогда не видевшему настоящего судна, сразу же ловко, как кошка, вскарабкаться на палубу по спущенному для них канату. Не тратя времени на представления и разъяснения, он стал бегать от борта к борту, заглядывая в лица недоумевающим матросам, офицерам и пассажирам и изучая их с придирчивостью прямо-таки оскорбительной. Но поиски эти принесли ему одно лишь разочарование. Никого похожего на Макнаба он не обнаружил. Меж тем на палубу поднялись приехавшие с ним купец и помощник шерифа и вступили в объяснение с капитаном. Грейлинг направился к ним и успел только захватить заключительные слова капитана о том, что человека по имени Макнаб, обозначенного в ордере, у него на судне не имеется, ни в команде, ни среди пассажиров.

– Здесь он! Должен быть здесь! – возбужденно воскликнул юноша. – Майор в жизни не сказал слова лжи, не мог он солгать и мертвый. Макнаб где-то здесь… он шотландец и…

Капитан прервал его:

– У нас на судне несколько шотландцев, молодой человек, и один из них носит фамилию Маклауд, но…

– Покажите мне его! Где он?

К этому времени вокруг них уже столпились пассажиры и бо́льшая часть команды. Капитан оглянулся и спросил:

– Где мистер Маклауд?

– Сошел вниз. Его укачало, – ответил кто-то.

– Это он! Не иначе как он! – вскричал Джеймс. – Голову отдаю, что это он и есть. Только изменил имя.

Тут один из пассажиров вспомнил и рассказал, что Маклауд почувствовал себя дурно вот только недавно и ушел вниз, когда лодка уже совсем приблизилась к пакетботу. Услышав это, капитан направился в каюту, и за ним по пятам последовали Джеймс Грейлинг и остальные.

– Мистер Маклауд, – чуть повысив голос, произнес капитан, приблизившись к его койке. – Будьте добры выйти ненадолго на палубу, вы нам нужны.

– Я очень плохо себя чувствую, капитан, – отозвался тот слабым голосом из-за занавески.

– Но это необходимо, – строго сказал капитан. – У нас есть ордер от городских властей: разыскивается лицо, скрывающееся от правосудия.

Маклауд снова завел было речь о своей немощи, но тут бесстрашный юноша Грейлинг подскочил к занавешенной койке и одним рывком отдернул полотнище, за которым скрывался подозреваемый.

– Он! – при первом же взгляде на пассажира воскликнул юноша. – Это он, Макнаб, шотландец, тот самый, что убил майора Спенсера.

Макнаб – ибо это был он – сидел без кровинки в лице. Он весь дрожал как осина, зрачки у него расширились от смертного ужаса, а губы посинели. Но все же у него достало силы заговорить и решительно отвергнуть обвинение. Юношу, что стоит сейчас перед ним, он никогда в глаза не видел – и никакого майора Спенсера знать не знает – и имя его Маклауд, другим он никогда не назывался.

– Придется вам встать, мистер Маклауд, – сказал ему капитан. – Обстоятельства свидетельствуют против вас. Вы должны последовать за этим офицером!

– Неужто вы выдадите меня моим врагам? – вскричал обвиняемый. – Вы, соотечественник, британец! Я воевал за нашего короля, сражался с этими бунтовщиками, вот они теперь и ищут моей смерти. Не предавайте меня в их кровавые руки!

– Лжец! – воскликнул Джеймс Грейлинг. – Не ты ли, сидя с нами у костра, говорил, что ты наш? Что был при поражении Гейтса и под «Девяносто Шестым»?

– Но ведь я не сказал, на чьей стороне! – ухмыльнулся шотландец.

– Ага! Запомните это, – заметил помощник шерифа. – Только что он утверждал, будто в глаза не видывал этого молодого человека, а сейчас сам признался, что разговаривал и сидел с ним у одного костра.

Шотландец содрогнулся от ужаса, что допустил, себе на беду, такой промах. Заикаясь и противореча сам себе, он пытался как-то оправдаться, но только еще хуже запутался в собственных сетях. Но он все равно продолжал взывать к капитану пакетбота и к остальным пассажирам как своим соотечественникам и подданным одного монарха, чтобы они защитили его от людей, которые всех их равно ненавидят и готовы погубить. Рассчитывая сыграть на их национальных предубеждениях, он стал хвастать, что с оружием в руках причинил бунтовщикам огромный урон; он убеждал их, что убийство – это вымысел стоящего здесь юноши и только предлог для того, чтобы схватить его и выместить на нем всю злобу, которую возбудили в сердцах врагов его боевые подвиги. Двое или трое пассажиров и в самом деле склонились на его сторону и стали просить капитана высадить с судна пришельцев и незамедлительно выйти в море; но честный англичанин сразу же отверг их недостойный совет. К тому же он лучше других понимал, какими опасностями грозили бы его судну подобные неосмотрительные действия. Форт Моултри на острове Салливан только что был заново укреплен и приведен в полную боеспособность, а с противоположной стороны при первом их движении был готов грозно ощериться замок Пинкни.

– Нет, джентльмены, – сказал капитан. – Вы не за того меня принимаете. Боже избави, чтобы я стал укрывать убийцу, пусть он хоть будет из одного со мной прихода.

– Но я не убийца! – твердил шотландец.

– Не знаю, глядя на вас, я бы не поручился, – отрезал капитан. – Шериф, можете его взять.

Ничтожный человек бросился к ногам англичанина, с мольбами обхватил его колени. Но капитан брезгливо оттолкнул его и отвернулся.

– Стюард, вынесите багаж этого человека, – распорядился он.

Приказание было выполнено. Багаж вынесли из каюты на палубу и передали помощнику шерифа, и тот осмотрел его в присутствии остальных и составил список всего, что там было. Багаж состоял из новенького сундучка, купленного, как потом выяснилось, накануне в Чарлстоне. В нем нашли несколько смен белья, двадцать шесть гиней денег, золотые часы в неисправном состоянии и два пистолета – те самые, которые шотландец вынимал при Джоэле Спаркмене у костра, но только теперь у одного была отломана рукоять, и среди вещей ее обнаружить не удалось. Самый тщательный осмотр не выявил в багаже подозреваемого ничего, чем подтверждалась бы его вина, однако присутствовавшие все до одного были убеждены, что преступление совершено им, как если бы присяжные уже вынесли обвинительный вердикт. В ту ночь он уже спал – если, конечно, способен был спать – в городской уголовной тюрьме.

Глава V

А его разоблачитель, решительный и пылкий юноша Джеймс Грейлинг, не спал. Вихрь противоречивых чувств: печаль по любимому командиру и понятное ликование благородного сердца из-за столь удачного исполнения трудной и неприятной задачи – будоражил его и гнал от очей сладостную дремоту; и с первым светом зари он уже был на ногах, бодр и полон мыслей об ужасном происшествии, участником коего стал. Нам нет нужды прослеживать его хождения по городу и перечислять различные его занятия в последовавшие два или три дня, покуда непременное предварительное рассмотрение обстоятельств дела, которое должно предшествовать судебному разбирательству, вновь не привело молодого обвинителя в состояние крайнего возбуждения. Макнаб, он же Маклауд – а возможно, что и оба имени были вымышленными, – как только оправился от первого испуга, нанял себе адвоката – одного из тех ушлых крючкотворов, которые найдутся в любом городе и будут с равным усердием служить и преступнику, и праведнику, лишь бы щедро платили. Защитник этот выступил с жалобой на нарушение закона о неприкосновенности личности и выдвинул требование об освобождении своего клиента из-под стражи на нескольких формальных основаниях. Прежде всего, доказывал он суду, следует удостовериться, что майора Спенсера, предполагаемой жертвы преступления, действительно нет в живых. Чтобы человека по решению суда арестовать, судить и покарать за некое преступление, следует предварительно доказать, что это преступление имело место, – тут адвокат весьма остроумно проехался насчет встречи юного Грейлинга с привидением. Однако в те времена древние предрассудки еще не были так близки к изживанию, как теперь. Почтенный судья принадлежал к тем честным людям, которые с должным уважением относятся к взглядам и верованиям предков; хотя он, бесспорно, не согласился бы повесить Маклауда на основании представленных суду доказательств, он тем не менее счел их, при данных обстоятельствах, достаточными для задержания его под стражей. А пока что следовало по возможности выяснить местонахождение майора Спенсера, хотя, как утверждал адвокат Маклауда, его отсутствие все равно не означало бы, что его нет в живых. На что судья только покачал головой и ответил: «Видит Бог, на это лучше не надейтесь. – Он был ирландец и острил на ирландский манер. Пусть же читатель простит его юридические шутки. – Можно присудить человека к повешению за убийство другого, даже если убитый и не убит, даже если он жив, здоров и невредим и ничего с ним не сталось, его убийца все-таки будет болтаться в петле за свое кровавое преступление!»

И судья – а это, надо сказать, лицо реальное, в свое время пользовавшееся на Юге большой известностью, – доказывая свою правоту, пустился в рассуждения и толкования, несомненно, доставившие всем присяжным истинное удовольствие, но никак не идущие к нашему рассказу, развязку которого они, будучи воспроизведены здесь, могли бы только неоправданно задержать. Джеймса Грейлинга не удовлетворяла такая медлительная процедура нахождения истины. Не оценил он по достоинству и остроумия судьи, главным образом потому, наверно, что ничего в нем не понял. Но насмешки адвоката задели его за живое, и он не раз в ходе судебного заседания бормотал себе под нос клятву «спустить шкуру с наглеца». Дал он себе еще и другую клятву, к выполнению каковой собрался приступить не откладывая: разыскать тело своего убитого друга там, где, по его мнению, оно должно было находиться, а именно на темном и мрачном болоте, где его глазам явился призрак.

Намерение это встретило поддержку – хотя решительность юноши в ней и не нуждалась – со стороны его матери и дяди Спаркмена. Последний даже вызвался сопровождать его. И к ним присоединился помощник шерифа, который арестовал подозреваемого преступника. На следующий день после предварительного рассмотрения в суде и водворения Маклауда обратно в тюрьму они еще затемно отправились в путь. Каждая остановка, каждая задержка лишь распаляли нетерпеливого Джеймса Грейлинга, и, увлекаемые его порывом, они вскоре после полудня достигли той местности, где должны были произвести поиски. Подойдя к краю болотистой низины, все трое в смущении остановились, ибо не видели пути дальше. Заросли густого колючего кустарника, перевитого плющом, стояли плотной черной стеной и преграждали путь на болото. Глазу горожанина они представлялись совершенно непроходимыми, о чем помощник шерифа тут же им и объявил. Но Джеймса не так-то просто было смутить. Он повел их в обход, той самой дорогой, какой шел сам в ночь, когда ему явился призрак; нашел дерево, у корней которого тогда сидел, охваченный сверхъестественным, как он считал, оцепенением, и показал им внизу, шагах в двадцати, место, где возникло привидение. Туда они попытались было пробраться, но болотные заросли и здесь оказались так густы, что все трое, включая Джеймса, вынуждены были остановиться, убедившись, что ни убийца, ни его жертва не могли пройти этим путем.

И вдруг – о чудо! – ибо именно чудом это поначалу представилось глазам Джеймса и его спутников – пока они стояли в нерешительности и растерянности, не зная, куда теперь податься, над болотом раздалось хлопанье крыльев, и невдалеке от того места, где они находились, в воздух поднялось с полсотни сарычей, этих стервятников Юга, и расселись по ветвям обступивших болото деревьев. Даже не зная характера этих птиц, легко было понять, чем они только что занимались за стеной кустарника в середине болота: в клювах у некоторых были большие куски мяса, и они продолжали рвать и терзать его, сидя на раскидистых ветвях. Вопль сорвался с уст Джеймса Грейлинга при виде этого зрелища – он хотел спугнуть гнусных птиц и помешать их пиршеству.

– Бедный майор! Бедный майор! Мог ли я думать, что до этого дойдет! – с болью сердечной воскликнул юноша.

Поиски по свежему следу возобновились с удвоенной энергией и тщанием – и, наконец, действительно был обнаружен проход в чаще, где, судя по всему, недавно протащили какой-то крупный предмет: кустарник был обломан, густая трава втоптана в землю. По этому проходу они и пошли, и, как нередко бывает на таких болотах, кусты скоро расступились, и на открытом месте оказалась заводь, небольшая, заваленная старыми стволами, но, как видно, изрядной глубины. В таких ямах обычно водятся аллигаторы: их и здесь, наверное, было немало. У воды Джеймс Грейлинг и его товарищи увидели то, что привлекло сюда зорких стервятников: мертвую лошадь, в которой юноша сразу узнал гнедого, принадлежавшего майору Спенсеру. Туша была уже истерзана, глаза выклеваны, внутренности вырваны. Однако нетрудно было убедиться, что смерть животному причинило огнестрельное оружие. Две пули вошли в череп чуть выше глаз, и каждый выстрел в отдельности, несомненно, был смертелен. Убийца завел коня Спенсера на болото и оставил тушу на месте своего злодейства. Теперь надо было разыскать тело хозяина. Поначалу поиски ничего не дали, но потом Джеймс Грейлинг разглядел посреди заводи в осоке и сплетении водорослей у поваленного ствола что-то бесцветное, беловатое и как бы чужеродное. Оседлав лежащий ствол, он продвинулся к тому месту, где белел непонятный предмет, и с горестным сокрушением удостоверился, что это рука его несчастного друга в белом манжете полотняной сорочки, который и привлек первоначально его внимание. Ухватив руку, он вытянул на поверхность воды и все тело, спрятанное под ветвями лежавшего поперек заводи дерева, и наконец при содействии дяди Спаркмена вытащил его на берег. Здесь они подвергли труп тщательному осмотру. Голова была изуродована, череп проломлен в нескольких местах многократными ударами какого-то тупого орудия, нанесенными преимущественно с затылка. При ближайшем рассмотрении обнаружили и пулевую рану в живот – вероятно, она была первой и выбила несчастного из седла. Удары по затылку могли быть даже излишними, да, видно, убийца, действовавший очень целеустремленно, решил «упрочить свой покой вдвойне». Однако бдительное Провидение словно вознамерилось собрать все существующие улики, дабы вина преступника не оставляла сомнений: помощник шерифа тем временем, споткнувшись, поднял у самой заводи обломанную рукоять от пистолета, который находился в сундуке у Маклауда. Тем самым стало очевидно, что пистолет Маклауда и есть, по всей вероятности, то тупое орудие, которым были нанесены смертельные удары.

– Клянусь Богом, – сказал преступнику судья, когда все эти улики были предъявлены суду присяжных, – может быть, вы и ни в чем не виноваты, как были, возможно, не виноваты многие другие убийцы до вас, однако вас надлежит повесить в назидание прочим, чтобы не оставляли после своих невинных шалостей такие неопровержимые инкриминирующие улики. Господа присяжные! Если этот человек, Маклауд или Макнаб, не убивал майора Спенсера, тогда это сделали либо вы, либо я. Вот и решайте кто. Я повторяю, господа присяжные, что либо вы, либо я, либо же вот этот обвиняемый убил джентльмена, о котором идет речь; и если у вас возникнет хотя бы тень сомнения в том, кто именно совершил это деяние, тогда справедливость и милосердие требуют, чтобы при вынесении вердикта ваше сомнение было истолковано в пользу обвиняемого. Так что ступайте и примите решение. Но имейте в виду: если вы найдете подсудимого невиновным, тогда господину прокурору не останется ничего иного, как привлечь к суду за это преступление нас всех.

Едва ли надо добавить, что присяжные, быть может, из вполне понятного опасения, как бы делу не был дан ход, предложенный достопочтенным судьей, вынесли вердикт «виновен», не вставая со скамьи; и Макнаб, он же Маклауд, был повешен в чарлстонской крепости Уайт-Пойнт, что произошло где-то в 178– году.

– Вот видишь, – продолжала моя набожная бабушка, – как Господь печется о том, дабы ни одно убийство не осталось сокрыто и ни один убийца – безнаказанным. Смотри, Он послал дух убитого – раз не было никакой иной возможности обнаружить правду – и через него объявил о преступлении и разоблачил убийцу. Не явись тогда призрак, и Макнаб уплыл бы преспокойно в Шотландию и, может быть, жил бы себе поживал там и по сей день на денежки, найденные при убитом майоре.

И на том почтенная старушка завершала свой рассказ с привидениями, который, кстати сказать, повторяла раз пятьдесят, подстегиваемая желанием опровергнуть моего отца, любившего смеяться над подобными предрассудками. И тогда нить повествования подхватывал он.

– А теперь, сын мой, – говорил он, – когда ты выслушал все, что по этому вопросу имеет сказать твоя бабка, я объясню тебе, чему верить, а чему не верить. Верно, что Макнаб убил Спенсера, и убил именно так, как тебе рассказали; и что об этом узнал Джеймс Грейлинг и предпринял розыски; что он нашел тело и привлек злодея к суду; что Макнаб был казнен, а перед казнью во всем признался: он совершил убийство ради денег, которые надеялся найти у Спенсера, а еще из ненависти к человеку, особо отличившемуся в одном сражении у границы Северной Каролины, когда был разгромлен отряд лоялистов, в котором он состоял. Но появление призрака – целиком и полностью плод живой фантазии, а также проницательности и правильного рассуждения. На самом деле призрак был только у Джеймса Грейлинга в голове, и, хотя случай это примечательный, основанный на редком стечении и взаимосвязи обстоятельств, все же, я полагаю, его можно объяснить самыми простыми и естественными законами природы.

Бабушка вознегодовала:

– Как же это, интересно, призрак был у Джеймса в голове, а он видел его на краю того самого болота, где как раз и было совершено убийство и где уже тогда лежал запрятанный труп?

Отец же прямо на ее вопрос отвечать не стал, но продолжал:

– Джеймс Грейлинг, как мы знаем, матушка, был человек деятельный, восторженный и умный. Он имел нрав живой и горячий, как чистокровная скаковая лошадь, был великодушен, порывист и отзывчив; сделав шаг, никогда не отступал назад. За что ни брался, то исполнял сразу же, без оглядки, и доводил до конца. Трудностей не избегал, наоборот, с радостью шел навстречу тяготам и испытаниям. Из такого теста сделаны вожди и властители рода человеческого. Расставшись с другом, он со свойственной ему увлеченностью весь день только и думал, что об их задушевной беседе и о разделяющей их теперь дали. Медлительный ход фургона, рядом с которым он вынужден был ехать, раздражал его, и он весь день провел в дурном расположении духа. Когда же вечером он оказывается в доме, где, как он предполагал, накануне ночевал майор Спенсер, и выясняется, что, кроме шотландца Макнаба, там никого не было, это, как мы видели, сильно его поражает. Он говорит себе: «Странно, куда же подевался майор?» Мысли его, естественно, возвращаются к шотландцу, к тем подозрениям и мнениям о нем, которые высказывал его дядя Спарк-мен и разделял он сам. Они с дядей давно уже поняли, что Макнаб, хоть и утверждал обратное, в действительности сражался на стороне англичан. Потом Джеймс, естественно, опять стал думать о том, что дороги-де сейчас не охраняются, что путешествующим угрожают опасности, что было много случаев ограбления и что повсюду на дорогах можно встретить лихих людей. Он как раз обходил тогда дозором лес, сторожа свой лагерь, так что подобные размышления не могли не прийти ему в голову. Если меры предосторожности требовались даже для охраны таких бедных людей, как они, у которых не было ничего, что могло бы толкнуть алчность на преступление, насколько необходимее они были, когда речь шла о богатом джентльмене вроде майора Спенсера! Ему припомнился их разговор у костра в присутствии спящего, как они тогда полагали, шотландца. Разве не естественно для него в ту минуту было подумать, что, наверное, тот вовсе не спал, а раз не спал, то, должно быть, слышал, как он говорил о богатстве Спенсера. Правда, майор выказал больше осторожности, чем он, и утверждал, что денег при нем только-только хватит доехать до города, но подобные утверждения – обычная уловка путешественников, сознающих опасности, подстерегающие их в диком краю. Что Макнабу нельзя доверять, Джоэль Спаркмен и его племянник почувствовали с первой минуты. Такой вполне мог ограбить и даже убить, если бы знал, что останется безнаказанным. А болотистая низина, которую он тогда обходил во тьме и безмолвии ночи, близость ее топких глубин и мрачных теней, все это натолкнуло его на размышления, естественные для того, кто был знаком с хитростями и приемами недавно прошедшей войны. Ему подумалось, что вот как раз подходящее место, если бы опытному партизану нужно было устроить засаду на ничего не подозревающего противника. Проезжая дорога, делая поворот, огибает с трех сторон непроходимую болотную чащу. В ней можно залечь и с расстояния в десять шагов пора-зить в грудь приближающегося врага. Итак, мы видим, что в живом и проницательном уме Джеймса Грейлинга сложилось шаг за шагом такое логическое рассуждение: на деньги майора Спенсера вполне мог польститься грабитель; грабителей в округе много; Макнаб – из их числа; здесь как раз такое место, где легко осуществить кровавое дело, а затем надежно скрыть следы; и, что особенно веско в свете всего остального, майор Спенсер до некоего пункта на дороге не доехал, тогда как Макнаб доехал.