Текст книги "Междисциплинарные проблемы средового подхода к инновационному развитию"

Что же все-таки не удалось сделать Пригожину в рамках его программы познания времени как рефлексивной коммуникации в нашем сложном, балансирующем на грани порядка и хаоса, мире? По сути, он остановился перед проблемой включения в развиваемый им темпоральный дискурс образа «теперь-Now» как проблемой интерсубъективной коммуникации сознания. И, соответственно, сознания и самосознания как ключевой загадки человеческого бытия. А также, в конечном счете, загадки человеческого «Я». «Погружение» человека в Мир, Вселенную, отказ от услуг внешнего вневременного наблюдателя с необходимостью влечет за собой признание необходимости включения сознания в то, что называют «научной картиной мира», переход к самосознающей Вселенной как рефлексивно-активной нелинейной инновационной среде. Еще раз процитируем Апеля: «Отправляясь от Канта, можно заявить: в «синтезе апперцепции», где Я одновременно полагает и свой предмет, и самого себя в качестве мыслящего, Я в то же время совпадает с трансцендентальным коммуникативным сообществом, каковое одно в состоянии подтвердить смысловую значимость собственного само– и миропознания. Без этой трансцендентальной предпосылки познания – которая не была подвергнута рефлексии ни Кантом, ни Фихте – последнее не смогло превратиться в аргумент; в известной мере, оно обрело бы статус слепой к смыслу достоверности переживания вроде того личного ощущения боли, которое по выражению Витгенштейна, можно «сократить», когда речь идет о взаимопонимании моей или же твоей боли.»[67]67
  Апель. Указ соч.с.195


[Закрыть] Именно в этом переходе заключается пафос «спонтанности сознания» в метафизической программе В. В. Налимова. И здесь уместно процитировать Э. Морена: «Идея Себя, или Я, является важнейшей. Она определяет исходную и фундаментальную закрытость открытой системы, находится в самом ядре идеи автономии существ-машин (неискусственных). С пониманием Я мы стоим у истоков того, что станет авто-, или само-, присущего живому существу (самоорганизации, само-реорганизации; или даже само-эко-реорганизации), того понятия, которое будет необходимо поместить в центр всякой экзистенциальной индивидуальности. И, двигаясь от петли к петле, мы придем к рекурсивной петле, которая в высшей степени замкнута и в высшей степени открыта, – к сознанию человека (выделено мной – В.А.)».[68]68
  Морен Э. Метод. Москва, «Прогресс-Традиция»2005. С.253.


[Закрыть]

Фрактально-рекурсивная природа «теперь»

Следуя этой стратегии циклической рекурсивности, которая в свою очередь требует включения в темпоральный континуум образа «теперь», я попытаюсь сделать еще один шаг на пути к осмыслению того, что я называю синергетикой сложности, которая встречается с концепцией рефлексивно-активных сред. Я имею ввиду проблему философского и междисциплинарного осмысления активности сознания в онтологии синергетики сложности и концепции рефлексивно-активных сред. Сейчас необходим постнеклассический междисциплинарный (или даже трансдисциплинарный) подход по всему фронту исследований многоуровневой проблемы «сознание-мозг-материя». Этот подход уже успешно становится, и есть все основания полагать, что он будет в самые ближайшие годы активно востребован и стимулирован исследованиями и разработками в области так называемых конвергирующих технологий.

Насколько я знаю, наиболее интересно и последовательно идею введения образа «теперь» как развития нового диалога с природой проводит С. Ф. Тимашев: «Именно введение образа “теперь-Now” в разрешении обсуждаемых вопросов о введении необратимости в представлении эволюции реальных систем. Принципиальный шаг в этом направлении был сделан Вайцзеккером в его «Триест-теории». Согласно Вайцзеккеру, сам факт актуализации явления (если это даже смена идей в нашем сознании – выделено мной В. А.) происходит вследствие необратимых переходов в новое состояние системы. Тем самым само представление эволюции по Вайцзеккеру, должно включать в себя реализующиеся дискретные последовательности необратимых «шагов-событий» или интервалов “теперь-Now”… Ключевым понятием в таком образе эволюции является интервал времени, ограниченный двумя «событиями-мигами», а не моменты времени на непрерывной временной оси, как это имеет место в традиционной науке. Очевидно, что вводимые интервалы не должны быть «пустыми», но содержать внутри себя интервалы меньших масштабов, всю иерархию возможных временных интервалов».[69]69
  Тимашев С. Ф. Время в естественных науках //http://www.chronos.msu.ru/RREPORT/timashev_vremya/timashev_vremya.htm


[Закрыть]

Итак, «пустота» заполняется иерархией фрактально-самоподобных временных интервалов. Эта идея важна для не только для углубления диалога с природой, но и построения диалогового интерфейса с философией времени, не только в смысле Анри Бергсона, но и феноменологии внутреннего сознания времени Э. Гуссерля[70]70
  Эдмунд Гуссерль. Феноменология внутреннего сознания времени // Собрание сочинений, т.1, – М.: «Логос», 1994 (перевод В. И. Молчанова)


[Закрыть]. Возможным шагом в этом направлении может служить концепция фрактального времени Сузи Фробель (Susie Vrobel), директора Института фрактальных исследований в Касселе (Германия), у которой, кстати говоря, есть большая совместная с С. Ф. Тимашевым публикация, размещенная в Интернете.[71]71
  Serge F.Timashev, Susie Vrobel. A new Dialogue with Nature: Fractal Time and Flicker Noise Spectroscopy. The Institute for fractal research. IF Paper 1/04 ISSN (1436–1779). 2003: home t-online.de/home Susanne.Vrobel/home html


[Закрыть]

Концепция фрактального времени Фробель онтологически созвучна идее Байесовской распаковки смыслового континуума по Налимову. У Фробель же речь идет о фрактальной распаковке временного континуума, со ссылкой на Гуссерля. Согласно Фробель, именно Гуссерль был первым, кто представил наблюдателя «теперь-Now» в виде «гнездящейся структуры», иерархии вложенных друг в друга и и одновременно сцепленных между собой временных перспектив. Я не могу здесь подробно останавливаться на философии сознания времени Гуссерля, отсылая к предисловию В. И. Молчанова – переводчика трудов Гуссерля на русский язык. Мне важно на примере работ С. Ф. Тимашева и Фробель (сюда же можно добавить работы Терри Маркс-Тэрлоу (Terry Marks-Tarlow) по фрактальной динамике повторного (рекурсивного) вхождения наблюдателя в наблюдаемое) показать отчетливо наметившуюся за последние годы тенденцию к пониманию сложности как нового интерфейса в диалоге человека с природой; интерфейса воплощенного в сборке нового субъекта-наблюдателя «теперь», погруженного в мир темпоральной сложности природы как сетевой иерархии процессов становления, необратимых переходов потенциального в актуальное.

Наблюдатель сложности как рекурсивный процессуальный гештальт

Некоторые авторы в этой связи говорят о «следующей революции в физике», о становлении новой парадигмы в науке. И эта парадигма уже как двадцать лет имеет свое название. А именно парадигма «эндофизики». Буквально этот термин означает «физика изнутри».

Эндофизика помещает наблюдателя внутрь Вселенной. В противоположность экзофизики, исходящей из перспективы актуальной возможности адекватного познания системы, наблюдаемой извне.

Термин «эндофизика» был предложен физиком – теоретиком Дэвидом Финкельстайном в письме к основоположнику этого направления Отто Ресслеру, сделавшему (наряду с Эдвардом Лоренцом) фундаментальный вклад в создание теории динамического хаоса. (аттрактор Ресслера). Согласно Ресслеру, принятие исследовательской программы эндофизики (а так же – эндопсихологии, эндокибернетики, эндотехнологии как нанотехнологии) предполагает, что «наблюдатель должен быть включен в описание мира, таким образом, что наблюдатель должен иметь модель себя. Эндофизика… фокусируется на модели наблюдателя. Тем самым она по самой своей сути саморефлексивна. В этом ее сущностное отличие от экзофизики. Эндофизика не появилась внезапно. Первый шаг в направлении эндофизики был сделан теорией относительности Эйнштейна, с ее обменивающимися электромагнитными сигналами наблюдателями. Затем квантовая механика, показавшая взаимное сопряжение наблюдателя и наблюдаемого и по сути неустранимость сознания из квантовомеханической картины мира, что особенно рельефно представлено в многомировой интерпретации квантовой механики Эверетта-Уилера. В этот перечень шагов «на пути к эндофизике сложного мира» я включаю и «субъектно-ориентированную вероятностную картину мира» В. В. Налимова с его Байесовским наблюдателем, понимаемого прежде всего как «Я-наблюдатель», наделенный качеством спонтанности сознания в опыте переживания ситуации настоящего «теперь». И, наконец, И. Р. Пригожин с его «различающим время» самоорганизующимся интерсубъективным наблюдателем. В этот же перечень, с моей точки зрения, попадает и концепция рефлексивно-активных сред.

По Ресслеру, эндофизическое восприятие в отличие от экзофизического не иерархично в том смысле, что экспериментатор есть часть наблюдаемой им же вселенной. Измерительный прибор и наблюдаемая сущность отличаются только фокусом внимания и интерсубъективным согласием по этому поводу.

Итак: 1. В эндофизике моделируется не только мир, но так же и наблюдатель.

2. «Интерфейс» между наблюдателем и миром есть та единственная реальность, с которой имеет дела наблюдатель.

О том, как именно моделируется наблюдатель (субъект) в эндофизике можно составить представление, обратившись к статье «The Self: a Processual Gestalt», написанной Ресслером в соавторстве с известным швейцарским психиатором Вольфгангом Чахером (Wolfgang Tschacher). Авторы рассматривают концепцию «Self» в «эндопсихологической» перспективе и, одновременно, основывая свой подход на современной математической теории сложных динамических систем. Поэтому модель «Self» оказывается в определенном смысле математической моделью, где «Self» является рекурсивным оператором символизирующим процесс применения познания к познанию. В эндопсихологическом плане концепция «Self» прилагается к персонализированной ментальной структуре, обладающей интроспекцией, то есть способностью наблюдать свои собственные психические состояния. Авторы поясняют, что Self-концепция используется ими как взаимозаменяемая или близкая таким концепциям как Эго, сознание, ум (mind) самочувствие (proprium) и т. д.

Но тогда возникает экзистенциальный философский вопрос «Кто есть “Я”, коль скоро я думаю о самом себе?», Если моя идентичность представлена как «Self», тогда кем я себя ощущаю мгновением раньше? Или – есть ли Я тот субъект, который возникает в момент познания Self? Можно конечно сказать, что в момент метапознания Self расщепляется на субъект и объект. Однако внимательное рассмотрение этого феномена ставит нас перед проблемой бесконечного регресса. После этой диссоциации субъект-объектное единство устанавливается заново.

Но можно ли этот феномен интроспективного осознавания вывести за границы экзистенции философского Я и представить более коммуникативным образом? Для меня конструктивный ответ на этот вопрос означает прежде всего принципиальную возможность его представления в одном из языков междисциплинарной, а потому интерсубъективной (синергетической) сложности. А именно – в языке рекурсивных отношений. (Напомним «рекурсия – это коммуникация»). Осознающее само себя бытие предполагает рекурсивный процесс. Ресслер подчеркивает, что «рекурсия является источником (или генератором) сложных (complicated) феноменов: в математических структурах так же как и в кибернетических петлях обратных связей, они имеют свойство продуцировать разного вида (парадоксальные) гомеостазы, наподобие, например, хаотических аттракторов. Вместе с Г. Бэйтсоном, он утверждает, что всякого рода логические парадоксы и связки (binds) так же проистекают из рекурсивных паттернов. Аналогичным образом, имеются некоторые «скрытые отношения» в эпистемологических пределах, подобных теореме Геделя о неполноте и соотношения неопределенностей Гейзенберга, где мы имеем дело с методом, применимым к самим себе (логику к логике, измерение к измерению, коммуникацию к коммуникации и т. д.) Все эти ситуации, согласно Ресслеру, имеют общее в том смысле, что они предполагают эндо-видение системы. Итак, в перспективе эндовидения «Self» в процессе осознания себя действует таким образом, что он(о) оказывается как субъектом, так и объектом производимых операций. Можно представить несколько стратегий «депарадоксализации» подобного положения дел. Ресслер (что важно в контексте наших рассуждений о темпоральном интерфейсе сложности) предлагает стратегию основанную на введении «нового измерения» – времени. «Если мы применим эту стратегию к проблеме «познания познания» мы сможем распутать логическую связку, рассматривая мета-познание как длящийся во времени процесс. И тогда дифференциация больше не будет рассматриваться как дифференциация субъекта и объекта, но как дифференциация во времени…». Тем самым Self репрезентируется «как процессуальный гештальт, то-есть как паттерн спонтанно возникающий в ходе (in the course) познания». Процессуальный гештальт символизируется странным (хаотическим) аттрактором, возникающим как темпоральная «депарадоксализация» коммуникативной самореференции. Повторим, странный аттрактор – это гомеостатический симбиоз рекурсивно организованной структуры. И тогда «Self», представленное в языке нелинейных динамических систем, уже интерпретируется не в качестве некоей (метафизической) сущности, которая может «осознавать саму себя», но процессом внутри когнитивной системы. «Self»-это оператор порядка (опыта идентичности) перед лицом гигантской сложности как «внешнего мира», так и сложности «внутренних когнитивных событий». Но гомеостатичноть self не означает статичности. Напротив, self – это нестационарный, перманентно эволюционный процесс. Для меня так же важны следующие фиксации Ресслера. «1. Self эволюционирует, если познание применять к познанию. 2. Self как «идентичность» индивида есть (странный) аттрактор («процессуальный гештальт), который есть производное этого процесса. 3. Self поддерживается рекурсией».[72]72
  W. Tschacher,O.Rossler. The Self: A Processual Gestalt… In: Chaos,Solitons,Fractals.Volume7, Issue 7,Julay 1996,pp. 1011–1022


[Закрыть]

Теперь, в согласии с принципом когнитивного соответствия «погрузим» «сложного» наблюдателя Ресслера на место диссипативного наблюдателя Пригожина. Впрочем, было бы точнее сказать не «погрузим на место» или «вместо», а дополним субъектами – наблюдателями сложности, которые сами должны быть сложными, квантовыми, которые сами должны обладать сложным квантовым сознанием и т. д. И тогда в качестве интерфейса сложности выступает фрактальная граница «между сложным наблюдателем сложности» и остальным миром. Эта граница существенно процессуальна и потому она погружена в «текущий зазор» «теперь» между осознанно вспоминаемым прошлым и предвосхищаемым будущим. Итак, проблема сложности как процесса оказывается не объективной или субъективной в старом, «отчетливо воспринимаемом декартовском смысле», а как данное нам в «странно-аттракторном» интерфейсе «теперь». В этом отношении показательны уже упомянутые работы С. Ф. Тимашева по фликкер-шумовой спектроскопии, а также Фробель по фрактальному времени. выполненные в парадигме эндо-физики Ресслера. Отталкиваясь от идей Гуссерля, Фробель вводит феноменологическую модель фрактального времени, которая определяет структуру «Теперь» как гнездящийся (nesting) каскад воспоминаний и предвосхищений (ретенций и протенций по Гуссерлю). Результирующая структура внутреннего наблюдателя делокализуется в пространстве и, что существенно, во времени. Эта темпоральная делокализация в чем-то сходна с квантовомеханической делокализацией, как она представлена в экспериментах по проверке неравенств Белла и, особенно, в многомировой инетерпретации квантовой механики Эверетта.

Внутренний наблюдатель, сохраняя свою идентичность Я, расширяет свое сознание времени в качестве наблюдателя участника, чьи границы становятся гибкими подвижными и зависят от того, в каком «Теперь» устанавливается фрактальный контур интерфейса между наблюдателем-участником и «остальным миром».

Вместо заключения: проблема сложности – угроза или надежда?

Итак, эндофизика утверждает, что мир, в том как он нам дан – есть «срез» (cut) интерфейс, различение внутри того, что есть реально процессуально целостное. Отсюда вытекает возможность изменения мира как конструктивного изменения интерфейса. (Что важно для понимания грядущей роли нанотехнологий как эндотехнологий). С собственно философской точки зрения здесь, однако, возникают сложные социогуманитарные проблемы. Для меня это не только проблема космического сознания или проблемы единства мира. Это проблема того, каким образом, сознавая себя находящимся внутри сложного мира как суперхаотического аттрактора, имея темпоральный интерфейс «Теперь», представленный в многообразии лингвистических, семиотических, компьютерных экранов, через которые этот мир (реальный или виртуальный) случается, наблюдатель-участник может, обрести «метаобъективную позицию», обрести свободу от насилия случая… Как жить в этом мире сложности, ощущая себя (хотя бы иногда) не случайно заброшенным в него?

Завершая пятую главу первого тома своей книги «Метод», с характерным названием: «От кибернетики к коммуникативной организации (сибернетике) Морен говорит: «Нам бы следовало осознать наши собственные формы коммуникации. И вот мы опять оказываемся в самом центре наших антропосоциальных проблем. Ибо именно на этом уровне коммуникация принимает свой широкий размах и разрастается в своей экзистенциальной, индивидуальной, социальной, политической, этической интенсивности! Именно в недрах проблематики коммуникации возникает тень некоммуникабельности. И, наконец, именно в плане социальной организации возникает фундаментальная проблема: можно ли представить себе, помыслить, надеяться на организацию, которой управляет коммуникация, общность коммуникации? Мы ведь уже знаем, что всякая надежда глупа, если не принять во внимание то, что за социальной организацией стоит управление со стороны аппаратов, т. е. существует смутная и мало изученная связь между коммуникацией и порабощением».[73]73
  Э. Морен. Метод. Москва 2005,с.300


[Закрыть]

Мне представляется очень важным привлечь внимание к этому утверждению. Ибо сама концепция сложности, включая сложность эпистемологическую, коммуникативную и социальную сложность в качестве необходимых следствий эволюционной дифференциации человеческого опыта, будучи по разному осмысленной, может стать инструментом оправдывающим построение политической системы, осуществляющей «силу принуждения в соответствии с деспотической и тоталитарной моделью божественной или отеческой власти, – система, успешно выполняющая первичную и сущностную роль, заключающуюся в защите граждан от беспорядка, анархии, открытых конфликтов или гражданской войны».[74]74
  Дзоло Д. Указ. соч. с.111


[Закрыть] И тогда «эффективность политической системы должна определяться тем. насколько она способна уменьшать сложность».[75]75
  Там же


[Закрыть] Думается, что концепция сложности, осмысленная в рамках концепций эволюционной синергетики сложности и рефлексивно-активных сред инновационного развития открывает пред нами более оптимистическую и человекомерную перспективу.

Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта РГНФ № 11-03-00787а, «Методологические основы организации саморазвивающихся инновационных сред».

Е. Н. Князева
Система и среда: сопряжение сложности, эмерджентности и управленческой активности

Современная теория сложных адаптивных систем позволяет утверждать, что свойства сложной системы и среды, в которую она встроена и которой функционирует, взаимно определяют друг друга. Сложность, эмерджентность, активность системы и среды – это обоюдные, строящиеся друг от друга свойства, возникающие в интерактивном взаимодействии. Система определяется средой и создает свою среду, которая, в свою очередь, обратное влияет на систему, конструирует ее. Невозможно инновировать систему, если не изменять среду, не вносить в нее инновации, и наоборот.

Сложность системы и среды ее активности

Важнейшим понятием является понятие сложности. Сложностью обладает и система и среда. Содержание понятия сложность можно раскрыть с помощью понятий нелинейности, неустойчивости, целостности, самоорганизации и эмерджентности.

Всякая сложная система обладает следующими характерными свойствами.

Сложность есть множество элементов системы, соединенных нетривиальными, оригинальными связями друг с другом. Сложность есть динамическая сеть элементов (элементы соединены по определенным правилам).

Сложность есть внутреннее разнообразие системы, разнообразие ее элементов или подсистем, которое делает ее гибкой, способной изменять свое поведение в зависимости от меняющейся ситуации.

Сложность есть многоуровневость системы (существует архитектура сложности). Сложные системы больше, чем сумма их частей любого размера, поэтому их нужно анализировать в терминах иерархии взаимодействий. В то же время и часть может быть сложнее целого (например, человек сложнее общества): часть может быть носителем всех системных качеств, но одновременно обладать и сверхсложными собственными режимами функционирования и развития.

Сложная система является открытой системой, т. е. она обменивается веществом, энергией и/или информацией с окружающей средой. Границы сложной системы порой трудно определить (видение ее границ зависит от позиции наблюдателя).

Сложная система – это такая система, в которой возникают эмерджентные феномены (явления, свойства). Эмерджентными называются новые неожиданные свойства, появляющиеся на динамическом уровне системы как целого, которые не могут быть «вычитаны» из анализа поведения отдельных элементов. Но и вещь (объект, система), ставшая частью целого, может трансформироваться и демонстрировать эмерджентные свойства.

Сложная система имеет память, для нее характерно явление гистерезиса, при смене режима функционирование процессы возобновляются по старым следам (прежним руслам).

Сложные системы регулируются петлями обратной связи: отрицательной, обеспечивающей восстановление равновесия, возврат к прежнему состоянию, и положительной, ответственной за быстрый, самоподстегивающийся рост, в ходе которого расцветает сложность.

Сложная система – это такая система, функции которой на порядок сложнее, чем ее строение. Чтобы быть эффективным, управляющее воздействие должно быть не менее сложным, чем сама управляемая система. Еще одно важное свойство – хрупкость сложной системы. Чем сложнее система, тем она более неустойчива. Управляющее воздействие, задуманное с целью улучшения или совершенствования ее организации, может разрушить эту систему. Говорят, что сложные системы балансируют на краю хаоса. Их поведение описывается теорией самоорганизованной критичности.

Методология теории сложных адаптивных систем

Важные методологические выводы об управлении системами и активными инновационными средами можно сделать из современной теории сложных адаптивных систем (М. Гелл-Манн, Дж. Холланд и др.) и из сетевой науки, так называемой Network Science (А.-Л. Барабаши). Сложные адаптивные системы – это колонии насекомых, биосфера и экосистемы, мозг и иммунная система, клетка, эмбрион, экономические рынки, политические партии и социальные сообщества. Принципы организации сложных систем – это сложность, самоподобие, самоорганизации и эмерджентность. Самоподобие есть свойство фрактальной организации, когда формы связи, адаптации, типы власти или коммуникации повторяют друг друга на разных иерархических уровнях организации системы. Самоподобие и масштабная инвариантность может быть и пространственной, и временной. В последнем случае самоподобие означает вложенность циклов развития системы, когда циклы накладываются на циклы. Это так называемая гнездовая эволюция (nested evolution). Сложность адаптивной системы определяется не просто множеством элементов системы, но и тем, что ее элементы (и подсистемы) являются автономными агентами, которые способны к взаимодействию, адаптации и обучению.

Важнейшие свойства сложной адаптивной системы – это адаптация, коммуникация (на всех уровнях, от элементов до уровня системы как целого), специализация, пространственно-временная организация. Адаптация является активной: имеет место и адаптация элементов друг к другу, их со-адаптация и адаптация системы к среде.

Один из наиболее известных исследователей в этой области, профессор психологии и компьютерной науки Джон Г. Холланд в своей книге «Скрытый порядок: как адаптация строит сложность» называет следующие свойства сложных адаптивных систем: агрегация, нелинейность, поток, разнообразие, а в качестве механизмов их организации выделяет теги, внутренние модели и составные блоки[76]76
  Holland J. H. Hidden Order: How Adaptation Builds Complexity. Readings (MA): Addison-Wesley Publishing Company, 1995. P.38.


[Закрыть]. Агрегирующийся агент, как правило, находится вне системы, элементы которой уже хорошо адаптированы друг к другу. Включение этого агента системы не так просто, оно часто бывает связано с созданием иного, более высокого уровня организации, т. е. радикальной перестройкой всей системы. Нелинейность взаимодействия между элементами (автономными агентами) делает их взаимодействие все более сложным и непредсказуемым. Нелинейность связана и с пороговостью чувствительности к возмущениям и с возможностями разрастания малых флуктуаций в состоянии нестабильности. Для сложных адаптивных систем характерны потоки (поток товаров, поток информации и т. п.). В более сложных случаях мы имеем дело с потоками по сетям с узлами и коннекторами (соединителями). В качестве узлов в сложной сети могут выступать предприятия, а в качестве коннекторов – транспортные пути, по которым движутся материальные ресурсы или товары между ними.

Важнейшее свойство сложной адаптивной системы – разнообразие ее элементов (подсистем). Поддержание разнообразия элементов является основой динамической устойчивости системы в целом. Это известный принцип необходимого разнообразия элементов У. Росс Эшби. Что означает разнообразие? В тропическом лесу мы можем пройти километр и не встретить не своем пути дважды ни один из биологических видов, настольно богата вариациями экосистема тропического леса. Мозг млекопитающего – это сложно организованная иерархическая система нейронов со сложной морфологией. Нью-Йорк – это мегаполис со сложнейшей сетью оптовых и розничных продавцов и покупателей. Внутреннее разнообразие в сложной адаптивной системе не является случайным. Каждый автономный агент занимает в ней свою экологическую, рыночную, когнитивную и т. п. нишу. Новый агент, как правило, занимает нишу исчезнувшего агента, возобновляя и поддерживая те связи, которые были наработаны его предшественником.

Механизмом организации сложной адаптивной системы является тегирование, создание тегов. Это, например, создание баннеров, лозунгов, флагов, имиджа, которые определяют принадлежность к определенной фирме, предприятию, партии или сообществу. Внутренние модели – это схемы, образцы, паттерны поведения, сложившиеся для сложной адаптивной системы. Они определяют и способы антиципации будущего. Сложная адаптивная система строится из крупных блоков, кластеров, ее подсистемы – это мета-агенты, поведение которых может быть подобным поведению агентов.

Важнейшим понятием является также понятие границы. Граница – это способ обособления системы от среды и поддержания ее идентичности и вместе с тем способ связи ее средой. Границы между системой и средой подвижны и полунепроницаемы. Выражаясь на языке теории автопоэзиса, созданной У. Матураной и Ф. Варелой для выражения сущности жизни, сложные адаптивные системы являются операционально (или организационно) замкнутыми системами. Такого рода сложные системы одновременно и отделены от окружающего мира, и связаны с ним. Их границы подобны мембранным оболочкам, которые являются границами соединения/разделения. Мембрана позволяет такой системе быть открытой миру, брать из окружающей среды нужные вещества и информацию и быть обособленной от него, во всех своих трансформациях и превращениях поддерживать свою целостность, сохранять свою идентичность. Возрастание сложности системы означает возрастание степени избирательности системы (в ее взаимодействии с окружающей средой, в восприятии и действии, в творчестве и т. д.) и ее операциональной замкнутости.

Живые системы демонстрируют свойство «структурного детерминизма». То, что мы, живые существа, являемся структурно детерминированными системами, означает, что ничто внешнее для нас по существу не может детерминировать, что происходит в нас самих. «Все, что случается в нас и с нами, происходит как поток структурных изменений, детерминированный в нас момент за моментом посредством внутренней структурной динамики… Автопоэтическая система живет как закрытая структурно детерминированная система в замкнутой динамике структурных изменений»[77]77
  Maturana H. R. Self-consciousness: How? When? Where? // Constructivist Foundations. 2006. Vol. 1. N 3. P.93.


[Закрыть], – разъясняет нам Матурана. И отсюда вытекает когнитивное следствие. Внешний мир, который наблюдатель видит вокруг отдельной живой системы, не существует в таком виде для нее. Наблюдатель и живой организм живут в разных когнитивных мирах, в первую очередь в разных мирах восприятия. И в этом люди как живые существа ничем не отличаются от других живых существ. У нас также есть свой мир, и не только мир восприятия, но и мир ментальных конструктов.

Структурное сопряжение – понятие, введенное Матураной и Варелой, которое в дальнейшем использовал и развивал и немецкий философ и социологи Н. Луман. Обратимся к исходному смыслу этого понятия, который раскрывает Матурана: «Операциональная когерентность между живой системой и средой, в которой она живет, возникает момент за моментом в потоке ее жизни как результат того факта, что живая система и обстоятельства ее жизни меняются совместно и конгруэнтно в спонтанном взаимосвязанном динамическом потоке структурных изменений вокруг сохранения жизни. Я назвал этот поток конгруэнтных структурных изменений, который протекает спонтанно, когда две или более системы находятся в рекурсивных взаимодействиях друг с другом, структурным сопряжением (structural coupling)»[78]78
  Ibid. P.95.


[Закрыть]. Главное следствие структурного сопряжения состоит в том, что система либо находит себя в этом непрерывном потоке операциональной конгруэнтности со средой, которая изменяется соразмерно с ней, либо не находит и тогда умирает. Поэтому, по мнению Матураны, мы не можем заявлять, что мы знаем что-то независимо от того, что мы делаем и как мы вписаны в окружающую среду.

Выражаясь образным языком, сложная адаптивная система, возникнув и развиваясь, испытывает мир, бросает ему вызов, но и мир оказывает влияние на нее. И система, и окружающая среда обоюдно активны. Если процесс их взаимного испытания не завершается распадом системы, то в результате они оказываются взаимно структурно подогнанными друг к другу. Система активно адаптируется к окружающей среде, которая в свою очередь также видоизменяется как бы «навстречу ей». Процесс налаживания их сосуществования, обустройства их совместной «жизни» называют процессом коэволюции, а результатом этого процесса и есть структурное сопряжение сложной системы и среды (в живой природе – организма и среды его обитания).