Текст книги "Саммари книги «Выживает самый дружелюбный. Почему женщины выбирают добродушных мужчин, молодежь избегает агрессии и другие парадоксы, которые помогут узнать себя лучше»"

Саммари книги «Выживает самый дружелюбный. Почему женщины выбирают добродушных мужчин, молодежь избегает агрессии и другие парадоксы, которые помогут узнать себя лучше»

Антрополог и доктор наук Брайан Хэйр выдвигает новую теорию эволюции, заменяющую привычное нам «выживает самый приспособленный» – «выживает самый дружелюбный». Однако у этой теории есть и обратная сторона, которую автор книги тоже подробно изучает, попутно объясняя развитие человека, войны, политику и любовь к собакам.

Теория дружелюбия

В 1971 году, спустя 17 лет после принятия закона об отмене сегрегации, в одной из американских школ провели эксперимент. Психолог Эллиот Аронсон разбил информацию, получаемую на уроке, между всеми детьми, а в конце они писали тест по этой теме. Когда пришла очередь чернокожего заикающегося мальчика Карлоса, класс начал над ним смеяться, но Аронсон быстро это пресёк. «Вы можете говорить такие вещи сколько угодно, но это не поможет вам узнать о жизни Пулитцера в зрелости, а у вас проверочная по его биографии через 20 минут».

Дети быстро поняли, что дружелюбный настрой и спокойствие помогут им получить знания, и атмосфера в классе очень быстро изменилась. Над Карлосом перестали издеваться, а подобный «метод мозаики» стали использовать в других школах для развития эмпатии у детей.

Очень долгое время в научном сообществе главенствовала теория приспособленности: выживает самый крупный, самый сильный, самый выносливый. Но основателя теории эволюции, Чарльза Дарвина, интересовало именно выживание самого приспособленного – способность к оставлению потомков. Дружелюбие и способность к взаимодействию всегда восхищали его, и именно в процветании сотрудничества учёный видел победу эволюции.

Даже в эволюции человека наш вид – Homo Sapiens – был далеко не самым успешным. Однако ко времени верхнего палеолита мы освоили навыки сотрудничества, что и стало ключом к нашему выживанию.

Наше дружелюбие можно назвать последствием «одомашнивания самих себя». В процессе одомашнивания менялась наша внешность, нервная система, гормональный фон и даже репродуктивный цикл. Это был результат не искусственной селекции, но именно природного отбора.

Есть у дружелюбия и обратная сторона – дегуманизация группы, несущей угрозу нам или нашим близким. Иными словами, мы становимся неспособны на эмпатию к аутсайдерам, забывая, что они тоже люди. И «если мы хотим выжить и эволюционировать, мы должны научиться расширять свою группу».

Размышление о мышлении

В девять месяцев человеческие младенцы умеют распознавать указательный жест – следить взглядом за пальцем, или рукой, или наклоном головы, или движением глаз. Именно указательный жест является ключом к «теории сознания» – так называемому чтению мыслей, когда мы примерно представляем, о чём думают другие люди, и поэтому можем вступать с ними в коммуникацию. Эта же теория позволяет нам разделять совершенно разные эмоции: от горя до любви.

При изучении шимпанзе казалось, что эти животные прекрасно распознают эмоции: они понимали чужие цели и намерения, могли определить, когда кто-то лгал. Однако шимпанзе были совершенно не способны воспринимать указательный жест. Если учёные указывали на тарелку, под которой была спрятана еда, шимпанзе не понимали его. Их можно было натренировать этому, как трюку, но стоило изменить жест и пропадало понимание.

Шимпанзе были ориентированы на конкуренцию, а не на сотрудничество. Однако автор обратил внимание на собак – а именно, на своего пса Орео – и получил ошеломляющий результат. В ряде экспериментов Орео прекрасно понимал любой указательный жест. Словно младенец, Орео (как и другие собаки), реагировал даже на направление голоса.

Было решено, что в ходе эволюции у собак развилась способность к кооперации, и необходимо было выяснить, что именно повлияло на её развитие.

Сила дружелюбия

В генетике Сталин видел угрозу коммунизму, именно поэтому учёные-генетики подвергались гонениям, лагерям и убийствам, как и знаменитый генетик Беляев. Однако его брату удалось остаться в живых, и именно он провёл масштабный эксперимент по самостоятельному одомашниванию лис. Почему именно лисы? Потому что это близкие, но неодомашненные родственники собак.

Протеже Беляева, Людмила Трут, разделила лис на две группы по одному критерию: реакции на людей. Скрещивались лисы с аналогичной реакцией – те, которые первые подходили к человеку и вели себя неагрессивно. Отбирая только самых дружелюбных лисят, Людмила сформировала целое поколение дружелюбных лис.

Спустя 44 года после начала эксперимента дружелюбные лисы стали уникальными. Изменился даже их внешний облик – укоротились мордочки, разнообразился окрас. Также увеличился сезон размножения, то есть они могли приносить потомство чаще, чем дикие лисы. Похожие изменения проходили и собаки на этапе одомашнивания.

Если до этого считалось, что изменения при одомашнивании – это результат селекции и стремления соответствовать определённым критериям, то эксперимент по одомашниванию лис показал, что изменения носят похожий характер. Согласно Беляеву, одомашнивание опиралось не на несколько критериев, а всего лишь на один. А генетик Анна Кукекова даже смогла выделить определённый ген, отвечающий за выражение дружелюбия и агрессии.

Этот же эксперимент повторили на цыплятах и пришли к таким же результатам. Получалось, что одомашнивание опирается на один критерий – дружелюбное расположение животных к людям. Когда такие животные начинают успешно размножаться, появляется целое поколение дружелюбных зверей.

Автор книги провёл эксперимент над двумя группами лис: дружелюбной и дикой. Он показывал им на одну из двух игрушек, но только дружелюбные лисы выбирали ту игрушку, на которую он указывал. Обычные лисы просто угадывали, но, как и шимпанзе, были неспособны к кооперации.

Подобный эффект – это последствие замены страха дружелюбием. То же самое произошло и с собаками, когда мы их одомашнили. Ряд экспериментов над разными животными показал, что любые виды могут жить рядом с людьми, если они способны заменить страх привязанностью.

Наши давно утраченные братья и сестры

Следующий вопрос, который заинтересовал автора: а может ли животное одомашниться самостоятельно в процессе естественного отбора?

Для поиска ответа на него автор обратил свое внимание на популяцию бонобо (или карликовых шимпанзе) в одном из заповедников. В этом заповеднике после проявления агрессии по отношению к одному из самцов популяцию разделили на две группы. Тем самым снизилось количество социальных связей, что дало понять: агрессия работает хуже дружелюбия.

В отличие от шимпанзе, бонобо ставят на вершину иерархии самок и детёнышей. Насилие по отношению к детенышам среди бонобо считается неприемлемым, а любое проявление агрессии к детям или к самкам со стороны самцов жестоко карается. Самки работают в команде, причем они защищают не только своих родственниц, но и всех соплеменниц. Они предпочитают самых неагрессивных самцов, поэтому для бонобо дружелюбие стало самой выгодной стратегией.

Эксперименты показали, что, в отличие от шимпанзе, бонобо готовы поделиться едой не только со своими соплеменниками, но и даже с незнакомцами. Они с удовольствием заводили новых друзей и помогали им, не ожидая ничего взамен. Среди шимпанзе такое проявление дружелюбия невозможно.

Разница видна и на гормональном уровне. Если при виде еды у бонобо растет уровень кортизола – гормона стресса, то у шимпанзе растёт уровень тестостерона, то есть они изначально нацелены на конкуренцию и борьбу. Также бонобо больше подвержены гормону счастья – серотонину, что можно назвать физическим механизмом предотвращения агрессии.

Одомашненные умы

У ученых появилась гипотеза о том, что уникальные когнитивные способности собак и бонобо – это последствия одомашнивания, и на заре эволюции люди прошли через то же самое.

Каган предположил, что, как и у животных, у людей на остроту эмоциональных реакций влияет миндалевидная железа. Интересно также то, что эмоциональная реактивность зависит от того, насколько сильно или слабо люди реагировали в младенчестве.

Веллман, в свою очередь, выдвинул гипотезу о том, что если изменение остроты эмоциональных реакций лис и собак повлияло на их коммуникативные способности, то то же самое могло произойти и с детьми. Его эксперименты доказали, что чем меньше острота эмоциональных реакций, тем способнее к кооперации и коммуникации дети. Низкая реактивность помогает нам сотрудничать и общаться.

Теоретически во время эволюции укрепилась наша толерантность и способность к кооперативной коммуникации, то есть произошло самопроизвольное одомашнивание.

Однако чем мы в итоге отличаемся от собак и бонобо?

Ученые нашли ответ и на этот вопрос – дело в самоконтроле. У людей самоконтроль доминирует над центром удовольствия, над миндалевидной железой. Именно благодаря нему мы можем не ввязываться в азартные игры, не верить миражам в пустыне и т. п.

Эксперимент показал связь эмоциональных реакций и самоконтроля. Детям предложили тарелку зефира. Если они ждали 10–15 минут, не съедая его, то им приносили ещё. В результате оказалось, что те, кто съедал зефир сразу, чаще дрались в школе, имели проблемы с вниманием и с трудом заводили друзей.

Проведя тест на отложенное удовольствие, ученые выяснили, что к самоконтролю способны животные с наиболее выраженной вычислительной способностью – например, приматы. Угощение накрывалось прозрачным колпаком, который снимался через некоторое время. Только животные с большим количеством нейронов смогли понять, что нужно подождать, а не сразу хватать угощение.

Размышляя о связи самоконтроля, плотности нейронов с размером мозга, автор книги пришёл к мысли, что мы мало чем отличались от других людей – тех же неандертальцев. Тем не менее выжили и эволюционировали именно мы. Учёный пришёл к выводу, что дело в экспансии социальных связей. Расширяя социальные связи, мы смогли совершенствовать свои технологии, получать больше еды и кормить больше людей.

Гипотеза самопроизвольного одомашнивания предполагает, что естественный отбор действовал по критерию наиболее дружелюбного поведения. Выживали люди с наименее острыми эмоциональными реакциями, способные к выстраиванию коммуникации. Самоконтроль в сочетании со сниженной реактивностью создал адаптацию к уникальным формам социального познания.

Если самопроизвольное одомашнивание произошло примерно 50 тысяч лет назад, то на лицах более древних наших предков это должно было отразиться, как отразилось на поколениях дружелюбных лис. И действительно, с течением времени у наших предков уменьшилась выпуклость надбровных дуг, лица стали более моложавыми, изменилась форма черепа.

Другое уникальное для людей явление – это белая склера. Только люди предпочитают визуальный контакт, так как для нас это форма коммуникации. Если изменить цвет склеры, то мы увидим нечто пугающее, лишённое человечности (например, существа с чёрной склерой из фильма ужасов). Ряд экспериментов показал, что белая склера влияет на сотрудничество. Так, люди жертвовали на благотворительность больше, если их инструктировал робот с человеческими глазами, а не компьютер.

Вечно молодые

Мощным двигателем эволюции является изменение паттерна роста. Например, только у одного типа саламандры – аксолотля – в зрелом возрасте сохраняются визуальные черты детёныша, и выглядит он гораздо дружелюбнее.

Молодость может защитить. Если взрослой вороне на клюве нарисовать белое пятнышко, свойственное подросткам, то другие вороны не будут её атаковать, но только пока пятнышко не сотрётся. Помогает и детское поведение – если мышь начинает дрожать, как детёныш, другие мыши будут облизывать и успокаивать её.

Жан-Луи Гарьепи, подобно Беляеву, выводил дружелюбных мышей. Спустя шесть поколений он увидел, что при первом контакте с другими мышами даже взрослые особи дрожали, а не проявляли агрессию. Также они были более способны к кооперативной коммуникации, что тоже присуще молодым особям, а не взрослым.

Например, щенок готов дружить со всеми, когда он только открывает глаза. Он мотивирован исследовать новые места и предметы и способен приспосабливаться, в отличие от волка в аналогичной ситуации.

Отбор по принципу дружелюбия повлиял на то, что характеристики, необходимые для социальной гибкости, развиваются раньше и пропадают позже. Свою роль в этом сыграло изменение генов нервного гребня. Как и у одомашненных животных, в процессе эволюции эти гены изменились и у людей, отделяя нас от других видов.

Отличала нас и скорость нашего развития. Мы рождаемся неподготовленными к жизни, но мы быстро ускоряемся и живём дольше даже после конца репродуктивного цикла. Наше познание более продвинутое, мы раньше развиваемся и способны к кооперативной коммуникации. Мы с юного возраста способны понимать других людей и это даёт нам уникальное преимущество при выживании.

Другое преимущество людей – это расширение своих социальных групп. Социальные связи – это гарантия выживания, и эволюционируют те, кто способен делиться едой внутри группы, защищать слабых и заводить новых друзей. В отличие от бонобо и шимпанзе, мы определяем свою группу не географией, но социальными категориями. Также у нас есть отдельное понятие – внутригрупповой незнакомец.

Мы распознаем членов своей группы среди незнакомых людей – по футболке любимой группы, религиозному аксессуару или стилю одежды. И об этих людях мы готовы заботиться и беспокоиться так же, как и о других членах группы. Например, дети гораздо более щедры и терпимы к членам своей группы, чем к другим людям.

Эмпатию к членам своей группы усиливает гормон окситоцин. Если даже незнакомец возьмет нас за руку, у нас случится всплеск окситоцина, подавляющий страх. Но у него есть и обратная сторона – он усиливает жестокость к аутсайдерам.

Не совсем человек

На примере руандского геноцида и восстания повстанцев среди разных племен автор книги демонстрирует явление дегуманизации аутсайдеров – ненависть и отсутствие эмпатии по отношению к членам другой группы. Как хуту атаковали баньямуленге, более сильная группа атакует более слабую, чувствуя угрозу. И виноват в этом тот же гормон окситоцин – гормон мамы-медведицы. Например, когда мама-медведица ласкает своих детенышей, она испытывает прилив окситоцина. Но если в этот момент покажется чужак, медведица отреагирует на него с усиленной агрессией, чтобы защитить медвежат – так работает окситоцин.

В процессе эволюции серотонин так повлиял на наш мозг, что мы легко выстраиваем внутригрупповые связи, но с подозрением и ксенофобией относимся к представителям иной группы. Социологи называют это тенденцией к предвзятости. При возникновении опасности мы способны закрыть глаза на то, что чужаки тоже люди. Мы не воспринимаем их страдания, и агрессия становится допустимой.

Влияние окситоцина на эмпатию показал голландский опыт. Группе из шести человек предложили представить, что они исследуют пещеру у моря, и один из членов группы застрял в узком проходе. Можно либо подорвать вход, пожертвовав им, либо утонуть всем вместе во время прилива. В одной из версий мужчину звали голландским именем Хельмут, в другой – арабским именем Ахмед. Вдохнув окситоцин, люди были готовы пожертвовать голландцем на 25 % меньше, чем арабом.

Дегуманизация усиливалась, когда люди ощущали угрозу от определенной группы. Так, дегуманизация мусульман возросла вдвое после теракта в Бостоне. Интересно то, что те, кто был склонен к дегуманизации, одобряли атаки беспилотниками и контртеррористические меры.

Зловещая долина

Робототехник Масахиро Мори предположил: чем больше роботы похожи на людей, тем больше они нам нравятся. Однако он выявил ту степень сходства, при которой роботы становятся почти людьми, и тогда они начинают вызывать страх и отвращение. Этот эффект называется зловещей долиной.

В XVIII веке Карл Линней предпринял попытку причислить человекообразных приматов к классу людей, что вызвало волну возмущений. Это повлияло на то, что появилась форма дегуманизации – симианизация, сравнение людей с обезьянами.

Так, во время работорговли чернокожих людей сравнивали с приматами. Европейцы утверждали, что не видят разницы между пигмеем, бонобо и гориллой.

На вершину социальной иерархии был поставлен белый человек, и, основываясь на этом, антропологи 19 века сближали чернокожих людей с приматами, разжигая тем самым ненависть и дегуманизацию. Тем самым они примиряли мораль и ужасы работорговли. Да, свобода – это право людей, но рабы людьми не считались.

Подобную дегуманизацию, приводящую к геноциду, можно проследить почти во всех культурах: в Германии, Японии, России и т. д. Можно было обвинять в этом глав государства, но совершали ужасные преступления всё-таки люди, и причина тому – дегуманизация других групп.

Эта антипатия на основе ложного и негибкого обобщения привела к предубеждению, что послужило причиной социального, политического и экономического неравенства.

Бандура выдвинул гипотезу, что люди склонны проявлять более сильную жестокость, если уверены, что ответственность лежит не только на них. Он провёл эксперимент, разделив людей на работников и начальников, которые били первых током за неправильные ответы. Те начальники, которые считали, что принимают решение о силе тока одни, были мягче и спокойнее тех, кто думал, что сила тока обговорена в группе. Последние также были склонны негативно отзываться о своих работниках. В основу их жестокости легла дегуманизация, и после эксперимента они были уверены, что работники заслужили наказание и боль.

Группы, подверженные дегуманизации, будут обесчеловечивать своих оппонентов в ответ. На месте эмпатии и доброты появляется потенциал к ужасающей жестокости. Большие группы быстро переходят к дегуманизации от предубеждения.

В связи с этим возникла мысль: а можно ли селекционировать наиболее дружелюбных людей? Но все подобные теории приводят к евгенике. Контроль рождаемости приводит к убийствам, диктатуре и вынужденной стерилизации, поэтому такая селекция невозможна.

К тому же за поведенческие качества отвечает такое количество разнообразных генов, что сгруппировать их попросту нереально. Социальные проблемы невозможно решить технологией – требуются социальные решения.

Наивысшая свобода

Самые первые урожаи привели к началу деспотизма. Люди стремились монополизировать ресурсы, для этого они собирались в группы, соревнующиеся за власть.

Снизить имущественное неравенство, решить конфликты и наладить мирную коммуникацию помогла демократия. В демократических странах лучше медицина и уход за беременными, ниже детская смертность, выше уровень образования. Демократия – ключ к благополучию граждан.

Нетерпимость, которую склонны проявлять представители более правых политических течений, является последствием узости кругозора и невежества. Ненависти можно научить, но нетолерантность «можно вышибить образованием».

Гипотеза самопроизвольного одомашнивания всё ещё актуальна: люди, находящиеся на дальнем конце любой политической идеологии, склонны дегуманизировать своих оппонентов и исключать их из норм морали. Однако политические убеждения скоротечны и изменчивы, и даже центристы легко впадают в экстремизм, чувствуя угрозу. Но это работает и в обратную сторону: даже разные стороны политического круга можно усадить за стол переговоров.

Во время холокоста тысячи людей рисковали жизнью, чтобы помочь евреям избежать преследований и смерти. На первый взгляд, этих людей ничего не объединяло, однако исследование показало, что почти каждый из них в довоенное время, так или иначе, общался и дружил с евреями. Можно прийти к выводу, что единственный способ снизить межгрупповой конфликт – начать контактировать. Именно это помогает людям почувствовать эмпатию по отношению к чужакам и принять их в свою группу.

Даже в наши дни можно увидеть подтверждения этой теории. Например, в Калифорнийском университете студенты, проживающие с представителями другой расы, более склонны вступать в межрасовые романтические отношения.

Мирные протесты стали гораздо действеннее, чем насильственные. Так, силовики гораздо реже применяют насилие во время мирных протестов и даже присоединяются к ним.

Так как сейчас люди – это городской вид, города должны быть местом, где люди разных слоев, национальностей и мировоззрений смогут контактировать, свободно общаться и обмениваться идеями. Люди не должны терять возможность коммуницировать группами.