Текст книги "Развитие человеческого капитала"

Вы смотрите фильм с потрясающей игрой актеров, непредсказуемым сюжетом и захватывающими спецэффектами. На экране происходит все то, что вы привыкли видеть в качественном кино, однако детали фильма прорисованы с научной точностью. Речь персонажей из Китая – действительно на китайском, без акцента и посторонней чепухи. Здания и пейзаж действительно соответствуют заявленной в сюжете эпохе и культуре. Отсылки к явлениям квантовой физики или теории суперструн – основаны на фактах, а не на фантазии.

Представьте, что наряду с коммерческим продакт-плейсментом в популярных фильмах появляется образовательный продакт-плейсмент – явление, при котором в ходе просмотра очередного блокбастера вы сможете почерпнуть объективные данные об окружающей вас действительности.

Наряду с рейтингом ESRB, для ограничения минимально возможного возраста зрителей, вводится новый образовательный рейтинг, который определит достоверность фактической составляющей фильма.

Этот рейтинг может присваиваться как международной организацией вроде UNESCO или Wikimedia, так и независимо в рамках министерств отдельных стран. С помощью налоговой политики можно стимулировать создание или распространение на территории определенного государства именно тех фильмов, которые позволяют зрителям получать научно-достоверную информацию о мире.

Условием эффективности такого подхода будет привлекательность фильмов для массового зрителя, независимо от наличия в нем образовательной функции. Если научная насыщенность картины станет предлогом для оправдания его коммерческой несостоятельности, то затея обречена на провал. Картина не становится интереснее массовому зрителю из-за того, что базируется на достоверных фактах. Точно так же не делает ее интереснее логотип кока-колы.

Пример из настоящего

Голливудские фильмы пока не поражают воображение точностью научных данных, однако уже становятся стимулом для изучения вопросов, которые затрагивают. Например, «Храброе сердце» – фильм 1995 г. о борьбе Шотландии за независимость в XIII в. – вдохновил рядовых шотландцев заняться изучением истории своего народа. В итоге «Храброе сердце» спровоцировало массовое сжигание британских флагов по всей Шотландии и, по мнению ряда обозревателей, стало той искрой, из которой разгорелось пламя: сейчас шотландцы уже всерьез думают над проведением референдума о независимости.

Представьте, что в рамках компьютерной игры вы попали во Флоренцию Эпохи Возрождения. Костюмы флорентийцев и здания города смоделированы в точности в соответствии с историческими данными о XV–XVI вв. По мере выполнения заданий в игре вы узнаете о порядках Медичи и знакомитесь с реальными историческими персонажами вроде хитроумного Макиавелли и изобретательного Леонардо. Вы беседуете с местными жителями и полностью погружаетесь в эпоху расцвета Флоренции, слушая диалоги на итальянском с субтитрами на вашем родном языке. К созданию игры привлечены историки, археологи, культурологи, лингвисты, и на ее разработку потрачены миллионы долларов.

Если это для вас звучит как утопия, вам будет интересно узнать, что такая игра уже существует, называется Assassin’sCreed II и является одним из самых востребованных и коммерчески успешных игровых проектов в мире. Стоит ли говорить, что группа энтузиастов из создавшей игру монреальской студии сделала больше для передачи подрастающему поколению знаний о гвельфах и гибеллинах, чем все мировые доктора исторических наук, взятые вместе.

Разумеется, сегодня историческая достоверность при создании компьютерной игры – это скорее жест доброй воли со стороны ее создателей, чем общепринятая практика. Assassin’s Сreed II является исключением, но и этот проект умело играет с белыми пятнами в истории, вкладывая в достоверный мир мистический сюжет о борьбе Ордена тамплиеров и ассасинов. Однако сказка о смелости и справедливости, созданная на грани исторической правды разработчиками игры, ничем не хуже сказок, которыми под видом объективных данных потчуют нас наши правительства с их официально одобренными концепциями истории.

Конечно, государственные служащие никогда не смогут создавать игры, подобные Assassin’sCreed. Однако государства смогут вводить налоговые льготы для продажи игр, создатели которых стремятся помимо развлекательной информации передавать образовательную.

Пример из настоящего

Оригинальные версии современных игр могут стать отличным подспорьем в изучении английского языка. Некоторые мои друзья признаются, что не выучили бы английский язык на таком высоком уровне, если бы не приключенческие серии Siberia, BrokenSword, TheLongestJourney или TheSecretofMonkeyIsland. Эти игры содержат десятки часов диалогов на английском языке с субтитрами. Сильное желание разобраться в сюжете и пройти игру до конца заставляет игроков осваивать языковые тонкости с двойным усердием.

В информационной экономике XXI в. востребованы уникальные специалисты с нестандартным образом мышления. Такие люди появляются в условиях существования множества абсолютно разных программ обучения, конкурирующих между собой.

Прогрессивные государства будущего откажутся от чрезмерной стандартизации школьных программ, предоставив поле для эксперимента на местах. В условиях текущей экономической неопределенности и быстрых изменений чиновники от образования просто не могут знать, какие навыки и знания будут востребованы через 5 или 10 лет. Их деятельность по стандартизации школьных программ – опасная игра в рулетку, при которой будущее целой нации ставится на одно произвольное число.

Официальные учебные планы уже сегодня демонстрируют отрыв от реальности. Средний выпускник современной российской школы практически не владеет ни русским, ни английским языком. А между тем все, что нужно эффективному члену информационного общества, – это владение этими двумя языками, а также навыками арифметики. Если система не справляется даже с этой базовой задачей, нет смысла обсуждать ее успехи в распространении знаний об инфузории-туфельке.

Нынешняя централизация образовательных программ является наследием тоталитарной эпохи, для поддержания которой была необходима массовая идеологическая обработка подрастающего поколения. Тоталитарному государству было важно делать детям прививку господствующей доктрины, навязывая «правильный» взгляд на историю, экономику и литературу. Однако в условиях информационно-свободного общества насильственная идеологическая обработка лишь подрывает доверие ко всей системе.

В новый информационный век родители будут иметь возможность выбрать для своих детей школу, построенную на любых принципах и идеях. Социальные государства будут финансировать обучение детей в выбранной родителями школе независимо от практикуемой ею программы. Либертарианские же правительства устранятся от системы образования вовсе и ликвидируют связанные с ней налоги, чтобы предоставить родителям финансовую возможность самим оплачивать обучение детей в выбранной форме.

Многие школы будущего станут экспериментальными площадками наподобие технологических стартапов. Результатом работы некоторых из таких школ будет оглушительный успех, другие закончат свою историю колоссальным провалом. Количество неизвестных огромно, и путь в будущее лежит только через эксперимент. Одно можно сказать точно – среднее образование XXI в. станет значительно более разнообразным и интересным.

Источник: www.Slon.ru

С. М. Гуриев, О. Цывинский. Высокодоходная личная инвестиция

Почему, жалуясь на низкое качество высшего образования, российская молодежь все-таки поголовно стремится в вузы? Почему, несмотря на разговоры о дефиците рабочих и перепроизводстве экономистов, юристов и менеджеров, выпускники по-прежнему стремятся поступать на эти специальности в вузы? Ответ прост – выпускники российских вузов получают гораздо больше, чем их сверстники без высшего образования. Даже в России личные инвестиции в высшее образование приносят 10 % годовых, а по некоторым оценкам, и больше. Возможно, если бы высшее образование было более качественным, его доходность была бы еще выше. Но и сейчас спрос на выпускников вузов достаточно высок, чтобы оправдать получение высшего образования.

Чтобы измерить ценность образования, экономисты используют уравнение Минсера: по большим массивам данных оценивают зависимость зарплаты от образования, возраста, опыта работы, пола, специальности и т. д. Если оказывается, что при прочих равных (возраст, опыт, пол, профессия) работники с дополнительным годом образования получают на 10 % больше, то как раз и выходит, что доходы от образования составляют 10 % годовых.

Означают ли результаты оценок уравнения Минсера, что образование – это очень выгодное и надежное вложение? Уравнение Минсера показывает только корреляцию более высокого уровня образования и более высоких доходов, но не причинно-следственную связь (получение высшего образования приводит к более высоким доходам). Возможно, более (генетически) талантливые люди и более производительны, и с большей вероятностью получают законченное высшее образование. Как это проверить? В классической работе 1994 г. американские экономисты Орли Ашенфельтер и Алан Крюгер исследовали 298 однояйцевых близнецов. По определению у близнецов одинаковые начальные условия, так что различия в их зарплатах определяются именно различием в уровне образования. Оказалось, что в этом случае оценки доходности инвестиций в образование еще выше (12–16 % в год).

Конечно, качество образования тоже имеет значение. В только что опубликованной работе Педро Карнейро и Сокбае Ли показывают, что резкий рост количества студентов в США во второй половине ХХ в. отрицательно сказался и на качестве, и на доходности образования. Если в 1960 г. в разных регионах США высшее образование получали 20–30 % молодых людей соответствующего возраста, то к 2000 г. это соотношение выросло до 55–60 %. В то же самое время доходность четырехлетней степени бакалавра увеличилась с 20–30 % до 40–50 %. Если перевести это в доходы на год обучения, то получается, что произошел рост с 5–7 % годовых до 9-11 % годовых. Но, по оценкам Карнейро и Ли, доходность выросла бы еще больше – на дополнительные 1,5 % годовых, если бы не снижение качества (вследствие роста количества студентов).

Насколько высока доходность образования в России? Оказывается, что и в России высшее образование приносит высокую доходность, и чем дальше, тем больше оно ценится рынком труда. Как показывает целый ряд работ (Брейнерд, Шейдвассер и Бенитез-Сильва, Городниченко и Сабирьянова-Питер), в начале 1990-х гг. доходность высшего образования составляла около 5 % годовых. Но во второй половине 90-х доходность начала расти и достигла 9-10 %. В 2000-х отдельные оценки (например, Денисовой и Карцева, Андрущак и Прудниковой) дают и более высокие результаты, причем высшее образование особенно ценно в инженерных, юридических и экономических специальностях.

Нам трудно оценить, насколько доходность высшего образования страдает от низкого качества университетов (резкий рост количества вузов не мог не сопровождаться снижением качества!) и студентов (сегодня в вузы поступает 70 % молодежи соответствующих возрастных групп). Трудно предсказать, что случилось бы, если бы Россия отменила призыв, который подталкивает к поступлению в вуз многих молодых людей. Тем не менее и в сегодняшних реалиях высшее образование приносит высокие доходы. Главная причина в том, что, несмотря на все жалобы на нехватку рабочих рук, средняя зарплата для белых воротничков по-прежнему намного выше, чем для синих. Российский сектор услуг по-прежнему мало развит, требует все больше и больше сотрудников на всех уровнях и готов за это платить. А те, кто не получает высшего образования, являются жертвами еще менее качественного начального и среднего профессионального образования (ПТУ и техникумов или, в сегодняшних терминах, колледжей и лицеев).

В России многие считают, что высшее образование должно быть бесплатным. Экономические исследования показывают, что образование приносит 10 % годовых (с учетом инфляции). Это высокодоходная личная инвестиция. Кроме того, субсидии на получение высшего образования (или его бесплатность) помогают, как правило, не самым бедным слоям общества. Дети бедных, как правило, получают плохое среднее образование и не могут поступить в университет – тем более в хороший университет. Поэтому бесплатное высшее образование – это один из самых главных механизмов регрессивного распределения.

Высшее образование должно стать платным для тех, кто может за него платить. При этом государство может и должно тратить большие деньги на высшее образование, оплачивая его за тех, кто платить не может. Кроме того, государство должно субсидировать и страховать образовательные кредиты для тех, у кого нет денег сейчас, но кто сможет получить их в будущем.

Источник: Ведомости. 10.04.2012.

Проблема несоответствия структуры профессионального образования и рынка труда, в первую очередь «навеса» высшего образования невысокого качества (85 % возрастной когорты 15–25 летних).

Предлагаемые меры по ее решению:

• Отказ от устаревшего механизма государственного задания в бакалавриате/специалитете; вузы финансируются по принципу «деньги следуют за студентом» в пределах лицензионных ограничений, при этом право на бюджетное финансирование получают студенты, сдавшие ЕГЭ по профильному предмету на «хорошо» и «отлично» (больше 50 и больше 70 из 100).

• Формирование независимого от системы образования института профессиональных экзаменов на основе государственно-общественных объединений.

• Стимулирование перехода студентов 2-3-х курсов на программы прикладного бакалавриата (3-летние программы, сохраняющие статус высшего образования).

Стратегия-2020

В. Л. Иноземцев. «Образованная страна» вчера и сегодня

К началу рыночных реформ Россия подошла, обладая очевидным конкурентным преимуществом: квалифицированной рабочей силой и развитой системой образования и организации науки. Средний работник в СССР в 1989 г. имел за плечами 11,9 лет обучения; на территории РСФСР действовали 514 вузов и 2603 профессионально-технических училища, высшее образование ежегодно получали около 650 тыс. человек. Космические исследования, ядерная энергетика и производство передовых вооружений оставались визитной карточкой советской науки, которая, однако, уже в те годы начала отставать от западной практически по всем новым направлениям.

Становление российских образования и науки происходило в сложных условиях на фоне трех негативных тенденций: недофинансирования, оттока квалифицированных кадров и дезориентирующего отказа советских идеологических установок и советских стандартов образования. Однако еще более значимым фактором деградации стал крах наукоемких отраслей промышленности и стремительная переориентация образования с естественнонаучных на гуманитарные специальности.

Развитие системы образования в постсоветский период отличалось и отличается несколькими чертами, выглядящими при сравнении с опытом других стран попросту аномальными. Во-первых, наблюдается взрывной рост числа студентов вузов (с 2,6 млн человек в 1993/94 учебном году до 7,4 млн в 2010/11) при сокращении численности школьников (с 21,1 млн человек до 13,2 млн за тот же период). В результате число поступающих в вуз достигает 90 % от числа выпускников школ, что более чем в 2 раза превышает средний показатель по странам ОЭСР. Во-вторых, принятая в стране система ЕГЭ измеряет скорее не реальный уровень знаний, а приемлемый для власти психологический порог неуспеваемости. Если во Франции успешно сдали экзамен на аттестат зрелости в 2010 г. 85,5 % школьников, в 2011 г. – 85,6 %, а в Германии этот показатель в 2011 г. составил 82,6 %, то в России не прошедших ЕГЭ остается 3,3–3,6 %, пусть даже для этого приходится понижать пороговый уровень, свидетельствующий об освоении школьной программы, до 20 баллов из 100 по иностранному языку, 21 балла по математике и 36 баллов по русскому языку, как это было сделано Рособрнадзором в текущем году. В-третьих, рост числа студентов (в 3 раза) и вузов (с 514 до 1114 за 1992–2010 гг., т. е. в 2,2 раза) не обеспечен наращиванием профессорского корпуса: число преподавателей выросло за тот же период с 220 до 342 тыс., или на 55,4 %. Сегодня отношение числа преподавателей к числу студентов в России в 2,7 раза ниже, чем в США. При этом вызывает сомнение и качество этих профессоров: присвоение кандидатских и докторских степеней в 2009–2010 гг. в России шло темпом, в 5,6 раза превосходившим позднесоветские показатели, хотя особых успехов в развитии науки за это время не наблюдалось. Наконец, в-четвертых, профиль высшего образования не соответствует потребностям экономики: 45 % выпускников специализируются в общественных науках, предпринимательстве и праве против 36,2 % в США и 22,5 % – в Германии. В России 24 % вчерашних студентов устраиваются на должности, не требующие высшего образования, и менее 50 % начинают карьеру по той специальности, по которой учились (в США – 76 %). Неудивительно, что бизнес проявляет крайне низкий интерес к развитию российского образования и почти не участвует в его финансировании.

За постсоветский период в стране разрушена система среднего профессионального образования. Если в 1989 г. в РСФСР существовали 1,1 тыс. ПТУ и техникумов с 470 тыс. учащимися, то сегодня в 350 колледжах обучаются менее 120 тыс. человек. В то же время не обеспечено и развитие элитных вузов, которые могли бы встать в один ряд с ведущими университетами мира. Сегодня российских университетов нет ни в одной версии списка 500 лучших вузов мира, а молодежь стремится уехать из страны в поисках современного образования (в 2010/11 учебном году россияне составили 2 % всех студентов вузов стран – членов ОЭСР). И если в 1991 г. ЮНЕСКО ставила советское высшее образование на 3-е место в мире, то к 2010 г. Российская Федерация опустилась в том же рейтинге на 29-е место. Можно утверждать, что сегодня российская система образования производит скорее статус человека с дипломом, нежели специалистов, способных найти свое место в современном мире.

Особо следует отметить, что образование в России стремительно становится платным, и при этом довольно дорогим. Из 7,4 млн наших студентов за государственный счет обучаются всего 2,9 млн, или 39,2 % их общего количества, а число «бюджетников составило 211 человек на 10 тыс. населения против 219 человек в РСФСР в 1980/81 учебном году. Все больший размах принимают и «платные услуги» в сфере среднего образования.

Развитие науки в пореформенной России также не дает повода для оптимизма, несмотря на риторику приверженности принципам инновационного развития. На содержание Российской Академии наук в 2011 г. из бюджета выделено 62 млрд руб (для сравнения, на создание сомнительной системы «водного метро» правительство Москвы намерено потратить 20 млрд руб.). Вопреки заявлениям властей мы остаемся выключенными из глобального научного пространства. Тираж выходящих в стране научных журналов сократился за 1991–2010 гг. в 14,3 раза, а посещаемость научных библиотек – более чем в 20 раз. Более половины существующих научных «центров» и «институтов» состоят из руководителя и его/ee секретаря или помощника. В стране на постоянной основе работают менее 400 иностранных преподавателей и исследователей, а число иностранных студентов в наших вузах сократилось с 92,3 тыс. в 1990/91 учебном году до 17,1 тыс. в 2009/10. Примечательно, сколь провинциальной стала наша патентная деятельность: в России подается более 27 тыс. патентных заявок в год, но 93 % их направляется в российскую патентную службу, тогда как в патентный офис США (на который приходится 50,2 % всех регистрируемых в мире патентов) мы подаем всего 400–500 заявок против 2600, приходящих туда из Финляндии, и 24,9 тыс. – из Германии. Но даже темп прироста числа таких заявок (а среди них был и патент Ю. Лужкова на кольцевые автомагистрали) сейчас составляет 6,1 % против 9,3 % в 2003–2006 гг. Российских компаний нет ни среди 200 глобальных фирм, зарегистрировавших в 2010 г. наибольшее число патентов, ни среди 219 корпораций, потративших за год на НИОКР более 200 млн долл.

Подводя некоторые итоги, можно сказать, что в 1990-е и 2000-е гг. российская система образования отличилась стабильным перепроизводством не вполне необходимых экономике специалистов и увенчанных учеными степенями «научных работников», а экономика – очевидным недопотреблением научных кадров и новых технологий. Именно этот разрыв между потребностями народного хозяйства и потенциалом образовательной и научной систем приводят к тому, что последние работают в своего рода вакууме. Его заполнению могло бы послужить активное международное сотрудничество, но оно остается маловероятным именно потому, что в России сейчас нет научных школ, в которые западные ученые захотели бы внедриться, и университетов, преподавание в которых расширило бы их горизонты. А деньги в образовании и науке значат хотя и много, но не могут сравниться по ценности с временем. Времени, которое бежит мимо России и которое иностранные ученые, приехав сюда, скорее всего, сочтут просто потерянным.

Источник: Ведомости. 26.09.2011.

Проблема низкой инновационной активности вузов, недостаточного «производства инноваторов».

Предлагаемые меры по ее решению:

• Расширение состава НИУ за счет вузов транспорта, аграрных и медицинских.

• Финансирование программ фундаментальных и прикладных исследований как части программ развития НИУ, МГУ и СПбГУ (до 35 % их бюджетного финансирования к 2020 г.).

Стратегия-2020