Текст книги "Основы российской государственности: государство, общество, человек в истории русской мысли"

Русская философия в XIX в. Общая характеристика и основные представители

Философская мысль в России существовала уже много веков, но никогда прежде XIX в. (за исключением, быть может, некоторых ярких событий русского средневековья, имевших правда вид кратковременных вспышек) не имела столь продолжительного и богатого периода внутреннего развития, которому мы обязаны образованием национальной философской школы во многом современного образца.

Говоря о первых двух третях XIX в., сосредоточим внимание на идеях мыслителей четырех групп, появившихся после публикации Первого философического письма Петра Яковлевича Чаадаева (1794–1856) в 1836 г. в литературно-общественном журнале Николая Ивановича Надеждина (1804–1856) «Телескоп». Письмо спровоцировало серьезную волну философских дискуссий. Это было интеллектуально значимое и в общественной плоскости скандальное событие. За эту публикацию «Телескоп» был закрыт правительством, а его издателя Надеждина отправили в ссылку в Усть-Сысольск (с 1930 г. Сыктывкар). По существу, новая русская философия XIX в. начинается как осмысленный ответ на тот вызов, что был брошен Чадаевым. В рамках отечественной мысли формируется два лагеря, позднее названных славянофилами и западниками. Следует различать ранних славянофилов, мыслителей 1830–1850-х гг., и славянофилов поздних. К подробностям мы обратимся чуть позже, – в частности обсудим, насколько корректно всех их именовать «славянофилами», ведь это не было самоназванием.

Русская общественная мысль в начале XIX в. тяготела к философии, молодые люди собирались в кружки для обсуждения самых передовых философских учений и, в ходе мыслительных упражнений и дискуссий, они не просто заимствовали проблематику французов рационалистов, христианских социалистов, иных политических философов и немецких идеалистов, но шли дальше, развивая мотивы философии в духе и ландшафте русской жизни. Массовое увлечение философией зародилось в недрах литературно-поэтических салонов, в самом сердце действительной творческой жизни «золотого века нашей словесности». Около 1822 г. московским литератором и педагогом Семеном Егорьевичем Раичем (1792–1855) было создано «Общество товарищей» (также известное как «Кружок Раича»). В Кружок входили преподаватели и студенты Московского университета, других училищ и пансионов, их друзья и знакомые, объединенные интересом к вопросам культуры, эстетики, литературы и теории искусства. Годом позже от Общества Товарищей отделяется группа любителей философии (в частности, немецкого идеализма), представители которой формируют «Кружок любомудрия» (славянизированный перевод слова «философия»). Владимир Федорович Одоевский (1804–1869), председатель общества, объяснял его название желанием дистанцироваться от рационалистической философии французских просветителей в пользу немецкого идеализма. Сейчас, вероятно, сложно представить, но тогда это было модное и революционное направление мысли, стремившееся научить философию говорить по-новому и свободно мыслить. Общество собиралось тайно, и на этих встречах читали Спинозу, Канта, Фихте, Шеллинга, менее известных сегодня натурфилософов Окена, Герреса и других, изредка участники кружка приносили для обсуждения собственные произведения. Среди собравшихся бывали помимо Одоевского поэт и мыслитель Дмитрий Владимирович Веневитинов (1805–1827), уже упомянутый религиозный мыслитель И. В. Киреевский, славянофил Александр Иванович Кошелев (1806–1883), писатель и дипломат Владимир Павлович Титов (1807–1891), декан Московского университета Степан Петрович Шевырев (1806–1864), музыкальный критик Николай Александрович Мельгунов (1804–1867) и другие. После восстания декабристов члены общества приняли решение о его самороспуске, опасаясь репрессий, которые могли быть направлены на любое тайное общество. К тому же, ближе к 1825 г. в кружке бывали и политические дискуссии. «Общество любомудрия» представляло собой выражение философских, культурных и эстетических поисков русской интеллигенции, которые, не будучи объединены вокруг некоторой конкретной проблемы, не смогли построить ни какого-либо оригинального учения, ни философской школы (хотя деятельность кружка получит определенное развитие). Однако вскоре появится человек, который бросит вызов русской философской публике и парадоксальным образом продуктивно объединит ее вокруг нескольких больших лагерей.

Его имя уже упоминалось, это Петр Яковлевич Чаадаев. Философ, публицист, офицер, ветеран Отечественной войны 1812 г., друг молодости Пушкина, сыгравший в судьбе и творчестве поэта немалую роль. Петр Яковлевич отличался изысканными манерами, одевался как лондонский денди и был вхож в высокое общество Петербурга. Ему пророчили славную карьеру, на стороне Чаадаева была личная симпатия императора Александра I, но в 1821 г. двадцатишестилетний мыслитель подает в отставку и покидает службу. Обстоятельства этого жеста до сих пор не ясны, существует письмо, в котором Петр Яковлевич объясняет свой поступок так: «Мне было приятно выказать пренебрежение людям, пренебрегающим всеми…»[60]60
  Гершензон М. О. Грибоедовская Москва. П. Я. Чаадаев. М.: Юрайт, 2024. 197 с.


[Закрыть]. Так или иначе, его здоровье ухудшается, и в 1823 г. Чаадаев отправляется лечиться в Европу, по которой путешествует следующие три года. Спустя некоторое время после возвращения в Россию, в 1829 г., он начинает работу над своими знаменитыми философическими письмами.

Письма были написаны на французском языке и, по всей видимости, не предполагались для публикации, хотя сам автор спокойно делился их содержанием с друзьями и знакомыми на светских вечерах и не препятствовал их распространению. Тем не менее в 1836 г. будет опубликовано первое из восьми писем Чаадаева. Позднее в 60-е гг. XIX в. будут опубликованы шестое и восьмое письма. Остальные будут обнаружены родственниками мыслителя в 1930-е гг., публикация на французском произойдет в 1960-е гг., а полное русское издание писем увидит свет только в 1991 г. Сейчас письма оцениваются многими историками философии как единый трактат, в котором Чаадаев разрабатывает собственную философскую систему, включающую вопросы онтологии, гносеологии, этики, религии и философии истории. В области онтологии взгляды Чаадаева основаны на принципах объективности и единства, манифестирующихся в виде двух концептуальных миров – физического и духовного. Представления о физическом мире основаны на ньютонианской физике в ее атомистической версии. Духовный мир мыслится как совокупность духовных элементов – идей. И принцип объективности, и принцип единства получают в трактате теистическое истолкование. В области построения философии истории Чаадаев пытается помыслить человечество в его динамике, как сюжет, ведущий к гармоничному развитию наций. Нации существуют согласно единому объективному правилу, имеют свои исторические цели и роли, которые тем не менее в конце концов должны привести к общей утопической картине. В основе общего плана философии Чаадаева лежат идеи христианского социализма Ламенне, раннего Шеллинга и французской религиозной философии де Местра и Бональда. Однако общее содержание философской системы Чаадаева оставалось неизвестным более ста лет и по этой причине не имело никакого влияния на философскую дискуссию в России. Исключением является только опубликованное при жизни автора первое письмо.

Первое письмо было принято с огромным скандалом. На первый взгляд, его содержание может показаться обычной условно западнической критикой российской истории, которая на фоне других историй европейских государств выглядит аномально: это заимствованная подражательная культура. Среди претензий автора, в частности, значится принятие Россией христианства из Византии, – что в современной оптике выглядит антиисторично, ведь на момент конца X в. у Древней Руси точно не было задачи «оевропеиться». Возможно, однако, что Чаадаев здесь просто следует моде: критика Византии была популярна среди многих его интеллектуалов-современников. Другая претензия связана с тем, что православие не смогло избавить Россию от рабства. Однако здесь тоже все далеко не однозначно: по всей видимости, православие и католицизм в равной степени имеют низкое влияние на отмену рабства в тех государствах, где они распространены, в отличие от, допустим, технологического и административно-организационного способа ведения хозяйственной деятельности.

Чаадаев как прежде всего религиозный и, в частности, православный философ, с симпатией относился к католицизму, но его трактат (в данном случае первое письмо) следует воспринимать как интеллектуальную провокацию, вызов, брошенный отечественной мысли. На это указывает и чрезвычайно пессимистический тон автора относительно той роли в истории, которую России предначертано сыграть: «Мы жили и сейчас еще живем для того, чтобы преподать какой-то великий урок отдаленным потомкам»[61]61
  Чаадаев П. Я. Письмо первое // Полное собрание сочинений и избранные письма: в 2 т. Т. 1: Сочинения на русском и французском языках; варианты. Показания Чаадаева. Заметки на книгах. Комментарий Dabia: повесть в стихах «Рыбаки», стихотворение. Чаадаевиана. М.: Наука, 1991. С. 320–338.


[Закрыть]. Письмо вызвало ярость у императора Николая I, который объявил автора сумасшедшим. Через год Чаадаев примется за свою последнюю работу «Апология сумасшедшего», в которой попытается мягче разъяснить свои взгляды, однако эта работа так и не будет закончена.

В Москве этого времени возникают все новые философские кружки, часто без названий, четкой структуры и идейной основы. Кружки эти составляли люди хорошо знакомые, общавшиеся друг с другом на ежедневной основе, соседи, разделяющие приблизительно схожий быт и культурный опыт. Это стало необходимым основанием для зарождения философской мысли, которую можно назвать в действительности русской, продиктованной опытом существования в России, а не попыткой применения импортной мысли к отечественной проблематике. Собственно, именно из этих философских гостиных выйдут позднее славянофилы и западники. Для раннего славянофильства ключевыми фигурами становятся братья Иван и Петр Киреевские, Алексей Хомяков, а также Юрий Самарин и братья Аксаковы, сыновья писателя Сергея Аксакова, Константин и Иван.

Братья Киреевские приходились близкими родственниками поэту Василию Жуковскому, недолгое время воспитывавшего их после смерти отца. Вкупе с событиями Отечественной войны 1812 г., пришедшейся на детство Киреевских, воспитание Жуковского во многом повлияло на патриотический характер мысли братьев и ее литературоцентричность. Иван Киреевский учился в Германии, где слушал лекции Гегеля и даже был удостоен чести оказаться у него в гостях. Его брат Петр, впрочем, тоже обучался в Германии, в Мюнхене, где слушал лекции Шеллинга.

Александр Степанович Хомяков (1804–1860) родился в дворянской семье, был набожным человеком, военным, ветераном русско-турецкой войны 1828–1829 гг., живописцем и хорошим поэтом, получил отличное образование, в 1822 г. сдал экзамены на степень кандидата математических наук. Хомяков известен прежде всего своей философией соборности. Для него истина не может быть познана одним лишь разумом, для нее требуется опыт веры и общения с другими людьми: «Познание Божественных истин дано во взаимной любви христиан и не имеет другого блюстителя, кроме этой любви»[62]62
  Васильев А. В. Алексей Степанович Хомяков: К столетию со дня его рождения 1 мая 1804–1904. СПб.: Паровая скоропеч. П. О. Яблонского, 1904. 72 с.


[Закрыть]. Так христианская любовь становится в его философии необходимым источником познания, и так сама инстанция истины становится соборной, как и Церковь. Соборность мыслится им не только лишь как некоторое метафизическое единство верующих людей, но как прежде всего личный опыт, экзистенциальное единство идентичностей части и целого. Церковь должна быть единой, Вселенской, а все расколы и ответвления являются результатом нарушения соборного единства и гармонии. В случае с католицизмом происходит отход от принципа свободы, в случае протестантизма примат свободы подрывает единство, и лишь православие позволяет гармонично сосуществовать свободе и единству как метафизическим началам церковной общины.

В историософской работе «Записки о всемирной истории» Хомяков подробно разъясняет характер вероучительных отклонений. Сама история (в весьма западноцентричном ключе) представляется ареной противостояния двух начал: иранского и кушитского[63]63
  Хомяков А. В. Иранцы. Борьба их с Кушитами. Нин. Джемшид и Семирамида // Полное собрание сочинений Алексея Степановича Хомякова. Т. 6: Записки о всемирной истории. Ч. 2. М.: Унив. тип., 1904. С. 37–49.


[Закрыть]. Впрочем, с древнейших времен в чистом виде эти силы не проявлялись ни в одном народе и силы, движущие народами, представляются комбинациями определенных пропорций обоих сакральных начал. Наибольшее свое выражение иранство обнаруживает в православной версии христианства, в то время как в западной Европе христианская вера «склонена» в сторону кушитского полюса. Этот уклон проявляется в общей наклонности к рационализму, католической политизированности, буржуазности и эгалитаризме протестантизма. Как и многие историософские работы, «Записки о всемирной истории» Хомякова содержат свою версию «конца истории» (или Европы) – в данном случае предвещается наступление новой эпохи, в которой именно славянский православный соборный мир сменит дряхлеющий европейский уклад.

Константин Сергеевич Аксаков (1817–1860) – публицист, поэт, литературный критик, историк и лингвист, учился с 1832 по 1835 г. на словесном отделении Московского университета, где участвовал в деятельности литературно-философского кружка Николая Владимировича Станкевича