Текст книги "Гори, гори, моя звезда!"

Иван Иванович Козлов (1779–1840)

 
О ты, ночь моя, ноченька,
Ночь ты лунная, ночь морозная,
Как тревожишь ты сердце томное,
Сердце томное – безнадежное!
 
 
Страшно мне: мой уголок
Как могила вкруг чернеет;
Разведу я огонек —
Дуб трещит и пламенеет,
Свет багровый на стенах
Чудно зыблется в очах,
И дохнуть не смею я, —
Тени бродят вкруг меня.
 
 
О, зачем я рождена
Вянуть бедной сиротою;
Жизнь моя отравлена
Неотступною тоской;
Светлый призрак в тяжком сне
На беду являлся мне;
Даль мою затмил туман —
Сердцу был во всем обман.
 
 
На заре весны моей
Голубка я приучила;
Он был друг невинных дней.
О, как я его любила!
Снегом белым он сиял,
Томно, нежно ворковал;
Но, как легкий ветерок,
Улетел мой голубок.
 
 
В бедном садике моем
Рдела роза полевая.
Любовалась я цветком;
Часто горе забывая,
К розе с свежею волной
Я бежала в летний зной.
Туча бурная нашла —
Розу молния сожгла.
 
 
Был друг милый у меня!..
Ночь, ты знаешь, ты видала.
Как в пылу безумном я
Друга к сердцу прижимала;
Вспомни: он твоей луной
Мне клялся, что будет мой. —
Но тень бродит… страшно мне!
Не душней в могильном сне.
 
 
О ты, ночь моя, ноченька,
Ночь ты лунная, ночь морозная,
Как тревожишь ты сердце томное,
Сердце томное, – безнадежное!
 

 
«Прости, прости, мой край родной!
Уж скрылся ты в волнах;
Касатка вьется, ветр ночной
Играет в парусах.
Уж тонут огненны лучи
В бездонной синеве…
Мой край родной, прости, прости!
Ночь добрая тебе!
 
 
Проснется день; его краса
Утешит божий свет;
Увижу море, небеса, —
А родины уж нет!
Отцовский дом покинул я;
Травой он зарастет;
Собака верная моя
Выть станет у ворот.
 
 
Ко мне, ко мне, мой паж младой!
Но ты дрожишь, как лист?
Иль страшен рев волны морской?
Иль ветра буйный свист?
Не плачь: корабль мой нов; плыву
Уж я не в первый раз;
И быстрый сокол на лету
Не перегонит нас».
 
 
– «Не буйный ветр страшит меня,
Не шум угрюмых волн;
Но не дивись, сир Чальд, что я
Тоски сердечной полн!
Прощаться грустно было мне
С родимою, с отцом;
Теперь надежда вся в тебе
И в друге… неземном.
 
 
Не скрыл отец тоски своей,
Как стал благословлять;
Но доля матери моей —
День плакать, ночь не спать».
– «Ты прав, ты прав, мой паж младой!
Как сметь винить тебя?
С твоей невинной простотой,
Ах, плакал бы и я!
 
 
Но вот и кормщик мой сидит,
Весь полон черных дум.
Иль буйный ветр тебя страшит?
Иль моря грозный шум?»
– «Сир Чальд, не робок я душой,
Не умереть боюсь;
Но я с детьми, но я с женой
Впервые расстаюсь!
 
 
Проснутся завтра на заре
И дети и жена;
Малютки спросят обо мне,
И всплачется она!»
– «Ты прав, ты прав! И как пенять,
Тебе нельзя не горевать:
И муж ты и отец!
 
 
Но я… Ах, трудно верить мне
Слезам прелестных глаз!
Любовью новою оне
Осушатся без нас.
Лишь тем одним терзаюсь я,
Не в силах то забыть,
Что нет на свете у меня,
О ком бы потужить!
 
 
И вот на темных я волнах
Один, один с тоской!
И кто же, кто по мне в слезах
Теперь в стране родной?
 
 
Что ж рваться мне, жалеть кого?
Я сердцем опустел,
И без надежд и без всего,
Что помнить я хотел.
 
 
О мой корабль! с тобой я рад
Носиться по волнам;
Лишь не плыви со мной назад
К родимым берегам!
 
 
Далеко на скалах, в степи
Приют сыщу себе;
А ты, о родина, прости!
Ночь добрая тебе!»
 

<1824>

 
Луч ясный играет на светлых водах,
Но тьма под сияньем и холод в волнах;
Младые ланиты румянцем горят,
Но черные думы дух юный мрачат.
 
 
Есть думы о прежнем, их яд роковой
Всю жизнь отравляет мертвящей тоской;
Ничто не утешит, ничто не страшит,
Не радует радость, печаль не крушит.
 
 
На срубленной ветке так вянет листок,
Напрасно в дубраве шумит ветерок
И красное солнце льет радостный свет, —
Листок зеленеет, а жизни в нем нет!..
 

<1824>

П. А. Плетневу

 
Ночь весенняя дышала
Светло-южною красой;
Тихо Брента протекала,
Серебримая луной;
Отражен волной огнистой
Блеск прозрачных облаков,
И восходит пар душистый
От зеленых берегов.
 
 
Свод лазурный, томный ропот
Чуть дробимыя волны,
Померанцев, миртов шепот
И любовный свет луны,
Упоенья аромата
И цветов и свежих трав,
И вдали напев Торквата
Гармонических октав —
 
 
Всё вливает тайно радость,
Чувствам снится дивный мир,
Сердце бьется, мчится младость
На любви весенний пир;
По водам скользят гондолы,
Искры брызжут под веслом,
Звуки нежной баркаролы
Веют легким ветерком.
 
 
Что же, что не видно боле
Над игривою рекой
В светло-убранной гондоле
Той красавицы младой,
Чья улыбка, образ милый
Волновали все сердца
И пленяли дух унылый
Исступленного певца?
 
 
Нет ее: она тоскою
В замок свой удалена;
Там живет одна с мечтою,
Тороплива и мрачна.
Не мила ей прелесть ночи,
Не манит сребристый ток,
И задумчивые очи
Смотрят томно на восток.
 
 
Но густее тень ночная;
И красот цветущий рой,
В неге страстной утопая,
Покидает пир ночной.
Стихли пышные забавы,
Всё спокойно на реке,
Лишь Торкватовы октавы
Раздаются вдалеке.
 
 
Вот прекрасная выходит
На чугунное крыльцо;
Месяц бледно луч наводит
На печальное лицо;
В русых локонах небрежных
Рисовался легкий стан,
И на персях белоснежных
Изумрудный талисман!
 
 
Уж в гондоле одинокой
К той скале она плывет,
Где под башнею высокой
Море бурное ревет.
Там певца воспоминанье
В сердце пламенном живей,
Там любви очарованье
С отголоском прежних дней.
 
 
И в мечтах она внимала,
Как полночный вещий бой
Медь гудящая сливала
С вечно шумною волной.
Не мила ей прелесть ночи,
Душен свежий ветерок,
И задумчивые очи
Смотрят томно на восток.
 
 
Тучи тянутся грядою,
Затмевается луна;
Ясный свод оделся мглою;
Тьма внезапная страшна.
Вдруг гондола осветилась,
И звезда на высоте
По востоку покатилась
И пропала в темноте.
 
 
И во тьме с востока веет
Тихогласный ветерок;
Факел дальний пламенеет, —
Мчится по морю челнок.
В нем уныло молодая
Тень знакомая сидит,
Подле арфа золотая,
Меч под факелом блестит.
 
 
Не играйте, не звучите,
Струны дерзкие мои:
Славной тени не гневите!..
О! свободы и любви
Где же, где певец чудесный?
Иль его не сыщет взор?
Иль угас огонь небесный,
Как блестящий метеор?
 

<1825>

 
Любовник розы – соловей
Прислал тебе цветок сей малый,
Он станет песнею своей
Всю ночь пленять твой дух унылый.
 
 
Он любит петь во тьме ночей,
И песнь его дыши́т тоскою;
Но с обнадеженной мечтою
Споет он песню веселей.
 
 
И с думой тайною моей
Тебя коснется пенья сладость,
И напоёт на сердце радость
Любовник розы – соловей.
 

<1826>

 
Прости, уж полночь: над луною,
Ты видишь, облако летит.
Оно туманной пеленою
Сиянье нежное мрачит!
 
 
Я мчуся вдаль, мой парус веет,
Шумит разлучница волна.
Едва ли прежде прояснеет
На своде пасмурна луна.
 
 
На своде пасмурна луна.
 
 
И я, как облако густое,
Тебя, луна моя, затмил
И горем сердце молодое
И взор веселый омрачил.
 
 
Твой цвет и радостный и нежный
Моей любовью опален.
Свободна ты! Мой жар мятежный
Забудь скорей, как страшный сон.
 
 
Забудь скорей, как страшный сон.
 
 
Не увлекись молвою шумной:
Убило светлые мечты
Не то, что я любил безумно,
Но что не так любила ты.
 
 
Прости, не плачь, уже редеет
Туман пред ясною луной,
Взыграло море, парус веет.
И я в челнок бросаюсь мой,
 
 
И я в челнок бросаюсь мой!
 

1826

 
Вечерний звон, вечерний звон!
Как много дум наводит он
О юных днях в краю родном,
Где я любил, где отчий дом.
И как я, с ним навек простясь,
Там слушал звон в последний раз!
 
 
Уже не зреть мне светлых дней
Весны обманчивой моей!
И сколько нет теперь в живых
Тогда веселых, молодых!
И крепок их могильный сон;
Не слышен им вечерний звон.
 
 
Лежать и мне в земле сырой!
Напев унывный надо мной
В долине ветер разнесет;
Другой певец по ней пройдет.
И уж не я, а будет он
В раздумьи петь вечерний звон!
 

<1827>

 
Когда пробьет печальный час
Полночной тишины,
И звезды трепетно горят,
Туман кругом луны, —
 
 
Тогда, задумчив и один,
Спешу я к роще той,
Где, милый друг, бывало, мы
Бродили в тьме ночной.
 
 
О, если в тайной доле их
Возможность есть душам
Слетать из-за далеких звезд
К тоскующим друзьям —
 
 
К знакомой роще ты слетишь
В полночной тишине,
И дашь мне весть, что в небесах
Ты помнишь обо мне!
 
 
И, думой сердца увлечен,
Ту песню я пою,
Которой, друг, пленяла ты
Мечтательность мою.
 
 
Унылый голос ветерок
Разносит в чуткой тьме,
В поляне веет и назад
Несет его ко мне.
 
 
А я… я верю… томный звук
От родины святой —
На песнь любимую ответ
Души твоей младой.
 

<1828>

 
В раздумье бедняжка под тенью густою
Сидела, вздыхая, крушима тоскою:
Вы пойте мне иву, зеленую иву!
Она свою руку на грудь положила
И голову тихо к коленям склонила:
О ива ты, ива, зеленая ива!
Студеные волны, шумя, там бежали, —
И стон ее жалкий те волны роптали:
О ива ты, ива, зеленая ива!
Горючие слезы катились ручьями,
И дикие камни смягчались слезами.
О ива ты, ива, зеленая ива!
Зеленая ива мне будет венком!
 

<1830>

 
Море синее, море бурное,
Ветер воющий, необузданный,
Ты, звезда моя полуночная, —
Ах, отдайте мне друга милого!
 
 
Где он? где? скажи мне, море;
Чем в далекой стороне
Он свое лелеет горе?
Все ли помнит обо мне?
Днем меня ли ищут очи,
Я ль одна в его мечтах,
И меня ль во мраке ночи
Видит он в тревожных снах?
 
 
Ты, всегда везде летая,
Ветер, ветер, знаешь все:
Заставал ты, как, вздыхая,
Шепчет имя он мое?
Как, в раздумье и печальный,
Жадный взор стремит к волнам
И мой локон, дар прощальный,
Жмет к пылающим устам?
 
 
Светлый друг тоски мятежной.
Полуночная звезда!
Будь вожатою надежной,
Нашей радостью всегда;
Ты пред ним святой красою
Знаком будь любви моей…
Если ж он пленен другою,
О звезда! затмись скорей!
 
 
Скоро год уже промчится,
Как со мной расстался он,
А в разлуке часто снится
Поневоле страшный сон.
Дух сомненье сокрушило:
Мне ль измену пережить? —
Лучше то, что сердцу мило,
Потерять, а не делить.
 
 
Но я верю, я мечтаю,
Что я с ним соединюсь,
Я волненье дум стесняю —
Я измены не боюсь;
Чуть коснется страх случайный —
Я маню надежду вновь…
Есть у сердца вестник тайный:
Не обманет он любовь!
 
 
Море синее, море бурное,
Ветер воющий, необузданный,
Ты, звезда моя полуночная, —
Ах, отдайте мне друга милого!
 

<1835>

Александр Ефимович Измайлов (1779–1831)

 
Она молилась! Луч денницы
Тускнел на небе голубом,
А слезы с шелковой ресницы
Катились крупным жемчугом.
 
 
Она молилась! Вдохновеньем
Душа полна, и высоко
Вздымалась грудь, и со смиреньем
Поникло гордое чело.
 
 
Она молилась! И с улыбкой
Ее уста озарены;
То ангел, на земле ошибкой,
На небо просится с земли.
 
 
Она молилась! Утешенье,
Казалось, в душу ей сошло,
В очах сияло умиленье,
Но за себя иль за кого
 
 
Она молилась?
 

Андрей Николаевич Муравьев (1806–1874)

 
Я принял крест, я посох взял,
Меня влечет обет священный.
Вы все, для коих я дышал
В отчизне дальной, незабвенной,
 
 
Ах! Помолитесь за того,
Кто вспомнит вас в своих мольбах!
Кто вспомнит вас в своих мольбах!
 
 
Куда весь Запад слал сынов,
За гроб Господен лег костями
Стезею светлой ряд гробов,
Пойду с молитвой и слезами.
 
 
Ах! Помолитесь за того,
Кто вспомнит вас в своих мольбах!
Кто вспомнит вас в своих мольбах!
 
 
Где в перси Божиих дворян
Сквозь медные кольчуги кольца
Вперялись стрелы агарян,
Меня ждет пальма богомольца.
 
 
Ах! Помолитесь за того,
Кто вспомнит вас в своих мольбах!
Кто вспомнит вас в своих мольбах!
 
 
И где страдал за смертных Бог,
Паду пред гробом искупленья,
Быть может, там доступней вздох
И сердце чище для моленья.
 
 
Ах! Помолитесь за того,
Кто вспомнит вас в своих мольбах!
Кто вспомнит вас в своих мольбах!
 
 
К меке далекой грозен путь,
Коварны степи, бурно море,
И часто богомольца грудь
Стеснит тоска, взволнует горе.
 
 
Ах! Помолитесь за того,
Кто вспомнит вас в своих мольбах!
Кто вспомнит вас в своих мольбах!
 
 
Когда взойдет в стране родной
Ненастье знойных дней над вами,
Ах! Понеситесь в край глухой
За юным путником печальным.
 
 
И помолитесь за того,
Кто вспомнит вас в мольбах своих!
Кто вспомнит вас в мольбах своих!
 
 
Когда ж, быть может, там мета
И странствию, и краткой жизни,
И лягу я под сень креста
Далеко от полей отчизны,
 
 
Ах! Помолитесь за того,
Кто вспомнил вас в мольбах своих!
Кто вспомнил вас в мольбах своих!
 

Дмитрий Владимирович Веневитинов (1805–1827)

 
«Что ты, Параша, так бледна?»
«Родная! домовой проклятый
Меня звал нынче у окна.
Весь в черном, как медведь лохматый,
С усами, да какой большой!
Век не видать тебе такого».
«Перекрестися, ангел мой!
Тебе ли видеть домового?»
 
 
«Ты не спала, Параша, ночь?»
«Родная! страшно; не отходит
Проклятый бес от двери прочь;
Стучит задвижкой, дышит, бродит,
В сенях мне шепчет: отопри!»
«Ну, что же ты?» – «Да я ни слова».
«Э, полно, ангел мой, не ври:
Тебе ли слышать домового?»
 
 
«Параша, ты не весела;
Опять всю ночь ты прострадала?»
«Нет, ничего: я ночь спала».
«Как ночь спала! ты тосковала,
Ходила, отпирала дверь;
Ты, верно, испугалась снова?»
«Нет, нет, родимая, поверь!
Я не видала домового».
 

Декабрь 1826

 
В глухую степь земной дороги,
Эмблемой райской красоты,
Три розы бросили нам боги,
Эдема лучшие цветы.
Одна под небом Кашемира
Цветет близ светлого ручья;
Она любовница зефира
И вдохновенье соловья.
Ни день, ни ночь она не вянет,
И если кто ее сорвет,
Лишь только утра луч проглянет,
Свежее роза расцветет.
 
 
Еще прелестнее другая:
Она, румяною зарей
На раннем небе расцветая,
Пленяет яркой красотой.
Свежей от этой розы веет
И веселей ее встречать:
На миг один она алеет,
Но с каждым днем цветет опять.
 
 
Еще свежей от третьей веет,
Хотя она не в небесах;
Ее для жарких уст лелеет
Любовь на девственных щеках.
Но эта роза скоро вянет:
Она пуглива и нежна,
И тщетно утра луч проглянет —
Не расцветет опять она.
 

1826

Иван Петрович Мятлев (1796–1844)

 
Что ты, ветка бедная,
Ты куда плывешь?
Берегись – сердитое
Море… Пропадешь.
 
 
Уж тебе не справиться
С бурною волной,
Как сиротке горькому
С хитростью людской.
 
 
Одолеет лютая,
Как ты ни трудись,
Далеко умчит тебя,
Ветка, берегись!»
 
 
«Для чего беречься мне? —
Ветки был ответ. —
Я уже иссохшая,
Во мне жизни нет.
 
 
От родного дерева
Ветер оторвал;
Пусть теперь несет меня,
Куда хочет, вал.
 
 
Я и не противлюся:
Мне чего искать?
Уж с родимым деревом
Не сростись опять!»
 

<1834>

 
Как хороши, как свежи были розы
В моем саду! Как взор прельщался мой!
Как я молил весенние морозы
Не трогать их холодною рукой!
 
 
Как я берег, как я лелеял младость
Моих цветов заветных, дорогих;
Казалось мне, в них расцветала радость;
Казалось мне, любовь дышала в них.
 
 
Но в мире мне явилась дева рая,
Прелестная, как ангел красоты;
Венка из роз искала молодая —
И я сорвал заветные цветы.
 
 
И мне в венке цветы еще казались
На радостном челе красивее, свежей;
Как хорошо, как мило соплетались
С душистою волной каштановых кудрей!
 
 
И заодно они цвели с девицей!
Среди подруг, средь плясок и пиров,
В венке из роз она была царицей,
Вокруг ее вилась и радость и любовь!
 
 
В ее очах – веселье, жизни пламень,
Ей счастье долгое сулил, казалось, рек,
И где ж она?.. В погосте белый камень,
На камне – роз моих завянувший венок.
 

<1834>

 
«Молодая пташечка,
Ты куда летишь?
Ты куда из клеточки,
Резвая, спешишь?
 
 
Берегись, в полях тебя
Сторожит стрелок,
Иль к мальчишке, может быть,
Попадешь в силок.
 
 
Иль тебя вдруг хищная
Птица заклюет,
Иль среди погодушки
Гром тебя убьет».
 
 
«Я лечу на родину,
Там гнездо совью,
Там весну увижу я
Прежнюю свою.
 
 
В чистом, ясном воздухе
Буду ликовать,
О своей неволюшке
С песней вспоминать.
 
 
Не боюсь опасностей,
Грома, ни сетей,
Грусть и одиночество
Изведут скорей.
 
 
А когда ударит вдруг
Час последний мой,
Мыслью той утешуся,
Что лечу домой.
 
 
За надежду сладкую
Смертью заплачу;
А кто знает, может быть,
Я и долечу».
 
 
«Ну, лети же, пташечка,
Лети, Бог с тобой!
Ах! И мне как хочется
Самому домой.
 
 
И когда бы крылышки
Я твои имел,
Я давно на родину
Сам бы улетел».
 

<1839>

 
Бывало… Бывало, —
Как всё утешало,
Как всё привлекало,
Как всё забавляло,
Как всё восхищало!
Бывало… Бывало!
 
 
Бывало… Бывало, —
Как солнце сияло.
Как небо пылало,
Как всё расцветало,
Резвилось, играло.
Бывало… Бывало!
 
 
Бывало… Бывало, —
Как сердце мечтало,
Как сердце страдало,
И как замирало,
И как оживало,
Бывало… Бывало!
 
 
Но сколько не стало
Того, что бывало,
Так сердце пленяло,
Так мир оживляло,
Так светло сияло;
Бывало… Бывало!
 
 
Иное завяло,
Иное отстало;
Иное пропало,
Что сердце ласкало,
Заветным считало!
Бывало… Бывало!
 
 
Теперь всё застлало
Тоски покрывало;
Ах, сердце, бывало,
Тоски и не знало:
Оно уповало!
Бывало…. Бывало!
 

<1841>

 
Звезда, прости! – пора мне спать,
Но жаль расстаться мне с тобою.
С тобою я привык мечтать,
А я теперь живу мечтою.
 
 
И даст ли мне тревожный сон
Отраду ложного виденья?
Нет, чаще повторяет он
Дневные сердцу впечатленья.
 
 
А ты, волшебная звезда,
Неизменимая, сияешь.
Ты сердцу грустному всегда
О лучших днях напоминаешь.
 
 
И к небу там, где светишь ты,
Мои стремятся все желанья,
Мои там сбудутся мечты…
Звезда, прости же! до свиданья!
 

<1840-е гг.>

Дмитрий Петрович Ознобишин (1804–1877)

 
Меня обманула улыбка одна,
И я ей судьбу свою вверил.
Кто б думал, что втайне смеялась она,
Кто б милым устам не поверил!
И как, простодушный, помыслить я мог,
Что б страсть ее – хитрость, притворен был вздох.
 
 
Меня обманула улыбка одна:
Зачем я так скоро поверил?
Но взглядом так нежно ласкала она,
Кто б думал, что взгляд лицемерил!
Он новою жизнью мне сердце зажег,
И я, простодушный, любить только мог!
 

1828. Москва

 
Только луч первый дня,
Сумрак ночи гоня,
Загорается,
Под навесом ветвей
Треля песнь, соловей
Разливается.
 
 
Сквозь зеленый тростник,
Где раскинул тальник
Ветви гибкие,
Полусонный ручей
Катит с шумом, быстрей
Волны зыбкие.
 
 
Сладко веет весной
От сирени младой
Расцветающей,
Пчелка к листикам льнет,
Сок сбирая на сот
Благоухающий.
 
 
Не спеши, ранний день,
Ночи гнать ранню тень
Блеском радостным,
Не буди, соловей,
Тайной думы моей
Пеньем сладостным.
 
 
На руке у меня
Жарче летнего дня
Спит красавица,
Щечки пышут в огне,
Она сладко во сне
Улыбается.
 
 
Русы кудри волной
Пали к груди младой,
Перебежные,
Ты не льстишь ли, мечта!
Мое имя уста
Шепчут нежные.
 
 
Вот проснулась она,
Как взглянула она,
Томно, сладостно!
 
 
День зажегся ярчей,
Звонче пой, соловей,
Мне так радостно.
 

Май 1829

 
Ясны очи, черны очи,
Мне вас боле не видать,
Мне в приятном мраке ночи
Огневых не целовать.
 
 
И повадкой в неге сладкой
Мне не петь любви зараз;
Слышу, все твердят украдкой:
Гибнет он от черных глаз.
 
 
Сквозь ресницы, как денницы,
Блеск ваш томно мне горел;
Очи девушки-девицы,
Я бы век на вас смотрел.
 
 
Ясны очи, черны очи,
Вас дурными ль называть?
Ах! я рад бы в дни и ночи
Каждый миг вас целовать.
 

Июль 1829

 
Любила я твои глаза,
Когда их радость оживляла;
Любила их, когда слеза
Невольной грусти в них сияла.
Любила я, любила я!
 
 
Любила я всегда встречать
Твои задумчивые взоры;
Любила сердцем понимать
Очей немые разговоры.
Любила я, любила я!
 
 
Любила милый звук речей;
Они меня обворожали,
Любила в тишине ночей,
Чтоб сны мои их повторяли.
Любила я, любила я!
 
 
Любила ум приятный твой
И пылкие твои мечтанья;
О незабвенный! Всё с тобой,
Всё было мне очарованье!
Любила я, любила я!
 

1831

 
Гуляет по Дону казак молодой;
Льет слезы девица над быстрой рекой.
 
 
«О чем ты льешь слезы из карих очей?
О добром коне ли, о сбруе ль моей?
 
 
О том ли грустишь ты, что, крепко любя,
Я, милая сердцу, просватал тебя?»
 
 
– «Не жаль мне ни сбруи, не жаль мне коня!
С тобой обручили охотой меня!»
 
 
– «Родной ли, отца ли, сестер тебе жаль?
Иль милого брата? пугает ли даль?»
 
 
– «С отцом и родимой мне век не пробыть;
С тобой и далече мне весело жить!
 
 
Грущу я, что скоро мой локон златой
Дон быстрый покроет холодной волной.
 
 
Когда я ребенком беспечным была,
Смеясь мою руку цыганка взяла.
 
 
И, пристально глядя, тряся головой,
Сказала: «Утонешь в день свадебный свой!»
 
 
– «Не верь ей, друг милый, я выстрою мост
Чугунный и длинный хоть в тысячу верст;
 
 
Поедешь к венцу ты – я конников дам:
Вперед будет двадцать и сто по бокам».
 
 
Вот двинулся поезд. Все конники в ряд.
Чугунные плиты гудят и звенят;
 
 
Но конь под невестой, споткнувшись, упал,
И Дон ее принял в клубящийся вал…
 
 
«Скорее бандуру звончатую мне!
Размыкаю горе на быстрой волне!»
 
 
Лад первый он тихо и робко берет…
Хохочет русалка сквозь пенистых вод.
 
 
Но в струны смелее ударил он раз…
Вдруг брызнули слезы русалки из глаз,
 
 
И молит: «Златым не касайся струнам,
Невесту младую назад я отдам.
 
 
Хотели казачку назвать мы сестрой,
За карие очи, за локон златой».
 

1835

 
Когда меня в уста и в очи
Ты, милый друг мой, целовал,
Одни мерцали звезды ночи:
Скажи, кто ж тайну рассказал?
 
 
– В ту ночь с небес звезда упала,
И, в темной моря глубине,
О нашей тайне прошептала
Сребросверкающей волне,
Волна веслу проговорилась;
 
 
Подслушал тайну у весла
Младой пловец. В нем грудь забилась,
И тайна в звуки обратилась
И в звонкой песне ожила.
Он громко пел; – его напевы
Внимала милая не раз.
Теперь и юноши и девы
Везде ту песнь поют про нас.
 

Ноябрь 1846

Александр Иванович Одоевский (1802–1839)

 
Еще твой образ светлоокой
Стоит и дышит предо мной;
Как в душу он запал глубоко!
Тревожит он ее покой.
Я помню грустную разлуку:
Ты мне на мой далекий путь,
Как старый друг, пожала руку
И мне сказала: «Не забудь».
Тебя я встретил на мгновенье,
Навек расстался я с тобой!
И все – как сон! Ужель виденье —
Мечта души моей больной?
Но если только сновиденье
Играет бедною душой,
Кто даст мне сон без пробужденья?
Нет, лучше смерть и образ твой!
 

<1827>