Текст книги "Сталь с голубым узором"

Комбат Найтов
Сталь с голубым узором

Оформление обложки Владимира Гуркова

© Комбат Найтов, 2016

© ООО «Издательство АСТ», 2016

Этот город известен со времен египетских фараонов, с греческого его название переводится как «обильно политое место». Воды там немного, небольшой оазис вдоль довольно мелководной реки, которая лишь в отдельные годы бывает полноводной. Так что поливали явно не водой. По легенде именно здесь был открыт, а затем утерян секрет булатной стали. Это не совсем правда, но легенда красивая. Здесь пересекались интересы всех великих цивилизаций человечества, за исключением инков, майя и ацтеков. Последних совсем не волновал этот уголок пустыни. Остальные дрались за обладание этими местами, как сумасшедшие. И поливали эту землю кровью. Наверное, кедры на крови растут лучше. Город многократно на протяжении истории переходил из рук в руки. На него претендовали все: и египтяне, и персы, и ассирийцы, и греки, и даже иудеи. Потом он принадлежал римлянам, византийцам, арабам, османам, французам, англичанам. И после той войны стал столицей Сирии.

Собственно, эта история началась задолго до того, как началось это описание, в 1946 году, в маленьком городишке Фултон, в штате Миссури, когда находившийся на отдыхе как частное лицо некогда могущественный политик объявил о начале новой мировой войны. Проиграв предыдущую, неутомимый борец «за мир», за весь мир, возложил ответственность за новый миропорядок на Соединенные Штаты. Как и раньше, основным дипломатическим приемом в этих планах предусматривалась «дипломатия канонерок», только вместо Юнион Джека на их мачтах должна была болтаться звездно-полосатая тряпка. Америка, выкормившая Гитлера и с его помощью поставившая на колени бывшую метрополию, была готова подхватить валявшуюся под ногами власть над миром, но им мешал дядюшка Джо, сумевший поломать хребет заботливо выращенному щенку американского капитала и при этом заметно укрепивший свои позиции на одной шестой части земного шара. Он не кинулся получать «халявные кредиты» у новых владельцев мира, а старательно поднимал из руин войны собственную экономику, рассчитывая в первую очередь на собственный народ, доказавший всему миру свое право на существование.

Войну в Европе выиграли они. Разгром Японии на суше и на островах показал всему миру, что в этом мире родилась новая мощь, но теперь из-за океана дядя Сэм грозил им эй-бомбой.

Но в СССР на эту угрозу через четыре года после войны ответили своей бомбой, и тогда в действие вступили другие правила игры, ведь истинные джентльмены выдумывают свои правила для собственного удобства.

Борьба двух мировых систем захватывала в свой ареал все больше и больше стран, и как-то в один из осенних дней на аэродроме «Фрунзе-1» приземлился Ан-12, из которого на перфорированное железо стоянки вышли молодые люди в незнакомой темно-серой форме. Их построили и распределили по местам будущей службы – 5-й ЦК ПУАК, или в/ч 15590[1]1
  Центральные курсы по подготовке и усовершенствованию авиационных кадров.


[Закрыть], имел в своем составе четыре больших аэродрома, из которых «Фрунзе-1» был самым маленьким. Здесь стояли самые большие в мире на тот момент вертолеты Ми-6 и фронтовые бомбардировщики Ил-28, истребителями занимался 1-й (651-й) полк в Луговой и 2-й (652-й) полк в Канте.

Среди прибывших курсантов был худощавый молодой человек с небольшими усиками. Его звали Хафез. Он попал во второй полк, и через несколько дней состоялся его первый вылет на УТИ-15. Молодой, худощавый, одетый в комбинезон песчаного цвета инструктор вызвал его из строя. Говорил он по-французски – на языке, который понимали все приехавшие из Сирии курсанты:

– Лейтенант Хафез аль Асад! Выйти из строя!

– Я!

– Вам предстоит ознакомительный полет на реактивном истребителе УТИ-15. Во время полета запрещается противодействовать действиям инструктора. Ноги и руки на приборы управления разрешается ставить только в случае, если вы можете контролировать собственные действия. Требуется находиться на связи с выполняющим полет инструктором и быстро выполнять его требования. Курсант лейтенант Асад! Вам понятен смысл моих требований?

– Да, господин инструктор!

– К машине!

– Есть!

Хафез сел во вторую кабину – это место инструктора, в первой кабине расположился сам инструктор. Техник проверил, застегнуты ли ремни у курсанта, подсоединена ли радиостанция и СПУ. Довольно резко приказал убрать ноги с педалей.

– Есть, мсье!

Тяжелые летные ботинки переместились под катапультируемое кресло, в наушниках опять послышалась французская речь инструктора:

– Курсант! Вы готовы?

– Да, мсье! К полету готов!

– К запуску!

Дальше пошла непереводимая игра слов и выражений, которую предстояло выучить Хафезу. Она называлась «молитвой» и состояла из действий и докладов в центр управления полетами о состоянии вылетающего истребителя. Инструктор за действиями курсанта особо не следил.

– Готов?

– Да, мсье!

– Поехали, мусью!

Несколько раз истребитель резко тормозил, клюя носом в полосу, затем раздался свист турбины, нос совсем опустился, и раздался скрежет почти проворачиваемых колес на взлетном режиме. Затем нос подскочил вверх, и Хафеза вдавило в кресло пилота.

– Отрыв! Шасси убраны!

– Не ушатай араба! – разобрал малознакомый язык лейтенант.

– Я – четвертый, в наборе.

Истребитель стремительно набирал высоту, Хафез несколько раз продулся, выравнивая давление в кабине и в ушах. МиГ заложил довольно крутой вираж и выровнялся на курсе.

– Вошел в зону пилотажа, прошу добро!

– Четвертый, вам добро! Успехов!

МиГ резко встал на дыбы, и вновь взревел двигатель, издавая стремительный свист. Переворот, вираж – содержимое желудка курсанта несколько раз сильно просилось наружу, но он понимал, что ознакомительный полет делают для того, чтобы выяснить профессиональную пригодность курсанта к дальнейшему обучению. За внутренними органами требовалось следить. До этого лейтенант летал только на Мессершмитте-109F и на Фокке-Вульфе-190D-C. Реактивную технику он приехал осваивать в СССР. Только что закончилась война в Корее, где русские доказали американцам, что достичь Москвы на их «гробах» не удастся. А Сирия и Египет очухивались после первой «войны-катастрофы», где под ударами израильско-англо-французского контингента их надежды ликвидировать Израиль растаяли, как дым.

Всего через двадцать минут самолет закончил исполнение фигур высшего пилотажа и пошел «коробочкой» для захода на посадку. Но даже такой короткий полет залил спину Хафеза потом, чувствовалось, как по ней катятся капельки, хотя за бортом минус тридцать-сорок градусов, и в кабине не было слишком жарко.

– Как себя чувствуешь, курсант?

– Bien, tr`es bien, messieur instructeur!

– Мокрый?

– Да! Очень жарко!

– Привыкай…

Инструктор опять замолчал и на попытку заговорить ответил ударами большого пальца по кнопке СПУ[2]2
  Самолетное переговорное устройство.


[Закрыть]. Курсант сосредоточился на последовательности управления и старался запомнить местность, расстилающуюся под крылом. Однако большую ее часть скрывало широкое стреловидное крыло, но протекающий Большой Чуйский канал и ряд пирамидальных тополей врезались в память уже навечно. Кант – городишко небольшой, даже по сравнению с небольшим Фрунзе. Это обыкновенная казачья станица, в которой построили сахарный завод, давший название городку. Кант по-киргизски – сахар. Зажглись огоньки выпущенных щитков и шасси. Перископ, помогающий инструктору видеть, что делается впереди, и, если требуется, помогать курсанту, был опущен. Только по выравниванию лейтенант сообразил, что земля уже близко. Касание, и через некоторое время заработали тормоза. Полет окончен. Инструктор осмотрел кабину, взглянул на лицо курсанта, отмахнулся от его рапорта и стал вызывать следующего, а лейтенанту было указано направление в сторону раздевалки. Полеты продолжались уже без него.

Вечером всех перевезли из Канта во Фрунзе. Там в зданиях бывшей медицинской школы еще во время войны было развернуто военное училище летчиков. Городок прозвали Пентагоном. Его окружала глинобитная стена по всему периметру. Часть городка была открыта, и туда можно было попасть с улицы в любое время, а главная часть была отделена тремя КПП от остального города. Курсанты и их казармы находились в закрытой части. Там же были две столовые, бассейн с десятиметровой вышкой, спортивный городок и несколько одноэтажных зданий учебной части. В каждом глинобитном домике было два класса. Лишь два дома были сложены из нормального кирпича и имели два этажа. Город сам по себе был в основном одноэтажный, но при проезде через него курсантам показали здание театра, Верховного Совета и Республиканского ЦК компартии. Эти дома были типовыми, многоэтажными. Во многих местах шло строительство. Довольно много деревьев, в основном акации и карагачи, а вдоль дорог – пирамидальные тополя, дающие благодатную тень летом. Но сейчас была глубокая осень, пожелтевшая листва неохотно покидала высокие деревья. На первый план после учебы вышла борьба с упавшими листьями, которые норовили засыпать бассейн, дороги и дорожки между зданиями. Начался первый семестр, посвященный изучению техники и переучиванию. Одним из основных предметов стал русский язык. Его вела пожилая, очень красивая женщина, свободно говорящая по-французски с красивым парижским акцентом. Как потом выяснилось, мать того инструктора, который устраивал их взводу провозные полеты. С некоторым удивлением, на каком-то празднике лейтенант увидел их вместе. И у матери, и у сына были боевые ордена. Что это такое, Хафез уже узнал на политзанятиях, которые также входили в программу обучения.

Курсантский состав очень разнился между собой: здесь обучались летчики из многих стран. Удручало только одно обстоятельство: за пределы городка курсантов выпускали редко. Был резко ограничен контакт с местным населением, разрешалось посещать только рекомендованные места, типа ресторана при гостинице. Плюс языковой барьер… Было откровенно скучно, и ничего не оставалось делать, как только учиться. Были неугомонные, которые спешили познакомиться с местными девицами, но к таким девочкам подходили неприметные ребята из «органов», и на этом знакомство обычно и заканчивалось. И потом началась зима, совсем непривычное время для большинства курсантов. Несмотря на то что это юг СССР, она выдалась холодной и с пронзительными ветрами, а как только потеплело, всех перевезли в Кант, в военный городок неподалеку от аэродрома на правом берегу Большого Чуйского канала. Лишь единожды удалось немного пообщаться с девушками: взвод вывезли на строительство Комсомольского озера в Карагачевой роще. Там собралось много молодежи. Они насыпали плотину через небольшой ручей, который впоследствии станет любимым местом отдыха горожан и курсантов. Но завязать плотное знакомство со студентками педагогического института в тот раз Хафезу не удалось. Были счастливчики, которым повезло больше, но на назначенное свидание лейтенант попасть не сумел и не знал, что две девушки ждали его в назначенном месте, а потом обиделись и ушли. Впрочем, начались полеты, поэтому времени на посещение Фрунзе практически не стало. Маленький Кант в течение полугода был постоянным местом обитания, а затем, после прохождения программы переучивания и получения права на самостоятельные вылеты, всех перевели в первый полк и отправили еще дальше от шума городского в затерянный в степи небольшой военный городок Луговая, в Казахстане. Там, после провозных полетов, началось основное переучивание: освоение тактики действий реактивной авиации и практическое боевое применение. Там он опять попал в эскадрилью Петра, того самого летчика, который вывозил его впервые, и до конца курсов был в составе третьей учебной эскадрильи. Немногословный Петр так и не сказал, откуда он знает так много о действиях американских и других натовских военных.

Городок в степи был разделен шоссе и рекой на три неравные части: «белый» и «черный» городки и «полк». Межой служил мост через ручей, под которым жило большое количество змей. Перед ним стоял КПП, который по идее не должен был пропускать посторонних людей в расположение. В трехстах метрах от него в сторону железнодорожной станции Луговая стоял клуб полка, за ним три магазинчика Военторга. Сразу за магазинами была сделана спортплощадка с футбольным и волейбольным полями. За дорогой начинались длинные бараки «черного» городка. Там в основном жил технический состав и военнослужащие БАО. Слева от основной дороги стояли двухквартирные коттеджи летного состава. Обозначение городков было связано с цветом формы людей, спешащих утром на аэродром: слева из «черного» городка выходили люди в замасленных черных спецовках, а справа к КПП по дороге и напрямую через степь шли фигуры в бежевых комбинезонах, которые еще и выгорали на солнце полностью до белого цвета. Но в городке жили только русские! Курсанты располагались за КПП на территории полка. Их казармы были слева от дороги, недалеко от небольшого пруда. Чуть глубже находился штаб полка, справа от него – штабы эскадрилий, затем две большие столовые – летного и технического состава. Слева от них – казармы рядового состава полка, батальона аэродромного обслуживания и роты охраны. Справа от дороги располагались учебные здания и начинался технический городок – склады, автостоянки. Все вокруг было густо усажено ивами и карагачами, тополи были не в чести, так как много пуха давали, а это вредно действует на фильтры самолетов. Чуть правее КПП, если смотреть из городка, начиналось большое, сильно заросшее камышом болото, точнее, заболоченный пруд, целый каскад которых уходил в сторону большого озера Лугового. Сама станица Луговая вообще-то находилась ранее там, теперь она носила имя «колхоз Ленина». Чуть севернее плодородная степь заканчивалась, и начинались пески пустыни Муюнкум, разрезанные рекой Чу, которая теряется в них у Тайконура. А на северо-востоке с высоты видно озеро Балхаш. Села и поселки вокруг до самого Фрунзе были русскими. Они пришли сюда в конце девятнадцатого века и образовали здесь военный округ Семиреченского казачьего войска. Столицей у них был город Перовск, названный по имени генерала Перовского, отца народоволки Софьи Перовской. Сейчас он носит название Кызылорда. Почему – не знает никто. Впрочем, история этого края столько раз переписывалась… Оказывается, эти земли были населены и процветали до прихода туда русских, а их опять оккупировали. Жили там сплошные богатуры, акыны и баи, все цвело и пахло, но пришли казаки, и все пошло прахом! Понаехали и понастроили. Дороги, понимаешь, провели, каналы, университеты понастроили. Делать им было нечего! Аэродромы построили. Нет на современной карте Казахстана этого городка. Руины. Все, что было до речки – разрушено. В шестидесятые вокруг городка возвели стену из аэродромных плит, чтобы сократить очереди в магазинах, даже ее современные бабаи растащили. Из космоса видны остовы домов, где прошло мое детство.

Родом я из этого полка. И города Кулан никогда не существовало, этот «город» возник в предгорьях Алатау потому, что подземные воды не давали возможности сделать нормальное водо– и теплоснабжение в Луговой-1, да и в семидесятые девчонки из городка повадились выходить замуж за курсантов и уезжать с ними в Африку и другие страны. Вот и возник проект построить Луговую-2, чтобы отделить еще больше курсантов Пятых центральных курсов по подготовке и усовершенствованию авиационных кадров от летного состава и их семей. Начинал строить этот город БАО из Луговой. Потом строители из округа подтянулись. А теперь их ишаками назвали. Кулан – это дикий ишак, который в тех местах никогда не водился.

Станция Луговая тоже состояла из двух частей, разделенных дорогой. Одна часть носила название «депо», вторая – «станция». Депо считалось выселками. Там и правда существовало два поселка поселенцев – немецкий и чеченский. Они между собой враждовали. Причем серьезно. Немцев сюда выселили еще в сорок первом из Поволжья, и их здесь восприняли нормально. А чеченцы приехали в сорок четвертом. К ним отношение было очень настороженное, ну, а пацаны – дрались. Стенка на стенку, чечены частенько ножи в карманах таскали. Но как таковой анклав они создать не сумели, их поселили вместе с ингушами, и главные стычки происходили именно внутри выселков. Ну, и было еще деление – на «станционных» и «городских». Городские – это те, кто жил в военном городке, находившемся за станционным кладбищем. Всех объединяла школа, она была одна, и больница, которая стояла неподалеку от школы. А вокруг на многие километры тянулась сплошная степь. Казахи здесь жили в одном месте – на скотном дворе западнее аэродрома жила одна казахская семья. Скотный двор был построен во время войны для сбора скота для отправки его на бойни. Каждую осень со стойбищ в горах сюда перегоняли скот, который грузили в зеленые вагоны и увозили в сторону Алма-Аты или Чимкента. Еще неподалеку от городка был склад свеклы Меркенского сахарного завода. Там она гнила до самой весны. Потом ее вывозили на свалку в карьере между Луговой и Мерке. Часть, конечно, попадала и на переработку, но большая часть, по моим впечатлениям, сгнивала, судя по запаху. Мимо склада никто никогда не ходил: и грязно, автомашины постоянно разбивали дорогу, и запах. Поэтому на станцию ходили через кладбище. Так и короче, и чище. Если не считать пыли, но она в этих местах была везде.

Здесь лейтенанту Хафезу повезло: в ресторане на станции он познакомился с девушкой, которая знала немецкий и французский. Она была немкой и стремилась любыми путями выехать из этого богом забытого места. Тем более что политотдел курсов положительно рассматривал дела о беременностях: «женись, подлец, или отчислим». Но отношения с Хильдой остались просто эпизодом, если не считать того, что один раз пришлось применять оружие, а потом доказывать в комендатуре, что применение было правомерным. Места для свиданий нормального не было, встречались на квартире подружки, и только в том случае, если она и ее родственники все были на работе, что происходило достаточно редко. Да и высокая нагрузка на заключительном этапе переобучения не позволяла иметь много свободного времени, так что из СССР Хафез уехал холостым, хотя Хильда ему довольно сильно нравилась. Однако отец запретил этот брак, а ослушаться его лейтенант не решился. В Дамаске его ждала невеста, которую выбрали его родители. Она, правда, и не догадывалась о том, что ждет его.

Последние несколько месяцев его готовили как командира эскадрильи, поэтому приходилось готовить вылеты и учебную работу так, как будто он уже исполнял обязанности командира.

Здесь, на городском пляже на берегу главного пруда у КПП, в один из выходных дней он увидел сына командира эскадрильи, который еще только учился ходить и плавать. Провез его на плечах в сторону ДКС-3, сопровождая семейство командира, и спросил у мальца:

– Кем станешь, когда вырастешь?

– Летчиком! – гордо ответил малыш. Все вокруг рассмеялись. Никто не сомневался, что последует именно такой ответ.

Заканчивался второй год обучения, все чаще вспоминался дом и горячий воздух Сирии. Год назад перестало существовать государство Сирия. Всех переодели в новую форму с орлом на кокарде, у которого на груди красовался щит с государственным флагом Сирии. Теперь, вместо серого, цвет формы стал темно-зеленым. Новое государство называлось Объединенной Арабской Республикой.

Толстенькие, с оттянутыми назад крыльями, МиГи плотной группой вышли на перехват группы бомбардировщиков из Токмака, которые летели бомбить цели на полигоне в Луговой. Задача: не допустить бомбежки колонны войск в степи. Петра в строю не было, группу вел, уже капитан, Асад. Внизу на полигоне слушал радиопереговоры президент и Верховный Главнокомандующий армией ОАР Гамаль Абдель Насер. Группу бомбардировщиков вел майор Хосни Мубарак. Именно его самолет был атакован «мигариком» Асада. Учебное задание выполнено. Президент, вернувшийся на вертолете с полигона, пожал всем летчикам, окончившим курсы, руки, заговорил о начавшемся возрождении арабской нации, о роли партии БААС, захватившей власть в трех крупнейших арабских государствах. Поинтересовался, кто из летчиков вступил в эту партию. Дисциплинированные офицеры все как один заявили, что уже давно являются членами этой партии. Других сюда просто не направляли. Насер закатил шикарный ужин во Фрунзе для всех, сняв целый павильон на ВДНХ. Целая отара барашков ушла на плов и шашлык для всех курсов. Опять длинные речи, аплодисменты, раздача чеков с большим количеством нулей в египетских фунтах. Это был первый выпуск офицеров для ВВС ОАР. Для них уже поставили из СССР новенькие МиГ-17 Бис. Никита Сергеевич даже денег за это не взял. Из СССР направлены строители, которые срочно возводили в пустыне новые поселки и аэродромы. Через черноморские проливы потянулись караваны кораблей с техникой для «возрождающегося Востока». Выехали специалисты для подготовки величайшего проекта строительства Асуанской ГЭС.

Поссорившийся с Мао, разоблачитель Сталина срочно искал поддержки в других странах. В дело шли любые партии, которые хоть раз написали слово «социализм» в своих уставах. БААС была полувоенной полуфашистской партией арабского возрождения. Просто некоторые арабы вспомнили, что с них началась цивилизация на Земле. И решили возродить великий дух цивилизации, некогда простиравшейся от Китая до Мадрида. Или вы считаете, что крестовые походы были за телом Христа? Кому оно нужно! Нет, таким образом пытались остановить арабскую экспансию в Европу. К тому времени арабы почти полностью поработили Испанию и подбирались к Франции. Крестоносцы ударили в спину этим армиям, доказав арабам, что дикая варварская Европа способна объединиться и защитить саму себя.

Тепло попрощавшись с Петром, которого тоже позвали на праздник, и пригласив его приехать в ОАР, Хафез с некоторым удивлением услышал от него, что скорее всего не получится, так как его переводят в другой полк, с повышением, и теперь Петр будет заниматься совсем другими делами.

– Это куда еще?

– «Бип-бип-бип» слышал?

– Конечно! Туда?

– Туда.

Они не совсем поняли друг друга, Хафез думал, что Петра переводят в отряд космонавтов, ведь все знали в полку, что комиссию он уже проходил и был признан годным для полетов в космос, но вместо отряда космонавтов Петра направили в вертолетный полк АСС, начальником поисково-спасательной службы космодрома Байконур. Семье опять предстоял переезд, теперь в город Ленинск, которого нет ни на одной карте мира. Тем не менее, приглашение посетить Египет спустя некоторое время реализовалось, хотя ему предшествовали очень многие события. С огромным трудом избежав сокращения в 1961 году, когда знатный кукурузовод уволил из армии ее цвет – офицеров ВВС и ВМФ, полк, которым он командовал, спрятали, переведя его из ВВС в ракетные войска стратегического назначения, а после отставки Хрущева вернули в ВВС. Затем переучивание в Ханкале на Вторых курсах повышения на две новые машины: Су-7б и МиГ-21. Сразу после них – неожиданная и срочная командировка в Ханой, для «организации переучивания личного состава ВВС НОАВ» – тем, вместо МиГ-17, начали поставлять «двадцать первые», и требовалось защитить столицу от налетов на период переучивания. Семья, уже состоявшая из четырех человек, с двухгодовалым младшим сыном самостоятельно перебралась из Грозного во Фрунзе к бабушке, которая продолжала преподавать на Пятых курсах и у которой был дом на самой окраине возле Аламединки. Жена устроилась директором сорок седьмой школы возле аэропорта. Бабушка пробила у начальника училища им двухкомнатную квартиру в новом доме на улице Шота Руставели, в квартале, где находилась школа. Старшие дети пошли в нее, а младший – в ясли через дорогу. Отец был в «командировке», и вечерами новенький «Рекорд» показывал ужасы американских бомбардировок Вьетнама, что вынуждало мать выключать телевизор и тихонько плакать на кухне в окружении ничего не понимающих детей. Им не сказали, куда командировали папу. Через некоторое время оттуда вернулся заболевший майор Григорьев, после этого и стало известно, где «работает» отец. Григорьев вернулся с орденом Красного Знамени за сбитый В-52. Ленка Григорьева сидела на одной парте с сыном Петра и все рассказала, что слышала дома. Для десятилетнего ребенка стали еще более непонятны слезы матери, ведь отец делает правое дело, и народ Вьетнама победит. А тут женские слезы. Он тогда не слишком задумывался о том, что отец воюет с тридцать девятого и это у отца уже пятая война. Впрочем, из телевизора неслись победные марши и реляции, Вьетнам одерживал одну за другой победы, худенькие и малорослые вьетнамки конвоировали очередного Маккейна, сбитого над Хайфоном и Ханоем, каждый день увеличивался счет потерь у американцев. Наши потерь, само собой, не несли. Все хорошо, прекрасная маркиза. Вот только соседка из второго подъезда вместе с детьми куда-то уехала в один день. Но к таким событиям здесь относились как к обычному явлению. Потери среди летчиков и в мирное время были совсем не маленькими.

Отец вернулся летом шестьдесят шестого, и вся семья выехала в Крым в санаторий ВВС. Младший сын жил с родителями в санатории, а старшим сняли квартиру с видом на море. Мама прекратила реветь ночами и, судя по всему, была счастлива. Полтора месяца на галечном пляже санатория, обалденный загар, новенькая «Волга», полковничьи погоны на плечах у отца. Мир прекрасен, а папа – лучший в мире! К тому же он обещал, что в этом году обязательно научит старшего летать, и даже дал ему книжки по «Ан-14» и «Ан-2». Сынишка впитывал сухие строчки техописания как поэму.

Отец не обманул, и по возвращении во Фрунзе, его опять перевели в ПУАК, в первом полку состоялся первый в жизни полет в кабине настоящего самолета, пусть и связного. Запах авиационного лака уже проник в мозг ребенка. Давно! Впервые он сел в кабину МиГ-15 в возрасте пяти лет. А в одиннадцать ему доверили в течение нескольких минут управлять Ан-14. Ноги еще коротковаты и до педалей достают с трудом. Но еще через месяц папа и мама уехали, оставив всех бабушке, кроме младшего. Из Александрии стали приходить письма с красивыми марками.

В самом конце мая шестьдесят седьмого года неожиданно пришла телеграмма из Москвы, что через три часа требуется встретить борт из Москвы, подпись: «Мама». Благо, что аэропорт в двух кварталах от дома. Побежали туда, обгоняя бабушку, соскучились, через два дня начнутся каникулы, и хотя по письмам из Египта получалось, что отпуск у родителей будет позже, мама все переделала и скоро приземлится. Она вся загорелая, в красивом «иностранном» платье, с каким-то ярким шарфиком и с Сашкой, которого держит за руку. Несколько шикарных чемоданов с наклейками. Заграница! Пыхтя и вытирая пот, тащили их домой. Бабушка с мамой тихонько разговаривают о чем-то. На кухне зашипело хлопковое масло, бабушкины любимые беляши, густо посыпанные мукой, летят на сковородку. Мама, уже в халате и в фартуке, помогает бабушке и раскладывает по баночкам привезенные восточные приправы. Старшие дети с Санькой потихоньку из-под рук утаскивают горячие беляши и с молоком отправляют их в желудок. Рассказывают маме, какие они были умные и послушные, хвастаются тем, что в дневниках одни пятерки. Через три дня зеленый Ан-2 разбегается по бетону полосы, вираж, и пошел в набор. Под крылом совсем рядом горы. Дверь к летчикам открыта, литовцы еще не шалили, поэтому экипаж летает с открытой кабиной и без оружия. Старшему разрешили посидеть в правом кресле. Под крылом уже голубой Иссык-Куль, с некоторым удивлением он обнаружил с высоты на озере подводную лодку на ходу в сопровождении трех торпедных катеров. А говорили, что полигон на Кой-Саре закрыли! Нет, просто перенесли его дальше от берега. Самолет пошел на посадку в Тамге. Там находился санаторий ВВС округа, и это было любимое место отдыха. Папа и мама жили в самом санатории, а детям снимали квартиру у дяди Саши, где они возились с его кроликами. Еще дядя Саша любил брать старшего на рыбалку на большую и бурную реку Барскаун. Там отлично клевали маринка и форель. Маринка – рыба местная, слегка ядовитая, требуется снимать черную пленку с живота, когда чистишь, а радужную форель завезли сюда с Севана. Все ждали папу, который должен был скоро прилететь. Его встретит бабушка, и через пять дней вся семья будет вместе.

Никто еще не знал, что несколькими днями ранее в Москву прилетали министры обороны Египта и Сирии. Сирия к тому времени из-за военного переворота вышла из состава ОАР и вновь стала отдельным государством. Затем состоялись еще два переворота: опять в Сирии и в Ираке. Власть вновь перешла к партии БААС, и участвовавший во втором перевороте Хафез Асад стал из командиров полка министром обороны Сирии. Президентом Сирии стал генерал-лейтенант Луэй аль-Атаси. От Египта в переговорах участвовал Герой Советского Союза маршал Абдаль-Хаким Амер. Полностью отмобилизованные вооруженные силы пяти государств в состоянии полной боеготовности стояли друг против друга, решившись повторить старый сценарий. Однако председатель Совета министров СССР Косыгин отказался поддерживать агрессию, а вот если Израиль нападет, то вступит в действие договор о дружбе и взаимопомощи. Жена тоже об этом не знала, но их, жен военных советников, за десять дней до войны распоряжением Косыгина вывезли из страны через Венгрию. По разговорам среди военных было непонятно, как Египет собрался воевать, если большинство боеспособных частей находилось в Йемене. Даже израильтяне считали, что Амер не решится нападать и скорее всего произойдут столкновения на коротком сирийском фронте. Поводом для войны был расстрел с воздуха строительной площадки отводного канала от реки Иордан в Сирии год назад. Все столкновения происходили из-за того, что Израиль вел хозяйственную деятельность на спорных и «демилитаризованных» территориях, плюс постоянные споры из-за воды. После принятия в ООН решения о восстановлении государства Израиль на «землю обетованную» хлынул поток переселенцев и нарушил сложившийся уклад жизни этих мест, поэтому арабы упорно пытались «сбросить проклятых пришельцев в море». Сами они неместные, но довольно давно обитают в этих местах.

Пятого июня с самого утра ушли на пляж, до обеда. У них был «собственный» дикий пляж, он ближе к санаторию, чем культурный. Это рядом с причалом военно-морской базы. В самой бухте вода всегда холодная – туда река Тамга впадает. Там редко кто купается. Купаться с причала не разрешали, а культурный пляж еще дальше, и там мелко, неинтересное место, но туда отдыхающих автобус носатый возит, такой же, как во Фрунзе летчиков возит в Кант и в первый полк. С дверцей, которую водитель закрывает рычагом. Моторчик у него слабенький, и передача сильно воет, пока он в горку карабкается. Не любили на них ездить. Возвращались с уснувшим Сашкой на руках. Жена Петра остановилась у КПП моряков, по радио передавали заявление советского правительства, осуждавшего нападение Израиля на арабские страны. Пришлось забирать у нее из рук Саньку и просить моряков помочь. Она сознание потеряла. Моряки остановили автобус, и их довезли до коттеджей возле кортов, где жили мать и Санька. Шесть дней дети никуда не ходили, только играли в теннис и бадминтон. На седьмой день в воскресенье принесли телеграмму, международную, из Дамаска: «отдыхаю хафеза тчк все порядке тчк вылетаю два дня тчк ваш папка тчк».