Текст книги "Стальной конвой"

Светлана рассказала, как начала видеть глазами Щепки. Сидела дома и говорила родителям, где та бегает, куда смотрит. Сначала ей не верили, но потом и другие дети стали хвастаться тем же. А впоследствии смогли и командовать своими Шариками и Мухтарами. Некоторые девочки с кошками так же общались. И взрослые решили создать такую собачью армию. А кошки были тоже разведчиками.

У парней с птицами получилось примерно так же. Они с ними на охоту ходили. На лосей, на кабанов. Выслеживали их в лесу.

Потом Вадим Степанович появился. Велел записывать свои ощущения, как реагируют животные. А сейчас уже у Светланы с Андреем сын трёх лет, спокойно управляется со своими домашними коршунами, у него три штуки, и двумя воронами. А у соседей дочка, ещё говорить не умеет, а собака их уже слушается её.

– Вот так, – Вадим Степанович отхлебнул чайку. – Пока у нас только статистика, даже предположений нет. Кроме меня и Владислава Юрьевича, причины никому не интересны. Привыкли люди к такому. Сверхъестественным не считают, пользуются даром и всё. Да ладно. Лучше вы скажите, у вас кто-нибудь выяснял, отчего катастрофа произошла?

Химик Наливайко усмехнулся, глянул на своих коллег. Те посмотрели на когда-то рыжего, а сейчас плешивого геолога Кабанова. Его лысая голова, где только возле ушей топорщились рыжеватые волосинки, покрылась бусинками пота. Кабанову было жарко от горячего чая.

– У меня есть версия. Пока она самая подходящая. Коллеги не совсем с ней согласны, но гипотеза эта наиболее правдоподобная, – он шмыгнул носом. – Я геологом по нужде стал, до этого совсем другим занимался. В общем, слушайте.

У нас пока есть три факта, подтверждённых, но причины их неизвестны. Можно только предполагать. Первое – это уничтожение всех, абсолютно всех и везде электронных устройств. Причём произошёл их разрыв, буквально на атомы разнесло все микросхемы. Хранилища памяти вовсе не нашли, ни одного вообще! У меня, когда я начал заниматься поиском причин случившегося, появилось ощущение, что они лопнули, как от избыточного давления. Изнутри их что-то взорвало. Откуда в компьютерах, телефонах, фотоаппаратах взялась энергия для этого, тайна. Понять ни я, ни коллеги не смогли пока.

Второе, что привлекло внимание, мощный удар, невидимый удар. Все, кто пережил катастрофу и остался в своём уме, помнят его. Ощущение шершавости в мозгу, в спине. Что-то прошкрябало там.

И что любопытно. Многие люди погибли или пострадали при взрыве всяческих электронных приборов. Но подавляющее большинство умерли от этого, невидимого удара, поскольку ран не было вовсе. При вскрытии мозг у них был обмякший как бы. Выжившие доктора никогда такого не видали и пояснить причину этого не могут. Таких диагнозов не было. Мозги как варёные у погибших. И в тоже время очень немногие, получившие ранения от телефонов и других гаджетов, остались живы. Почему?

И третий факт. Смещение магнитных полюсов. Есть предположение, что они не просто переехали на тысячи вёрст, а предварительно помотались по планете. Покрутились и потом остановились. Конечно, несколько секунд это было. Но всё же. Есть предположения, что на Землю налетела электромагнитная буря, произошло гравитационное возмущение. Что это, неизвестно, но звучит умно. Но всё это теории. Есть и другие умозаключения. Вот такие фактики в мире Галактики, как наши разведчики говорят.

– Мы об этом не думали, – Владислав Юрьевич вздохнул. – Мы выживали. Только в последнее время стали пытаться что-то систематизировать, собирать данные. Очень мало нас осталось.

– Так я же не виню никого, что вы! – химик Наливайко улыбнулся. – Если у вас есть желание, езжайте в Пермь, там наконец-то создали институт теории, чтобы мысли упражнять, да и язык разминать в дискуссиях. А то мы последние четверть века только и делали, что сражались, чинили оружие, снова сражались, заводы восстанавливали, продовольственные вопросы решали. Помню, иголки учились делать, обычные, швейные. И катушки для ниток точить. Многое с нуля начали. Сейчас окрепнем и снова наукой займёмся. По настоящему, как тридцать-сорок лет назад.

– Так я дальше расскажу, – продолжил разговор Кабанов. – Дело в том, что я работал следователем, окончил, кстати, здесь в Екатеринбурге юрфак. Первый год ещё трудился. И тогда дело одно было. Долго не стану пояснять, не суть. Достали мы из речки телефон. Мобильный. Надо было посмотреть звонки, эсэмэски, кто куда, откуда звонил, причём за всё время действия этого телефона. Я помню, удивился. Говорю нашим специалистам-криминалистам, а разве можно это узнать? Ведь эти данные стираются. Память переполняется, и всё убирается. Поэтому нужно запрос в компанию телефонную писать, у них они сохраняются на серверах, да и то, какой-то срок. А мне парни отвечают – все сведения есть в аппаратах. Пускай они стираются владельцем, пускай вытесняются из видимой и доступной для него зоны новой информацией. Все звонки и сообщения здесь, начиная с самых первых, тестовых. Потом я узнал, что и с компьютерами та же история. То есть, ничего не исчезает, всё хранится в ячейках памяти. И уже в начале века были приборы, могущие извлекать эти данные. Понимаете?

– Ну, я помню, конечно, компьютеры, – Вадим Степанович, улыбаясь, постучал пальцами по столу, изображая набор на клавиатуре. – Телефоны с наушниками дурацкими этими. Но я считал, что если что стёрлось, то уже навсегда.

– Это оказалось не так, – Кабанов снова протёр лысину. – И вот моя версия катастрофы. В мире было множество различных электронных приборов, и на них постоянно накапливалась информация. Причём, даже те из них, что пришли в негодность, всё равно что-то хранили. А что такое информация в компьютере? Это набор связанных между собой электромагнитных сигналов, импульсов. Они генерировались, обрабатывались и слой за слоем ложились в свои накопители. Во время так называемого стирания они не распадались на исходные свои, первоначальные основы, из чего создавались. Да и стирания как такового не было. Было сжимание, что ли. Я так думаю. И вот, пришло время, когда эти электронные пружины разжались. И миллиарды приборов выбросили в один миг мощнейший электромагнитный импульс. Удар! Очевидно, что он попал в некий резонанс с излучениями, электромагнитными излучениями человеческого мозга и разрушил его. Сейчас на Земле всё успокоилось, только рации работают на лампах, да телефоны проводные. Вот и всё, что осталось от электроники. Связанные, скрученные, невидимые, неосязаемые сигналы наконец-то распались, но погубили большинство человечества. А что стало причиной этого неслышного взрыва, неизвестно. Ежедневно появлялись миллионы новых устройств, беспрестанно связывавших в виде упорядоченных импульсов информацию – в телефонах, утюгах, телевизорах и прочем. И она вспыхнула безвидно и погубила людей. Кстати, животные и растения не пострадали совсем. И появились новые тайны, которых не было раньше или просто не обращали на них внимания. Ваши и наши кинологи, необъяснимо даже для себя общающиеся с животными. Чудо-юды, везущие наши составы, и может, что-то ещё, о чём мы не знаем, или не обращаем внимания.

Главный врач конвоя Игорь Татаринов, любознательный, как настоящий доктор, не пропускал ни одного обсуждения в салоне «Головастика». Сейчас он вытащил из древней пластиковой папки ворох листов и положил их на полированный стол.

– Вот здесь данные обследования за последние одиннадцать лет, всех, кого смог осмотреть, – заявил он и замолчал, весело оглядывая народ.

– Ой, а вы врач? – оживилась девушка. – У меня что-то покалывает в боку, грызь какая-то. Посмотрите? А то у нас тётя Оля одна, санитарка бывшая, старенькая такая, ничего не понимает. Ешьте мёд, говорит, и будете здоровы.

Игорь Татаринов откашлялся, вздохнул и начал рыться в своих бумагах.

– Вот. Вот что установлено после анализирования и синтезирования сведений, полученных при обследовании, – он вытащил один лист, разграфленный в таблицу, и помахал им. – За последние годы ни у кого не зафиксирован диабет, туберкулёз, гепатит, что вовсе удивительно. Условия были сначала абсолютно антисанитарные, но никто не заболел этими заболеваниями! И самое поразительное – исчезли все и всяческие аллергии!!! Представляете?

Владислав Юрьевич посмотрел на него, на двух учёных, что-то вполголоса обсуждавших между собой, на неяркие огни бра, отражавшиеся на полировке стола, чашки с вареньем и булочками, на тёплые стены салона и неожиданно даже для себя жалобным голосом произнёс: – А можно, я с вами останусь?

Все замолчали. Собаковеды глянули на него недоумённо.

– С нами вас не возьмут. Путь неизвестен и опасен, – откашлялся биолог Лаврентьев. – А переехать в Пермь, где комфорта побольше и жизнь спокойнее, вполне возможно. Думаю, что пожилым людям стоит подумать об этом. Работы у нас хватает для всех, посильной и для людей в возрасте.

Анахорет заплакал. Он сидел, опустив голову, и слёзы капали на тёмные, заношенные до блеска брюки. Однако приступ быстро прошёл. Анахорет вытер глаза, извинился и разговор продолжился.

Решили завтра провести что-то вроде испытания. Собаковеды взглянут на то, что держит поезда на весу глазами своих псов, кошек и птиц, пообщаются с волкодавами из конвоя, а пермские кинологи попробуют найти общий язык с местными собаками.

Молодая пара и анахореты уселись на свою телегу, запряжённую парой унылых лошадок, загрузили туда же кульки с подарками и отправились домой. По тёмным улицам Екатеринбурга они ездили без опаски, рядом с телегой бежала свора молчаливых разномастных псов.

Баррикада как преграда

– «Клумба», «Клумба», я «Центавр», приём!

– «Центавр», я «Клумба», слушаю вас!

– В Талице на путях два состава. Возле них люди. Как понял?

– Понял вас, «Центавр». Что за составы?

– «Клумба», в составах тепловозы впереди и сзади. Вагоны, платформы. На платформах три гусеничных машины, верх зачехлён. Похожи на зенитные комплексы «Шилка» или «Тунгуска».

– Осторожно с ними, «Центавр», «Юнкерс». Сбросьте вымпел.

– Понял, «Клумба». Конец связи.

Пара вертолётов, отблёскивая винтами на солнце, кружилась над станцией Талица в сотне километров западнее Тюмени. Редкая для промозглого марта ясная погода давала пилотам видимость «миллион на миллион».

На станции, возле двух обнаруженных составов, суетился народ. Они поглядывали в небо, выискивая вертолёты, и вскоре открыли по ним огонь из автоматов. Хорошо видимые полоски трассирующих пуль потянулись к вертушкам. Те сразу разошлись в стороны и поднялись ещё выше. Сброшенный вымпел с воззванием от президента Евразии о мире и дружбе подобрали и унесли в один из вагонов.

Вскоре пилот «Юнкерса» заметил, как от станции куда-то понёсся юркий уазик. Уйдя под солнце, чтобы уменьшить свою заметность, вертолёт пошёл за ним. «Центавр» остался возле Талицы, наматывая неспешные круги, и будоража обитателей неизвестных составов. Те даже бросились расчехлять свои боевые машины, но прекратили это занятие. Изредка пилоты замечали вспышки выстрелов, это кто-то настырный пытался попасть в них.

«Юнкерс», следуя за уазиком, лихо брызгавшему грязью из-под колёс, вышел на группу строений в лесу с тёмно-красными, хорошо видимых на фоне высоких сосен, крышами. Вертушка ушла в сторону, так как пилоты увидели, что уазик встал около одного из домов. Выждав минут пять, «Юнкерс» полого спикировал на посёлок, зайдя со стороны солнца. Из домов повыскакивали вооружённые люди и затеяли пальбу в его сторону.

– «Центавр», я «Юнкерс», приём!

– Слушаю тебя, «Юнкерс»!

– Здесь ещё одно гнездо. Кусаются.

– Понял тебя.

– «Центавр», «Юнкерс», я «Клумба». Приём!

– На связи «Центавр».

– Слушаю, «Юнкерс».

– Домой, домой. Уходите домой.

– Поняли тебя, «Клумба». Идём домой.

Через два часа Иона Заббаров докладывал Набокову данные воздушной разведки. Оба они пришли к выводу, что неизвестные составы, скорее всего, идут со стороны Омска.

– К нам они едут, – Набоков облокотился на стол, где лежала расстеленная карта. – Вот, мужики, смотрите, это наверняка те самые работорговцы. Двести километров до Екатеринбурга они за полдня пройдут. Это не спеша если. Что думаете?

Командиры поездов, выслушав Заббарова и Набокова, зашевелились. У коменданта конвоя собрались только боевые начальники. Тыловиков, медиков и учёных не было. Они занимались своими делами. Набоков считал, что чем меньше совещаний и всяческих сборов, тем лучше. Работать надо, а не митинговать, он старался всячески придерживаться этого лозунга, провозглашённого более ста лет назад товарищем Сталиным.

– Я предлагаю постоянно держать их под наблюдением, – комброн флагмана «Урал» Сева Курилович глянул на Заббарова.

«Вертолётный царь», в походе оказавшийся абсолютно спокойной личностью в отличие от вечно шумящего во время подготовки экспедиции человека, кивнул.

– «Дракон» висит над Талицей, – он ткнул пальцем в карту. – Сейчас экипажи «Центавра» и «Юнкерса» пообедают, отдохнут, и до вечера, по очереди, продежурят.

– Надо засаду сделать, – предложил комброн «Фантомаса-2». – Вот смотрите. Допустим, они двигаются к нам.

Он взял карандаш, и перевернув его тупой стороной вниз, принялся водить им по карте.

– Два бронепоезда прямо сейчас идут на узловую станцию Богданович. Это сто вёрст. Там они притаятся на вот этой петле, – комброн провёл по дуге, уходившей со станции на север-запад и далее резко нырявшей на юг. – Пропустят их и окажутся сзади. А мы здесь перекроем путь, – он ткнул в станцию Косулино. Закупорим их, деваться некуда, сдадутся. Я готов участвовать.

– Погоди, погоди, – Набоков задумчиво посмотрел на карту. – Не всё так просто. Вот ткнутся они в нашу засаду у Косулино, вернутся назад, там тоже закрыта дорога. И они тогда, тогда они…

Руслан Калиныч внимательно разглядывал участок Транссиба от Богдановича до Косулино.

– А это что? – он пальцем в чёрно-белую полоску, струившуюся вверх от магистрали. – Баженово, а от него, от него на Асбест можно пройти. Мы им перекроем главный путь, а они уйдут сюда. Гоняться, что ли за ними? Атаковать-то их не стоит пока, может, договоримся миром.

– А по вертолётам кто стрелял? – спросил Левицкий и не дождавшись ответа, сказал: – Бандиты это, работорговцы.

– Ну, тут что к чему, неизвестно, – Набоков нахмурился. – В Ёбурге нас тоже обстреляли. Смогли же потом договориться! И не забывайте, наша цель не громить всех подряд вдоль Транссиба, а союзников искать. Потому надо всё очень тонко делать. Зачем нам враги ещё? Одних викингов хватает. Куда уж больше! И ещё. С местом у Косулино я согласен, а почему Богданович? Можно в Баженово так же притаиться, на этой ветке на Асбест.

– Так Богданович же узловая станция! – удивился непонятливости коменданта комброн «Фантомаса». – Оттуда и на север, и на юг пути есть. И очень вероятно, что там кто-нибудь да живёт. Может, это центр торговли? Там же и автомобильная дорога есть. В общем, место не простое. Нужное. Чем раньше там окажемся, тем лучше.

Подумав ещё немного, Набоков принялся не спеша отдавать приказания. Начальнику инженеров, седому, всегда серьёзному Евгению Никодимовичу он поручил соорудить на северном выезде Баженово мощный завал. В это время «Урал» и «Фантомас-2» пройдут до Богдановича и выберут место для отстоя. Можно на северной дуге, можно на южной ветке. Главное, чтобы чужаки не заметили. Далее, пропустить составы и следовать за ними на расстоянии десяти-пятнадцати километров.

В то же время инженеры с «Киянки» построят преграду перед косулинской петлёй. А на северном её отрезке поставим «Мортиру».

– Сгрузим с неё два «Тюльпана», – Набоков помотал карандашом над картой. – Внутри петли какие-то озёра, так что разместим их северней. И будем ждать. Кто что скажет, командиры?

– Перед баррикадой надо огневые точки разместить, – Гилёв показал пальцем, где. – Пять пулемётных расчётов вполне хватит. Два по флангам у завала, три с южной или северной стороны. На месте определимся. Судя по данным воздушной разведки, вооружение у них, максимум, пушечно-пулемётное. «Шилки» или «Тунгуски». Пехота с автоматами, гранатомётами. Так что в прямом столкновении мы должны одолеть. Хотя до боя дело лучше не доводить.

– Хорошо, – Набоков кивнул. – Ещё?

Больше замечаний не было. Хотя предполагали, что неизвестные составы тронутся из Талицы не раньше утра, решили подготовиться к их встрече до вечера. Бронепоезда с «Киянкой» и «Мортирой» уже через полчаса ушли на восток.

Вернувшиеся сапёры с помощью кранов, установленных на «Киянке», к вечеру завалили вагонами Транссибирскую магистраль возле Косулино наглухо. За баррикадой на объездном пути встала «Мортира». За высокими деревьями с места засады поезд тяжёлого вооружения видно не было. С него сгрузили обоих «Тюльпанов», оборудовали огневые позиции.

Руслан Набоков сам осмотрел засаду. На первый взгляд, всё было нормально. Перед грудой сваленных на пути вагонов сапёры поставили огромный транспарант «Переговоры лучше войны! Если согласны, поднимите белый флаг». В лесу, около железной дороги, установили и замаскировали пять пулемётов – пару «Кордов» и три КПВТ.

Начальник инженеров Евгений Никодимович на всякий случай установил фугас под мостом через какую-то речку, метрах в четырёхстах от завала на восток. Сто килограмм тротила гарантировали надёжное разрушение железнодорожных путей.

– Взрывная волна, обломки рельсов, шпал, щебень с насыпи, всё сметут метров на сто, – Евгений Никодимович оглядел место предполагаемых переговоров или битвы с гостями из Омска. – В общем, если придут, не уйдут. И прорваться не смогут или на таран наших взять. Сядут в яме, кто живой останется. А мост мы восстановим за день, если что.

Сменивший «Дракона» «Юнкерс» сообщил, что из посёлка на станцию Талица перевозят людей. Скорее всего, готовятся к движению, тепловозы раскочегаривают, дизеля дым дали. Затаившиеся на северной дуге ответвления Транссиба недалеко от Богдановича «Урал» и один из «Фантомасов» передали, что замаскировались, выставили наблюдение.

– Скоро стемнеет, – Набоков, разместившийся на «Мортире», глянул на Заббарова. – Давай вертушке отход. И пусть тебя по пути подберут. Готовьтесь к завтрашнему дню. Если у нас ничего не выйдет, придётся твоим парням разносить эти поезда.

– Ну как не выйдет? – потянулся командир «Мортиры». – Такая мощь у нас. Сметём в случае нужды всех.

– Сметём, не сметём, неизвестно, – резко ответил Набоков. – В бою всякое бывает. И вы бы не расслаблялись, Иван Иванович.

– Всегда готов! – кинул руку к виску оптимист с «Мортиры».

Ночные залпы

По пути с лёгкого бронепоезда на самой станции высадилась группа разведчиков. После недолгого осмотра они выбрали для базирования здание со следами серо-красной окраски на стенах. Очевидно, раньше здесь обитали местные железнодорожники.

Боря Милютин, зайдя первым внутрь, разгрёб ногами в стороны валявшиеся на полу скелеты, истлевшие бумаги. В углу возмущённо запищала мышь, видно, гнездилась тут.

– Никого не бывало здесь очень давно, – Боря выглянул в окно без стёкол, с изломанной рамой. – А вид нормальный, станция как на ладони лежит.

Радист с недовольным лицом осмотрел помещение, и принялся за благоустройство временного пункта связи. Антенну он вытащил через окно и зацепил за стальную опору со светильником наверху.

– «Фантомас один», я «Фантик пять», приём, – вскоре забубнил радист, проверяя связь. Также он переговорил с «Уралом» и «Мортирой», и доложил командиру, что всё нормально. После этого связист вытащил банку тушёнки, очень быстро съел её и закемарил, опустив голову на стол между своей рацией и треснувшим много лет компьютерным монитором.

Командир разведгруппы между тем выставлял дозоры. Один разместил на пешеходном переходе над нечётной горловиной станции, второй на автомобильном мосту через магистраль. В огневое прикрытие выставил снайпера и пулемётчика. Они заняли позицию в каком-то производственном здании, рядом с которым валялись железные баки и ржавые балки. Разведчики перекусили, и поскольку до вечера им разрешили отдыхать, завернувшись в спальники, задремали.

В это время над станцией прострекотал вертолёт. Пилоты заметили свои бронепоезда.

– Никуда эти бандиты сейчас не денутся, – высказался командир «Юнкерса». – Будут знать, как по нам стрелять. Наши вон как приготовились.

– Это точно, – согласился с ним правый пилот.

После установления секторов наблюдения и очерёдности дежурств командир с одним из разведчиков быстро пробежались по станции, поискали следы людей. Однако ничего не нашли.

– Красивый был городок, – боец повертел головой, осматриваясь с крыши вокзала. – Сколько деревьев. Зелень, наверно, везде, летом.

– Сейчас в России все города такие, красивые, зелёные и пустые, – мрачно ответил командир.

Неприятеля ждали утром, но дозорные не дремали, нельзя на посту спать.

Около полуночи наблюдатель на станции Богданович услышал, как загудели рельсы. Разведчик напрягся, кинул в рот кусочек сахара, это, по мнению многих, улучшало ночное зрение.

В сырой темноте весенней ночи показался размытый белый луч. Раздался неспешный перестук колёс. На узловую станцию Богданович друг за другом зашли составы с востока. Путь им освещал прожектор на тепловозе поезда, шедшего впереди. Они замедлили ход перед стрелками, потом прибавили ходу и вскоре скрылись в темноте. Разведчик разбудил командира и радиста. Вскоре с радиоантенны понеслись сигналы, приведшие в ход таившиеся неподалёку бронепоезда. Командир разведгруппы знал, что и пехотинцы с артиллеристами в засаде около Косулино приготовились к встрече.

– Однако, толковые парни проехали, – он свернул самокрутку. – Как раз таким ходом в рассвету к Ёбургу подкатили бы. И внезапно атаковали, кого увидели. Наши-то их утром ждали, а они хитрые и опытные, видать. Всем сбор, сейчас поедем вдогон.

Вскоре на станцию зашли бронепоезда. Разведчики разместились на «Фантомасе». Первым двигался «Урал». Его артиллеристы приготовили к стрельбе свою двухсотмиллиметровую пушку на передней бронеплощадке.

Минули Грязновскую, Баженово. Здесь, на перегоне до Гагарского, бронепоезда получили сигнал, что восточные составы дошли до завала. «Урал» и «Фантомас» тоже встали. Перегон прямой, и пушку приготовили к настильному огню. Никто не сомневался в удаче нынешней ночью.

Между тем, зевавшие пулемётчики и наблюдатели, оборудовавшие свои тайные позиции возле завала, увидели приближающиеся поезда. Сначала до них донёсся перестук колёс, от которого они, летавшие над рельсами, уже отвыкли. Потом на пути упал первоначально тусклый, но быстро набиравший силу луч прожектора. Возникший в сырой ночи световой туннель дрожал от влаги, создавая резкие, мелькающие тени, падавшие от рельс на шпалы и дорожный щебень, густо заросший травой. Сейчас она лежала, влажная, чёрная, придавленная остатками снега и весенней сыростью.

Свет прожектора упёрся в транспарант, подкрадывающиеся к Екатеринбургу составы остановились. Через несколько минут наблюдатели увидели, как из темноты, окружавшей поезда, вышли трое. Двое держали в руках автоматы, озираясь по сторонам. Они подошли к плакату, зачем-то потрогали его, потом стали разглядывать завал. Затем прибывшие развернулись, и прикрывая глаза от слепящего света прожектора, вернулись в свой вагон.

Находившемуся на борту «Мортиры» Набокову сообщили, что восточные поезда потихоньку начали двигаться обратно. Они уже миновали заложенный фугас и отходили всё дальше от места завала. Руслан Калиныч понимал, что сейчас от него ждут разрешения на открытие огня пулемётчиков. Они были должны разбить тепловозы. Однако Набоков подумал, что пришельцам некуда деваться, через семь-восемь километров они упрутся в «Урал».

– Пускай отступают, – дал он ответ через пару секунд раздумий. – Куриловича предупредите. Пусть действует по обстановке.

Посоветовавшись с командиром «Мортиры», Набоков пришёл к выводу, что составы отступили для раздумий. Решили ждать утра.

«Спешка нужна при ловле блох!», так считают разумные люди. И как показывает жизнь, они правы. Пришельцы так не думали. И хотя эффект от их совершенно неожиданных действий был громадный, практически весь он пропал впустую. В отличие от воинов конвоя, они не стали ждать рассвета.

Расчёты «Тюльпанов» только подошли к «Мортире», чтобы подремать в тепле до утра (у миномётов остались лишь караульные), как мартовскую ночь потряс гулкий грохот. Примерно в километре к югу от них мелькнули на миг огромные вспышки разрывов. Миномётчики схватились за уши. По ним что-то как будто шарахнуло.

– Что это!!! – закричал кто-то. – Это не «Град»!

– Ложись! – раздалась команда.

Ударенные взрывной волной деревья возле поезда зашумели, замахали ветвями, сбрасывая с них скопившуюся за ночь воду. Через несколько минут грохнул ещё один залп. В сырой и тёмной ночи никто не мог рассмотреть, откуда идёт обстрел. Без команды пришедшие в себя миномётчики бросились к орудиям. «Тюльпаны» мгновенно привели в боевую готовность. Но командир «Мортиры» запретил открывать огонь.

– Неизвестно, кому повезёт в такой ночной дуэли! – прокричал он Набокову. – А у них серьёзное что-то. Ни фига это не «Тунгуска», и не «Шилка». Как бы они наших там не разнесли!

Третий залп лёг ближе. В лесу послышался треск повалившихся деревьев. Берёзы вспыхнули яркими факелами, но влажные стволы скоро погасли.

– Это объёмный боеприпас! – услышал Набоков чьи-то слова. Он повернулся на голос и увидел заместителя командира «Мортиры», семидесятилетнего артиллериста, самого опытного спеца по тяжёлому вооружению конвоя. – Они лупят из огнемётов! Из «Солнцепёков»! Обнаруживать себя нельзя! Комплексы мобильные, а мы нет. Они нас накроют за минуты. Ждать утра надо и с вертушек их кончать. Если они нас нащупают, одним залпом спалят. Повезло, что мы в лесу, иначе бы потери и на такой дистанции были.

Все ожидали ещё одного залпа, стоя и лёжа там, где их застал обстрел. От огнемётов «Солнцепёк» нигде не спрячешься, даже под бронёй. Но стрельба прекратилась. Набоков подумал, что пришельцы так хотели отогнать подальше тех, кто, по их мнению, сидел в засаде. По самому завалу и железнодорожным путям они не стреляли, чтобы дорогу не портить. Действительно, расчёт у них был верный. Если бы они встретились с необстрелянными людьми, те бы уже в страхе разбежались кто куда. Но Набоков командовал опытными бойцами, прошедшими множество как небольших схваток с беспощадными викингами, так и грандиозные битвы под Брянском, на Самарской Луке, у Днепровского лимана. Обошлись без паники.

Руслан по рации связался с «Уралом» и велел не ввязываться в бой, а отступить на прежние позиции. Курилович быстро уяснил ситуацию, и хотя он никогда раньше не встречался с таким видом оружия, увиденная мощь внушила ему уважение к противнику. Через сорок минут он доложил, что оба бронепоезда вернулись на ночные стоянки, уйдя с Транссиба.

Отпускать такого серьёзного и надменного противника было нельзя. Это понимали все. Но меры предосторожности тоже были необходимы. «Мортиру» сразу, как закончились страшные залпы, увели в Екатеринбург. «Тюльпаны» замаскировали. Все затаились. Набоков дал команду взорвать заложенный фугас, в случае возврата восточных поездов к завалу. Огонь по ним открывать, если только комплексы «Солнцепёков» окажутся на платформах. Бить по ним и заднему тепловозу последнего состава. После выведения их из строя оставить вооружение и уходить в сторону Екатеринбурга, поскольку противник неизбежно атакует, а стрелков маловато в засаде. Если же огнемётчики с востока пойдут обратно, пусть идут. Вопрос с ними утром поручат решать авиации.

– Знал бы, что будет, вчера бы разнесли их в Талице, – пробормотал про себя Набоков.

Однако всё прошло не так. Планы Набокова скорректировал Курилович.

Не бывает пистолета лучше

Между тем, оставшиеся в Екатеринбурге бойцы, проводив своих товарищей в засаду, времени даром не теряли.

– Запомни, Никола, пистолет Макарова лучший в мире пистолет на все века, – Юсеф вытащил из брезентовой кобуры своё оружие. – Вот, посмотри.

Манжура взял в руки кургузый пистолет и не нашёл в нём ничего замечательного. Вчера, придя в себя с похмелья, он хорошенько подумал и решил, что без оружия ему не обойтись. Хотя внутри что-то и противилось, не было желания убивать. Но обстоятельства заставляли. Война не шуточное дело. Конечно, можно было остаться в Перми и жить там спокойно. Однако Манжура чувствовал, что без загадочных невидимок, тащивших на себе составы конвоя, он бы не выдержал. А коли так вышло, то в походе надо быть готовым к схватке. Поэтому он поддался уговорам пистолетчиков и пришёл к ним брать уроки.

– Некрасивый он у тебя, простоватый, – Манжура положил ПМ на стол. – Вот я видал пистолеты. Они большие, никелированные, блестящие, в руке сидят, как влитые. А тут примитив какой-то. Устарел ваш Макаров ещё сто лет назад.

– Ты чего болтаешь!? – возмутился Саня Орлов. – Ты запомни, Никола, русское оружие самое лучшее именно из-за того, что оно простое. Простое в изготовлении, простое в работе. А это значит – надёжность!

Юсеф грустно покачал головой. Он принял от Манжуры пистолет, осмотрел его и убрал обратно в кобуру.

– Никола, вот послушай, – он принялся разливать чай по чашкам. – Пистолет оружие ближнего боя, так? Это десять-пятнадцать метров всего. Макаров для этого идеально подходит. Скорострельность у него восхитительная. Я и Саня за полторы-две секунды можем магазин выпустить. Ствол короткий, он как рука становится, понимаешь. Длинноствольные пистолеты, как к ним не привыкай, всё равно медленней разворачиваются. Дальше слушай. Макаров очень прост в разборке, грязи и нагара не боится. Почему? У него негде им копиться! Всё наружу вывешено. Короче, из него когда стреляешь, как будто пальцем указательным целишься, бах-бах и готово.

Манжура подумал, что деваться всё равно некуда, а выданный ему пистолет Макарова надо осваивать.

– Давай, учите меня, как метко стрелять из этого простейшего оружия, – он вздохнул.

Пистолетчики опять покачали головами.

– Ладно, прощаем, – Юсеф потянулся к верхней полке своего купе и достал оттуда потрёпанную книгу. – Вот, даю тебе почитать. «Момент истины» называется. Прочитай и поймёшь тогда, что такое пистолетный бой.

Манжура повертел в руках книжку, открыл наугад. «В результате у собак было заварено чутьё» – прочитал он.

– О, тут и про животных есть, – он даже обрадовался. – Обязательно прочитаю.

– Ох, Никола, Никола, – засмеялся Юсеф. – Читай, читай. Потом другую книгу будем изучать, совсем редкую и очень драгоценную. Саня, дай Маслака, пожалуйста.

Напарник вытащил из сумки маленькую книжечку в когда-то твёрдом переплёте. «Пистолет в скоротечных огневых контактах», прочёл Манжура.