Текст книги "Так говорил Богомолов"

граппа принесенная руджерио могерини

каждое воскресенье приходит он сюда

и приносит эту граппу из винограда урожая 1723 года

когда-то в этот год он встретил свою возлюбленную.

свою донателлу любившую выпить.

и приносит он граппу

сам пьет и ей наливает

МИЛЕДИ

прекрасная граппа…

АТОС

помянем вадика.

МИЛЕДИ

и помянем донателлу могерини,

благодаря которой мы не замерзнем в эту ночь.

пьют

МИЛЕДИ

ты молчишь

ты настоящий мужчина

ты молчишь и не спрашиваешь

но я – настоящая женщина

и все чувствую

я вижу – хочешь ты услышать.

я знаю – хочешь ты узнать.

АТОС

знание умножает печали

но переполнен сосуд мой печалью

МИЛЕДИ

тогда отпей немного граппы

напиток печали руджерио могерини

отпей и освободи место в сосуде души твоей

для новой печали

или новой радости

отпей и слушай…

мы с вадиком встретились на улице странных совпадений.

был тихий и теплый сентябрьский вечер

и листья шуршали под ногами

и умирало лето…

и его бархатистое тепло напоминало обивку гроба.

вадик увидел меня

а я увидела вадика,

и мы сразу изумились…

изумились как изумляется ребенок,

впервые увидев свое отражение в зеркале.

с тех пор виделись мы каждый день практически.

тайно…

сняли мы комнату на улице тайных свиданий

знаешь ли ты эту улицу?

это улица, куда приходят любовники,

чтобы скрыться от глаз посторонних.

эта улица всегда пуста,

ибо влюбленные, попадая на эту улицу,

становятся невидимы…

туда приходили мы в час предзакатный

и там проводили мгновения счастья и забвения.

и пока мы были вдвоем,

мир замирал

боясь потревожить наше счастье,

и дни и ночи

пролетали словно мгновения.

ибо время останавливает течение свое

на улице тайных свиданий…

так прошел год…

пока не случилась война в стране Нелапландии.

условности победили там свободу.

и тогда вадик обнял меня и сказал: я ухожу

я ухожу воевать за свободу от условностей.

ибо я ненавижу условности. и люблю свободу.

– ты любишь свободу больше меня? – спросила я.

ты знаешь – он всегда был романтиком.

быть может последним романтиком этого романа…

АТОС

он не рассказывал нам о тебе

МИЛЕДИ

он считал что любовь – это драгоценность

величайшая драгоценность в мире…

ее нельзя показывать

ею нельзя хвалиться

ибо стоит надеть это украшение – и кто-то захочет

украсть его

АТОС

он был прав.

еще вина?

МИЛЕДИ

пожалуй…

и донателле…

забавно

ее вино разбавлено дождем

дождем который льет и льет не переставая

АТОС

шум его напоминает мне шум времени.

который час?

МИЛЕДИ

прошло много лет…

АТОС

разве это возможно?

МИЛЕДИ

граппа руджерио могерини дарит забытье

АТОС

или ты – нимфа калипсо

в грот чудесный меня завлекшая…

МИЛЕДИ

я – не нимфа. я – просто женщина…

АТОС

всякая женщина – немного нимфа…

МИЛЕДИ

но не всякий мужчина – одиссей…

АТОС

один некто сказал мне однажды: запомни –

если мужчина и женщина остаются одни на необитаемом

острове,

они станут любовниками даже если были лютыми

врагами.

это закон жанра.

первым его использовал господь бог.

как ты думаешь, он был прав этот некто?

МИЛЕДИ

возможно…

АТОС

возможно это он и поместил нас сюда.

в этот склеп.

возможно это он и наслал бурю

превратившую этот склеп

в одинокий остров посреди океана бушующего…

возможно он придумал все это,

чтобы я сказал тебе:

я люблю тебя…

МИЛЕДИ

это невозможно.

АТОС

посмотри мне в глаза.

МИЛЕДИ

не могу

АТОС

почему?

МИЛЕДИ

нет причин

АТОС

тогда – прощай.

МИЛЕДИ

и я умру.

АТОС

что?

МИЛЕДИ

я умру без тебя.

АТОС

ты любишь?

МИЛЕДИ

да

АТОС

ты любишь…

а я?

МИЛЕДИ

oui

АТОС

что же мне делать?

МИЛЕДИ

ждать

АТОС

у меня нет времени ждать.

смерть бродит рядом.

смерть бродит по пятам.

у меня нет времени ждать.

МИЛЕДИ

тебе грозит опасность?

АТОС

и да и нет.

МИЛЕДИ

ты говоришь загадочными загадками

АТОС

ты видела, как ловят акулу?

МИЛЕДИ

нет. никогда

АТОС

акула чувствует кровь.

рыбак подрезает рыбе плавник. и бросает в воду…

и акулы собираются мгновенно,

чтобы разодрать раненую жертву в клочья.

любовь – идеальная приманка для смерти.

ибо влюбленный – раненый.

влюбленный – это рыба, у которой подрезали плавник.

смерть чувствует влюбленных.

и настигает их мгновенно

нет большего преступления чем сдерживать страсть

отвергать признание, испытывать чувство.

нет большего преступления, чем в лунную ночь,

когда влюбленный поет свою серенаду,

не бросить ему веревочной лестницы с резного балкона

ибо смерть почувствует раненного, ослабевшего –

и разорвет его в клочья своими клыками прежде чем

взойдет солнце…

и лунная ночь ожиданий превратится в вечную ночь

МИЛЕДИ

скоро взойдет солнце…

АТОС

да. но рассосет ли оно тьму…

тьму над нашим будущим

МИЛЕДИ

тьму над нашим прошлым

но наше настоящее светло. мы любим друг друга.

АТОС

так давай же перестанем разговаривать и начнем молчать

потому что когда люди молчат – это значит их рты

заняты

МИЛЕДИ

давай сорвем с себя путы обнажив души и тела и предстанем друг перед другом без всего преодолев ложный стыд, откроем друг другу наш внутренний мир, и наши горячие сердца заговорят друг с другом а ноги обовьют другие ноги

АТОС

давай отринем предрассудки и превратно понятые понятия, давай непредвзято посмотрим на себя самих и скажем другу другу наконец и во веки веков: да! это так! и так и должно быть, и никак иначе! иначе никак!

Антракт

Нулевые тексты

Предисловие

В моей жизни было детство.

В этом детстве я писал стихи.

Ходил в поэтическую студию.

Каждую пятницу во Дворец пионеров на улице Фадеева

в 17:00 собирались дети.

И читали свои стихи друг другу.

Но главное – руководительнице студии Ольге Ивановне

Татариновой.

Ольге Ивановне я всегда был и буду благодарен.

Она любила того меня.

Не будущее во мне она любила, но настоящее.

Она ценила того меня так, как не ценил я сам.

Того, кого я, окончив школу бросил, как бросают собаку.

Просто вывез куда-то, высадил из машины и уехал.

А он смотрел, как я уезжаю. Почти не сопротивлялся.

А я рос.

Бросил писать.

Получил образование.

Знакомился с людьми.

Зарабатывал.

Я мечтаю вернуть.

Не счастье детства, нет.

Того, который боялся людей. Стеснялся. Стыдился. Робел.

Того, кто думал о Вселенной и читал книги.

Того, кто не умел общаться и манипулировать.

Для кого вся жизнь и весь мир сосредотачивались

в тетради.

Кто, идя по улицам, в гости, в школу, складывал слова

в строки.

И в этом чувствовал радость, и смысл, и наслаждение.

Я бросил его.

И не оглядывался.

А он смотрит на меня.

он, а не Он

Смотрит на то, чем я стал.

Радуется.

Что я жив. Что любим. Что здоров. Что родители со мной.

❋❋❋

Ночью поры, словны тысячи, мириады паровозных

клапанов,

выпускали пот-пот-пот.

Но все позади. Мочевой пузырь покрыт утренней росой.

Разлипаются, потягиваются кишки-кастраты.

Они так похожи на длинное горло оперной певички.

Ах, сердце, – мой маленький дегенерат,

Почти сиреневый от крови.

И во всем моем морщинистом теле стоит треск,

словно прачка

Расправляет ссохшееся от сушки белье.

❋❋❋

Мама с папой тихонько уходят из дома.

Есть в гниении сладкое чувство истомы.

Ты качаешься в кресле-качалке

В ритм этой чудесной считалке.

Сосульки в деснах пустых прорастут.

Мукам многим горло они перегрызут.

Пламя в камине похоже на крик.

Мускулистым станет нежный язык.

Веки отлипают от глаз подобно лепесткам

распускающегося бутона.

Словно в огонь опускают поленца,

В купель окунают тело младенца.

Там пропитается, словно губка,

Станет тяжелым и влажным.

Высохнув, превратится в грязный морщинистый трупка.

Жопа будет похож на грецкий скорлупка.

А тело – тертая для подтирки бумажка.

Жизнь протекла как пакет молока.

Не волнуйся. Пес вылижет с пола лужу

Мертвые и Бог глядят на тебя свысока.

Мертвые ржут. Бог испытывает ужас.

Но пока ты молод, пока ты бодр,

Не думай, парень, про смертный одор!

Занимайся спортом, еби девчонок,

Пока хватает в тебе силенок!

Из двенадцати девять пробило.

Часам сил не хватило.

На столе как сервиз ты будешь лежать

Твое имя как вымя будут сосать.

На глаза натянута кожа,

И в руках твоих – вожжи.

Только мышцы порою сведет.

Это мама-русалка зовет.

❋❋❋

При падении на асфальт,

Когда голова ударяется о твердое,

Бездуховная улыбка

Появляется на лице.

Наставление мужчине

в случае смерти возлюбленной

во время родов

Во время схваток,

пока любимая еще жива,

еще орет,

Пой:

“Сквозь мамы скорлупу пробившись

Ребенок явится на свет.

Мужчина в женщину влюбившись

Совсем становится поэт”.

Затем, едва ребенок, словно гной из прыща,

Вылезет из тела мертвой уже возлюбленной,

Сразу проткни кожу его

Ключиком

И три раза поверни.

Она, увидишь, сразу встанет,

Тотчас встанет и пойдет.

На Сатурне и Уране

Пляшет в радости народ.

И будет красивым бутоном алеть Ранка.

И распустится однажды.

Но нюхать цветок этот папе ни-ни!

Нос похотливый, папка, заткни!

Вот в руках твоих, словно вода в ладонях, младенец.

Вот на столе перед тобой опустевшее тело.

Когда-то волшебное тело возлюбленной.

Брюхо ее распорото, будто чемодан,

Раскрытый на таможне для досмотра.

Пар над роженицей клубится, словно Дух Святой.

Дай ее трупине всласть воды напиться.

Вынь из десны у ней крючок.

И навсегда подтолкни ее, словно челнок –

Увидишь, поплывет,

Околевшая, как коряга.

И приплывет она в чащу густого леса,

Где из темных вод волоокого болота

Растут деревья снов, распуская кроны, как женщины

волосы,

И, шелестя ими,

Соблазняют идущие мимо волею ветра,

Мужчин-облака.

И огромные лягушки с длинными ресницами

Восседают, словно петербургские львы,

На кувшинках,

Неподвижные и величавые, будто из зеленого мрамора.

Роженица будет лежать,

Будет глядеть вверх, и взгляд ее будет

Подниматься вместе с болотными испарениями

и подобно им.

Туда, в горние дали,

Где живут трудолюбивые ангелы-китайцы.

И болото рассосет ее, как мы рассасываем леденец.

И болото это будет память твоя.

оставшееся тебе Время

просто смотреть

как вспыхивают

вены –

лиловые молнии на белом небе

младенческой кожи.

Как поднимаются Уран и Марс

Нежными сосками на розовом небосклоне.

Как появляется первая роса

На лепестках темных губ.

А если не уснешь,

быть может,

увидишь

Лань первого желания

В зарослях детских ресниц.

И тогда умри от пошлости.

❋❋❋

За окном первая учительница висит на фонарном столбе.

Ее мертвые очи, как срубленные стволы деревьев.

Точнее, то, что от них осталось –

Пни с годовыми кольцами и корнями, вросшими

в земляной мозг.

Рядом лежат поваленные стволы.

На сердце у нее сидит дятел, словно гриф.

И ресницы ее шевелятся, подобно ножкам сороконожки.

А я видя ее соскакиваю со стула и пускаюсь в пляс (гопак)

Выкидывая ноги аля Зиг Хайль!

И вдруг поросячий визг боли.

И тогда учительница поднимает свое покойницкое лицо,

точнее даже

Всю голову!!!

У нее должно быть очень сильная мышца шеи –

Да, поднимает, словно рыцарь забрало, и говорит:

Богомолов!

А из меня сочится струйка крови,

Как шерстяная нитка из распускаемого свитера.

Описался от страха.

Так начинается распад.

Случайно, глупо, невпопад.

Вдруг зацепился за крючок

И к смерти испытал толчок.

Богомолов!

И атомы мои, словно вечерняя мошкара, собравшаяся в кучу,

И вдруг напуганная

Разлетаются в разные стороны,

Чтобы

Привлеченные каким-то невидимым светом,

Соединиться вновь.

❋❋❋

Пустые гулкие улицы снов.

Я огибаю угол, силюсь догнать,

А шаги уже слышатся за следующим углом.

Но я еще помню:

Твое тело, как прелое сено.

В нем валялись многие, и твое тепло смешалось

с их теплом.

Во тьме я забираюсь в дупло у тебя на груди

и сворачиваюсь комочком.

❋❋❋

1.

Вам, должно быть, знакомо это чувство: когда

Плывешь в синем море,

Не стоит думать о бездне под собою.

Иначе встретишь молчащую рыбу ХРСТа

С омертвевшим, словно аппендикс, языком

2.

Утопая в холодной воде,

Ты вдруг почувствуешь сладкий вкус огня.

И в светлую комнату польются лучи тьмы.

И упадешь на дно,

Уткнувшись головою в мягкий ил.

И застынешь навеки,

Словно каравелла.

Старинная каравелла с прободением кормы.

3.

Утонув,

Глядя на пузыри воздуха, выплывающие изо рта твоего,

Вспомни о мыльных пузырях что пускали мы в детстве.

И прими смерть как принимаешь подарок от мамы

и папы на день рождения.

Когда утром, улыбающиеся, входят они в твою комнату

с тортом и шариками.

4.

“Наш малыш утонул!” – доносятся голоса сквозь

годыводы.

– Мама, мама, что же чувствуешь, когда холодные

водыгоды сомкнулись над твоей головой?

– Наверное, будто ты в осеннем лесу… Так легко

дышится…

На тебе – теплый свитер и сухие ботинки.

Предместье ада.

– Мама, мама, разве малыши попадают в ад?

– Конечно. В рай попадает лишь тот, кто сумеет проплыть

от того буйка до берега.

– А кто утонул?

– Тому нет оправданья.

Изящный совет

Человека лучше всего бить по голове, когда он зевает.

❋❋❋

Не плачь девчонка

Пройдут дожди

Солдат вернется

Ты только жди

Замкнется вечный

Сансары круг

И вдруг воскреснет

Твой мертвый друг

Красота

Словно пламенеющие угольки в пепле потухшего огня,

Темные вишни в густой листве дерева.

Словно пламенеющие угольки в пепле потухшего огня,

Неперевареная кожура вишни в говне.

❋❋❋

Смех что цокот копыт.

То ли удаляется. То ли наоборот.

Так и смерть.

Непонятна и занятна.

❋❋❋

Как лапы

расползается смысл.

Как ластик

стирается тело.

Как в говно

Вступаешь в старость.

и Как

Множится как рак.

❋❋❋

Александр Павлович умер 17 мая 1997 года.

Сердце, словно колесо, замедляло свой ход несколько десятилетий.

Наконец остановилось.

Двинулось в обратную сторону. Замерло.

Ветер продувал улицу, на которой жил и по которой

ходил день за днем А.П.

Тогда он выплыл из раскрытого окна

(Александр Павлович любил спать на свежем воздухе,

немного подмерзая к утру –

Он чувствовал себя подмороженной рябиной –

пошлое сравнение, гревшее ему душу)

И поплыл лицом кверху по улице

На уровне третьего этажа.

На третьем этаже располагалась его покинутая теперь

навеки квартира.

Небо сверкало над глазами.

Плыл он на спинке.

Из пупка его выросла мачта костяная –

Словно бы косточка новая в теле его появилась.

А по мачте бегала маленькая обезьянка в белой матроске.

А.П. представил себя белым океанским парусником.

На борту его большими синими буквами написано: “Angel”.

Мертвое Сердце вдруг заколотилось.

Волнение, прекрасное, как юное здоровое тело,

охватило его.

Он покраснел от смущения и заплакал. И вниз

Струю горячего воздуха испустил

(ибо умер он под утро).

И понял он, что возвышается.

Что грехи его жизни уходят.

Словно ракета, толкаемая сжигаемым горючим, летел он,

Летучий Голландец,

К свечению солнца.

И прилетел. И думает:

“Вот и славно. Сейчас ангелы небесные встретят меня,

и отдохну я в Раю”.

Но не тут-то было.

Солнце оказалось плотью. Точно

Рана, образовавшаяся в результате разрубания червяка надвое.

И как рана горело и жгло.

И в ране той копошились, словно пчелы в цветке,

Грешники. Ибо мягкая плоть раны податлива.

И понял А.П., что плавится он.

Нет, не горит, а именно плавится под воздействием

жуткоАдского жара.

И лицо его стало что мягкий воск.

И кто-то воткнул в лицо его спицу.

И погрузилась спица в лицо его.

И очень больно стало А.П.

И страшно.

Ибо спица эта отныне будет в лице его.

Ни поцеловать кого не сможет.

Ни уткнуться в подушку.

И понял он, что спица – суть жало.

Коим будет он собирать нектар покаяний отныне вовеки.

Зачем?

Жало знает.

Мораль:

Не греши, и не будешь ходить со спицей в морде.

❋❋❋

Однажды я устану.

Однажды я устану так сильно, что покажется – я всесилен.

Я устану так сильно, что покажется – могу свернуть горы.

Я устану так сильно, что не смогу спать.

Я подумаю:

“Я так давно не был на море. Я так давно не был на море”.

Я отправлюсь в город.

В город у моря.

В город у Огненного моря.

Я приеду ночью.

Гостиницы переполнены.

Или отсутствуют.

Я буду слоняться до рассвета и под утро

выйду на площадь перед собором Святой Эйфории.

Я уже видел его где-то когда-то.

Сяду на ступени.

То ли человек, то ли крот подойдет и скажет:

“Разрешите познакомиться?”

Я отвечу: “Я не знакомлюсь на улице”.

Он скажет: “Все когда-то случается,

даже то, что казалось немыслимым”.

Он пригласит выпить кофе в кафе закрытом.

Он будет так изысканно-покорителен,

что я не смогу отказать. Мы найдем милое заведение

на набережной, где волны бьются

об изъеденный буквами-червяками гранит.

Приглядишься – забавно:

Кто придумал одеть берега, терзаемые пламенем,

в могильные плиты?

Обосранные мириадами ворон, –

или это чайки стали серыми от пепла и дыма? –

обросшие ракушками,

похожи они на потрепанные игральные карты

сплошь трефовой масти.

Или не было больше камня?

Или перестали умирать в этом городе

и кладбище упразднили за ненадобностью?

Подземные ветра задирают сутану кротовью,

словно скатерть кафешантанного столика

на четырех тонких ножках (ножки изящны – отметим),

и гарсон сменит скатерть, – простыню проститутка

словно

занавес театральный

распахивается тьма.

Просыпается город.

К берегам подходит огромный сияющий огнеупорный

лайнер.

Бездомный пес кидается на японских туристов,

рассыпающихся по пристани, словно свежие яблоки

из корзины.

Вечные жертвы алкоголя и Хиросимы

галдят, пугаются, тычут зонтами в бесноватую тварь –

но тот неуемен, – и в звуках хриплых его гортани

чудится Откровение, и очи иконописны, печальны.

И будто фрески шерсть облупилась.

В плавках на вышке дремавший

просыпается спасатель

от лая и гвалта толпы и гудка парохода.

Гарсон несет ему бриошь с мороженым,

наколотую на длинную палку, –

теплая бриошь с мороженым внутри.

Вкусно.

Мамы кричат резвящимся на пляже детям:

“Осторожнее, дети, не намочите ноги в огне!”

Четырнадцать часов ровно.

То есть самое адово пекло.

А мы в белых шортах и претенциозном рапиде

перекидываем маленькими серебряными теннисными

ракеточками

шарик ванильного мороженого.

Азартные. Безмятежные.

Взмокнем. И пот отчего-то будет сладок, пахнуть

твоими духами, любимая.

А потом, Счастливые, на Исходе

дня мы закажем ночь.

Льется лава из кратера Осени.

Лето подобно Помпее.

Официант несет нам Вечер со льдом в высоком стакане:

“Подождите, пусть настоится”.

Мы будем ждать.

Мы будем

средь песков пустыни возможно Сахары

смотреть на закат Марса, на восход Венеры,

потягивая прохладные сумерки из трубочки,

пока среди потемневших,

похожих на серебряный снег в сиянье Венеры песков,

не покажется проститутка.

Ступает мерно, словно Корабль Пустыни.

Длинные ноги на каблуках высоких,

голые руки и плечи, запах сладкий

ухоженного тела.

В темных волосах запутаешься, заблудишься.

Сколько спермы в этом теле смешалось –

что языков в Вавилоне. Шейкер живой.

Но разве это существенно,

если глаза бездонны, а ресницы бесконечны.

А губы иссохли.

Но обращается блядь

в город вечерний огнями блестящий.

Город у моря в теплое время года.

Только из незакрытого люка канализации

потягивает влагалищной сыростью.

Славя Рождество, часы на ратуше поют:

болим-бом, болим-бом, болим-бом.

И вот ведь фантазия чиновников муниципальных:

вместо фонарей на променаде поставить распятия.

Десятки красивых распятий.

Свет от сияния над головами Спасителей

льет свой уют на мостовую в сумерках.

Сны выходят из своих укрытий,

кошмарные, вещие, детские, –

садятся у балюстрады просить подаяния.

Если прислушаться,

стук каблуков и смех на мгновенье

в стук молотков и плач обратятся, но снова

безмятежен вечер курортный.

Вечер у моря в теплое время года.

Разлегшись у ступеней собора, пес языком ловит

снежинки пепла.

Словно прилива шум,

треск горящего дерева –

корабли Рима не смогут уплыть.

И барашки в море подобны тлеющим углям в ночном

костре.

Ночной костер посреди необозримого темного леса.

Вкруг костра собрались беззубые дети,

песни поют, кидают картошку на дно,

и, словно мидии,

запекшихся клубней разламывают раковины,

белое нежное мясо губами целуя.

Ибо мертвецы не в силах

есть.

Необратимо,

как сворачивается кровь, густеет тьма.

Какает пес иконописный, думая, что незаметен.

Лучший друг продажных женщин и нищих духом,

он давно забил на правила хорошего тона,

и ночь

залезает даже под ногти,

красным лаком покрытые,

похожие на кораллы когти крота –

манят сквозь клубы сигаретного дыма.

Он снимает темные очки.

Я вижу: глаза его.

Синие глаза Пола Ньюмена.

Измена набухает,

но поднимается Буря,

и словно пробуждение срывает цветущую розу кошмара,

вихрь уносит крота на ратушу,

где он повисает,

легковесный мохнатый мудак,

зацепившись глазницей за минутную стрелку.

А меня злой ветер волочет по асфальту, подобно листу газеты,

наполненной парой сплетен,

парой картинок,

парой серьезных соображений

на общественно-политические темы,

парой впечатлений от последних событий в мире искусства.

И еще гороскоп на завтра, которое не наступит.

Утром в глаза бьет

то ли солнце,

то ли сверкание купола.

❋❋❋

боль уходит так же,

как уходит человек.

собирает вещи и уходит навсегда.

Пальто

Под утро приснилось Болшево.

Там зимой были финские сани и катались с горы.

И был запах сладких

едва испеченных булочек ближе к пяти – на чаепитие.

И кино по вечерам.

Еще были лыжные походы.

И огромные деревянные шахматы и шашки.

Хочется вешаться. Не как пальто. По-другому.

Не будет ни того тела, на которое натягивал чулки,

чтобы не мерзнуть.

Ни той темноты ночного леса.

Ни жидкой ели,

обернутой гирляндой из лампочек мигающих безмолвно.

Ни той простуды.

Хочется плакать. И не получается.

Не надо лукавить. Ты знал, что этим кончится.

По крайней мере теоретически жить еще долго.

И в этом остатке тоже есть своя прелесть.

А то, что сниться будет Болшево до конца – терпи.

Может быть, в этом и есть главная тайна.

Маленькое но длинное стихотворение о доме

и говорил один повар:

раковина моллюска – тело его

а слизкая субстанция внутри – душа

спрысни лимонной горечью

так вкуснее

у меня нет дома

у меня есть дом

я пишу о доме

я хочу обьяснить, что такое дом

дом – это не то, что вы думаете

дом – это не крыша/пол/стены/потолок/двери/окна

в доме нет крыши

в доме нет пола

нет стен

нет потолка

нет дверей

нет окон

дом во мне/в тебе/в ней/в нем

дом внутри нас, а не снаружи

дом внутри дом внутри

но дом во мне не для меня

и дом в тебе не для тебя

это дом для кого-то другого

и когда там беспорядок

кто-то пришедший в дом приберется в нем

и когда там темно

кто-то зажжет свет

или будет сидеть

внутри меня/тебя в темноте

и смотреть в окно на ночную пустую улицу

мои глаза – не мои глаза

твои глаза – не твои глаза

наши глаза – глаза тех, кто смотрит из нас

из своих домов

когда дом оставляют

в нем не гуляет ветер

потому что уходящий

плотно закрывает ставни

в нем не гуляет ветер

но гуляет таракан

которого никто не раздавит

впрочем таракан сам

умрет от голода

потому что холодильник и мусорка пусты

однажды давно

я забыл от дома ключи

и вышел

и дверь захлопнулась

и я больше не смог вернуться

это было глупо

но не смертельно

я нашел пустой дом и стал в нем жить

с тех пор я не забывал ключи но однажды

я забыл закрыть дверь

я был так беззаботен

что забыл закрыть дверь

и в доме поселился кто-то другой

он запер дверь изнутри

и смотрел в глазок пока я стучался

и мне некуда было пойти

и я пошел

по кругу

я ходил по кругу

как собака

что ложится спать на коврике

перед дверью

я шел по кругу

долго

пока

идя по кругу

не пришел к дому

дверь этого дома была открыта

я зашел

он был пуст

там было неприбрано

но я не стал прибираться

я лег спать на кровати

я спал беспробудно

как собака на коврике

потом не спал

потом спал чутко

как собака на коврике

потом не спал

когда я спал – мне снилось, что я не сплю

когда я не спал, мне ничего не снилось

а утром в окно светило солнце

и я стал прибираться в этом доме

потому что в нем было не прибрано

и когда я прибрался, я вышел погулять

я отошел от дома обернулся и понял: я вышел из себя

и так легко мне стало

я отходил от дома все дальше и дальше

я отлетал от дома все выше и выше

выйдя из себя, я стал без себя таким легким

как дым из трубы

легче воздуха стал я

я шел по залитой солнцем улице

или улетал в синее небо

а дом, в котором я провел эту ночь оставался где-то там далеко

дом, в котором я провел эту ночь оставался где-то там внизу

он был пуст/прибран

пустую ракушку

подняла девочка у моря

и приложила к уху

и улыбаясь

слушала шум

и говорила:

па-па

па-па-ра-па па-па

па-па-ра-па па-па

па-па-ра-па паааааа

па-ра-па-па-па

у меня нет дома

у меня есть дом

я пишу о доме

я хочу обьяснить, что такое дом

дом – это не то что вы думаете

Сказка для Ани

Аня хотела, чтобы папа рассказал ей сказку перед сном.

Было 10 вечера.

Папа был очень уставший.

А Аня нет.

Папе надо было еще поработать.

А Ане спать.

Папа знал, что если он ляжет рядом с Аней он мгновенно

уснет.

А спать было нельзя, потому что обязательно надо было

поработать.

Но не лечь тоже было нельзя.

Потому что рассказывать сказку сидя невозможно.

Ведь сказка эта должна быть совсем новой.

А папа не знал новых сказок.

А Аня знала все старые.

Поэтому папа должен был сейчас сочинить сказку.

На ходу.

То есть лежа.

Потому что сказки сочиняются только так – глядя

в потолок.

Потому что потолок похож на чистый лист бумаги,

и на нем так легко пишется.

Исчезающими чернилами.

И папа лег рядом с Аней и стал рассказывать сказку.

– жил-был мальчик, – начал папа, глядя в потолок, –

и были у него мама и папа.

– как у меня?

– как у тебя.

– а как звали мальчика?

– а разве это так важно?

– нет.

– тогда слушай. у мальчика были мама и папа. и комната.

– а как звали мальчика?

– а как ты хотела бы, чтобы его звали?

– не знаю.

– давай так. когда его позовут, ты узнаешь, как его звали.

хорошо?

– ладно. а кто позовет?

– кто-то. кто-то обязательно позовет кого-то.

– и меня кто-то позовет?

– конечно. когда-нибудь каждый услышит, как его зовут.

просто внимательно слушай…

– рассказывай.

– итак, у него были мама, папа и своя комната.

– у меня тоже есть своя комната.

– Аня! ты будешь слушать?

– да.

– своя комната и большая жизнь впереди.

– папа, подожди.

принеси мне воды, пожалуйста.

папа принес Ане воды и продолжил:

– у мальчика была своя комната. и эта комната была

как яйцо.

– как это?

– ну вот как цыпленок появляется? откуда?

– из яйца.

– а до того, как он появился, он живет в яйце, верно?

– да.

– и мальчик жил в своей комнате, как в яйце.

– папа, подожди. дети появляются из живота.

– а этот мальчик – из комнаты.

– странный мальчик.

– да, пожалуй.

мальчик сидел в комнате, как в яйце, и рисовал.

– что?

– а что ты рисуешь?

– цветы. солнце. папу и маму. кошечку.

– и он.

– он любит рисовать?

– любил. это было давно.

– я люблю рисовать.

– и ты рисуешь цветы, солнце, папу и маму, кошечку.

ты любишь раскрашивать их. ты любишь сиреневый

цвет, и зеленый, и красный.

а мальчик рисовал только синим или только черным

цветом. и иногда фиолетовым.

– почему?

– такой характер.

– а как он тогда рисовал солнце? оно же желтое!

– когда он хотел нарисовать солнце, он рисовал: СОЛНЦЕ.

когда он хотел нарисовать море, он рисовал: МОРЕ.

и папа взял лист, ручку и написал:

СОЛНЦЕ

МОРЕ

– это не рисунки. это буквы и слова. их пишут.

– неужели ты пишешь слова?

– конечно. я пишу поздравления тебе и маме. и с няней мы пишем всякие слова.

когда учимся писать. а когда рисуешь – тогда получаются

картинки.

– а как ты нарисуешь ночь? или воздух?

– это нельзя нарисовать.

– а вот и можно.

и папа нарисовал: НОЧЬ.

– посмотри на этот рисунок. ты видишь ночь?

– все равно это слова. их пишут.

– помнишь, вчера ты хотела покрасить крылья бабочки

в альбоме для рисования?

– да.

– ты так долго выбирала, какого цвета будут крылья,

что папа даже рассердился…

– помню.

– выбирай каждое слово, которое пишешь.

выбирай, как выбираешь краску.

выбирай слова так тщательно, чтобы все вокруг начинали

сердиться.

тогда получится, что ты рисуешь слова.

– папа!

– что?

– я хочу пи́сать.

– давай. а я пока что сделаю себе кофе.

Аня села на горшок.

потом обратно залезла в кровать.

папа вернулся с кофе. теперь он сочинял сказку сидя.

– так вот.

этот мальчик – он рисовал слова.

а потом он бросил это занятие.

– почему?

– было некогда возиться с каждым словом. и к тому же

он вырос.

и у него появилась цель в жизни.

– какая?

– он не знал.

– как это?

– а разве кирпич знает, кому он летит на голову?

– какой кирпич?

– не важно. летит на голову как коршун. как дракон.

– он боялся одного чудовища.

это был дракон, который летал над городом и хватал

людей.

и уносил их далеко-далеко. и не возвращал.

правда, говорили, что он уносит их в прекрасную страну.

но точно этого никто не знал.

но даже если так – так страшно и грустно было

подумать,

что никогда не увидишь родной дом,

и маму, и папу.

– ты шутишь?

– не шучу.

– драконов нет! я знаю!

– когда этот мальчик был маленьким, он тоже думал,

что драконов нет.

что все это сказки.

все дети думают, что драконов нет.

а когда он вырос, он узнал, что драконы есть на самом

деле.

что и вправду есть злые волшебники и ведьмы.

– и кощей?

– тоже.

– это все не сказка? они есть на самом деле?

– да.

– нет! я знаю, что их нет.

– и он был уверен, что их нет.

а оказалось – есть.

– и изумрудный город?

– да. и он есть.

– и живая вода?

– да.

– и мертвая?

– да.

дети думают, что сказки – это выдумка.

а вырастая, понимают, что это правда.

– я тебе не верю.

– я и сам себе не верю.

слушай!

он боялся дракона.

– почему он не хотел победить его?

– он был труслив.

– папа! ты боишься дракона?

– почему ты решила, что речь обо мне?

– а о ком?

– мы же договорились: когда мальчика позовут,

ты узнаешь его имя.

– ну хорошо. продолжай.

– мальчик не боялся дракона.

он боялся, что дракон похитит его раньше времени.

– раньше какого времени?

– пока он не совершит что-то великое.

– подвиг?

– да. например.

– ну вот и убил бы дракона.

– во‐первых, его научили, что убивать нехорошо.

– но это же дракон!

– ну и что?

и потом у него была мечта…

– какая?

– он мечтал сам стать драконом.

– зачем?

– он хотел, чтобы его боялись.

– зачем?

– тогда ему самому не было бы так страшно.

тот, кто хочет, чтобы его боялись, – тот просто очень

боится сам.

– чего?

– других. и дракона.

– а если бы он стал драконом, он бы стал бессмертным?

– нет.

– почему? ведь тогда дракон не похитил бы его.

– на каждого дракона находится рыцарь.

– почему же он не хотел стать рыцарем?

– потому что он не был рыцарем.

– а почему он не стал драконом?

– потому что он не умел летать. увы.

Аня уже засыпала. и папа тоже.

Аня совсем уже спала.

папа поцеловал Аню.

она не просыпалась.

только улыбнулась.

он тихонько поднялся с кровати и пошел.

ведь надо было еще поработать.

вдруг сзади раздался голос: “папа!”

папа вернулся к Ане.

нагнулся и тихонько сказал: “ты звала меня?”

– да. просто не уходи. побудь со мной.

– я здесь. спи.

❋❋❋

Когда приходит болезнь, приходит детство

воспоминаниями.

Погружаешься в него как в подушку.

В эти минуты и часы –

Жизнь поддержана памятью, как тело в море поддержано

солью.

Походы на каток. Шнуровка тугая коньков. Буфет

с горячим чаем.

Трещины во льду, куда попадало лезвие иногда.

Боль от падений.

И как девочка, которая нравилась, – вдруг,

когда мы стояли в очереди за чаем, приподняла мне