Текст книги "Метод погружения (сборник)"

Мобильный телефон не смолкал. Звонили, по-прежнему, люди, желающие ее видеть на своих мероприятиях. Звонили и ее подруги и чаще всего Лена со Светой. Когда они узнали о беде, то сначала приезжали к ней почти каждый день, но потом Света улетела в Москву работать на выставку Крокус-Экспо. Теперь Лена приходила одна и не чаще чем раз в неделю, но обе звонили, по-прежнему, почти ежедневно. Приходила и Наталья Борисовна. Что касается Михаила, то он приходил раза по три в неделю. Каждый день приходил лишь кто-то из родителей – мама или папа.

В больнице же общаться ей было не с кем – она лежала в одиночной палате, но Леша принес ей телевизор и поставил напротив. Вика уже выучила дневную программу некоторых каналов и время выходов сериалов. К некоторым даже привыкла и ждала уже новые серии с некоторым интересом.

Что касается Леши, то, несмотря на озабоченность и переживания по поводу ее здоровья, у него проглядывала некоторая радость. По-видимому, ему было приятно быть ей полезным, ухаживать за ней и конечно он был рад тому, что она всегда была рядом.

Вика за это время много передумала. Она уже смирилась с мыслью отложить Москву до полного своего выздоровления.

Но самое главное – ее с каждым днем все больше беспокоило то, что она не чувствовала своих ног. Сначала она списывала это на шоковое состояние организма и сильные обезболивающие, которые день за днем глушили чувствительность нервов. Но теперь, когда все понемногу приходило в себя, пора было бы уже почувствовать и ноги. А они даже не болели, как остальные части тела. Вика гнала от себя страшную догадку, но сегодня все-таки решилась прямо спросить об этом у Леши.

– Леш, мы давно знаем друг друга. Скажи мне честно, что со мной? Почему я не чувствую ног? Говори не бойся, я сильная, выдержу, – попросила Вика, когда Алексей зашел к ней.

Молодой человек сел рядом с ней на кровать и коснулся ее руки.

– Я еще точно не знаю. Когда ты станешь покрепче, мы еще сделаем ряд анализов, – сказал он.

– Как не знаешь, ты же мне делал операцию, ты не можешь не знать!? – сказала девушка. – Леша говори, поверь, так будет лучше!

– Ну, в общем, у тебя сложный перелом позвоночника. Раздроблены два позвонка и спинной мозг разорван в трех местах. На операционном столе я сделал все что мог, но такую операцию невозможно сделать на уровне современной медицины. Я даже вызывал хорошего специалиста из другого города, но и он развел руками. Я, конечно, буду бороться дальше, но пока ничего обнадеживающего сказать не могу. У меня была мысль тебя отправить в Германию. Но и там такое не делают, там тоже не волшебники. Я с тобой и я всегда рядом – пока это все, что я могу тебе обещать, – сказал молодой человек.

Вика сглотнула. Ее горло сжали невидимые тиски и к глазам подступили слезы отчаяния. Она пока не осознала, что с ней произошло. Она даже не начала понимать, что это только начало ада, в котором ей, скорее всего, придется жить всю жизнь.

– Родители знают? – спросила Вика.

– Да, я им почти сразу сказал, но они дали мне обещание молчать. Но рано или поздно ты все равно бы узнала. Сейчас главное это держаться, не сдаваться. Поэтому держись Вика. И я рядом, если захочешь даже просто поговорить – зови, – сказал Леша, и еще раз коснувшись ее руки, вышел.

Вика осталась лежать одна в белой палате. Ее глаза смотрели в телевизор, на котором сейчас был выключен звук, а ум как будто не мог сосредоточиться на ужасной новости и пробуксовывал, пытаясь избежать погружения в страшную реальность.

Как это я не смогу ходить? Я никогда не смогу ходить? Я всю жизнь буду в кресле-каталке?! Как это вообще возможно?! Это вообще со мной происходит? Может, я сплю и это ужасный сон? Ах, чтоб эти чувства! Все-таки они меня погубили! Если бы я тогда не спешила проводить Мишу…

Девушка приподнялась на локтях и осмотрелась по сторонам, пытаясь понять, насколько реально окружающее ее пространство. Телевизор, стоящий на тумбе, показывал без звука очередную серию какой-то мыльной оперы. За окном было лето, и через небольшую щель в приоткрытом окне доносился радостный щебет воробьев. К сожалению все вокруг было слишком реально.

Она попробовала пошевелить пальцами ног, но абсолютно их не ощущала, как будто отлежала их во сне или отсидела, только покалывания иголочками она не чувствовала. Она не чувствовала вообще ничего.

В такой ужасной правде Вика прожила первые дни своей новой и страшной жизни. Мобильный телефон звонил все реже. Хоть звонков было по-прежнему много, их количество из-за ее вынужденных отказов, день ото дня становилось все меньше. Про сорванную поездку в Москву она и думать не хотела. Ее, конечно, очень интересовало, поехал ли кто-нибудь туда вместо нее или они вообще нашли модель из другого города, но она подавляла в себе желание спросить об этом у Натальи Борисовны. Свете она старалась не завидовать, тем более та уже вернулась в Новосибирск. Мише об ужасной новости не говорила – пусть думает, что скоро увидит ее здоровой.

Вика пыталась найти в себе силы думать по-другому, по-новому. Ее практичный, выискивающий повсюду выгоду ум, кричал и неистовствовал от такой внезапной инвалидности. Ей ничего не оставалось, как смотреть теперь на все сверху, по-философски. Когда она смотрела на весь мир и на себя в нем сверху, ее трагедия в масштабах мира исчезала. Ведь после этой страшной аварии мир остался прежним, кто-то сразу нашел ей замену и обошелся без нее, кто-то просто забыл, а кто-то даже и никогда не знал о ее существовании.

Она понимала, что скоро все от нее начнут потихоньку отворачиваться. Что касается мужчин, то тут вообще было яснее ясного – их привлекало в ней только тело. Инвалид не бывает сексуальным, а значит и им она больше не нужна. Сможет ли сдать Миша такой экзамен на верность – она очень сомневалась. Поставь ее на его место и окажись он в кресле-каталке, она бы точно не осталась бы с ним, несмотря ни на что. Любила ли она его? Наверное, и не врала, когда говорила, что хочет вместе с ним переехать в Москву. Но если бы он не переехал, она горевала бы недолго. Возможно, Леша еще какое-то время не потеряет к ней интерес, хотя будет уже воспринимать ее не как недоступную девушку, которую было интересно добиваться, а просто как друга.

Наталья Борисовна, конечно, будет продолжать с ней общаться, во всяком случае, какое-то время, но и это будет лишь из-за приличия. Подруги, которые видели в ней пример, на который стоило равняться, теперь увидят инвалида в кресле-каталке. Конечно, они не подадут вида, они будут продолжать сочувствовать, но общаться им с ней теперь будет ни к чему.

А как она на месте одной из своих подруг повела бы себя? Как бы она поступила, случись такое, например, с Леной? Конечно, она бы пошла в больницу и искренне переживала бы. Приносила бы фрукты и соки. Но потом она бы смирилась с таким положением подруги и ее жизнь – жизнь здоровой Вики, пошла бы своей дорогой. Просто в ее тусовках и шоппингах не было бы уже Лены. Она с каждым днем все больше бы от нее отдалялась, потому, что Лена уже не принимала бы участие в ее жизни и в общих с ней делах. И максимум что бы их еще связывало, это редкие встречи и звонки – дань старой дружбе. Вот как оно неизбежно было бы, с той лишь разницей, что вместо Лены это случилось с ней самой.

Вика стала чаще вспоминать о боге. Да, она помнила о нем всегда, но это было что-то дежурно-бытовое – так о боге обычно думает каждый человек, у которого неплохо идут дела и которому все всегда некогда. Обычно вера людей в бога ограничивается иконками, приклеенными в машине и крещением детей. Некоторые еще соблюдают посты, правда мало кто понимает их смысл.

Она даже так и не купила родителям стиральную машину или аэрогриль, когда были деньги. Она просто забыла об этом в каждодневной суматохе, ей некогда было подумать о ком-то другом. Какая разная может быть жизнь, какая разная может быть жизнь у одного человека.

Вика теперь задумалась обо всем этом. Задумалась, почему это произошло именно с ней. Также она думала и о том, что существует масса людей инвалидов и многие из них живут полноценной жизнью. Ей даже казалось, что она может найти прелести в такой жизни, но каждодневное утреннее возвращение в реальность, начисто убивало с таким трудом завоеванные вчера компромиссы.

В один из дней ей позвонила хозяйка квартиры и, ругаясь, попросила плату за новый месяц. Пошел уже второй месяц, и ей давно надо было оплатить его. Вика, по-видимому, не заметила ее прошлый звонок, приняв за очередного работодателя.

Девушка извинилась и была вынуждена сказать, что съедет. Этому было две причины – во-первых, кончились деньги, во-вторых, ей уже не нужна была отдельная от родителей квартира, несмотря на то, что она теперь не уедет уже в Москву. Ей теперь нужен был присмотр – пока здесь в больнице, а потом дома у родителей.

Она попросила Лешу свозить ее в выходные на Шевченко и помочь забрать свои вещи, на что он с радостью согласился. Ее почему-то сейчас больше тянуло к Леше, чем к Михаилу и дело было не только в том, что Михаил еще не знал об ее инвалидности. Перед Лешей она не пыталась изображать из себя что-то лучшее, чем была на самом деле и не пыталась производить на него впечатление. Поэтому с ним ей было легко. И еще, когда она была рядом с ним, то не стеснялась своей инвалидности. Она могла быть перед ним полностью открыта.

– Машина подана мисс гражданка королева. Правда, не особо какая – всего лишь «Хендай», – почти крикнул Леша, войдя в палату и пытаясь взбодрить Вику.

Ей теперь не очень нравились упоминания о королеве красоты и прочих ее заслугах. Они с болью напоминали ей о таком красивом и удачном недавнем прошлом.

– А как я к машине спущусь? – спросила девушка.

– Э-э-э, – молодой человек на секунду задумался. – Я тебя на руках отнесу.

Он аккуратно взял ее на руки и, открыв ногой дверь понес к лифту.

– А мы ничего так на больничных харчах пьедестал наели, – пошутил он.

– Ну, Леш, думай что говоришь! Я и так места себе не нахожу!

– Молчу, молчу. Ты все равно легкая и изящная и другой быть не можешь, – заверил он.

«Хендай», весело жужжа двигателем, ехал по летним улицам города. Она уже почти полтора месяца не была на улице. Во дворах играли дети, по тротуарам ходили красивые девушки в мини или в джинсах в обтяжку. Ходили симпатичные молодые люди. Все жили своей жизнью и наслаждалась. Наслаждались работой, любовью, отношениями и просто этим летним днем. Все, кроме нее.

Выйдя из лифта с Викой на руках, он открыл ее квартиру и аккуратно занес туда девушку. Последний раз она была тут на крыльях победы и полная планов. До сих пор для нее эта квартира ассоциировалась только с успехом. Она была застолбленным рубежом в ее жизни – рубежом, до которого она смогла дотянуться. А теперь ее сюда принесли на руках, потому, что она не могла сама ходить…

Леша собирал ее вещи и клал в сумку, а она грустно смотрела в окно.

– Хочешь, чай заварю? – спросил он.

– Нет, спасибо. Давай быстрее отсюда уедем.

Захлопнув крышку багажника, Леша сел за руль и глянув на Вику, завел машину. Проделав знакомый путь к улице Авиастроителей, молодой человек остановился перед одним из подъездов пятиэтажки. Открыв дверь, и бережно взяв на руки Вику, он пошел к двери. Бабушки, сидящие у подъезда на лавочке, притихли, предчувствуя появление новой темы для обсуждений.

Леша открыл ногой дверь и осторожно стал заносить девушку, как сзади одна из бабушек спросила у другой:

– Это дочка Шимановой что ли, с третьего?

– Она самая. Надо же! Ноги отказали чоль? – спросила другая.

– Как досталось девочке, – произнес сзади голос третьей бабушки.

– Бог, видать, наказал за жизнь-то такую! Проститутка! – снова сказала первая.

Вика от обиды сжала пальцы, и ее ногти больно вонзились в шею молодого человека.

– Товарищи бабушки, вы бы о пенсиях лучше говорили, чем другим кости перемывать, – посоветовал им Леша.

– Я никогда не думала, что жизнь может быть такой ужасной. Это даже не жизнь, а какая-то обратная ее сторона, – с отчаянием в голосе сказала ему на ухо Вика.

Занеся последний чемодан и захлопнув за собой дверь, Леша зашел в комнату и сел перед Викой на корточки. Она оглядывала свою квартиру, которую не видела несколько недель, и ей сейчас нравилось находиться здесь. Она заранее подавила в себе чувство негодования, которое готово было вырваться наружу из-за того, что все завоеванное в один миг исчезло, и она откатилась назад, да так далеко назад, что теперь ее жизнь даже задолго до победы на конкурсе, представлялась ей несбыточным счастьем. Подавила эмоции и просто старалась не думать об этом. За последнее время она научилась немного контролировать свои мысли и не думать об одном, находя прекрасное в другом – в том, что раньше ей казалось сущей ерундой. Вот и сейчас она сидела и наслаждалась родным домом, несмотря на то, что еще так недавно очень хотела съехать отсюда, считая это место стариковской дырой.

– Леш, а можно я дома останусь? Выпиши меня из больницы, так надоело там лежать, – попросила Вика.

– Но ты еще совсем беспомощна и слаба! Ты совсем мало пробыла в больнице! Кто здесь за тобой смотреть будет?

– Мама говорила, что будет со мной дома сидеть. Я буду делать все, как ты скажешь! А ты сможешь приходить ко мне в любое время, как захочешь, – пообещала Вика. – Я тебе даже ключи дам – я же тебе не смогу открыть. Там на этажерке возьми.

Леша задумался.

– Но ты даже в туалет сама не можешь сходить. Когда твоя мама обещала освободиться и сидеть с тобой?

– Да хоть с завтрашнего дня! – сказала девушка.

– Ну, смотри. Хорошо. Только делать будешь все, что я скажу и никакой самодеятельности! – строгим голосом сказал молодой человек.

– Есть командир! – со смешком ответила она.

Час спустя Леша уехал назад на работу, оставив ее одну. Вика позвонила маме и сказала, что ее выписали из больницы.

Она сидела в кресле, в котором оставил ее Леша и уже заскучала, несмотря на то, что перед ней был включен телевизор с уже полюбившимися программами. Но тут ее ждал сюрприз – послышалось ковыряние ключей в замке, и вошел Леша, а за собой, задевая колесами за дверной косяк, втащил кресло-каталку.

– Я тебе достал неплохое кресло, пусть не самое навороченное, без электромотора, но пока пусть такое. По крайней мере, сможешь по квартире самостоятельно передвигаться, – сказал он и осторожно пересадил ее в новое кресло.

– Ты такой заботливый, – сказала Вика. Она все яснее понимала, что Леша, как мужчина, стоял на голову выше всех остальных мужчин, встречавшихся ей в жизни. – Ты мой герой просто!

– Герой, герой. Удобно? Когда надо ехать – крутишь руками вот эти обода, – объяснил он.

– Да уж видела раньше, – вздохнула девушка.

Когда Леша снова уехал, она начала осваивать свое кресло. После нескольких недель неподвижного лежания на кровати, ей казалось, что она почти ходит. Вика поехала на кухню и поставила чайник. Заварив зеленый чай, выехала на балкон и смотрела вниз со своего третьего этажа на летнюю улицу. Во дворе, между старыми пятиэтажками, сушилось белье, слышались звуки телевизора из открытого окна, в песочнице ковырялись маленькие дети под присмотром мам. Все было как всегда. Ей теперь было приятно смотреть на спокойные ежедневные человеческие дела, не пропитанные скоростью, деньгами и соревновательным духом – всем тем, чем она жила еще месяц назад.

Когда она была деловая, то не замечала простых ежеминутных радостей. Ей важно было сорвать главный приз, и остальное ее интересовало исключительно лишь по мере полезности. Если от какого-то занятия или человека не было пользы, то это занятие или человек ее не интересовали.

Теперь, по понятным причинам, ей было неприятно думать о скоростной и хищнической жизни – она сошла с дистанции и никогда на нее не вернется. Но она постепенно училась радоваться простому. Не деньгам или победам, а пению птиц, смеху детей, самым незатейливым радостям жизни. Иногда она этим напоминала себе старую бабку, у которой ничего кроме подобных радостей уже нет. Неужели она так быстро превратилась в бабку? Или может дело не в старости, а в мудрости – ведь только прожив всю жизнь, можно понять, что есть настоящие ценности, а что мишура. А она, получается, приобрела такой жизненный опыт экстерном.

Ей нравились ее душевные перемены, то, какой она стала. Если судьба с ее телом сыграла злую шутку, изуродовав его, то духовно все было наоборот – она как будто стала намного мудрее за очень короткий срок и совсем по-другому стала смотреть на вещи.

Сейчас ей показалось нечестным скрывать от Миши свою ситуацию. Он ведь строит какие-то планы на жизнь, и в этих планах есть она. А она прекрасно знает, что никогда уже не будет в этих его планах, по крайней мере, в той роли, которую он ей отводит.

– Надо немедленно ему позвонить, – вслух произнесла она и достала телефон. – Алло, Миш, привет! Я тебе должна кое-что очень важное рассказать! Не надо приезжать, я сначала по телефону расскажу, а уж ты потом сам думай, захочешь приезжать или нет, – говорила она, не давая ему вставить слово.

Я скрывала от тебя, что теперь не могу ходить. Ты должен это знать, я была не права, что не рассказала сразу, как только узнала сама. Во время аварии у меня перебило позвоночник, и теперь я в кресле-каталке и, похоже, навсегда. Но вот теперь ты все знаешь и если бросишь меня, я не обижусь – пойму. Я сама не знаю, как бы повела себя на твоем месте и высокопарных фраз говорить не буду и от тебя их не требую. Вот так вот, мой милый Миша. Так все невесело и банально со мной случилось. Теперь я положу трубку, а ты думай и если не позвонишь… в общем, я пойму и не обижусь.

Положив трубку, Вика почувствовала, как по щеке течет слеза. Ей опять стало жалко себя и свою сломанную жизнь. А ведь ей только двадцать один! Когда ей будет всего тридцать, она уже почти десять лет, как будет вести инвалидный образ жизни! А как рожать детей?

Девушка судорожно вздохнула и попыталась успокоиться, глядя на двор. Дрема окутала ее и, откинув голову, она забылась сном, как вдруг ее разбудил звонок в дверь. Задевая углы, она покатила свое кресло в прихожую и, открыв, обнаружила Михаила с цветами.

– Вика! Милая! Что же я наделал?! Зачем я позволил тебе ехать провожать меня?! – сказал он и встал перед ней на одно колено.

– Ты тут ни при чем. Не смей себя винить! Я взрослая и сама знала, что делаю, – сказала Вика. – Встань Миш с колен, ну что ты. Пошли на кухню, расскажи, как в Испанию слетал, и вообще чего нового в твоей жизни без меня было.

– В Испании все хорошо. А еще так удачно складывается, что мы в Москве филиал открываем. С моей подачи Вик. Как ты просила, – сказал Михаил, глядя на ее кресло.

– Спасибо Миш, что ты это сделал ради наших отношений. Уже за одно это спасибо. Но какая мне теперь Москва? Что я там буду делать, даже если переду туда?

– Я даже не знаю, что сказать. Ты меня как холодной водой окатила, когда сейчас по телефону рассказала это. А что врачи говорят?

– Два позвонка раздробило, и спинной мозг в трех местах перебило. Тут уже ничего не поделаешь, ни у нас, ни в Германии, ни где-то еще. Чудес не бывает – ходить я, наверное, никогда не смогу, Миш. Так что если разойдемся, то я не буду в обиде. Я же понимаю, что толку от меня теперь нет. Ходить не могу, сексом заниматься не могу, рожать не могу, я теперь почти ничего не могу. Зато заботиться обо мне теперь надо неусыпно, как за овощем.

Зазвонил мобильный телефон Михаила.

– Извини, отвечу. Да, Сереж! – Михаил, сначала нахмурившись, слушал, потом сказал, – ничего не надо делать с активами этих фирм! Какие изменения?! Сереж, ни в коем случае не трогать эти активы!

Убрав трубку, он улыбнулся и тронул девушку за руку.

– Вик, я не хочу тебя бросать. Между нами успели появиться весьма крепкие чувства, и я не хочу вот так все терять, несмотря…

Его слова снова прервал звонок.

– Сереж, скажи мне, пожалуйста, что там у вас происходит? Вы в трех соснах заблудились? Какой срочный совет директоров?

– Чего там, Миш, проблемы по работе? – спросила Вика.

Миша включил громкую связь.

– Михаил Викторович, если мы сейчас упустим момент, то все! Нам надо сейчас выкупать! Но свободных средств сейчас таких нет! Только заложить активы этих трех фирм! – возбужденно говорил голос некоего Сергея.

– Ладно, сейчас приеду, – сказал Михаил. – Что ты будешь делать с этими специалистами? Милая моя, не грусти ни в коем случае.

Оставшись одна, Вика снова выкатила свое кресло на балкон. Наблюдать за жизнью нормальных людей ей теперь доставляло особое удовольствие.

После этого дня настал следующий, а за ним еще один. Дни пошли своей чередой, не обращая внимания, на то, кто и как их проживает. Миша исправно приезжал, привозил продукты, болтал с Викой, рассказывал новости деловых кругов Новосибирска. Часто заезжала Света, а пару раз заехала и Лена.

Леша же заходил как минимум дважды в день – утром и вечером. Иногда у него даже получалось зайти третий раз днем. Леша становился ей с каждым днем все ближе. И не потому, что богатого успешного Михаила она вроде теперь не была достойна и где-то глубоко внутри чувствовала, что он ходит к ней только потому, что некрасиво вот так резко взять и расстаться с ней в ее нынешнем положении. Просто Леша был как бы на одной с ней волне. Он понимал ее как никто другой. Если честно, ни один мужчина в жизни не понимал ее так, как он, потому, что мужчин до этого она выбирала совсем по другим критериям.

Поэтому, когда в один из дней к ней в квартиру влетела Света и, вытаращив глаза, почти прокричала, что она сейчас видела Михаила с какой-то девушкой, Вика даже почти не расстроилась. Она понимала, что Миша ее бросит, это был лишь вопрос времени.

– Ты что же даже не расстроилась? Тебе все равно? – не могла успокоиться Света.

– В общем да. Обидно конечно, но это скорее самолюбие страдает, нежели что-то другое. Сама подумай Свет, ты бы на его месте осталась бы со мной? Зачем я ему? Он красив, состоятелен. Вокруг него много красивых девушек вьется. Когда я была… прежней, я могла быть ему ровней. Я была престижной парой. А сейчас какой от меня толк?

– Ну и черт с ним! Давай лучше выпьем! – в сердцах сказала подруга.

– Наливай! – усмехнулась Вика.

Подруги, как в старые добрые времена, подняли бокалы с мартини.

– Позвони и пошли его далеко, а Вик? – подала идею Света.

– Нет, не позвоню. Я вообще ему больше никогда не позвоню. И высказывать я ему ничего не хочу! Я его понимаю – не выдержал человек экзамен. И я бы не выдержала и тоже бы так поступила. Всю себя пожертвовать навсегда инвалиду… это далеко не каждый сможет.

– Ты другая стала, – удивленно сказала Света. – Раньше бы так это не оставила. Хм.

Время отфильтровывало людей, с которыми общалась Вика. Лишь самые преданные из них способны были сдать этот экзамен, который им организовала инвалидность девушки.

На следующий день, когда мама выгуливала Вику во дворе, по-другому нельзя было сказать, к их дому подъехал блестящий черный «Мерседес» представительского класса. И ей и маме, конечно, сразу стало понятно, к кому приехали гости. В этой пятиэтажке жили одни пенсионеры и те, кто не смог съехать из этого старого дома, те, кого Вика раньше называла неудачниками и новым обидным словом – лузеры. Поэтому гости приехать могли только к ней – к бывшей королеве красоты. Точнее к действующей, только трон уже остыл.

Из машины вышел серьезного вида человек, в котором Вика сразу узнала Анатолия Геннадьевича. Он открыл заднюю дверь и достал огромный букет цветов.

– Вик, я отойду. Там на скамеечке посижу. Вы поговорите, – сказала мама.

Анатолий Геннадьевич направился к подъезду. Вика окликнула его.

– Привет Вик, это тебе, – сказал он, протягивая букет. – Как ты справляешься?

– Привет Толь. Тебе честно сказать? Полный отстой. И так все понятно. Давно не виделись, ты как?

– Да у меня все нормально, – махнул он рукой. – Все как обычно – бизнес, заботы, текущие проблемы. Приехал вот повидать тебя. Мы с тобой провели все-таки прекрасные минуты. Насчет машины твоей тоже хотел поговорить.

– А чего там с машиной моей, Толь?

– Да понимаешь в чем дело… ее не восстановить. Ее просто порвало и перекрутило. Но я могу тебе подарить совсем новую машинку. Какую захочешь. Сделаем ручное управление, ну там газ, тормоз на руле, – сказал он, присев рядом с ее креслом на корточки.

– Не знаю. Зачем она мне теперь? – пожала плечами Вика.

– Ну, как! Жизнь то не остановилась! У тебя беда, все теперь не так как раньше, но чем больше нам удастся сгладить эту разницу, чем ты будешь менее обделенной себя чувствовать. Машина теперь тебе, пожалуй, нужнее, чем раньше! Ты не будешь ни от кого зависеть. Надо куда поехать, взяла и поехала! И не надо морочиться с общественным, совершенно неприспособленным для этого, транспортом. Да и ты сама лишний раз на автобусе никуда не поедешь – ты гордая и не захочешь показывать свою беспомощность. Машина теперь для тебя это ноги!

– А ведь, правда! Ты прелесть Толь! Наклонись ко мне, – попросила растроганная девушка.

Анатолий Геннадьевич наклонился над креслом, и она обняла его руками.

– Спасибо тебе! Спасибо, что не забыл! Прости меня за все, если что не так.

– Да брось! Умирать, как будто собралась! – сказал он, поцеловав ее в щеку. – Машина будет готова через месяц. Марку и модель я выберу сам, если ты не против.

Визит Анатолия Геннадьевича поднял Вике настроение. Ей сейчас, как никогда раньше, необходимо было чувствовать себя кому-то нужной. Да и такой подарок как новая машинка, не мог не порадовать девушку, даже в ее нынешнем состоянии.

Этим же вечером она рассказала об этом Леше. Он, как всегда, искренне порадовался за нее. Леша согласился с мнением Анатолия Геннадьевича о том, что машина ей сейчас нужна. Все кто у нее остались – это ее родители и Леша со Светой. Все остальные теперь появлялись в ее жизни крайне редко, включая Лену и Наталью Борисовну.

На следующий же день она рассказала новость Свете, и ее верная подруга тоже выразила искреннюю радость. Они обсудили новости школы моделей, в которой Вике уже никогда не побывать. Она любила их новосибирскую школу моделей и любила ту атмосферу соревнований, которую теперь лишь могла представить из рассказов Светы.

Попрощавшись, Света ушла, и Вика закрыла за ней дверь. Она всегда была в хорошем расположении духа после визитов подруги.

Вика подкатила кресло к окну и посмотрела на свой двор. Она увидела Лешу, который вышел из своего подъезда и пошел к машине. По-видимому, он собирался в больницу на дежурство.

Из ее подъезда вышла Света и подошла к своей «Мицубиси». Потом всплеснула руками и, подойдя к Леше, о чем-то и заговорила с ним. Леша улыбнулся и тоже что-то сказал. Они некоторое время стояли и что-то смеясь, обсуждали. Вика приподнялась на руках от удивления. Откуда они были знакомы? Что это значит? Почему она не знает об их знакомстве? Или не знает, потому что не должна знать? Так значит, между ними что-то есть?! Вику от догадки бросило в огонь.

– Ах, ты, моя лучшая подруга! Ах ты дрянь! Значит, за спиной у меня завела интригу с моим Лешей?! У меня Леша только один и остался!

Света и Леша тем временем на улице продолжали весело разговаривать и смеяться. Молодой человек смешно жестикулировал руками, что-то объясняя.

Вика вдруг почувствовала всю горечь от предательства. Ее в жизни никогда не предавали, во всяком случае, по-настоящему. И вот сейчас, в такое время, когда она и так едва держалась после страшного удара судьбы, ее лучшая подруга и ее парень, которым она теперь считала Лешу, нанесли ей в спину такой удар.

С мокрым от слез лицом, она, истерично перехватывая колеса, покатила свое кресло на кухню. Все то, что еще держало ее в этой жизни, все те причины, которые она по крупицам собирала такими усилиями, вдруг перестали иметь значение! Ей больше ничего не хотелось видеть, знать и главное чувствовать! У нее больше не было сил выдерживать, не было больше никаких сил.

Прикатившись на кухню, она, рыдая, поднялась на руках и вынула из ящика стола мамин «Феназепам». Отвинтив крышечку и уронив ее на пол, высыпала в ладонь горсть таблеток и тут же их проглотила. Потом, уронив следом и пузырек, откинулась на кресле и немного успокоилась.

Вика смотрела в окно на зеленые деревья этого бесконечного лета. Это лето было таким длинным и за это лето произошло столько событий, что их хватило бы наполнить горем жизни многих людей.

И вот приятная истома пробежала по телу. Неудержимый сон приближался – этот вид смерти был, пожалуй, самым простым и безболезненным вариантом. Следом за истомой ее пробила испарина. Глаза девушки закрывались, как вдруг, оглушительная пощечина заставила ее от боли вскрикнуть.

– Ты что, совсем одурела?! Ты что надумала?! – кричала на нее мать.

Вика смотрела на ее расплывающееся лицо и слушала ее уходящий вдаль голос, пока не отключилась совсем.

Залитая солнцем деревенская улица и пруд напротив дома манили маленькую Вику к себе. Она сидела у окна за столом накрытым клеенкой, на которую то и дело садились мухи, и хмурила брови.

– Мам, ну можно я пойду, погуляю, – ей почему-то казалось, что она тут уже сидела много раз.

– Нет, дочка, сейчас блины уже будут готовы. Давай иди, мой руки! – сказала задорно мама и вылила на шкварчащую сковороду очередную порцию блинного теста.

– Ну, я не хочу блины-ы-ы, – захныкала маленькая Вика и надула губы. – Можно я пойду гулять?

– Как же ты пойдешь? Ты же ходить не можешь! – сказала мама.

– Как это не могу? – удивилась девочка и смело встав из-за стола сделала шаг. Не устояв на ногах, она плюхнулась на пол и недоуменно посмотрела на маму.

– Ну, что я тебе говорила?! – строго спросила мама.

Маленькая Вика поднесла ручки к глазам и заревела.

– Не надо плакать, ты сама во всем виновата! Не надо плакать Вика! Вика! Вика!

Вика открыла глаза и увидела перед собой лицо мамы. Она снова была в больничной палате, и это ей напомнило тот случай, когда она очнулась после аварии.

– Вика! Очнулась?! Ну, ты даешь! Ты что же с нами делаешь? Тебе одного раза мало, ты решила постоянно судьбу испытывать? Хорошо я домой успела прийти! На десять минут позже бы вернулась и все – Лешка тебя уже не откачал бы. Едва успели желудок промыть, прежде чем вся эта дрянь раствориться успела. Зачем ты это сделала? – мама сидела на ее кровати и ласковыми пальцами гладила ее руку.

– Я его любила, а он так поступил со мной! У меня за спиной, когда знает, что мне и так плохо! – скупо объяснила Вика.

– Да кто он то? Лешка что ли? А что он сделал?

– Со Светкой мне изменял! – безапелляционно заявила Вика.