Текст книги "Курзал"

 
Когда-то я в казарме жил
И бешено мечтал о воле,
Да, я мечтал, пока служил,
О женщинах и алкоголе,
 
 
О том, что можно утром встать
И просто так весь день валяться,
Лишь книжки умные читать
Да на гитаре упражняться,
 
 
О том, что можно хоть куда
В любой момент рвануть с вокзала,
А можно завернуть всегда
В уют любого кинозала.
 
 
И увольнительную мне
Выпрашивать уже не надо,
И чистить бляху на ремне,
Боясь начальственного взгляда.
 
 
Патрульные теперь меня
На гауптвахту не отправят,
И ротный наш, угрюмый зверь,
Мне день зловредством не отравит.
 
 
Мне честь не нужно отдавать
Глядящим злобно офицерам,
Могу теперь с утра бухать,
Потом бухим бродить по скверам.
 
 
Сбылась, сбылась мечта моя —
Живу давно уже на воле,
Узнал немало я, друзья,
О женщинах и алкоголе.
 
 
Учусь свободой дорожить,
Но до сих пор кошмар мне снится,
Что снова призван я служить,
В казарму должен возвратиться.
 
 
Проснувшись, я, как идиот,
Смеюсь от счастья – я на воле!
Кто отслужил – меня поймет.
Кто отсидел – поймет тем боле.
 
 
Куда хочу, туда иду,
Вкушаю дорогие блюда,
И в жизни сказочном саду
Творю, люблю и жажду чуда.
 
 
А ведь о жизни о такой —
Большой, сверкающей, гражданской, —
Мечтал я в армии с тоской,
Тоской почти что арестантской.
 
 
Не забывайте, что пока
Мы бродим средь земных просторов,
Глядят на нас наверняка
Десятки глаз из-за заборов.
 
 
Да, с завистью глядят они,
Как бродим мы в тепле и холе,
И как не ценим эти дни,
Отпущенные нам на воле.
 
 
И мнится людям из тюрьмы,
Что нашей доли нет чудесней.
Пускай не ценим волю мы —
Они о ней слагают песни.
 
 
Вон как разволновался я,
Всерьез задумавшись о воле…
Не тратя времени, друзья,
Попоечку устроим, что ли?
 

 
Человек, ты отличай
Гордость от гордыни.
За гордыню жизнь тебе
Настучит по дыне.
 
 
На башке твоей тупой
Много шишек вскочит,
Если Бог тебя, дружок,
Наказать захочет.
 
 
Жить без гордости нельзя,
Вот и мы не будем,
Но гордыня есть вражда
К Богу, да и к людям.
 
 
Ты собою, милый мой,
Шибко возгордился,
В результате же твой «мерс»
Новенький разбился.
 
 
Обнаружил ты потом,
Выпучив глазища,
Что пожар спалил твое
Новое жилище,
 
 
Что восстановить нельзя
Столь крутую хату,
Что мобильник отключен
Твой за неуплату,
 
 
Что участок дачный твой
Залило потопом,
Что взбесились все твои
Кредиторы скопом,
 
 
Что ты должен всем подряд
К данному моменту,
Что жена твоя ушла
Нынче к конкуренту…
 
 
Заорешь ты: «Блин, за что?!» —
И увидишь Бога.
Скажет волжским басом Бог
Из-за тучек строго:
 
 
«Ты, чувак, не отличал
Гордость от гордыни.
За гордыню я тебе
Настучал по дыне.
 
 
Помнишь нищего того,
Что стоял-крестился,
Над которым полчаса
Ржал ты и глумился,
 
 
И в итоге не подал
Старичку ни крохи.
Так, чувак, себя ведут
Лишь тупые лохи.
 
 
Потому что старичком
Я был, а не кто-то,
И меня ты оскорбил
Смехом идиота».
 
 
Ошарашенный, побрел
Бизнесмен куда-то,
На людей из-под бровей
Глядя виновато.
 
 
Не имея ничего,
Он скулил в печали,
И копеечки ему
Люди подавали.
 
 
Стал в ответ наш бизнесмен
К людям обращаться:
«Да, я раньше быковал,
Извиняюсь, братцы.
 
 
Чудом я остался жив,
Понял я немало…»
А дальнейшие слова
Песня заглушала.
 
 
Песня ангелов небес
Всех и вся прощала,
И российские поля
Солнце освещало.
 
 
И у церкви бизнесмен
Наш остановился,
Нищим отдал свой пиджак
И перекрестился.
 
 
И побрел среди ворон
Он по черной пашне,
И ударил в этот миг
Колокол на башне.
 

 
Существ я выдумал немало,
Их бог, и царь, и командир.
Чтоб вспомнить их, пойдем с начала —
Прошу пожаловать в мой мир!
 
 
Там богомол сидит в бокале
(Он на Аннет уставил взгляд),
Летит в неведомые дали
Сверкающий Алмазоград.
 
 
Ужасный там ревет Протектор,
Паук шныряет по Москве,
Лежит девчонка-архитектор
Нагая в золотой траве.
 
 
Там две акулы проплывают,
Навек влюбленные, вдвоем,
Чумазый мальчик там страдает,
Навек испачканный углем,
 
 
Идет направо – песнь заводит,
Направо – сказку говорит…
Там – чудеса, там Минька бродит,
За Хуанитою следит.
 
 
Живот сам по себе гуляет,
Спешит Макдональдс в ресторан,
 
 
Красотка пылко обнимает
Рожденный ею чемодан.
 
 
По барабану лупит Джонни,
В отъезде капитан Мак-Мак,
Илона говорит Симоне:
«Кузьма Беднов – такой дурак!»
 
 
Вон сколько сочинил я, братцы!
Надеюсь, вы узнали всех?
Да, кстати, если разобраться,
То даже разбирает смех:
 
 
Выдумывал я терпеливо
Своих героев – адский труд!
И вот они не просто живы —
Они меня переживут.
 

Из книги «Курзал»

 
Вот опять в никуда указал
Безнадежной влюбленности вектор,
А когда-то я девушку знал
Со значком «Молодой архитектор».
 
 
Длинноногую фею любви
Я увидел, гуляя в Кусково,
И в глазах прочитал: «Позови».
И позвал в ресторан «Три подковы».
 
 
Улыбнулась она: «Погоди.
Не нужны мне твои рестораны.
Если нравлюсь тебе, приходи
Завтра в церковь зачатия Анны».
 
 
От названия бросило в дрожь.
Почему, догадаться несложно.
И она рассмеялась: «Придешь?»
Я в ответ прошептал: «Если можно…»
 
 
Белый камень на солнце сиял,
Дуры-бабочки всюду порхали.
Я едва за тобой поспевал —
Мы всю церковь не раз обежали.
 
 
Ты меня измотала вконец,
В бок меня постоянно толкая:
«Посмотри, какой фриз-бегунец!
Луковичная главка какая!»
 
 
А когда мы присели в тени,
Я решил говорить напрямую.
Снял очки и сказал: «Извини,
Но сейчас я тебя поцелую».
 
 
И увидел я сон наяву:
Волосами ты только тряхнула,
И легла, усмехаясь, в траву,
И футболку лениво стянула…
 
 
Все в душе первернулось моей!
Я увидел упругие груди,
И кузнечики русских полей
Застонали, запели о чуде!
 
 
Сколько лет с того лета прошло…
Где сейчас ты? услышь мои зовы!
Почему я уверен светло,
Что мы встретимся, встретимся снова?
 
 
Не забуду я нашей любви —
Как в траве ты кричала, нагая…
Луковичные главки твои
Снятся мне до сих пор, дорогая!
 
 
Юный жар первобытных сердец
Вновь нас кинет в объятья друг друга,
Чтоб ты вспомнила бабочек луга,
Золотую траву полукругом
И могучий мой фриз-бегунец!
 

 
Играл в рулетку до рассвета
Один поэт, и – вот те на!
Сбылась, сбылась мечта поэта —
Срубил он сорок штук грина.
 
 
Запели ангелы над залом,
Где повезло ему так вдруг.
Он получил все деньги налом —
Все в пачечках, все сорок штук.
 
 
Как сердце тут заколотилось!
Поэт наш даже побледнел —
Ему такое и не снилось…
И он в машину тупо сел,
 
 
В сопровождении охраны
Уехал прочь из казино,
Домой, шатаясь, будто пьяный,
Ввалился, начал пить вино,
 
 
Потом, как сумасшедший, прыгал,
Вполне понятно почему, —
Он деньги прятал, мебель двигал,
Весь в бриллиантовом дыму.
 
 
Мечтал: «Теперь куплю квартиру,
Пожить себе я разрешу,
Беситься я не буду с жиру,
Но хоть проблемы все решу.
 
 
А вдруг мне хватит и на дачу?
На кругосветку и на джип?
Во! На трехтомник свой потрачу!
На порностудию! На клип!
 
 
Во! Выпущу альбом убойный
Из лучших песенок своих!
О! Соберу гаремчик знойный
Из девочек я ломовых!..»
 
 
Поэт мечтал, уж засыпал он,
Летел все дальше от земли…
Тут три огромнейших амбала
К его квартире подошли,
 
 
В дверь постучались осторожно,
Переглянулись и – опять.
А что случилось дальше, сложно
Словами, братцы, передать:
 
 
Вдруг мусоропровод вздымился,
Оттуда вырвался огонь,
И в мир ужасный зверь явился,
Распространяя всюду вонь.
 
 
Его глазища, как прожектор,
Амбалов ослепили вмиг.
Взревел он жутко: «Я – Протектор!
Поэтовых поклонник книг!
 
 
Ага, приперлись, суки, бляди,
Поэта деньги отнимать?» —
И начал зверь мочить, не глядя,
Амбалов с воплем: «Твою мать!»
 
 
Возможно, он перестарался —
Двоим он бошки откусил,
За третьим пять минут гонялся,
Лупя со всех звериных сил,
 
 
Да всё по почкам и по яйцам…
Короче, уложил бандюг
И заревел: «Пусть все боятся!
Я – лишь поэтам лучший друг.
 
 
Помог я выиграть поэту —
Ведь я его стихи люблю.
И вдруг здесь вижу погань эту —
Козлы, дешевки, завалю!»
 
 
Вдруг, с безобразною улыбкой
На бородавчатом лице,
Зверь обернулся синей рыбкой,
Потом вдруг мухою цеце,
 
 
Потом на сотни фей крылатых
Рассыпался с глухим хлопком —
 
 
На сотни фей в злаченых латах, —
И этот золотистый ком,
 
 
В квартиру к спящему поэту
С хрустальным смехом просочась,
Стал совершать там пируэты;
А феи, за руки держась,
 
 
Запели, зашептали разом:
«Пиши, пиши, поэт, дерзай!
Награды будут – пусть не сразу,
Пиши, поэт, не унывай!
 
 
Вот я, к примеру, добрый некто,
Я за тобой давно слежу,
Поэт, тебя я, твой Протектор,
И защищу, и награжу!»
 
 
Поэт в постели шевельнулся —
Рой фей исчез как быстрый взгляд.
Поэт проснулся, улыбнулся
Сказал: «О боже! Я богат!»
 

 
Один поэт пришел домой,
Попил чайку, стал размышлять:
«Вот мой успех – он только мой?
Я сомневаться стал опять.
 
 
Мне интуиция моя
Подсказывает – кто-то есть,
Кто сделал так, чтоб выжил я,
Добился славы, смог процвесть.
 
 
Кого же мне благодарить?
О, этот кто-то, проявись!
Хотел бы я тебя спросить,
За что меня ты поднял ввысь?»
 
 
Тут воздух задрожал вокруг
И странно в люстре свет мигнул,
Из ниоткуда как-то вдруг
К поэту жуткий зверь шагнул.
 
 
Он весь искрился и мерцал,
Он безобразен был собой —
На задних лапах он стоял,
Покрытый склизкой чешуей.
 
 
Зверь – полуящер, полухряк —
Сопел, придя на этот свет;
Воняло от него, да так,
Что сразу нос зажал поэт.
 
 
Зверь недовольно заурчал
И завертелся весь волчком,
Перед поэтом вновь предстал,
Уже в обличии ином —
 
 
Красавицей с букетом роз.
Красавица открыла рот,
Шепнула: «Кто я, был вопрос?
Я – твой протектор, это вот
 
 
Я внешне – безобразный зверь,
Но я стихи твои люблю
И зла не сделаю, поверь,
Скорей спасу и исцелю.
 
 
Я помогал тебе всегда,
Поверив первым в твой талант.
Ты – мой воспитанник, да-да,
Мой друг, поэт и музыкант.
 
 
Пусть я в аду почти живу,
Но красоту люблю, пойми!
Я сделал так, что ты в Москву
Приехал, свел тебя с людьми.
 
 
В Литературный институт
Тебя пристроил, денег дал.
Талант твой развернулся тут,
Хоть обо мне ты и не знал.
 
 
С пирушек пьяным ты домой
Не на автопилоте шел —
Я вел тебя, мой дорогой,
Незримою дорогой вел.
 
 
Спасал тебя от пьяных драк,
Ты мог погибнуть сотни раз!
Ценя твой дар, я сделал так,
Что вот ты модным стал сейчас.
 
 
Автографы ты раздаешь,
Я – за спиной твоей стою,
Пускай невидимый – ну что ж,
Горжусь, стихи твои люблю.
 
 
Но буду я карать и впредь
Тех, кто мешает нам с тобой.
Ты должен сочинять и петь,
А я – я принимаю бой.
 
 
Пиши! А вот тебе цветы —
У вас такие не растут.
Цветы за всё, что создал ты.
А мне пора, меня ведь ждут».
 
 
Приняв от девушки букет
И отойдя с ее пути,
Немного оробел поэт,
Но крикнул: «Как тебя найти?»
 
 
Красотка, в зеркало войдя,
В нем растворилась без следа.
Раздался рев чуть погодя:
«Скажи: “Протектор мой, сюда!”»
 
 
Поэт, тряхнувши головой,
Шатаясь, вышел на балкон.
Какой закат плыл над Москвой!
Поэт курил и думал он:
 
 
«Да, интуиция моя
Опять меня не подвела…
Ну, развернусь отныне я!
Во, начинаются дела!»
 

 
Пытаясь как-то секс разнообразить,
Громадное количество людей
В постели любят тихо безобразить,
Но – в свете неожиданных идей.
 
 
Вот парочка, привыкшая друг к другу,
Привычно мнет постельное белье:
Супруг ласкает нежную супругу,
Но думает совсем не про нее.
 
 
Воображает он, трудясь, как пчелка,
Что он – белогвардейский офицер,
Она же – на допросе комсомолка,
И ей к виску приставлен револьвер.
 
 
И он ее насилует свирепо,
И плачет комсомолка, и кричит,
И юбка задралась на ней нелепо,
И грудь одна из кофточки торчит…
 
 
Супруга же сейчас воображает,
Сама своей порочности дивясь,
Что ей бандит кастетом угрожает
И требует, чтоб срочно отдалась.
 
 
Он – грубое животное, скотина,
(Совсем не то, что муж ее, дохляк…) —
Поймал ее на улице пустынной,
Заставил делать так, потом – вот так…
 
 
К нему спешат дружки его, бандюги,
И все подряд насилуют ее…
Супруги, возбужденные супруги
Теперь куда активней мнут белье!
 
 
Другая пара действует иначе —
Друг друга мажут краской золотой,
И друг за другом носятся по даче,
Сверкая необычной наготой.
 
 
Другая пара надевает маски
И в масках это делает. Они —
Как персонажи некой странной сказки,
Двойной галлюцинации сродни.
 
 
С изменчивой реальностью играя,
Вдвоем скучать в постели так смешно.
Фантазиям ведь нет конца и края,
Не зря воображенье нам дано.
 
 
Скажи подруге: «Нынче ты монашка,
А я – немой садовник, хорошо?
Ты без мужчин измучилась, бедняжка,
Ты знаешь: у садовника – большой…
 
 
Я сплю в траве, а ты ко мне подкралась,
Перекрестилась, юбки задрала…»
Примерно так… Но, впрочем, это малость,
Фантазиям подобным нет числа!
 
 
Твоя подруга может быть царицей,
Нимфеткой, гейшей, чудом красоты,
Дешевой проституткой, светской львицей —
Да, словом, всем, что хочешь видеть ты.
 
 
Взгляни в глаза подруге – как мерцают!
Так вот он, здесь, искомый идеал!
И в ней черты – о, чудо! – проступают
Всех женщин, о которых ты мечтал.
 
 
Ее улыбка – точно, без ошибки,
Улыбка всех, в кого ты был влюблен…
Ты разгляди в единственной улыбке
Улыбки сотен женщин всех времен.
 

 
Я – председатель Клуба кошководов.
По воскресеньям, в девять сорок пять,
Съев пару холостяцких бутербродов,
Иду в Дом пионеров председать.
 
 
Там ждут меня нарядные детишки —
Я открываю дверь, веду их в зал
И важно им надписываю книжки,
Которые о кошках написал.
 
 
Потом приходят девочки постарше…
Но, прежде чем войти, всегда оне
На лестничном покуривают марше,
Хохочут и болтают обо мне.
 
 
Одна из них мне часто помогает:
Читает вслух, стирает мел с доски.
(И носит свитера, что облегают
Ее грудей торчащие соски.)
 
 
Она со мной заигрывает, ясно,
Чтобы потом смеяться надо мной.
Бандитка! ведь не знает, как опасно
Мужчину вызывать на ближний бой.
 
 
Однажды я читал о свойствах случки,
И ручка закатилась к ней под стол…
Я шарил в темноте, но вместо ручки
Божественную ножку я нашел.
 
 
С тех пор моя красавица другая:
Разглядывает пристально меня,
До крови рот насмешливый кусая
И от подруг событие храня.
 
 
Под Новый год мы залу украшали
Стеклянными шарами, мишурой,
Я чувствовал: подружки ей мешали,
Она была мысленками со мной.
 
 
И пробил час! она пролепетала:
«Я, кажется, забыла в клубе шарф…»,
И музыка любви затрепетала
Над нами голосами сотен арф.
 
 
И в сумрак мы вошли уединенный:
Она стянула молча джемпер свой,
Легла на стол… Я замер, оглушенный
Невинной, огуречной чистотой.
 
 
Потом, открыв глаза, мы созерцали
Украшенный флажками потолок,
Кругом огни загадочно мерцали,
За окнами поблескивал снежок.
 
 
Я размышлял, чем это завершится:
Быть может, я с работы полечу,
Поскольку слишком молода девица,
Хоть я ее молчанье оплачу.
 
 
А впрочем, нет, есть способ понадежней:
Магические древние слова
Произнести как можно осторожней…
Воспользуюсь… имею все права…
 
 
И произнес! и комната качнулась!
Прошелестел в тиши хрустальный звон,
Возлюбленная кошкой обернулась,
Мяукнула и выбежала вон!
 
 
Ну что ж, ступай… Я все тебе прощаю,
Хоть буду жить, страдая и любя.
Всегда я женщин в кошек превращаю,
Чтоб не скомпрометировать себя.
 
 
Иду по коридорам величаво,
Огнем нездешним, праведным объят,
И кошки вслед за мной бегут оравой,
И стонут, и чихают, и кричат.
 

 
Меня ты пылко полюбила,
Мечтала стать моей женой
И часто розы мне дарила,
Встав на колени предо мной.
 
 
Мои ты целовала руки,
Шептала: «Милый, стань моим!», —
А я зевал с тобой от скуки,
Приветлив, но неумолим.
 
 
Меня домой ты провожала,
Несла тяжелый мой портфель,
От хулиганов защищала,
Мечтая лечь в мою постель.
 
 
Тебе давал я обещанье
Любви твоей не забывать,
Но только в щечку на прощанье
Себя давал поцеловать.
 
 
В подъезде часто ты смелела,
Стремилась дальше ты зайти,
Пощупать ты меня хотела,
Но я шипел: «Пусти, пусти!»
 
 
Тянулась ты ко мне руками,
Но от тебя я убегал,
«Давай останемся друзьями», —
Тебе я сверху предлагал.
 
 
Ты уходила с горьким стоном,
Но не совсем, а лишь во двор —
Петь серенады под балконом
О том, что мой прекрасен взор.
 
 
Как я капризничал упрямо!
В кино меня ты позвала,
Я ж прокрутил тебе динамо,
В метро ты зря меня ждала.
 
 
Ты снова назначала встречи,
Мне покупала шоколад,
Я приходил порой на встречи
И делал вид, что очень рад.
 
 
Ты посвящала мне сонеты,
Меня поила в кабаках,
Дарила кольца мне, браслеты,
Порой носила на руках,
 
 
И что ж? Я поневоле сдался —
Сбылись, сбылись твои мечты,
Вдруг стоя я тебе отдался,
И ахнула от счастья ты.
 
 
И я сказал тебе: «Ну ладно…
Теперь мы будем вместе, да?
Помучил я тебя изрядно,
Но ты мне нравилась всегда.
 
 
Наш брак с тобою – неизбежность,
Мы вскоре сдружимся вполне.
Твоя настойчивая нежность
Внушила уваженье мне.
 
 
Теперь ты за меня в ответе,
Ведь понял я, что, может быть,
Никто не сможет в целом свете
Меня так пылко полюбить».
 

 
Ты надругалась надо мною
И заявила мне: «Ха-ха!
Не стану я твоей женою,
Найду другого жениха!
 
 
Я секса просто захотела.
От разных слышала я баб,
Что каждая тебя имела
И что на передок ты слаб.
 
 
Ты был мной резко обнаружен,
Мне быстро дал, как идиот.
А мне ведь муж такой не нужен,
Который бабам всем дает.
 
 
Прощай и, слушай, вытри слезы.
Пойду-ка я махну стакан…»
Я лепетал: «А как же розы?
Выходит, это был обман?»
 
 
К себе в квартиру я пробрался,
А ты ушла с ухмылкой прочь.
Обманутый, я разрыдался,
В подушки плакал я всю ночь.
 
 
Сказали утром мама с папой:
«Ты что ж, сынок, позоришь нас?
Смотри в глаза! И в суп не капай
Слезами из бесстыжих глаз.
 
 
Все говорят, что ты гулящий,
Что ты не девственник уже,
Что с каждой дрянью завалящей
На нашем куришь этаже.
 
 
Кроме любви и модных тряпок,
О чем ты думаешь, дебил?» —
Взревел отец и, снявши тапок,
В меня им ловко запустил.
 
 
Я тут же из квартиры смылся,
Побрел куда глаза глядят.
Зачем так папа рассердился?
Ну в чем же, в чем я виноват?
 
 
Сравню любовь с хрустальной чашей.
Зачем в любовь мою плевать?
Кто на двери железной нашей
Писал смолой: «Живет здесь блядь»?
 
 
Не та ль, что хвалится подругам
Победой быстрой надо мной?
Теперь я убегу с испугом
От их компании хмельной.
 
 
И пусть они мне вслед гогочут,
И пусть подстилкою зовут,
Мое сердечко все же хочет
Любовь дарить и там, и тут.
 
 
Но опозорен, смят и брошен,
Бреду один через пустырь.
Мне этот мир жестокий тошен,
Уйду я нынче в монастырь.
 
 
Средь позолоты и лампадок
Забудусь, успокоюсь я,
И станет дорог мне порядок
Расчисленного бытия.
 
 
Мне мудрые там скажут речи,
Мне поднесут Христову кровь,
И пусть оплакивают свечи
Мою разбитую любовь.
 
 
Пусть вспомнит злая та девчонка
Мое паденье, мой позор,
И то, как я смеялся звонко,
И светлый мой лучистый взор.
 

 
Моя любимая прекрасна —
Два уха у нее, два глаза,
Нос между глаз, под носом – губы,
На голове есть волоса.
Она плечами водит страстно,
Грудями и частями таза,
Есть в ней и маточные трубы,
Есть и другие чудеса:
 
 
Вот яйцевод, предвестник счастья,
Вот кровь по венам к мозгу мчится,
Вот, крепко сшит и ладно скроен,
Скелет пленительный ее.
Крестец на месте и запястья,
Лопатки, ребра и ключицы,
Он из двухсот костей построен,
И все это мое, мое!
Мои гортань и селезенка,
Язык и ротовая полость,
Фолликулы, желудок, почки,
Трахея, бронхи, пищевод.
Как все устроено в ней тонко,
И как ей свойственна веселость!
Любимой я купил цветочки,
Она со мной гулять идет.
 
 
Она щебечет что-то… Боже!
Соматотип долихоморфный
В любимой мне так симпатичен,
Что я целуюсь долго с ней.
Мы с нею разные, так что же?
Соматотип мой – брахиморфный,
Но то, что я гиперстеничен,
Любимой нравится моей.
 
 
К тому же я хорош собою:
Два уха у меня, бородка,
Нос посреди забавной рожи,
Очки надеты на глаза.
К любовному готов я бою —
В портфеле есть вино и водка,
Мой шланг со мной, и клубни – тоже,
И Куперова железа.
 
 
Сегодня мы с моей любимой
Весь день хотим совокупиться.
Так нам природа повелела,
Против природы не попрешь.
Жизнь силою непобедимой
В экстазе нас заставит слиться,
Два наших крайне сложных тела
В одно вдруг превратятся. Что ж,
 
 
Не нам разгадывать загадки
Вселенского мироустройства
Займемся лучше важным делом,
Что полюбил я всей душой.
Мы просто вместе ляжем спатки,
Чтоб изучать оргазма свойства.
Двум особям половозрелым
Сегодня будет хорошо.
 
 
Все, все в любимой интересно —
Живот, и груди, и ключицы,
Глаза, и ножки, и запястья,
а также тайна тайн ее.
К любимой я прижмуся тесно,
Непоправимое случится,
И я вскричу тогда от счастья:
«Ах, это все мое, мое!».
 

 
Да, Марго, нам придется расстаться —
Устал от Вас откровенно.
Кувыркались мы с Вами в постели
Не раз и не два, а больше,
Но пришла пора ставить точку
В отношениях наших, ей-богу.
 
 
Вы меня почти разорили —
На такси ко мне и обратно
Приезжаете… Что за причуды?
Ведь в Москве метро существует.
Постоянно я Вам намекаю,
Что метро – вид транспорта тоже.
 
 
Сигареты я Вам покупаю
Дорогие, тонкие, с ментолом.
Если Вам они не по карману —
То бросайте курить, однако.
А вино! Бутылку за бутылкой
Выпиваете Вы до и после секса,
А вино-то нынче дорогое.
Предлагал я Вам выпить водки,
Вы смеялись – мол, не Ваш напиток.
 
 
И презерватив нынче дорог —
Не люблю я эти резинки,
Но напяливать их приходится,
Дабы получить доступ к телу.
 
 
Вы спираль бы поставили, что ли,
Женские ведь есть презервативы,
Вы ж их игнорируете ловко,
Как и все мои пожелания.
Очень мне не нравится резинка,
Как и большинству мужчин, впрочем.
 
 
Для меня танцуете порою —
Это в самом деле красиво,
Но меня грузить болтовнею
Не устаете при этом.
Вы, Марго, обычно чушь несете,
Лучше б Вы побольше молчали.
 
 
Вы меня измучили вопросом:
«Правда, я красивая, а, Котик?».
Раз пятнадцать ответил я: «Правда»,
А теперь отвечать надоело.
Вы, Марго, похожи на птичку,
Что повсюду скачет и щебечет,
Только вот мозгов у ней мало.
 
 
В обществе нельзя появиться
Вместе с Вами – сразу к мужчинам
Незнакомым Вы вдруг пристаете,
Делаете им замечанья,
Я же рядом криво улыбаюсь,
Думая: «Дадут ей щас по репе,
Да и мне достанется, похоже,
Заодно и мне накостыляют…
Нет, пора отсюда срочно делать ноги,
А с Марго пора расставаться».
Мне нужна веселая девчонка,
Но такая, чтобы не грузила,
Чтобы я забыл про резинки,
Чтобы понимала та девчонка,
Как непросто деньги заработать
И как просто их растранжирить —
Короче, чтоб она была умной.
 
 
Ну а Вас, Марго, я не забуду,
В целом кувыркались мы славно,
Но Вы сами испортили все же
Лучшее, что в наших встречах было.
Подарю я вам на прощанье
Томик куртуазных маньеристов,
Чтобы Вы его изучили
И дошло до Вас постепенно,
Как вести себя по понятьям
И вообще, как удержать мужчину.
 
 
Я же отыщу себе подружку,
С которой и легко, и приятно,
Чтоб мои стихи мне читала
Наизусть, причем с выраженьем,
А не так, как Вы – по бумажке.