Текст книги "Письма к Олафу Броку. 1916–1923"

К. Н. Гулькевич
Письма к Олафу Броку, 1916–1923

© В. Карелин, Й. Нильсен, К. Мюклебуст, составление, 2017

© В. Карелин, вступительная статья, предисловие, 2017

© ООО «Новое литературное обозрение», 2017

Вступление

Объективное освещение успехов или неудач российской дипломатии в переходный от Первой мировой войны к русской революции и Гражданской войне период зависит во многом от расширения источниковой базы исследований, в том числе за счет обширного массива документов, в разное время и разными путями оказавшихся в зарубежных архивохранилищах[1]1
  Наиболее известные из них: архив Гуверовского института войны, революции и мира Стэнфордского университета и Бахметьевский архив российской и восточноевропейской истории и культуры Колумбийского университета (Бахметьевский архив).


[Закрыть]. Из них до сих пор опубликована и стала доступной историкам лишь небольшая часть[2]2
  См., например: «Совершенно лично и доверительно!» Б. А. Бахметев – В. А. Маклаков: Переписка 1919–1951: В 3 т. / Публикация, вступительная статья и комментарии О. В. Будницкого. М.; Стэнфорд: РОССПЭН; Hoover Institution Press, 2001–2002. Т. 1. 568 с., ил.; Т. 2. 672 с., ил.; Т. 3. 672 с., ил.; Таубе М. А., барон. «Зарницы»: Воспоминания о трагической судьбе предреволюционной России (1900–1917) / Подготовка текста и коммент. М. А. Волхонского, Ф. А. Гайда; под ред. А. Сорокина, Т. Чеботаревской. М.: Памятники исторической мысли; РОССПЭН, 2007.


[Закрыть].

Поэтому столь ценными представляются находки рукописных материалов в библиотеках и архивных собраниях скандинавских стран, где активно работали российские дипломаты, отказавшиеся признать победившую в Петрограде в октябре 1917 г. советскую власть. Именно такое открытие ждало нас в Национальной библиотеке в Осло[3]3
  Nasjonalbiblioteket i Oslo (далее – NBiO) – учреждена в 1989 г. До этого функцию национальной библиотеки Норвегии исполняла библиотека Университета Осло.


[Закрыть]. В ее рукописном отделе хранится обширный личный фонд известного норвежского филолога-слависта, переводчика, публициста и общественного деятеля профессора Олафа Брока[4]4
  NBiO. Prof. Olaf Broch papers. Brevs. № 337.


[Закрыть]. Здесь нами были обнаружены в октябре 2010 г. личные письма посланника Константина Николаевича Гулькевича, адресованные, как явствует из их содержания, его норвежскому другу.

Что мы знаем о Броке? Известно, что он был не только крупным ученым, но и активным общественным деятелем, прожившим длинную и насыщенную событиями жизнь[5]5
  Профессор Олаф Брок (норв.: Olaf Broch, 1867–1961). См. о нем: Карелин В. А. Профессор Олаф Брок – «агент» русского влияния в Норвегии? (Из истории русско-норвежских культурных и общественно-политических связей начала XX столетия) // Вестник Северного (Арктического) федерального университета (С(А)ФУ). 2013. № 1. (серия «Гуманитарные и социальные науки»). С. 5–15; NBiO. Prof. Olaf Broch papers. Brevs. № 337.


[Закрыть]. На родине его до сих пор ценят преимущественно как филолога-слависта, переводчика и основоположника описательной фонетики славянских языков, заложившего фундамент изучения славянской филологии[6]6
  В 1996 г. норвежские филологи организовали симпозиум, специально посвященный фундаментальному вкладу Олафа Брока в организацию славянских исследований. См.: Mathiassen Terje, Kjetsaa Geir. A centenary of Slavic studies in Norway // The Olaf Broch Symposium, Oslo 12–14 September 1996: papers (1998).


[Закрыть].

Однако это не объясняет, почему ученый оказался тесно связан с русским дипломатом. Необходимо более внимательно присмотреться к его биографии, чтобы понять, почему он в конце XIX – начале XX века оказался способен внести существенный вклад в дело сближения двух наших стран.

Судьба Олафа Брока была во многом предопределена его происхождением и образованием. Родился он в зажиточной семье. Отец был торговцем и владел пивоварней. Брок успешно окончил в Христиании в 1885 г. престижную столичную кафедральную школу и по настоянию отца отправился в Россию изучать русский язык. По-видимому, в доме считали, что деловые отношения норвежцев с Россией имеют хорошие перспективы. Двадцатилетним юношей Брок, по его свидетельству, приехал летом 1887 г. в Москву с рекомендацией профессора Упсальского университета Лунделя. Здесь молодому норвежцу посчастливилось приобрести в лице тепло принявших его Корша, Слуцкого и Фортунатова не только учителей, но также добрых товарищей и опекунов. Они познакомили его с А. А. Шахматовым, молодым, подающим большие надежды ученым, будущим академиком[7]7
  Шахматов Алексей Александрович (1864–1920) – русский филолог и историк, основоположник исторического изучения русского языка, древнерусского летописания и литературы. Его дружеские отношения с Олафом Броком и их переписка продолжались более тридцати лет, то есть до самой смерти Шахматова.


[Закрыть].

Вернувшись на родину, Брок окончил в 1893 г. университет и посвятил себя изучению славянских языков. Научное образование он продолжил в университетах Лейпцига и Вены. Ряд успешных научных исследований, результаты которых были затем опубликованы в академических изданиях Германии и в Австрии, сделали его имя известным в кругу славистов. Признание способствовало тому, что в 1902 г. Брока пригласила к сотрудничеству Петербургская Академия наук (Отделение русского языка и словесности).

Столь успешное начало научной карьеры позволило Броку в университете в Христиании выдвинуться на роль ведущего специалиста по славянским языкам. В 1900 г. (в 33 года!) молодой профессор получил впервые созданную в Норвегии кафедру славянских языков и продолжал руководить ею вплоть до отставки в 1937 г. С тех пор ученый заслуженно пользовался на родине репутацией «славянского посла» и русофила, много выступал с публичными лекциями о России и значимых событиях русской жизни, печатал статьи в национальных газетах и журналах, не раз оказывал экспертные услуги правительственным ведомствам и представителям крупного бизнеса. Брок приобрел известность и как переводчик произведений Л. Н. Толстого и Ф. М. Достоевского[8]8
  В 1911 г. – «Анны Карениной», а в 1915 г. – «Братьев Карамазовых».


[Закрыть]. Сам знаменитый Ф. Нансен был дружен с профессором-славистом и не раз советовался с ним, когда речь шла о России[9]9
  Некоторые из писем Нансена Броку включены в след. издание: Fridtjof Nansen: Brev. Brev 1882–1930, utgitt for Nansenfondet av Steinar Kjærheim. 5 bind. Universitetsforlaget 1961–1978.


[Закрыть].

В МИДе царской России усилия Брока на пользу русско-норвежского сближения были замечены довольно рано. Еще в 1901 г. он по ходатайству российского генерального консульства в Христиании был награжден орденом Св. Станислава. Сам Брок связывал неожиданную награду с хлопотами своего русского друга, консула в Финнмарке В. А. Березникова.

Нужно заметить, что профессор помимо науки живо интересовался международными делами и увлекался политическими вопросами, обладал развитым гражданским чувством, был горячим поборником свободы личности, равенства гражданских и политических прав, классового мира и социальных реформ. Как типичный представитель скандинавского образа мыслей, он считал «долгом каждого думающего человека хоть до известной степени знать и заниматься общественными вопросами»[10]10
  СПбФ АРАН. Ф. 134. Оп. 3. Д. 186.


[Закрыть]. Неудивительно, что на практике круг его интересов выходил далеко за рамки академических «штудий».

Как общественного деятеля и «русофила», Брока влекла мечта по мере сил содействовать победе в России освободительного движения. Он полагал, что трансформация политического устройства («перемена системы правления») станет именно тем средством, которое откроет дорогу взаимовыгодному сближению Норвегии и России, чему он искренне и с радостью желал посвятить свою жизнь. Революция 1905 г., Манифест 17 октября, созыв Государственной Думы и создание в России легальных политических партий внушали ему уверенность, что он на правильном пути.

Небольшое профессорское жалованье не позволяло ученому часто посещать Россию, чтобы поддержать языковую практику, возобновлять старые и заводить новые научные контакты. Поэтому он высоко ценил любую возможность общения с теми русскими людьми, кто посещал Норвегию по делам или работал здесь постоянно. С осени 1905 г., когда в Христиании появилась полноценная российская дипломатическая миссия, Брок, естественно, постарался сблизиться с ее работниками.

Правда, поскольку пост руководителя миссии первоначально занимал получивший на родине ироничное прозвище «бессарабский милорд» А. Н. Крупенский (1905–1912), установлению их личных отношений воспрепятствовали несовместимость снобизма посланника с демократическими убеждениями Брока. К тому же в 1910–1911 гг. связи Брока с русской миссией оказались временно заморожены на общем фоне российско-норвежских дипломатических осложнений на Севере[11]11
  См. подробнее: Нильсен Йенс Петтер. Новая Земля – «ничейная земля»? // Народы и культуры Баренцева региона / Редкол. И. Бьёрклунд, Я. Мёллер, П. К. Реймерт; Ун-т г. Тромсё (Норвегия), Музей г. Тромсё (Норвегия). – [Норвегия]: [б. и.], [1995]. С. 4–17.


[Закрыть]. Однако российскую миссию в Христиании весной 1912 г. возглавил новый посланник – Сергей Васильевич Арсеньев. Броку посчастливилось завязать с ним теплые и дружеские отношения, чему благоприятствовало то, что семья Арсеньевых являлась как раз одной из тех культурных дворянских семей, которые дали России немало выдающихся ученых, писателей и философов. Арсеньевы отличались незаурядной образованностью и высокими культурными запросами. И при том семье посланника оказались присущи искренние радушие и простота в обращении, так импонировавшие демократическому инстинкту норвежца.

С началом мировой войны связь Брока с российской дипломатической миссией скрепили союзные отношения России с западными демократиями и проантантовская в целом ориентация норвежского общества. Тогда-то в новых и сложных обстоятельствах произошло знакомство ученого с российским посланником в Христиании К. Н. Гулькевичем, прибывшим к месту службы весной 1916 г. В биографии и судьбе профессора оно стало важной вехой, ибо этот человек постепенно занял место в кругу самых близких ему русских людей.

Когда окончательно определился провал германского блицкрига и война приобрела затяжной характер, Норвегия превратилась для Антанты в важную часть стратегического «скандинавского коридора», который связал Россию с союзниками и внешним миром. Кроме того, перед политиками и стратегами враждующих блоков встала задача расширения политической и военно-экономической базы за счет других государств.

Опасную для России стратегическую ситуацию на севере Европы осложняли сильные в правящих кругах Швеции германофильские настроения и деятельность «активистов», толкавших правительство к войне на стороне Германии. Соответственно, возросло значение Норвегии как потенциального противовеса. В сложной военно-политической обстановке конца 1915 – начала 1916 г. руководителями МИДа в Петрограде было принято решение укрепить российское дипломатическое представительство в Христиании, тем более что С. В. Арсеньев просился в отставку по здоровью. В ожидании политических перемен и связанных с ними перспектив оперативно на месте решать ответственные задачи нужен был подходящий кандидат. Выбор в МИДе пал на опытного, энергичного и инициативного К. Н. Гулькевича[12]12
  АВПРИ. Ф. 155. Оп. 464. Д. 1054. Л. 9 об. (Официальное назначение К. Н. Гулькевича состоялось «Высочайшим повелением» 20 февраля / 5 марта 1916 г.)


[Закрыть].

Несколько штрихов к его характеристике. Константин Николаевич Гулькевич родился 18 марта (ст. ст.) 1865 г. в семье важного петербургского чиновника и богатого помещика. Его отец, начав когда-то со скромной должности в провинции, в конце концов сделал блестящую карьеру на гражданской службе и достиг чина тайного советника, одного из самых высоких в табели о рангах дореволюционной России[13]13
  Тайный советник – гражданский чин III класса в Табели о рангах в России (соответствовал чинам генерал-лейтенанта и вице-адмирала; имевшие его лица, занимали высшие государственные должности: министра или товарища министра, руководителя крупного департамента, сенатора).


[Закрыть].

Таким образом, как посланник К. Н. Гулькевич, на первый взгляд, обладал всеми чертами типичного представителя дипломатического корпуса царской России. Он, как и большинство коллег, достигших высокого служебного ранга, принадлежал к верхнему слою российского дворянства, пользовался широкими связями в аристократическом и сановном Петербурге. Кроме того, дипломат являлся состоятельным землевладельцем. На правах «наследственной недвижимости» ему принадлежала латифундия близ Владикавказа и ряд «благоприобретенных» имений в разных областях империи, регулярно дававших хороший доход и делавших привычно безбедным его существование[14]14
  АВПРИ. Ф. 159. Оп. 464. Д. 1054. Л. 1–9 об. (послужной список К. Н. Гулькевича). Там, где было расположено поместье, позже вырос современный город Гулькевичи Краснодарского края.


[Закрыть].

Тем удивительнее, что в отличие от предшественников по должности посланника в Христиании – монархистов и сторонников сохранения сословных привилегий дворянства – Гулькевич не разделял предрассудков своего класса.

«Я в жизни не видел человека более внимательного и деликатного по отношению к лицам, стоявшим ниже на социальной лестнице, чем был Константин Николаевич, в эпоху нашего с ним сотрудничества» – признавался позднее «евразиец» Петр Савицкий, близко знакомый с ним по службе в Норвегии[15]15
  ГАРФ. Ф. Р-5783. Оп. 1. Д. 12. Л. 1–11 (Савицкий П. Н. Мои воспоминания о Константине Николаевиче Гулькевиче).


[Закрыть].

Будучи по происхождению и воспитанию аристократом, Гулькевич, по образному выражению его молодого помощника, к моменту их встречи в Норвегии «шел к демократии» в духе идей гражданского равенства. Иными словами, «демократия, о которой думал и мечтал Константин Николаевич, – продолжал Савицкий, – была демократией западного типа»[16]16
  Там же.


[Закрыть]. Отсюда вытекало стремление дипломата поддерживать добрые отношения с тогдашними либеральными думскими кругами и «негласным» образом ориентировать ведомую им политику на кадетов и октябристов[17]17
  Там же.


[Закрыть].

Еще одной привлекательной для Брока чертой его личности было искреннее и глубокое чувство патриотизма. Для посланника не были фразой слова, которые привел в своих воспоминаниях Савицкий: «Константин Николаевич горел пафосом дела. Он постоянно повторял, что у нас 180 миллионов “работодателей”, т. е. все население России. И что мы должны исполнить свой долг перед ними»[18]18
  Там же.


[Закрыть].

К. Н. Гулькевич в отличие от коллег – выпускников университетов и привилегированных сословных учебных заведений – получил, как сказано в его служебном формуляре, лишь «домашнее воспитание»[19]19
  Многие документы свидетельствуют, что Гулькевич с детства страдал болезнью легких (по-видимому, это была чахотка) и на протяжении службы был не раз вынужден брать длительный отпуск для лечения. О том же говорится в публикуемых письмах.


[Закрыть]. Однако просвещенная и культурная семья обеспечила ему хороших учителей и наставников. В результате он постепенно сформировался, как человек разносторонне образованный. При этом Гулькевич не только свободно владел основными европейскими языками (что являлось обычным для дипломатов). Он, по заслуживающему доверия позднейшему описанию П. Н. Савицкого, никогда «… не удовлетворялся светской поверхностностью, которая нередко была свойственна окружавшей его среде. Он был человеком… с горячей жаждой непрерывно ее [образованность – ред.] совершенствовать»[20]20
  ГАРФ. Ф. Р-5783. Оп. 1. Д. 12. Л. 1–11.


[Закрыть].

Одним из важнейших залогов успехов посланника на дипломатическом поприще было его умение много и упорно трудиться. Работоспособность руководителя казалась Савицкому, по его собственному выражению, «сверхчеловеческой». В то же время Гулькевич, наделенный большим личным обаянием, ни на минуту не забывал о важности поддержания доверительных связей с представителями местной элиты. «Самую тщательную кабинетную работу и работу деловых бесед, – с восхищением вспоминал позднее о своем шефе П. Н. Савицкий, – он сочетал с блистательным выполнением своих светских обязанностей. Только вековая дипломатическая и светская традиция способны создавать то “умение очаровывать”, представителем которой являлся Константин Николаевич»[21]21
  Там же.


[Закрыть].

Подводя итог, можно сказать, что вкупе с демократизмом и обаянием Гулькевича его либеральная политическая ориентация, незаурядная образованность и стремление постоянно пополнять багаж знаний (что убедительно подтверждают письма, публикуемые ниже) были Броку особенно симпатичны.

Профессионально Гулькевич оказался неплохо подготовлен к самостоятельной работе. До приезда в Норвегию он около тридцати лет провел на дипломатической службе в различных «заграничных установлениях» царского МИДа в Западной Европе и в Османской Турции. Помимо этого К. Н. Гулькевич имел опыт работы в центральном аппарате министерства, что значительно расширило его политический кругозор[22]22
  С 1906 по 1908 г. К. Н. Гулькевич служил секретарем («чиновником для особых поручений») при министре иностранных дел А. П. Извольском.


[Закрыть]. Перед войной последовало назначение его советником в российское посольство в Риме, а позже в Константинополе. После начала войны и разрыва отношений с Турцией дипломат вновь вернулся в центральный аппарат МИДа и был с повышением определен на должность руководителя его 2-го (Ближневосточного) отдела. В этом качестве он участвовал в разработке руководителями министерства соглашения о присоединении к Антанте Италии и успешных для России переговорах с союзниками о будущем черноморских проливов.

Назначение Гулькевича посланником в Христианию состоялось «Высочайшим повелением» в начале марта 1916 г.[23]23
  По новому стилю.


[Закрыть] 4/17 апреля состоялось вручение его верительных грамот королю Хокону VII. Новый посланник энергично взялся за изучение новой для него политической обстановки и вскоре известил Петроград, что потенциальная опасность выступления со стороны Швеции миновала. После этого противостояние воюющих блоков в Скандинавии переместилось в сферу информационной и экономической войны.

В итоге тщательной и комплексной оценки ситуации посланник инициировал необходимость более активной русской политики в Норвегии, в целом одобренную в Петрограде. Сам Гулькевич определял ее как «русское дело в Норвегии». Смысл этой политики заключался в курсе на стратегическое партнерство двух стран.

Следуя выработанному взгляду, Гулькевич в продолжение своего пребывания в Христиании[24]24
  С апреля 1916 г. по май 1917 г.


[Закрыть] всячески способствовал установлению связей представителей делового мира Норвегии с русскими финансистами, промышленниками и высокопоставленными сановниками, стоявшими во главе правительственных ведомств в Петрограде. Заинтересованность норвежских компаний в долговременных и выгодных инвестициях в Россию, усилившуюся во время войны, посланник считал не только надежным фундаментом сближения двух стран, но и дополнительным ресурсом привлечения капиталов и современных технологий для скорейшего хозяйственного подъема Русского Севера и Сибири.

Почва для успеха таких действий российской дипломатии оказалась к тому времени уже подготовлена. Представители норвежского бизнеса сделали ставку на победу Антанты и спешили (как и шведы) занять на российском рынке, избавленном от засилья Германии, выгодное положение. Норвежский деловой мир в лице его видных представителей с оптимизмом смотрел в будущее русской экономики и связывал с ней собственные интересы. Известны контакты, которые Гулькевич поддерживал с владельцем крупной судоходной компании Томасом Фредриком Ольсеном, руководителем страхового общества «Норвежский Ллойд» Альфом Ларсеном Вистом, лесозаводчиком и бумажным фабрикантом Элиасом Кьяэром, директором правления Сибирского акционерного общества пароходства, торговли и промышленности Йонасом Лидом, банкиром Патриком Фолькмаром, членами правления «Большой Норвежской Шпицбергенской угольной компании». Все они в той или иной мере занимали позицию сторонников экономического сближения с Россией.

Наиболее слабыми с точки зрения предпосылок к сближению оказались в Норвегии информационные позиции России. Плохая осведомленность и негативные стереотипы восприятия России и русских сложились в этой стране не в последнюю очередь вследствие пассивности царской дипломатии. Посланник в личном письме руководителю отдела печати МИДа А. И. Лысаковскому об этом с огорчением писал: «Когда я прибыл сюда, то с болью в сердце увидел, что нас здесь вовсе не знают… О стране имеют смутное понятие. Большинство полагает, что русские – это какие-то некультурные варвары, мечтающие отнять у Норвегии ее Север. Лишь меньшинство читало переводы отдельных созданий Толстого, пожалуй, Достоевского. Меломаны знают благодаря Сафонову[25]25
  Сафонов Василий Ильич (1852–1918) – русский дирижер, пианист, педагог, директор Московской консерватории в 1889–1905 гг.


[Закрыть] 6-ю Симфонию Чайковского. И это все»[26]26
  Письмо посланника (29/XI ст. ст. 1916) // АВПРИ. Ф. 140. Оп. 477 (1916). Д. 952. Л. 10.


[Закрыть].

В итоге Гулькевич пришел к заключению, что при подобных условиях работу дипломатов следует направлять главным образом на улучшение искаженного предубеждениями и страхами образа России и русских. Он предпочитал при этом действовать посредством установления связей с влиятельными норвежскими журналистами, учеными, общественными деятелями и крупными предпринимателями. Гулькевич, как дипломат, лучше многих коллег понимал важность завоевания возможно большего числа сторонников для своей страны. В отличие от предшественников он с симпатией относился к демократическому устройству Норвегии и ее парламентским институтам, что, в свою очередь, помогало ему приобретать полезные знакомства и друзей среди норвежцев.

Одним из них, и притом самым близким, стал профессор-славист Брок. Конкретные обстоятельства и дата их знакомства пока не выяснены. Косвенные данные указывают, что это случилось не позднее июля 1916 г.[27]27
  См. письмо 1.


[Закрыть] Во всяком случае, в письме, датированном 11 августа (н. ст.), Гулькевич, обращаясь к Броку, уже писал: «Дорогой Профессор… я не хочу откладывать… с выражением Вам глубокой и искренней признательности за все то, что Вы сделали в смысле пропагандирования Русского дела. Большое, большое Вам спасибо! Я, несомненно, испытываю чувства большого удовлетворения при сознании, что в Вашем лице мы имеем такого влиятельного поборника наших идеалов. Сознание это внушает мне самые радужные надежды относительно возможности достижения тесного взаимопонимания наших обоих народов. Еще раз спасибо Вам»[28]28
  См. письмо 3.


[Закрыть].

В первых числах сентября посланник с помощью профессора организовал лекцию П. Н. Милюкова для студентов университета, текст которой был затем напечатан в популярном норвежском литературно-политическом журнале Samtiden. При помощи О. Брока удалось также поместить в норвежской печати переводы статей профессора А. А. Чупрова[29]29
  Чупров Александр Александрович (1874–1926) – ученый, математик, сын известного экономиста, академика А. И. Чупрова, специалист по математической статистике, преподаватель Петроградского политехнического института (руководитель кафедры статистики с 1902 по 1917 г.). Близкий друг К. Н. Гулькевича с лета 1916 г. В мае 1917 г. выехал в Швецию на каникулы. Болезнь и революция заставили его отложить возвращение в Россию.


[Закрыть], ранее напечатанные в «Русских ведомостях». Благодаря все тому же О. Броку норвежской общественности стали доступны и письма князя П. А. Кропоткина, в которых тот писал о «виновности Германии в возникновении… войны и невозможности заключения мира ранее того, как будет сломлен прусский милитаризм»[30]30
  Популярный в среде норвежских социалистов князь-анархист стоял во время войны на позициях оборончества и опровергал распространяемые шведской печатью слухи о намерении России заключить сепаратный мир с Германией.


[Закрыть]. А когда в марте 1917 г. П. Н. Савицкий покинул Христианию, чтобы завершить обучение в Петрограде, Брок по просьбе Гулькевича заместил его на посту постоянного корреспондента Петроградского телеграфного агентства в Норвегии.

Приведенные факты, несомненно, свидетельствуют о взаимном доверии и тесном сотрудничестве двух деятелей. Взаимопониманию и дружбе Брока с Гулькевичем очень благоприятствовала близость их политических воззрений. Они, в чем трудно сомневаться, разделяли взгляд российской либеральной оппозиции, которая рассчитывала, что союз с западными демократиями будет способствовать политической эволюции России в сторону демократии и парламентского строя. Оба горячо выступали за взаимовыгодное сближение двух свободных народов. Поэтому события Февральской революции в России они встретили восторженно. Брок писал в эти дни А. А. Шахматову в Петроград, что события в России вызвали у него «восторг и радость», а «в Норвегии они возбудили чувство… умственной весны…»[31]31
  СПбФ АРАН. Ф. 134. Оп. 3. Д. 186. Л. 438 и 438 об.


[Закрыть].

Однако обстоятельства сложились таким образом, что П. Н. Милюков, новый министр иностранных дел Временного правительства, решил перевести К. Н. Гулькевича на сложный и ответственный пост российского посланника в Швеции. Это было и проявлением доверия к опыту и способностям дипломата, и одновременно повышением по службе. Правда, сам посланник, о чем говорят его письма Броку, был этому не очень рад. Тем не менее в конце мая 1917 г. Гулькевич покинул Христианию и переехал в Стокгольм. Это было начало нового этапа в его судьбе.

Однако с отъездом дружба Гулькевича и Брока не только не ослабла, но, напротив, окрепла, а их сотрудничество получило новый импульс и наполнилось новым содержанием. С этого времени их встречи стали редки, и они могли поддерживать отношения преимущественно в письмах. Многостраничная переписка, которая, на счастье историков, сохранилась в личном фонде Олафа Брока, оказалась весьма интенсивной и длилась до самой смерти К. Н. Гулькевича в Швейцарии в 1935 году.

Предлагаемая вниманию читателя публикация писем Гулькевича охватывает период, насыщенный драматическими событиями, – с середины 1916 г. по ноябрь 1923 г. Он связан по большей части с Октябрьской революцией, Гражданской войной, иностранной интервенцией и эмиграцией. Возможно, небольшая часть писем Гулькевича была утрачена. Но и помещенные в книге 123 письма дипломата его норвежскому другу, выявленные в Национальной библиотеке в Осло, дают историку немало. Они помогают сформировать целостное и многоплановое представление об особенностях работы российских дипломатов на севере Европы, их роли в поддержке борьбы белых армий на северо-западе и севере против Советской России, отношениях со скандинавскими политиками, государственными деятелями, крупными предпринимателями, учеными, деятелями культуры и журналистами. Особо хочется отметить отраженный в письмах факт сотрудничества К. Н. Гулькевича с Ф. Нансеном в бытность последнего Верховным комиссаром Лиги Наций по делам беженцев.

Публикуемые ниже письма Гулькевича сгруппированы по годам. Он писал их от руки плохо разборчивым, бисерным почерком, часто на листах случайной почтовой бумаги отелей, бланках дипломатической миссии или на почтовых открытках. В настоящем издании в основном сохранены орфография и стиль документов. Правильно прочесть все тексты, изобилующие различными сокращениями и иностранными словами и выражениями, порой дополненные торопливыми строчками их автора на полях, – задача сама по себе нелегкая. Она отняла у составителей массу времени и сил. Тем не менее не исключены те или иные ошибки и неточности. Поэтому со стороны авторов проекта публикуемого издания будущие замечания и поправки исследователей встретят самую искреннюю признательность.

Авторы проекта в работе над рукописью постоянно опирались на ценную консультационную поддержку наших уважаемых коллег – проф. О. Ю. Климова, проф. Н. И. Кургановой, канд. филол. наук, доцента О. В. Пожидаевой, д-ра философии Райнхарда Нахтигаля. Мы выражаем каждому из них свою теплую благодарность.

Неизменно доброжелательное отношение к проекту со стороны сотрудников Национальной библиотеки в Осло и особенно важная на начальной его стадии помощь специалиста рукописного отдела Нины Корбу сделали возможным успешное завершение этой работы.

Настоящее издание получало постоянную организационную поддержку совместного научно-исследовательского и издательского российско-норвежского проекта «Асимметричное соседство: Россия и Норвегия, 1814–2014». В нем приняли участие Университет г. Тромсё (Арктический университет Норвегии), Северный (Арктический) федеральный университет (Архангельск), Институт всеобщей истории РАН (Москва), Институт оборонных исследований (Осло). Надеемся, что и предлагаемая вниманию исследователей публикация послужит достижению целей этого многостороннего и масштабного проекта.

В заключение мы считаем своим долгом выразить искреннюю признательность руководству Научно-исследовательского Совета и МИДу Норвегии, чья финансовая помощь помогла реализации настоящего проекта.

В. А. Карелин