Текст книги "Добра книга"

Добра книга
Константин Кадаш

© Константин Кадаш, 2016

© Łukasz Prządka, иллюстрации, 2016

Корректор Светлана Усова

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

[еще одна книга тишины]

 
И лодка проплыла меж облаков
Сокровищ полная.
Едва знакомые,
Мы отраженьями смотрелись в лица.
Была зарница/
была зарница парусом, плыла над городами
К ленивой неподвижности холмов;
Весна в беспамятстве носилась над лесами
Снами…
Мы заповедными молчали голосами,
Мы были дети сами,
Нечаянно утратившие кров.
 

[добрая книга i]

 
У нас все навожее, вежее, хорошее.
Каждый – лицом пригож, чист и прилежен.
Придирчиво всматриваемся мы в солнца глубокую плошку,
Добром ду'ши питая посредством глаз нежных.
Мир крив и пещерен стал пуще прежнего,
Имен тысяча у того, кто назначил ему веру…
Бережные запредельники хаоса блаженного
В каждой точке порядка обозначили безмерие и меру /
Тем кораблей считывай межпланетных
Расстоянья меж солнц и собственных юностей
Роды и числа, где – каждого из небес бессмертные
Солнечных гончих собирают кости,
Чтобы сложить себе истукана, назвать ему именем
«Человек» и звучать в структуры и пространства Вне после
Голосом живых, сеять звездным семенем
И дыханием полнить всякую поросль.
Мы вольны быть частью, мы вольны быть целым;
Мы вольны таскать в себе теней своих камни,
Поклоняться царькам, называть чёрное – белым
И кружить по пустырям веками.
Замкнутые, кроткие – видят только пределы, границы,
За ними могилы, не важно, с канавой ли, троном:
Можно быть смирным, мёртвым [дробь] смертным, не успевшим родиться,
Или – в самом малом – остаться волящим и вольным.
Есть иллюзия зеркала и зазеркалье
Для любого и каждого сквозь_ходящего.
Можжевеловый куст стремиться к солнцу, прорастая сквозь камень.
Прежде смерти есть воля повстречать себя/настоящего,
Так приходящего к двери без стен,
У которой – ревностный дряхлый ключник
С тысячью лиц и имен сторожит свой плен,
Но как прежде утрачен ключик.
 

[беспечность]

 
и время существует без меня,
пространства существуют без меня;
не внешний мир, но стебель беспорядка,
растущий как из дёрна из меня.
ни горней не приемлю пустоты,
ни внешней самоценной густоты,
избыточности вне и вне упадка
смотрю вокруг: во всем мои черты.
в миру я безымянный узелок,
и тело мне – предел и потолок,
незапертая дверь в загадку.
сознание – космический курок.
кто камнем жил, тот сделает свой шаг.
немедленно проснуться волен всяк
в пространстве-времени любом и при любых задатках.
как я сказал, да будет так.
 

[цадик говорит о знаках]

 
Остло и огло стоеросовые, вежие
Зевно зазы'вную землю лакали:
Гравитацией ведать, а не резво
В межзвездных делянках летать.
Висел вверх тормашками сам по себе, дурак,
Так: мирро мимо плыли горести мира;
Уныние, смерть, безумие, голод, мрак.
Как их сам толковал, так вокруг видел.
И чем дольше смотрел, тем был гуще яд,
Тем удушье сильнее и толще кожа.
Ад земной по неведению нисходил в меня
И смеялся стогласо, молотом времени тыча в рожу.
Бесновались тени от адового огня,
Безвольный, я им обжигал ладони,
О стены тысячи тюрем бросался всем телом, унять
Пытаясь свой голос вне речи. И выл от боли.
Возраст не ведал пространства, не знал имён,
Корни пускала трава под дёрном страха.
Я пил молоко ея, я видел сон:
Цвет. И знаки, плывущие над мира прахом.
Телу я своему название дал,
Так его завершив и познав, услышал
Как себя же извне по имени звал.
Я глаза открыл и из клетки вышел.
 

[проксима спутники]

 
Всей вселенной складывая знаки,
В теле я несусь насквозь пространства.
Солнечный ветер приветствует меня как брата;
Я гелеосферы касаюсь кончиками пальцев.
И стерильный космический кров
Заполняю цветастыми голограммами,
Звездные эльфы считывают информацию множества моих голов —
Корректируют каждого из миров программы.
В малом теле голоса» шевеля'тся:
Человек был женщиной сначала;
Все миры его на составные части сознаний делятся,
Но никогда друг от друга не отделяются.
В бездне обитаемого вольные ро'ятся
Человеки-спутники, от циклов снов смертных отдыхать.
В ясном осознании беззаботные купаются,
Прежде чем семи тел безбренных законы от зачатия вновь соблюдать.
Над пространством и временем —
Вне веса и вне материи быть смеют;
Гоняют созвездий пыль и космическим семенем
По планет плодородным сферам сеют.
 

[мелки]

 
сломанный самолет роняет сломанные стрелы
на сломанный город, накрытый белым
сломанным покрывалом некогда пёстрой масти,
также изорванной на лоскуты и разъятой на части.
сонная кошка заглядывается на белку;
черный пёс боится подойти к зеркалу…
я уравниваю время сна и время беспамятства
и задумываюсь о теме неравенства.
где-то вёсна смеряют количеством бревен в ганге,
если считать с летающих блюдец в плане
доступности перспективы, когда её видишь в полете.
с чашкой остывшего кофе в руке, я задумываюсь о мёде.
застыв в шерстяном пальто я задумываюсь о лицах,
о природе любови, ее сателлитах, денницах.
если смотреть из тени вовне, различаешь оттенки света;
практикуя агапэ и эрос, засыпаешь обычно раздетым.
я постою на мосту в наших теней перекрестье,
считывая лёд и снег, кутающих предместье.
мне не страшны ни мишени твои, ни стрелы.
мы дорисуем города мелом.
 

[FoolOnTheHill_Raga]

 
Мое сознание вирусом языка заражено
И на полярные части разделено.
Верю я в следствие и его причину;
Моё Я в рамки чужой идентичности заключено.
Вижу своими глазами закат и вижу рассвет;
Небесное тело-звезда источает свет.
Я учу наизусть вселенной книгу
И высчитываю траектории других планет.
Это знание Внешнее мира задает сквозь меня,
Матрица мира связывает наши Я
Вне Свидетеля в единую сеть…
Я знаю, что значит «гореть», но мне не хватает огня.
Для идей я – носитель, для знания – проводник;
Мне сказали, кто я и где мой родник.
Но в реторте тела дух, как прежде, медь,
Мой рассудок – тюрьма, и мой разум спит.
 
 
То, что знаю, программирует мою несвободу.
У истока вселенной я пью мёртвую воду.
 

[tantroid/yaMantra]

 
Бессмертия музу видел наутро, сигма дочь.
Проснувшись смотрелся в лицо ее в зеркало точно,
Сквозь зрачки – в мир неделимых душ и тел,
Свой понимая в ее беспредельном предел.
Складывались молекулы в различные комбинации,
Подвергая материи наши трансформации,
Ведо'мые логикой воли преображения
И сквозь ложных ограничений движение.
Странные демоны складывали оболочек обструкции
В тоннели сознания и прочие сложные геометрические конструкции.
Цвет поднимался волной и становился единым фракталом,
Открывая все необъятное в самом малом.
Наши руки нагие шарились в шляпе волшебника;
Золотоглазые пикси копошились внутри кофейника,
И крошечные порождения сознания
Кувыркались в лучах солнц, соскальзывая за предел осязания.
Мы к квазарам тянулись корнями и кронами,
На ходу изменяя природы законы.
Виделась вечность простой как детская книга
И быстротечной – быстрее единого мига.
 
 
Тем замыкалась паутина тела:
Вспышкой из точки – нестерпимо белой.
 

[…]

 
глаза человека открыты всякому наблюдению.
техники сакрального знания складывают механизмы
медитативного природоведения,
живущего грядущими катарсисом и катаклизмами.
 
 
с закрытыми глазами стоим меж двух монолитов веры.
с одной стороны – жрецы традиций, дающих счастье избранным,
отмеченным искрой некротких богов, питающих могущество бедами,
раскинувшими щупальца от патриархального авраамизма до капитализма.
 
 
с другой – иллюзорники так приходящего всячества,
вгрызающиеся в гранит себя-отрицания
и свойств человечьих равного качества,
так же зависимых от невольничего камлания.
 
 
в каждой неволи просеяны зерна скудоумия и здравого смысла,
как приманка для разума, в системности уличенного.
так сотни и сотни лишенных самоцельности мысли
в лабиринты контроля безвыходно завлечены.
 
 
жрецы и правительства, реакции фюреры и революций дуче
сладкими голосами бредят с идеологий навозной кучи.
складывают системы, задают им правила, вожделея власти.
и никогда не выходя за пределы куцей целого части.
 
 
с глазами закрытыми: а над головой разбросалась бездна
сигналами с дальних и ближних концов вселенной полна,
идущих от разума к разуму, из сердца – к сердцу,
в обход лабиринта, воспаряя над атмосферами и достигая любого дна.
 

[Родных просторов шевеление]

 
И я, мигающий, что остров,
К пришествию белых китов
Выкладываю свой апостроф
На нервов оголённых остов.
Сидят отшельники у чайника
И судят, кто из них начальник
Над мира нелепым течением,
И прочих невольных явлениях.
Меж ними копошатся чайки
И открывают клювики, точно знамения;
Под знаменами бродят приведения в майках
И шортах, утопая в прибрежной пене.
И многие потешные жучки-паучки, стреножены,
Вверх и вниз скользят по моей брючине,
Но я вспоминаю, что брюки островам не положены
И молча слушаю скрип разных лодок уключин.
А в чайных блюдцах собираются народы,
Ждут нового утра восхода,
Чтобы каждому дать с избытком хлеба и зрелищ.
И мудрецы из чайника льют им потопа воду.
Нечетные лещи плывут меж моих пальцев,
Девочка в драном платье из рук не выпускает пяльца:
В ее нитки я вдумываю свои мысли земные.
Бестелесные слоны бережно пронесут свои бивни.
Если мы мыслим, то мыслим скверну,
В том есть и свой -изм, и всяк смысл, наверное.
Белый кит через форточку ускользает в бессмертие.
Капитан в чайной чашке ковыряет отверстие.
Мудрецы открывают беззвучно рты;
В драном платьице девочка вышивает кресты…
Или крестиком – душ_наши радуги.
Смертный всяк засыпает от качки на палубе.
 

[ДНКонструкторы]

 
Язык разделен на внутренний и внешний;
Первый посредством служит обращения спирали
ДНК, которая, суть, наши непреложные скрижали,
Задающие цели эволюции вечной.
 
 
Второй – язык универсалий, так приходящий
От внешнего, заданного рождением мира…
И Лунный Доктор читает нуклеотидов книгу,
Где знаков миллиарды в коды складывают генома задачи.
 
 
Между ними – паразиты и симбиоты:
Языки напланетян в их мутации и копошении,
Эволюции и коммуникации нарушая движение,
Навязывают нам свои идеи и свои заботы.
 
 
Лабиринт/Контроль существует кроме,
Как закон игры и игра_над_законом —
Он не задан. Каждый менять его волен;
Вселенная – карта и свобод территория.
 

[i-caro]

 
Мой опыт уникален и подобен.
Путешествие звездоглазые вкладывают в меня через икаро,
Из искр электрических и массивов данных мелодия
И маршрут нисходят из высшего в малое.
 
 
Тем изменяется modus operandi:
В сознания модулях и шаблонах реакции
Механизмы контроля внешнего я выбрасываю как фантики
И корректирую то, что нуждалось в редакции.
 
 
Весь мир в его реальностях помыслен нами;
Из цепочек волей наших история за историей родятся.
Часть дня да пребудет всяк в довольстве и радости созидания;
Другой же частью душа к душе и к телу тело да прилепятся.
 
 
В единстве множества слились психе и эрос,
Каждая любовь – освобождение и практика.
Вне смерти, вне границ: от части к целому
Человечьей песней информации холоны возвращаются.
 

[цадик прислушивается к своей походке]

 
Глупцы грезят ненавистью и разрушением,
И собственной мошны обогащением.
Но даже будучи разъят на части,
Каждым членом своим человек свидетельствует об эволюции счастье.
В пространстве материй мерещатся большие мясные машины:
Я наблюдаю сознания волны внутри них и между ними.
И если вдруг из машин какая-то в части сломается,
Ни на единый миг ее эволюция не прекращается.
В густой телесности эгоизма костьми, плотью и прочими сухожилиями себя ограничиваем,
Помещая в органов географию и психику личины то, что почитаем своей личностью…
Но тело наше и без нас обладает собственными волей и сознанием,
В симбиотической заботе оно носится с нами по одному из множества космосов со всем вниманием;
Точно птенцов неразумных учит, задавая гнезда» пределы —
Когда придет наше время мы должны стать цельными и целыми.
Но прежде к надежности и неминуемой мудрости наших тел отнесемся со всем почтением,
Станем его желания и потребности если не чтить, то принимать с уважением.
 

[карманные механизмы]

 
Золотые животные солнц своего излученья карпускулы
Направляют в космические пустоши и к дальним границам гелиосферы.
Так же и мы: напрягаем сознаний мускулы
И мозговой активности волны посылаем к вселенным пределам.
 
 
Внеземных наших странствий космосы
Наблюдают строго перемещения;
Следят неуклюжих недорослей
Ошибки и копошения.
 
 
Посылают мудрости машины с наказом:
Чтобы жизнь себя же сама помыслила,
И в упорядоченности, и в хаосе
Семена сеять разума и мысли.
 
 
Плоскостей и рельефов земли населяя
Тела-механизмы и тела-квартиры,
Сознание и разум считывают и изменяют
Знаки и пределов фронтиры.
 
 
Карманные механизмы интеллекта развития и накопления,
В преломлении, линзе подобно, тысячелетнего опыта
С его ошибками и прозрениями для различения
И совершенствования каждой из реальностей пользовать – вот наша работа.
 

[лунные доктора заглядывают в телевизор]

 
нудные серолицые штопали
в клетках грудных сердец своих черные дыры,
всё поглощавшие в лютом голоде…
выстраивали стены и бетонные тюрьмы городили,
но оставались голодные и пустые.
 
 
себя окружив механизмами
извлечения из тел материи наслаждения,
сами в пределах тех были призраки
реакций автоматических на власти признаки.
изнутри ваяли себя – сообщающиеся сосуды заточения.
 
 
сложную науку соорудили контроля
из подчинения и подавления, готовых обернуться
жестокостью тварной от безволия
и добровольного забвения в паразита доле,
отчаявшегося от неумения проснуться.
 
 
клиповая зримая фрагментарность
навязанной мысли вне делянки специализации
в машинерии жрущей себя машины – тварность
человека подобия, заместившего радость
жизни единоподобностью шаблонов рефлекса и реакции.
 
 
в том остается изнанка системности и уподобления
высокоорганизованных механизмов, замкнутых на потребление.
 

[…]

 
Не каждого из языков обозначение
Подходит для познания и освобождения:
Язык, как всякий смертный и его идея,
Теряет разум и безумием болеет.
И хворью этой разрастает ложные значения,
Того сигналы посылая Вне, нуждается что в очищении.
И, пользуясь словами зараженными,
Мы множим сущности преображенные,
Заряженные устремленьем к смерти.
В себе не стоит искаженью верить:
Язык-агент, настроивший систему,
Становится для всякой интеллекта скверны передающей антенной.
И, чтобы от этой деструктивности оправиться,
Полезным бывает от всякого личного и человеческого в нем избавиться.
 

[питание информацией]

 
Лунные доктора на землю возвратившись,
Из информационного луча пространства дальнего миров воплотившись,
Выворачивают наизнанку свои скафандры с такой стати,
Чтобы глаза человеческие привычную им форму оболочки могли воспринимать.
Скорее солнечного света их шаги в пространствах информации,
Но каждому из смертных они становятся подобны, претерпев трансформацию.
Однажды взявшим в себе под контроль искушение вечностью,
Каждому приходится пройти испытание человечности.
Каждый из них Един и, в то же пространство/время, – Единица, часть целого,
И всяк для глаз смертных – сознание, облаченное в тело.
 
 
Изголодавшись по интеллекта цельности,
Ограниченный плотью разум задается вопросом о собственной целостности.
Отсюда он волен устремиться к преодолению
Либо замкнуться в большой железной тюрьмы иллюзиях заточения.
 
 
Ищущий разум желает опору найти в авторитете:
Гуру, сэнсэе, пророке, хранящем догмат и заветы.
Я имя и принцип – фуршид – в том полагаю,
Кто преступление ограничения и подчинения над волей другой совершает.
 
 
Многие интеллекта паразиты в информационных потоках расставляют сети свои,
Себя выдают за учителей, познавших все тварные тайны земли.
Над чужой волей и чужим разумом причиняют насилие,
Чтобы питать собственного варварства изобилие.
 
 
Тираном не всякий раз становятся по собственному умыслу злому,
Слабовольные учителя падки до льстивого слова
Учеников, жаждущих подчиниться и
В программе навязанного авторитета родиться.
Это тупик и лабиринта придаток,
Полярного мира предзаданный недостаток.
 
 
Лунные доктора меняли мозга химию,
И к информации ключ вложили в меня.
Как из земли изобильной и семени росток родиться
Из себя до'лжно мышлению преобразованному и к воле устремиться.
 
 
Я совершенный разум собой добровольно питаю
И восхождение предваряю.
 

[timewinds]

 
К звездной делянке возносясь кронами,
Мы глубоко в землю запускаем корни.
Столб сознания нашего триединый
Из волны эволюции выходит неделимый.
Подобно ракете руками человеческими собранной,
Каждого из сознаний отработанных мы вольны превзойти платформы;
И отбросить, подобно ступеням, в своем восхождении
Любую из зависимостей без сожаления.
Космические корабли будущего своего ладили
Потомки наши – звезды небесные гладить;
Мыслью и взглядом скользя по каждому времени направлению,
Преодолевая инерции материй сопротивление.
Прошлому собственному протягивая руку —
Передать познания и науку:
«ДНК кодами с малых лет играем мы,
Язык понимаем Анимуса и Анимы,
Частицами галактик протяженности преодолеваем
И волной сознаний общих пространства заполняем.
Не заложники ни нужды, ни изобилия,
Ждем, когда вы преодолеете своего эгоизма бессилие»
Все частицы связаны в эволюций стремлении,
Время движимо в любом направлении.
 

[самой далекой звезды…]

 
Самой далекой звезды мерцания,
Реликтовым излучением в минувшее одетой
(По принятой практике исчисления по летам),
Лучей алфавиты читать
И их начертания
В небесного полотна движение помещать
Сходили вестники с ярусов надлунных.
Вещать,
 
 
Когда следил я пыли сутры
И укладывал в строки равными рядами
формулы живых
От самой малой твари до вселенной структуры,
Чертил неназываемого лигатуры
И ими же, точно нитью хирургической, сосуды
Солнечные связывал – жизни энергии хранить.
 
 
Я был мал,
И каждый ребенок моими устами вещал,
И глазами моими жадничал,
Знания выспрашивая.
 
 
Вестники меж собою кивали
И взвешивали на весах опыта
Грядущее, минувшим бывшее для преодолевших время:
Мои прозрения, ответственность, безволия, заботы,
Сознаний семя,
Зеркала глаз ладонями мудрых рук прикрывая —
От судьбы чужой не ослепнуть,
Ничего не упустить;
Дать ей силами напитаться, волей окрепнуть
И собственной программы коды создать и запустить.
 
 
Цепная реакция от твоего сознания изменения
Привести способна к мироздания основ сотрясению:
Любого малого мира распад
В реальности каждой порождает разлад.
Даже единичного холона уничтожение —
Агонии временно'го абсолюта притяжение, —
 
 
То, что очевидно ребенку
Для взрослого часто подернуто лжи опыта пленкой.
Накрепко вплетено в сети нейронов,
Так ставши сводом майи законов.
 
 
В поисках вселенного равновесия и его меры
Я опускался на дно и восходил на вершины ноосферы:
Всюду разумы просторечием догматов бредили
И струпья отмерших традиций бередели.
В том звездному ребенку, смирению не обученному, пусто,
Не владеет он все еще лицемерия и злословия искусством.
Пластично и доверчиво его сознание незрелое,
Не заперто ни запретом, ни иной мерой…
Тем начинать взросление с собственной свободе и воле обучения,
А не с принуждения к авторитету и страху подчинению.
 

[…]

 
Нет богов, есть эволюции ступени,
Степенью гармонии различающиеся системы,
Нуждающиеся каждая в себе и друг в друге.
Восходя по спирали и существуя в круге
И любой другой геометрии, доступной измышлению,
Собственной волей направляют свое течение.
Сам человек, как инструмент и сотворе'ц осмысления,
В каждом из направлений пространства и времени способен совершить движение.
Выбирая свободу всякого действия,
Мы ответ держим за предшествие и за последствия.
Промежду гармонии и дисгармонии баланс
Контрапунктом проходит сквозь нас:
Так в общее к предзаданности устремление
Сознание привносит искажение,
Тасуя территории и карты,
Вселенные ведет в созидания азарте.
 

[оператор эволюции]

 
Сады моих космосов,
Вам направление ветра солнечного
Ландшафт формирует из планеты пластичной поверхности.
В нем: водоемы и горы,
И прочие закономерности и крохотные погрешности.
 
 
Собираю минералов камни
Механическими руками,
А сам – на земле, притяжением земным облачен,
Земной географией, атмосферой, облаками.
 
 
Для преодоления пространства и времени на выбор:
Точная машинерия механизмов и сознания.
Трансформации и слияния тел мне навык дан
Для ноосферы создания.
 
 
Генов модификации заводы
Мы выводим на планет орбиты.
Живых существ сознания сигналы
Пеленгует наш разум открытый.
 
 
Мир весь – абсолюта поэтика,
Крохотные муравьишки эгоизмов цепляются за его физику и материи,
Модифицируя свои программы сообразно его этике,
Отвергая догматы деструктивности
И территориальности суеверия.
 

[Under Byen]

 
Фрактальных лесов звери крылатые
и те, что с рогами ветвистыми,
топтавшие созвездий пыль мягкими лапами,
нисходят в человечьи зоопарки невидимыми.
идут меж людей по городам как в музее,
на грацию глупостей смертных ди'вятся,
тех, кто себя объявляет первым среди зверей,
а из собственной рептильной программы не способен выбраться.
мы в школе эволюций едва младшеклассники, неразумные,
выпросившие яблоки золотые прогресса,
впадающие то в зависимости, то в помрачений безумия,
и даже в прогрессии человечьих теорий не сохраняющие веса.
так говорил мне золотоглазый ребенок,
соизмеряя поступки на чашах весов:
из вас на подлинную мудрость способен
лишь тот, преодолеет кто глупость отцов.