Текст книги "Несгибаемый"

Но этот предпочитал голый подбородок и лихие усы. И причина тут была в том, что молоденькие бабенки гораздо охотнее смотрели на таких вот красавцев. Ну что борода? Мужицкое это. А вот ухоженные усы и лоснящийся подбородок – это уже господское, из той близкой, но недосягаемой жизни.

Стоявшая рядом с девушкой женщина средних лет внимательно осмотрела Ивана и, переведя взгляд на спутницу, обозначила легкий одобрительный кивок. Понравился. А то как же не понравиться. «Вон какой видный», – весьма красноречиво говорил наполнившийся гордостью взгляд девушки.

– Так ведь ты сказывала, что сегодня на рынок собираешься. Вот решил подвезти. Я вам, красавицы, еще и на рядах помогу, корзинки нести.

– Да что ты, Ваня. У тебя, поди, своих дел невпроворот, – смущенно стала отнекиваться девушка.

Однако выходило это у нее… Только женщины могут говорить «нет» так, что оно означает несомненное «да».

– А-а-а, – неопределенно махнул рукой парень. – Всех денег не заработать. Так отчего же не сделать приятное сердечной подруге.

– Да не слушай ты ее, сынок. Сама уж два дня только тебя и поминает, а туда же. И нечего на меня зыркать, Лизавета. Полезай в сани, – решительно взяла ситуацию в свои руки женщина.

А то как же. Сани высокие, просторные, ничем не хуже пролетки. В таких проехаться… Девице Лизавете мужика, наружностью не уступающего господам, а ей вот сани достойные. Вот сейчас она, как госпожа, с шиком подъедет к базару, и ведь никакой платы. Опять же, пойдет меж торговцами с пустыми руками, а вслед за ней будут нести корзины девица и такой вот добрый молодец. И чтобы она от такого отказалась! Вот уж кем-кем, а дурой она никогда не была.

Живо устроились в санях. Кучер, красуясь перед девицей, залихватски свистнул и с места погнал крепкую лошадку вскачь. Только снежная взвесь взметнулась за понесшимися по улице санями. Февраль в Петрограде выдался снежным и вьюжным. Сейчас-то погода вроде попритихла, но снега выпало изрядно.

Голубев Петр Анисимович, все это время стоявший у афишной тумбы, изображая человека, увлеченно изучающего наклеенные объявления, ухмыльнулся вслед укатившим саням. Иван снова в своем репертуаре. Девки просто млеют при виде этого франтоватого парня. И тут он, несомненно, получит свое. Ну не может Иван иначе. Если чего захотел, то непременно добьется, проявляя просто чудеса предприимчивости.

Голубев не собирался ему в этом мешать. Пусть Ивану и придется слегка подзадержаться в кругу семейства Игнатьева, видного российского промышленника. Именно благодаря этой его настойчивости Голубев и приблизил парня к себе, сделав своим помощником. В их деле такая черта, как непременное достижение конечного результата, дорогого стоит.

Оставив тумбу в покое, он направился к подъезду дома, откуда только что вышли женщины. В его распоряжении есть минимум час. Раньше прислуга домой не вернется ни под каким предлогом. Уж Иван об этом позаботится. Хозяин, Игнатьев Виталий Юрьевич, сейчас на заводе, и никаких причин для возвращения раньше обеда у него нет, барышня Александра в университете. Так что времени достаточно. Главное, им не злоупотреблять. Впрочем, он и не собирается работать на грани.

Пройдя через арку, Петр Анисимович оказался в петроградском дворе, так называемом колодце. Повернул направо и вошел в подъезд. Поднялся на второй этаж. На лестничной клетке две двери, одна напротив другой. Справа дверь в интересующую его квартиру, занимающую половину этажа. Квартира напротив ничуть не меньше.

Ничего удивительного, в этом доме проживают весьма состоятельные квартиранты. Вообще-то им было бы куда проще выкупить эти квартиры, но домовладелец и не подумает их продавать. Он скорее разобьет эти квартиры еще на две и будет сдавать за меньшую плату, но с такой же выгодой, чем продаст, получив много, но один раз. Верный подход, что тут еще скажешь.

Состоятельным людям вовсе не зазорно проживать в доходных домах. Главное, что за публика вокруг. Они, конечно, могут себе позволить построить целые усадьбы, вот только на окраине города. А каким бы большим и богатым не был дом, но если ты проживаешь не в центре столицы, то данное обстоятельство в некоторой степени бьет по твоей репутации.

Двери не оборудованы новомодными глазками. Это веяние уже добралось из Европы в столицу Российской империи, но пока не стало повсеместным. Поэтому жителям из квартиры напротив придется открыть дверь, чтобы увидеть визитера. Причем приоткрыв на цепочке, они ничего не увидят. И это радует.

В руках у Голубева появилась связка странных ключей. Странных для людей непосвященных. Тот же, кто хоть малость разбирается в этом деле или даже слышал краем уха, непременно признал бы в них отмычки. Замок в двери оказался не сложным, а потому и времени отнял совсем немного. Не дольше, чем родной ключ в неуклюжих руках пьяного хозяина.

Едва вошел в квартиру, как тут же стало жарко. Ничего так. Не экономит на тепле домовладелец. Или тут отопление индивидуальное? Тогда получается, что Игнатьев больно уж жалует тепло. Не суть важно.

Стоя на коврике при входе, Голубев вынул ноги из калош и, оставаясь в ботинках, прошел в квартиру. Вообще-то он не жаловал манеру носить поверх нормальной обуви резиновую, считая это неудобным. Да, с калошами ботинки и туфли изнашиваются дольше и ноги остаются сухими. Но он готов терпеть подобные мелкие неприятности в угоду удобству. Однако в данном конкретном случае это то, что нужно.

Во-первых, не наследишь в доме. Во-вторых, ты обут и в любой момент можешь ретироваться хоть через окно. Второй этаж, да еще зимой, когда практически у каждой стены навалены сугробы, вовсе не представляется опасным для прыжков из окна. Впрочем, не такая уж и проблема даже при отсутствии снега.

Оставив на вешалке пальто и шапку, Голубев прошел в квартиру. В кабинете владельца он не обнаружил ничего интересного. Виталий Юрьевич был промышленником и дельцом, но не инженером. А потому в его кабинете не нашлось ни одного чертежа. Хотя в изобилии имелись иные документы. На большом рабочем столе лежали даже финансовые бумаги.

Хм. А вот и чековая книжка. Кстати, открытая. В том смысле, что на верхнем чеке красуется подпись, но отсутствует сумма. Странно. Что бы это могло значить? Игнатьев не производит впечатления легкомысленного человека. Голубев повертел в руках книжку, затем закрыл ее и положил так, как она и лежала. Он, конечно, проник сюда воровскими методами, вот только воровать не собирался.

Голубев зашел в комнату девицы Александры, проявившей странную склонность к механике и настоявшей на поступлении на механический факультет. Не часто попадаются подобные девушки. Хм. На его памяти она вообще первая. Уникальная, можно сказать, особа.

Когда была решена проблема с Верховцевым, добившимся в своем начинании серьезных результатов, Голубев не придал особого значения помощнику инженера. Подумаешь, подросток, немного понимающий в слесарском деле. Но потом подкупленный околоточный надзиратель случайно обмолвился о том, что мальчик-помощник – и не мальчик вовсе, а девка.

Новость откровенно ошарашила Петра Анисимовича. Не сказать что он так уж взволновался. Просто это было несколько необычно, и он не мог не выяснить доподлинно всех обстоятельств. Это не составило большого труда. А вот дочь видного российского промышленника, имеющего правительственные награды и состоящего на особом счету у императора, – это проблема. Ее вот так просто не уберешь.

Нет, чисто технически сложностей тут никаких. Убрать можно любого. Даже императора. И для этого вовсе не обязательно метать бомбы или устраивать канонаду на всю столицу. Достаточно всего лишь одного выстрела, причем совершенно бесшумного. Шум начнется потом. Причем даже в случае с Игнатьевым – весьма серьезный.

Голубев вовсе не считал российскую сыскную полицию ни на что не годной. Скорее уж наоборот, европейским полицейским стоило бы поучиться работать у русских. Это не хитроумные детективы писать с кающимися преступниками в конце. Но если за дело возьмутся должным образом мотивированные русские волкодавы, подобный конец очень даже вероятен.

Поэтому он решил сначала понять, насколько эта девица может быть способна доставить неприятности. Нет, при средствах и возможностях ее папаши очень даже способна, это понятно. Но это только в том случае, если она захочет этого и найдет поддержку в лице отца. И все указывало на то, что она вроде как ее обрела. Во всяком случае, ее поступление в университет говорило именно об этом. Но Голубев решил все же немного обождать и посмотреть, куда ее заведет учеба.

Пока суд да дело, решили заняться другим индивидом, о котором появилась похвальная заметка в газете. Разобрались с нижегородским умельцем с блеском, осмеяв и оплевав его в прессе. Выставили полным дураком и ничтожеством в глазах потенциальных инвесторов. Наконец по прошествии времени пришла пора все же посмотреть, чем таким занимается Александра Витальевна.

Н-да. И это обитель девицы? Нет, если посмотреть поверхностно, то вполне нормальная комната девушки, тщательно следящей за своей внешностью. Довольно широкая кровать, журнальный столик с парой легких кресел, просторный платяной шкаф с большим зеркалом, туалетный столик-трюмо, на котором разместились всякие женские штучки…

Из общей картины выбивались только забитый книгами шкаф, пристроившийся в простенке между окон, и рабочий однотумбовый стол с выдвигающимися ящиками, с настольной лампой и стопкой каких-то бумаг. А на закуску у другого окна между подоконником и кроватью, так чтобы свет падал слева, стоял кульман.

Петр Анисимович подошел к чертежной доске и взглянул на прикрепленный к ней лист бумаги. Какой-то чертеж. Он в этом не силен. Так что пусть разбирается Сильвестр. Он у них головастый, инженер, ему и карты в руки. Они втроем – больше, по сути, и не нужно, – входили в российскую группу тайного промышленного клуба.

Все эти изобретатели – как дети: едва добившись маломальского успеха, начинают трубить о нем на весь свет. И оно понятно, ведь подавляющее большинство из них талантливые, а порой и гениальные, но нищие инженеры. Ну, может, и не нищие, но самостоятельно дать жизнь своему детищу явно не способны. Так что найти их довольно легко. Остается лишь понять, что они собой представляют, и принять соответствующие меры.

А вот Игнатьева, если она все же решила взяться за продолжение дела своего наставника, вызывала особый интерес. Она не нищий инженеришка со взором горящим. Она дочь видного российского промышленника, автомобили которого пользуются спросом не только в России, но и за границей. В особенности внедорожные версии, весьма востребованные в странах с неудовлетворительным состоянием дорог.

Игнатьев не пошел по пути других производителей автомобилей и построил свой машиностроительный завод[10]10
  Здесь имеется в виду завод по производству компактных паровых машин для автомобилей. То есть паровых двигателей.


[Закрыть]. Причем там с самого начала выпускались компактные машины конструкции русского инженера. Он же сейчас является главным инженером и директором этого предприятия. Так что производство «Муромцев», «Добрынь» и «Поповичей» никак не зависело от поставок из-за границы. Мало того, они сами поставляли часть автомобильных машин за рубеж.

Так что если за дело возьмется Александра и отец согласится ее поддержать, им не придется искать инвесторов. У Виталия Юрьевича есть все необходимое – деньги, отлаженные производственные мощности и подготовленные рабочие кадры. Но главное – вес и широкие связи в российском генеральном штабе. Председатель клуба полагал, что появление на рынке нового конкурента возможно, в первую очередь, благодаря военным.

Последняя война, которую не без оснований окрестили Великой, научила генералов не отмахиваться от технического прогресса. А еще показала, что следующая война будет поистине войной машин. Поэтому вероятность того, что военные могут заинтересоваться новинкой, достаточно высока. Лично Голубев уже видел ряд преимуществ нового двигателя, который никак не мог появиться в этом мире, несмотря на потуги редких энтузиастов.

Игнатьев являлся видной фигурой среди производителей автомобилей и автомобильных машин, однако он не входил в тайный клуб. А значит, мог создать определенные трудности. Но опять же, при желании. При сильном желании. Потому что вывести на рынок движитель, работающий на абсолютно ином принципе действия, очень сложно.

Голубев извлек из внутреннего кармана просторного пиджака небольшой фотоаппарат. Такие только-только поступили на прилавки магазинов. Весьма удобно. И тот самый редкий случай, когда разведка не успела рассмотреть его преимущества, получив аппарат в свое пользование одновременно с гражданами. Впрочем, скорее всего уже начались работы по созданию более компактных образцов.

Наведя объектив на кульман, Голубев щелкнул затвором и, перекрутив пленку, переместился к рабочему столу. Хм. Наверное, все же ученическому. Вскрыв тубу, используемую для переноски больших листов бумаги, он поочередно сфотографировал все имеющиеся внутри чертежи.

В комнате девушки Голубев провел еще около двадцати минут, тщательно осмотрев все и стараясь не оставлять следов. Впрочем, ничего страшного, если что-то окажется не на своем месте. В конце концов в доме есть кухарка и горничная, которые имеют доступ в эту спальню. Главное, не оставить после себя бардак.

Наконец Петр Анисимович покинул квартиру Игнатьевых, тщательно заперев за собой дверь. Ни прислуга, ни хозяева квартиры так и не узнали, что здесь в течение почти часа хозяйничал абсолютно посторонний человек. Голубев же вышел во двор, затем на улицу, где как раз поднялся ветер, метущий поземку. Н-да. Все же вьюжный какой-то выдался февраль.

И, как назло, ни одного извозчика. Можно, конечно, обождать Ивана, но… Он имел приказ задержать женщин минимум на час. А вот насчет максимума разговора не было. Так что на него лучше не надеяться. Голубев зябко передернул плечами и двинулся в сторону трамвайной остановки. Ничего не поделаешь, придется потолкаться. А в том, что трамвай будет забит народом, он не сомневался. Ну кому захочется идти пешком в такую погоду. Лучше бы и вовсе нос не высовывать из дому, но мало ли какие причины могут побудить людей выйти на улицу.

Глава 6
Новая халтура

– Эй, Монтер, тебя там спрашивают, – послышался голос Алексея, которого все называли Подводником.

Угу. Вот такой мы народ загадочный. Чуть что, сразу норовим приклеить человеку прозвище. Не миновала чаша сия и Петра. Поначалу-то прилипла кличка Пастух, по фамилии, значит. Но когда он начал пробавляться электричеством, пристала Монтер. Теперь это прозвище не отодрать, даже если он больше ни одного провода не соединит. Ну разве только переберется куда в другое место. На лесопилку, например. Хотя не факт. Город-то небольшой, так что очень даже может и прозвище перекочевать вместе с ним.

И ведь буквально неделю назад случилось куда более значимое событие. Как ни крути, но не каждому удается положить двух каторжников, которые тебя уже за глотку взяли и едва не начали свежевать. Вот так вот. Петру и самому было жутко от леденящих кровь подробностей, что по сей день бродят по Красноярску и окрестностям. Впрочем, разубеждать он никого не собирается. Так вот, несмотря на столь значимое событие, ставшее достоянием общественности, он не превратился в Стрелка, Охотника или еще кого-нибудь, а так и остался Монтером.

– Кто там, Леш, не знаешь? – откладывая в сторону разводной ключ и беря тряпицу, чтобы протереть руки, поинтересовался Петр.

– А то как же. Знаю, конечно. Купчишка местный, Завьялов Игнат Пантелеевич. Везет же тебе на торговый люд, – с неким смущением ответил Алексей.

Угу. Как-то нехорошо получается. Ты к человеку с прозвищем, пусть оно для него и не обидное, а он к тебе по имени. И именно это смущение явственно ощущалось в его поведении. Спутать его с чем-то другим было попросту невозможно.

Петр, посмотрев в указанную сторону, увидел мужичка лет сорока, среднего роста и необычного для этих мест тщедушного телосложения. Нет, в полушубке он еще туда-сюда. Но вот стоит от него избавиться, и его фигура сразу же усохнет минимум в два раза.

– Он Заболотному, случаем, не приятель?

– Шутишь? Ты гляди ему этого не скажи, не то обидится и не видать тебе халтуры, – ухмыльнувшись, тут же возразил Алексей.

– Да у меня как-то в халтурах недостатка нет. С электропроводкой вечно что-нибудь да случается. Так что невелика потеря. Значит, с Заболотным дружбу не водит?

– Поговаривают, что они разок даже пострелялись. Речку не поделили. Ладно, пойду я.

Ну и пошел. Проявил деликатность. Ищут-то не его. А значит, и дело это его не касается. Хороший мужик. В железнодорожных мастерских вообще хватает стоящих мужиков. Дерьма – того поменьше. Хотя есть конечно же, как без него. Парочка особо завистливых попыталась подначить Петра по поводу «удачной охоты». Не пошутить, а именно уязвить. Уязвили, чего уж там. Обоим по фонарю поставил. Синяки уж сходить начали, но все еще светят.

– Ты Пастухов будешь?

Вот проблемы у местных с обращением на «вы». Не получается купцу к работяге на «вы» обращаться. Хотя у интеллигенции почему то выходит. Но с другой стороны, они тут настолько владеют общением на невербальном уровне, что просто диву даешься. Вот и это «ты» от совершенно незнакомого человека звучит вовсе не обидно, а где-то даже уважительно.

– Он самый.

– Завьялов моя фамилия. Звать Игнатом Пантелеевичем. Купцом второй гильдии буду, – оглаживая бороду, представился подошедший.

Вообще-то борода – она идет людям куда более героических пропорций. Придает лишний вес и солидность. Но и на лице этого невысокого и худощавого мужчины была очень даже к месту. И таки да, прибавляла ему солидности.

– Чем могу быть полезен славному красноярскому купечеству? – все так же протирая руки замызганной тряпицей, спросил Петр.

– Работу хочу тебе предложить. Ты как?

– В смысле поработать? Так я всегда «за». Остается только выяснить, что нужно, и тогда уж определяться.

– Разумно. Скажи-ка, а как у тебя с аэросанями?

– Нормально у меня с ними. Машина не сложная. Договаривайся с Павлом Игнатьевичем и можешь волочь их сюда. Приведем в порядок, все сделаем в лучшем виде. Уже ремонтировали.

– Ты меня не понял.

– Ага. Теперь понял. Я, конечно, глянуть на стороне могу. Но паровик – это такая штука, что по мелочам не ломается. Если уж что полетело, то однозначно нужны будут станки, а я через голову заведующего мастерскими прыгать не стану.

– А если в тайге что полетит?

– Ну, в тайге. Одно дело – прикрутить да присобачить, чтобы до мастерской доковылять, другое – здесь халтуру гнать. Разницу ощути.

– Ощутил, – деловито кивнул купец, и, несмотря на его негероические размеры, выглядело это ничуть не комично, а очень даже солидно. – Ладно, не буду бродить вокруг да около, – наконец перешел он к сути. – Трудности у меня. Мой машинист серьезно захворал. Доктора не знают, поднимется ли. А у меня последний зимний рейс горит, понимаешь? Эта поездка – самая важная в году. Охотники с зимовий к семьям возвращаются с добычей. Впереди ледоход и половодье, а до иных стойбищ только по зиме и доберешься, по заснеженным руслам ручьев. Как снег сойдет, так только лошадьми с вьюками. А это мучение сплошное. Инородцы и староверы закупаются по-серьезному. Ну и мне перепадают самые лучшие шкуры, причем количеством таким, что за весь год столько не выходит.

– Погоди. Тебе что же, машинист нужен? – искренне удивился Петр.

– А я тебе о чем толкую.

– Обслужить машину, как-нибудь привести ее в рабочее состояние, лишь бы добраться до города или какого жилья, – это я еще смогу. Но водить сани я никогда не водил. Нет, если поучиться… Но ведь это не автомобиль. Вот так с бухты-барахты не научишься…

– За это не переживай. Водить я умею. Машину не понимаю, а кучером могу. Наловчился. Но по опыту знаю, что без машиниста в тайгу лучше не соваться. Оно ведь как – то ничего-ничего, а то как напасть какая. И потом Илюха мой не только за машиниста, но и за охранника. У меня же в санях будет не на одну и не на две тысячи. Понимание имей. А места у нас дикие, всякие лиходеи случиться могут. И китайцы шалят, и монголы с бурятами отмечаются регулярно, да и наши православные не отстанут от них.

– И часто нападают?

– Ну, не сказать, что каждую поездку за оружие браться приходится. Но случается. Не без того.

– Сколько нас будет-то?

– Так ты да я. Чего дружину целую снаряжать? Бандиты, они ведь как только разок по сопатке получат, так сразу пятки смазывают. Потому как воевать – это не про них. Им бы добычу взять, а мертвым добыча-то ни к чему.

– Заболотный вчетвером ходит, – решил все же усомниться в правоте Завьялова Петр.

– Про Захара я тебе так скажу. Он купец уж в четвертом колене. И места торговые у него обширные. Заболотные никогда меньше, чем на четырех санях, торговать не ходили. Оттого и народу у них всегда было много, и урону от татей ни разу не случалось. У него даже сейчас сани с прицепом.

– Аэросани с прицепом? – не поверил Петр.

– А чего ты удивляешься? Покупателей много, чтобы никому иному не дать прижиться, и товару нужно много.

– Я не к тому. Просто не понимаю, как это – аэросани с прицепом.

– Так на длинном тросе. В прицепе сидит человечек и рулит. Быстро не побежишь, но зато увезти получается много. А где теснота, так он прицеп в стойбище бросает и далее без него.

– Я слышал…

– Ты что слышал, то при себе и держи, – одернул купец Петра. – Слухами пробавляться – последнее дело. Налетали на нас и обстреливали бывало. А вот кто, не знаю. И напраслину возводить не собираюсь.

– Согласен. Но бандиты-то шалят.

– Шалят, клятые, не без того.

– И ты вот так взял и поверил мне? Доверишься первому встречному-поперечному?

– Ну, мил-человек, кабы я всем доверялся, давно уж по миру пошел бы. Кравцов Иван Янович на сестре моей женат. Родня, выходит. Чего так удивляешься? Он же из мещан. Выучился. Личное дворянство выслужил. Теперь вот потомственное выслуживает. Ничего, он настырный, осилит. Вот он-то мне тебя и посоветовал. Да и весь Красноярск знает, каков ты гроза лихого народца.

Петр раздумывал недолго. Не сказать, что ему было так уж скучно в мастерских. Он вообще любил возиться с железками, а тут еще и новенькое что-то узнаешь, к тому же не связанное с электроникой, в которой он не разбирался. Все эти компьютерные диагностики были мимо него. Здесь же на первый взгляд было куда проще, но вместе с тем сложнее. Но эта сложность механического рода, а потому занятная.

Но если так прикинуть… Оказаться в другом мире, в другом времени и продолжать вести прежний образ жизни… Там Петр не имел возможности посмотреть мир. Здесь… Ну, по большому счету здесь он уже достиг своего прежнего положения. Зарабатывает как бы даже и больше. Но вот сидеть на одном месте откровенно не хотелось. Угу. Завелось у него шило чуть пониже спины. А тут еще и купец этот.

– Сколько будешь платить, Игнат Пантелеевич?

– Вот это уже деловой разговор. Илье я платил десятку в день. Случись нападение, тридцатка сверху. Если все выйдет гладко, кататься будем дней десять.

– А он от таких заработков ноги не протягивает?

– Нормально у него все. Не жалуется. За год мы катаемся четыре раза. К тому же он с собой малость товара берет, ружьишко там, патроны, чай, табак. У него свои знакомцы, вот им-то под заказ и возит понемногу, причем по ценам чуть ниже моих.

– И ты такое терпишь?

– Не терплю, а уговор у нас таков. Илья все это как бы за моей спиной проделывает. Зато все довольны. Помногу он не возит, так что мне убытку нет, ему прибыль, охотникам хорошо. Шкурки его я пристраиваю по честной цене. Так что у него против машиниста на железной дороге в год чуть ли не вдвое получается. А дома он куда дольше бывает. Вон пасеку развел, медом да воском приторговывает. Старшего в гимназию определил, хочет выучить на инженера. У парнишки тяга к всяким-разным машинам. Но, как ты сам понимаешь, у тебя такое не выйдет. Только то, что я сказал. Ну да по-хорошему для тебя это только халтура. А по такому делу выходит солидно.

– Грех жаловаться. И впрямь солидно выходит. Только бы вот еще с Павлом Игнатьевичем договориться. Не то погонит меня из мастерских взашей.

– Если ты согласен, зять сегодня же договорится.

– Так отчего не согласиться? Согласен, конечно.

– Тогда завтра с утра жду тебя у себя дома. Я тут неподалеку обретаюсь, на Малокаченской. Спросишь, любой покажет. Глянешь машину, Илюха всегда так делает, и если все в порядке, послезавтра на рассвете двинем.

– Добро.

До конца дня Петр работал не разгибаясь. Нужно было закончить начатое. Все же нехорошо, если Павел Игнатьевич останется недоволен. Просьба давнего товарища – это одно, ему не откажешь, если в твоих силах. Но он ведь и за работу мастерских в ответе. И дело даже не в том, что инженер сделал Петру протекцию в сдаче экстерном экзаменов в училище. Просто ни к чему оставлять по себе дурную славу. Жизнь – она ведь штука сложная, а Земля круглая…

Усадьба у Завьялова была просторная, ничем не уступающая усадьбе Заболотного. Даже где-то удобнее. Во всяком случае, возиться с машиной под открытым небом не придется, и печь в уголке потрескивает дровишками. Великое дело. Морозить пятую точку совсем не хотелось. Разве что рассчитывать приходится на дневной свет из окон да на керосинки ночью.

Аэросани у Завьялова несколько отличались от тех, что Петр видел раньше. По форме напоминают нечто похожее на УАЗ «буханку», только гораздо больше, на лыжах, ну и сзади трехлопастной винт диаметром метра два. Спереди пассажирский отсек, рассчитанный на три посадочных места. Сзади грузовой, вход в который осуществляется через широкие распашные двустворчатые двери. Кузов набран из алюминия, с множеством окон. Хорошая игрушка у Завьялова, нечего сказать.

Управление машиной осуществлялось посредством тяг, открывающих задвижки и клапаны. Топить топку необходимости нет. Сложность возникала если только с дровами. Поленья должны быть калиброванными, чтобы загружать дровяной бункер. Зато подача их в топку проходила без вмешательства человека.

Вообще, сани куда более продвинутые, ну и наверняка дорогие. Один алюминий чего стоит. Как ни крути, а стратегическое сырье. Да и немного его сейчас производят. Впрочем, очень возможно, что с окончанием войны заказы военных резко упали и сейчас многие предприятия попросту перепрофилировались.

– Слушай, Петр, а как насчет того, чтобы и у меня устроить «стирлинг» с динамо-машиной?

– Да мне-то что. Деньги твои, Игнат Пантелеевич, – осматривая сани, ответил Петр.

– Что ты имеешь в виду? Затея того не стоит?

– Ну как не стоит. Стоит, конечно. Но только если ты где на отшибе, как Заболотный, или в деревне какой. А тут-то… Ты ведь не так чтобы далеко от центра. Протянут провода, получишь свое электричество, без забот и лишних трат.

– А-а-а, вон оно в чем дело. Узнавал я по этому поводу. Малокаченскую электрифицировать пока не будут. Мощности у нашей городской электрической станции не хватает. Думают ее улучшать, да только когда это случится. Года четыре пройдет точно. Правда, тогда уж, говорят, его хватит на весь город с лихвой.

– Ну так а я о чем.

– А мне что же эти четыре года делать? И потом, где четыре, там и пять.

– А что потом будешь делать с динамо-машиной? Она же себя не окупит.

– Еще как окупит. Во-первых, соседи не откажутся у себя электричество иметь. А во-вторых, за ненадобностью продам староверам.

– Так они же от всего нового – как черт от ладана.

– Много ты о староверах знаешь. Как что полезное для себя узрят, так они не спешат нарекать это антихристовым семенем. А совсем даже наоборот. Вон картофель «чертовым яблоком» нарекали и каких только анафем не городили. А нынче ничего, выращивают и за обе щеки уплетают.

– Ну, если так, то без проблем. Купишь все потребное, а я за два-три дня все устрою.

– Уж заказал. Как раз где-то через неделю должно прийти.

На осмотр машины Петр потратил почти весь день. И надо сказать, остался ею доволен. Как вполне удовлетворил его и комплект ключей с запасными частями. Толковый у купца машинист, сани знает и содержит в порядке. Впрочем… А как иначе-то. Тайга, она шуток не понимает и небрежения не терпит…

Закончив с санями, условились о завтрашнем выходе, и Петр направился домой. Надо было еще собраться и выспаться хорошенько. Отчего-то он даже не сомневался, что в этой поездке о нормальном сне думать не придется.

Вот только осуществиться его планам было не суждено. Нет, сидор он собрал. И Аксинья к его возвращению налепила и наморозила полную торбу пельменей. Оказывается, они здесь в зимнюю пору являются основным видом сухого пайка. Вот так наморозят их и берут с собой, бывает, что и мешками. Главное, не занести их в тепло, чтобы припасы не растаяли и не слиплись. А так растопил в котелке снег, закинул пельмешки, и пожалуйста, бульон на первое, пельмени на второе. Просто, дешево, сердито и вкусно.

Настоящий вкус пельменей Петр узнал только здесь. До этого домашние ему никогда есть не приходилось. Опять же, говорят, это сибирское блюдо, а значит, и готовят их тут лучше всего. Ну и, наверное, имеет значение то, что Аксинья не пользовалась мясорубкой. Дорогое это удовольствие для вдовы, вот она и орудовала сечкой[11]11
  Сечка – широкий полукруглый нож на отвесной ручке в сочетании с полукруглым корытцем, использовался для рубки овощей, грибов и т. п. До изобретения мясорубки им же готовили мясной фарш.


[Закрыть]. Петр еще в своем мире слышал, что при таком подходе вкус у мяса совершенно другой получается.

Словом, собраться-то он собрался без проблем. И оружие подготовил. А вот выспаться не получилось. Аксинья набросилась на него так, словно это было в последний раз. Оно бы и покрутить пальцем у виска, мол, сдурела баба. Но обижать женщину – дурное дело. Если, конечно, можешь. Хм. Как ни странно, Петр мог. Ну или она этого сильно хотела.

Прибыв к дому купца задолго до рассвета, обнаружил, что сани уже на улице, а Завьялов едва не бьет копытом.

– Долго спишь, – встретил он Петра недовольным бурчанием.

– Вообще-то ты говорил подойти к шести. – Пастухов достал часы и отщелкнул крышку: – А сейчас без четверти. Так что я вовремя.

– Вовремя он. Садись давай. Да зайди ты в дом, неугомонная! – подкрепив свои слова жестом, крикнул купец жене.

Та стояла на крыльце, наблюдая за сборами через открытые ворота. Работник, похоже, не закрывал их именно из-за нее. Петр заподозрил, что этот ритуал проводов повторяется от раза к разу.

Петр забросил свои лыжи и палки в специальный ящик вдоль борта кузова. Без них в тайге делать нечего. В крайнем случае снегоступы. Но лыжи все же лучше. Вынул из вещмешка торбу с пельменями и положил в другой ящик. Там уже имелась практически такая же и тоже не пустая. Кстати, ящик этот, как и для лыж, был прикреплен уже кустарным способом и назывался… Пельменным. Вот такая местная сибирская особенность.