Текст книги "Карибский кризис"

– Спасибо, Джон, я очень ценю твою заботу… – растроганно пробормотал Питер.

С минуту они вышагивали без слов.

– И всё-таки, Джон, – нарушил паузу Питер и вернулся к оставленной теме: – Ольга действительно классный менеджер и отлично разбирается в местных условиях. А ещё она очень надёжный и верный человек. Если она теперь, обидевшись, уйдёт от нас, это будет очень большая потеря для наших дел в Москве. Новому директору придётся очень непросто без такого заместителя. Поверь, я знаю, что говорю. Она действительно может возглавить…

– В данный момент меня интересуют только одно: её планы на ближайший вечер, – опять оборвал речь племянника сэр Гриффит, дав понять тем самым, что разговор о назначении окончен.

– А меня беспокоит то, что она может уйти от нас! Тогда в Москве откроется большая дыра. От неё лично очень многое зависит там. Новый человек может сразу не разобраться, как там всё устроено, – всё-таки продолжил настаивать Питер.

– Кстати, у меня сегодня на завтрак садовые улитки. В этом году они появились на пару недель раньше обычного. Тебе повезло! – сообщил сэр Гриффит, будто не услышав рассерженных слов племянника. – Я помню, ты их очень любил и, наверно, порядком по ним соскучился. Между прочим, как это ни странно, но они из России, из Кёнигсберга.

– Калининграда – они так его называют, – поправил Питер.

– Могила Канта не может находиться в городе с таким названием, так что пусть называют, как им угодно, – поморщился сэр Гриффит.

За разговором они дошли до дома. Это был трёхэтажный дворец, выстроенный в раннем колониальном стиле испанцев. В отличие от позднего стиля, известного легкомысленной вычурностью и веселящей глаз эклектичностью, в нём ещё присутствовало влияние настоящей готики. С высокой черепичной крышей и башенками, с благородно порыжевшими за века колоннами и стенами, местами заросшими до самого верха мхом самых различных цветов и оттенков, он казался заброшенным, запущенным и угрюмым, точно престарелый конкистадор, замаливающий в уединении свои страшные грехи. Но именно это-то и не позволяло даже слегка усомниться в его подлинности.

Повар Линь со своей фирменной улыбкой поджидал хозяина и его гостя на просторной террасе с видом на прекрасный парк. За спиной мэтра у сервированного стола стояли два официанта в белых жилетках и светло-зелёных бабочках.

Сэр Гриффит и Питер, поздоровавшись с китайцем, уселись на стулья и принялись вытирать руки горячими влажными салфетками. Затем они выпили по полстакана свежего морковного сока со сливками. И только после этого перед каждым появилось блюдо с улитками и по три миски с разными соусами.

– Итак, ты не знаешь, чем собирается заниматься миссис Илларионова? – спросил сэр Гриффит, разделывая первого моллюска.

– Понятия не имею! – мотнул головой уже жующий Питер. – Она назвала меня вечным дерьмом и перестала со мной разговаривать.

– Так и назвала?! Надо же! – улыбнулся сэр Гриффит, изображая наивность.

– Да, – кивнул Питер, принимаясь за следующую улитку. – Она, как у них говорят, за словом в карман не лезет, – сэр Гриффит рассмеялся, а Питер, раздосадованный его весёлостью, добавил: – А вот твою «Изабеллу», занимающую половину местного порта, она обозвала большой эмалированной ванной посреди магазина, торгующего мелким антиквариатом.

Сэр Гриффит уже хохотал:

– А ведь и правда, похожа! Похожа, похожа! И именно на ванну!

– И что ты теперь собираешься делать? – поинтересовался Питер.

– Для начала я приглашу её сегодня поужинать в этой ванне. Потом будет видно.

– Она может запросто отказаться и припечатать тебя ещё более хлёстким словом, чем меня.

– Разве у неё есть для этого причина? – с деланным недоумением спросил сэр Гриффит и обратился к одному из официантов: – Скажи-ка, дружок, чтобы позвали Мигеля.

– Ольга зла не только на меня, но и на тебя тоже. Иначе бы она не осталась в порту и сейчас бы завтракала с нами, – ответил Питер, разбирая очередную улитку.

– Всё правильно, – невозмутимо покивал сэр Гриффит. – Она просчитала, что никакое назначение ей не светит. И теперь не понимает, какую цену получит за свою благосклонность. Эта умная и красивая женщина просто хочет поторговаться, Питер.

– Зря ты так! Повторяю, она не такая! Джон, ты очень ошибаешься на её счёт! – завосклицал Питер, непроизвольно стукнув по тарелке вилочкой для улиток.

– Брось, не будь таким простодушным! – услышал он весёлое возражение. – Красивые женщины, в отличие от всех остальных людей, всегда имеют, что продать. Поэтому сама жизнь ставит их на прилавок, хотят они того или нет. Они товар по своему рождению, а человек не может не пользоваться тем, что имеет от природы, если он не полный идиот. Это было бы противоестественно для него.

– Ещё раз повторяю, Джон, она не такая! – не унимался Питер, не отрываясь при этом от улиток. – Если бы ты знал, какая воля и интеллект у этой женщины, ты бы так не говорил. Она вполне может заработать себе на жизнь, и не торгуя собой.

Сэр Гриффит, слегка удивлённый горячностью племянника, внимательно посмотрел на его помятую физиономию и усмехнулся:

– Никто, Питер, никто в наши дни не может заработать на жизнь, не торгуя собой. Вопрос только в том, что у тебя есть на продажу. А воля и интеллект всего лишь позволяют продать себя на более выгодных условиях. Красивая и умная женщина отличается от красивой и глупой лишь тем, что она умеет взять за свою красоту больше.

– Тогда зачем же ты её обманул, предложив сначала слишком высокую, с твоей точки зрения, цену?

– Простая коммерческая хитрость. Надо же было вытащить её на прилавок, который мне доступен! И немного запутать. А вот теперь мы с ней поторгуемся. Думаю, ужина с Джоном Гриффитом на его роскошной «Изабелле Шестой» будет вполне достаточно в качестве первого транша. Дальше посмотрим. Ведь я и сам пока не знаю, чего она стоит на самом деле. Только лишь догадываюсь. Кстати, вполне возможно, что она стоит гораздо дороже, чем я теперь думаю. Но уверен, что мы с ней сойдёмся в цене.

– И всё-таки она не такая, Джон. Вот увидишь, она не продаётся, – в очередной раз не согласился Питер, показав при этом Линю большой палец в знак восхищения приготовленной едой.

Китаец добавил к улыбке короткий поклон.

– Я прекрасно понимаю, о чём ты говоришь, – оживился сэр Гриффит. – А вот ты, Питер, не понимаешь простого закона человеческой жизни. Нечто не является товаром лишь до тех пор, пока за него не предложена хоть какая-то цена. Этому же учат во всех школах бизнеса. Стоит кому-то сказать: я хочу это, как сразу возникает торг. Далее дело зависит лишь от двух вещей. Необходимо иметь в наличии достаточную сумму и правильно вести переговоры. Всё! Остальное – разговоры в пользу бедных. Я хочу эту женщину. И я куплю у неё то, что я хочу. А она, вот увидишь, продаст. Полагаю, что переговоры вести я умею. И, думаю, достаточная сумма для данного случая у меня тоже имеется.

В этот момент на террасе появился утренний докладчик. Он застыл на почтительном расстоянии от стола, преданно глядя на хозяина имения глубокими влажными глазами.

– Привет, Мигель! Как жизнь, старина?! – кивнул ему Питер.

– С приездом, мистер Корнер! Всё превосходно! – без особого энтузиазма, но достаточно вежливо поприветствовал гостя мужчина.

– Вот что, Мигель, – обратился к нему сэр Гриффит. – Передай миссис Илларионовой, это дама, что приехала с мистером Корнером и остановилась утром в «Капитане», моё приглашение отужинать сегодня вечером на «Изабелле». Если она спросит, чему будет посвящён ужин и кто ещё приглашён, то ответь, что… – сэр Гриффит подмигнул Питеру. – Что я хотел бы подробно обсудить с нею лично положение дел в московском филиале компании. Ужин организуй к восьми вечера, а приглашение передай где-нибудь около шести. Можешь идти.

– Будет сделано, сэр! – поклонился Мигель и удалился.

– Ты опять блефуешь, Джон! – фыркнул Питер. – Зачем?! Это только ещё больше её разозлит.

– Ну что ты? Я отнюдь не блефую, – пожал плечами сэр Гриффит. – Если она будет настаивать, то я обязательно поговорю с ней о работе филиала. Разве я могу лишить её этого небольшого удовольствия? Хотя мы оба с ней в отпуске и, скорее всего, найдём другие темы.

– Джон, как ты не поймёшь, эта женщина другой породы! Она не станет с тобой спать, даже если ты её и назначишь на моё место! Она умеет добиваться своего другими средствами! – опять раздосадовался Питер.

– Какое это теперь имеет значение? Она здесь, и всё! – отрезал сэр Гриффит. – И вообще, отчего ты сегодня такой взбудораженный? У тебя какие-то неприятности? Не удалось выспаться в самолёте? Или это всё из-за того, что она назвала тебя «вечным дерьмом»? Ничего, ещё помиритесь. Вот увидишь. Это же всё такие пустяки.

– Ещё и цейтнот ей хочешь устроить!

– О, да! – загоготал сэр Гриффит. – Мне невероятно интересно, как она будет выглядеть, если ей сократить время на сборы.

– Ну и к чему тебе это?!

– То, как она оденется в спешке, скажет о многом. Например, о том, какую цену она рассчитывает получить, – с философской интонацией пояснил сэр Гриффит.

«Вот ведь неутомимый старый развратник! Но ничего, сейчас я тебя твоей же логикой!» – подумал Питер и зашёл с другой стороны:

– Джон, а тебе никогда не приходило в голову, что на свете ещё существуют любовь, симпатии, просто влечение? А ведь это более верные способы получить желаемое от женщины.

– О! Как же, как же! Я знаю всё это! И согласен, что так будет дешевле. Но я также знаю и то, что, когда покупаешь подешевле, всегда возникает масса побочных издержек. И они обесценивают удовольствие от сделанной покупки, – ответил сэр Гриффит, совершенно не смутившись. – Например, мужчины, дабы сэкономить, довольно часто влюбляются и даже женятся. Один раз, как тебе известно, я уже был настолько неосторожен. Взял да женился с дуру по любви на Барбаре. И это вместо того, чтобы отделаться чем-нибудь подороже. В итоге, издержки сожрали всё удовольствие. Даже приятных воспоминаний не осталось.

– Не понимаю, почему бы тебе тогда просто не покупать красивых проституток? – продолжил расставлять логические сети Питер.

– По той же причине, по которой я не покупаю картин бездарных художников.

– Странно, чем же отличается тело одной красивой женщины от тела другой? Тем более, если из твоих убеждений следует, что все красивые женщины по своей сути продажны.

– За ночь с Клеопатрой мужчины отдавали жизнь.

– Это всего лишь легенда! – деланно рассмеялся Питер.

– Но в ней заключена истина. Не находишь?

– Глупости какие-то! Какой во всём этом смысл?! – изображая снисходительность, продолжил смеяться Питер.

– Единственный. Я так хочу. А когда я имею то, что я хочу, мне хорошо.

– Вот я и спрашиваю, почему ты хочешь именно эту женщину, Джон?

– Это выбор моего вкуса. Плюс стечение обстоятельств. Я встретил её, и она мне очень понравилась.

– Ты раб своих прихотей, Джон? – небрежно бросил Питер, сделав глоток кофе.

– Ты можешь показать мне господина своих прихотей среди людей? – вновь парировал сэр Гриффит с не меньшей небрежностью.

– Но если я правильно помню то, чему ты всегда меня учил относительно грани, пролегающей между реальностью и иллюзиями, то прихоть это из разряда иллюзий, а секс – это уже реальность. Почему же тогда тебе не всё равно, каких женщин покупать для секса? – методично развернул свой решающий вопрос Питер, загнав, как ему казалось, оппонента в ловушку, и следом вывел всепобеждающую мораль в виде признания: – Кстати, я ведь тоже сначала хотел завести интрижку с Ольгой. Но потом понял, что гораздо больше выиграю, если буду работать с ней и просто дружить. И, знаешь, я не прогадал, сумев справиться со своей прихотью. Я получил в итоге нечто большее. Причем намного большее…

– Да-да-да! Ты всё правильно помнишь, чему я учил тебя. В целом, но не совсем точно в деталях, – прервал медоточивое излияние племянника сэр Гриффит и, занимаясь улитками, бесстрастно и обстоятельно ответил: – Да, секс – это реальность, а желание секса именно с Клеопатрой – желание иллюзии. Или прихоть, как ты сказал. Но секса лишь как реальности хотят только животные. Так вот. Как животное я хочу секса, а как человек хочу секса с Клеопатрой. А относительно того, что ты преодолел свою прихоть и получил от этого какую-то там выгоду, здесь ты опять не прав. Прихоть преодолеть нельзя – у человека нет такой силы. Человек отчасти сам есть лишь подвижная комбинация самых разных прихотей. Прихоть можно только вытеснить другой прихотью. На этом ограничивается наша воля. Так что ты просто выбрал в пользу иной прихоти. Но у меня же нет необходимости в таком выборе в данный момент.

Лицо Питера вытянулось. Не птичка попалась в сети, а зверь, который их порвал, даже не заметив.

– То есть ты относишься к Ольге как к иллюзии, которую надо просто купить? И в этом ты видишь проявление того, что ты человек? – по инерции спросил он.

– Конечно! Для меня она иллюзия, которую я хочу купить, чтобы получить удовольствие. Теперь она здесь, и доступна мне, и сейчас дело лишь в цене. Вот и всё. Я же не просто животное, чтобы хотеть только женского тела. Но я и не альфонс. И не жиголо. И уж тем более не Ромео. Да и она имеет право на свои иллюзии. Но, кажется, мы пошли по второму кругу. Ты не находишь? – ответил сэр Гриффит и отправил в рот последнюю улитку; прожевав её, он сменил тему: —Скажи-ка лучше, чем ты сам-то намерен здесь заняться, и чем я могу быть тебе в этом полезен? Не стесняйся.

Питер, поняв, что дальнейшие увещевания не имеют никакого смысла, насупившись, спросил:

– Ты можешь отдать мне катер, на котором мы сюда прибыли?

– Никаких проблем! Он твой до конца отпуска вместе с командой.

– Хочу понырять где-нибудь подальше от туристов…

– Да-да, понимаю. Я распоряжусь. Если что-то ещё будет нужно, не проси меня, просто скажи Мигелю, и всё.

– Спасибо!

– Ты наелся? – улыбнулся сэр Гриффит.

Особенностью еды от Линя было то, что, забывшись, её можно было поглощать бесконечно, пока не лопнешь. Но великий китайский мастер подавал такие порции, после которых в животе не ощущалось тяжести, но от голода через несколько минут не оставалось и следа. Он не только создавал свою эксклюзивную еду, но и умел ею правильно кормить. Питер об этом знал давно, поэтому ответил:

– Конечно! Линь же никогда не даст съесть лишнего!

– А как тебе сами улитки?

– Ощущение, будто в рай попал! – погладил себя по животу Питер. – Знаешь, в Москве в некоторых ресторанах тоже подают довольно вкусных улиток. Но они там неприлично мелкие.

– Представляешь, какой-то хитроумный француз придумал устроить в Кёнигсберге приёмный пункт улиток. Местные старушки тащат ему их целыми вёдрами и сдают по какой-то совсем смехотворной цене. Блестящая придумка! Француз богатеет, как колонизатор, меняющий стеклянные побрякушки на золото по весу. Старушки счастливы, потому что получают настоящие деньги за то, что собирают вредителей в своих личных садах и огородах. Француз считает их наивными дурочками, а они его полным идиотом. В общем, получилась абсолютная коммерческая гармония. Это мне всё Линь рассказал. Этот француз присылает ему их в сезон живыми. И все как одна идеального размера.

Улыбающийся повар-китаец опять поклонился.

За кофе племянник и дядюшка поговорили ещё о каких-то мелочах, после чего расстались.

Глава 7

Весь день Ольга провела в компании молодых рослых шведов (трёх парней и двух девушек) и инструктора пуэрториканца Санчо.

Бросив якорь между необитаемыми островками, они любовались коралловыми рифами и их экзотическими обитателями. Правда, Ольга с аквалангом не погружалась и лишь поплавала с трубкой и маской. Санчо, хоть и убедился в подлинности и непросроченности её сертификатов и удостоверений, всё-таки настоял хотя бы на одном дне акклиматизации и отдыхе после длительного перелёта. Но и этим она осталась довольна. Чем сидеть в номере или без цели бродить по порту, уж лучше поболтаться на волнах и освежить технические навыки, помогая своим спутникам управляться со снаряжением. В итоге, день оказался очень насыщенным и пролетел незаметно.

К пяти часам пополудни чуть обгоревшая (не уберегли полностью солнцезащитный крем и тент на катере), просолившаяся в морской воде, уставшая до зелени в глазах, но очень довольная тем, как провела первый отпускной денёк, Ольга вернулась в отель. До дружеского ужина со шведами и Санчо оставалось около трёх часов, вполне достаточно, чтобы привести себя в порядок и даже слегка вздремнуть. Но только она смыла соль и нанесла косметическое молочко, успокаивающее кожу, раздался телефонный звонок.

– Миссис Илларионова?

– Да.

– Добрый вечер!

– Здравствуйте!

– С Вами говорит мажордом сэра Джона Гриффита сеньор Мигель Перес-Кальядо, – сообщил бархатный баритон по-английски с лёгким испанским акцентом.

– Слушаю Вас, сеньор Перес-Кальядо!

– Я уполномочен передать Вам, миссис Илларионова, приглашение сэра Гриффита на ужин, который состоится сегодня на его яхте «Изабелла Шестая». Вы можете видеть её из окна Вашего номера. Время начала ужина – восемь часов вечера.

– Чему будет посвящён ужин, и кто ещё будет на нём присутствовать?

– Сэр Гриффит просил передать, что он хочет обсудить с Вами тет-а-тет несколько важных вопросов, касающихся деятельности филиала его компании в Москве.

– То есть это будет деловой ужин?

– Да.

– Хорошо, мистер Перес-Кальядо, я поняла! Можете передать сэру Гриффиту, что я буду вовремя.

– Премного благодарен. У трапа Вас встретит капитан яхты Крэк. Всего наилучшего!

– Спасибо! Всего доброго!

«Чёрт! Осталось всего-то два часа! – глянула Ольга на циферблат, висевший на стене. – А у меня все тряпки мятые!»

На несколько минут она замерла.

За какие-то жалкие два часа предстояло:

1) решить, что надеть;

2) привести одежду в порядок;

3) сделать:

– маникюр;

– педикюр;

– прическу;

– макияж.

Ах, да:

4) еще решить, какие нацепить украшения.

В общем, долго размышлять было совершенно некогда. И Ольга, не став терять времени на выяснение возможностей сервиса отеля, принялась распаковывать чемодан и сумки.

Что у неё было с собой?

Два летних деловых костюма:

светлый беж и оливковый,

последний под цвет глаз, естественно.

Думала,

ведь будут деловые встречи.

Нет!

Костюмы не годятся —

слишком официально,

всё-таки ужин на яхте,

то есть почти дома.

Платья?

Три вечерних:

белое,

чёрное,

красное.

Зачем столько?

Разве это много?!

Нет!

И вечерние платья не годятся —

публики не будет.

Деловой ужин тет-а-тет —

это не вечеринка,

не приём

и не свидание,

получится,

слишком вычурно.

«Господи, что же надеть-то?!!

Совершенно нечего надеть!!!

Стоп!

Глупая!

Кто ж от тряпок-то пляшет?!

Что это будет?

Для меня деловой ужин.

А для него?»

Ольга отошла от кровати, на которой разложила вещи, села в кресло и опять задумалась. И мысли её на сей раз приняли совсем иное направление: «Да он сейчас руки от удовольствия потирает! Сидит, негодяй, и посмеивается, представляя, как я тут идиоткой скачу по номеру и не знаю, что надеть! Рефлексивное управление называется! Господи, а ведь отпаривать и гладить ещё! Слава Богу, утюжок прихватила! Ладно-ладно, умная девочка! Не отвлекайся! Соображай, раз такая умная! Итак…»

Когда Солнце уже более часа как упало в море, а набережная с высоты птичьего полёта напоминала раскалённую и истекающую огнем и искрами подкову, Ольга выпорхнула из отеля. На ней был белый прогулочный костюм, стилизованный под морскую форму. Приколотая серебряной булавкой шляпка, наподобие тех, что носят французские моряки (волосы она заплела в косу и, переломив её надвое, закрепила второй серебряной булавкой), шёлковые блуза с якорями на погончиках и юбка-плиссе длинны миди. На груди висел скромный серебряный медальон, сочетавшийся по стилю с булавками на голове. При каждом шаге юбка меняла цвет с голубого на почти белый и обратно.

Она шла по набережной

уверенной походкой,

сосредоточенная

и ЗЛАЯ от голода.

А набережная была превращена в непрерывающуюся цепь кафе и ресторанов. По вечерам хозяева их выставляли столики и стулья от дверей до самого парапета. Некоторые прихватывали и пирсы – уж слишком много собралось в порту дайверов на каникулы. Где кончается одно заведение и начинается другое, можно было определить по скатертям или их отсутствию, подставкам для свечей и униформе официантов. То тут, то там, чуть в стороне от столиков, размывали жаром воздух барбекюшницы. Около них в колпаках самых различных фасонов колдовали повара.

Какие куски мяса доходили на живом огне!

А какая рыба!

А запахи!

Одуреть можно,

если неплотно перекусила последний раз в полдень,

и с тех пор успела

наплаваться,

навозиться с тяжёлым снаряжением,

принять душ,

а потом два часа,

как вентилятор,

крутилась,

собираясь на этот непонятно как образовавшийся ужин!

Отдыхающая публика уже частью устроилась за столиками, а частью прогуливалась, выбирая, где задержаться и провести вечер. В основном это были парни и девушки, здоровые и жизнерадостные. Среди них также было немало матерых и крепких мужчин постарше. Никаких папаш и мамаш во главе семейств с детьми. Гул разговоров на десятках наречий. Взрывы хохота. Настроение превосходное. Все довольны тем, как складываются каникулы. Дайверы вообще народ не склонный к унынию и меланхолии. Вот уж кого обожают рестораторы! Уж эти ничему не дадут пропасть! Всё закажут и всё съедят до полуночи!

Около второго от «Капитана» пирса, как и было оговорено, Ольга увидела свою группу. Шведы и Санчо сидели за длинным грубоватым столом из тёмного дерева и о чём-то оживлённо беседовали. Изрядно коптившие толстые свечи, вставленные в высокие чугунные канделябры незамысловатой формы, освещали их лица. Три официанта в дырявых треуголках поверх красных бандан и рваных тельняшках с широкими полосами расторопно разгружали подносы. У одного из них через голову даже была наложена кожаная повязка, закрывающая глаз. Ни дать ни взять самые настоящие пираты.

Когда Ольга подошла к поджидавшим её новым знакомым, перед ними уже громоздились, как крепостные башни, глиняные кружки. Рядом стояли широкие блюда с мясом, рыбой, свежими овощами и зеленью. Запотевшие бока кружек поблескивали стекавшими по ним каплями, куски мяса и рыбы – горячим жиром, а овощи – упругими и гладкими округлостями. Ей чуть дурно не стало от приступа голода. Как же хотелось плюнуть на всё и просто опуститься на скамью рядом с этими симпатичными ребятами. Впиться зубами в кусок сочного и румяного мяса,

откусить,

немного прожевать,

ощутив его острый вкус,

и

погасить пожар во рту

ледяным пивом!

Увидев её, мужчины присвистнули – их девушки были одеты всего лишь в джинсы и непритязательные блузки. Санчо даже вскочил ей навстречу.

– Привет! Не пугайтесь! – обратилась Ольга ко всем, приостановив островитянина жестом. – Я подошла сказать, что не смогу сегодня посидеть с вами. Извините! Но, меня, как назло, пригласили на ужин. Я просто никак не могла отказаться. Вот пришлось даже принарядиться слегка. Но завтра утром я опять с вами!

Шведы разулыбались и понимающе закивали. Санчо же, яростно сверкнув очами, пообещал живьём скормить акулам того, кто пригласил её на ужин. Он был так страшен и решителен, что Ольга искренне рассмеялась. Распрощавшись, она пошла дальше.

Конечно же!

Все мужчины оглядывались!

А местные мачо,

такие же инструкторы, как Санчо,

мгновенно вспыхивали,

увидев её,

и извергались

восторгами и комплиментами.

Некоторые из них

даже не были лишены

поэтического дара,

а один, очевидно, самый впечатлительный

умудрился раздобыть и вручить

небольшой букетик

каких-то розовых цветочков.

Но всё это не вызывало в ней

никакого волнения.

Она шла по набережной

уверенной походкой,

сосредоточенная

и ЗЛАЯ от голода.

– Ольга! – послышалось за спиной в нескольких шагах от пирса «Изабеллы Шестой».

Она оглянулась.

Перед ней стоял Питер.

– Слушаю Вас, мистер Корнер.

– Отлично выглядишь…

– Спасибо.

– Джон отдал мне на всё время отпуска катер, на котором мы сюда добирались. Если ты хочешь понырять, то у меня есть полное снаряжение. И я знаю, где здесь отличные места.

– Спасибо, но я уже присоединилась тут к одной группе. Хорошие ребята из Швеции, толковый и не очень ленивый инструктор. Сегодня я весь день была с ними в море и прекрасно провела время.

– А… Понятно… А я тебе звонил весь день… Ну что ж… – поник Питер.

– Мне пора…

– Да-да… Ужин… Меня он не пригласил…

– Пока.

– Прощай…

И Ольга, бросив букетик в море, ступила на пирс.

Глава 8

– Она идёт по пирсу, сэр, – доложил Мигель по громкой связи.

Сэр Гриффит в этот момент стоял перед зеркалом в своей каюте и оценивал, как на нём сидит белый свободный костюм из жатого хлопка с узелками: «Недурно-недурно! Я бы даже заметил, что очень недурно».

В течение всего дня он, чтобы не изводиться ожиданием и не перегореть до вечера, старался отвлечь себя от мыслей о предстоящем ужине с Ольгой. Иногда ему это удавалось.

После завтрака с Питером он часа полтора листал новые романы, по поводу которых сверкали умом критики. Но, так и не выбрав ничего достойного своего внимания, оставил их и раздражённо подумал: «Ну, ничего не зацепило! И почему от всех этих книг так разит кисловатым дешёвым кофе?! Если раньше писали, чтобы читатель умнел, то теперь – чтобы создать у него впечатление, что он уже и так умный! Чёрт! Как бы писатели пишут свои как бы книги, а как бы читатели их как бы читают! Чушь какая-то! Швейцарские часы за десять баксов от жуликов на Бродвее!» Поиздевавшись подобным образом ещё несколько минут над убогостью современных авторов, он взял с полки «Улисса» и отправился на пляж. Тот самый, о котором Питер рассказывал Ольге на катере.

Если представлять себе рай местом, где всё не в изобилии и тучном избытке, а в гармонии и в меру, то Джон через пять минут попал именно туда. Это был неширокий, всего метров пятьдесят, и мелкий, не глубже полутора метров, залив со светло-голубой прозрачной водой. Пальмы и белейший песок, покрывающий всё дно и образующий на суше полосу в двадцать шагов. Идеальная чистота, и ни души.

Впрочем, последнее объяснялось просто. Порядок на пляже – тем, что люди Джона ежедневно убирали сброшенные пальмами сухие листья и прибитые волнами водоросли. Безлюдность – тем, что взрослые жители острова круглые сутки обслуживали приезжих, а ближайшее поселение, откуда бы сюда могли совершать набеги крикливые ватаги ребятишек, находилось в километрах двенадцати за горным перевалом. Туристов же пляжи вообще не интересовали – все они посещали остров ради дайвинга.

Под склонившейся к песку пальмой стояли лежак с полотенцами, шезлонг, столик и дорожный холодильник. Чуть в стороне на стволе другой пальмы висела лейка душа. Джон положил «Улисса» на столик, разделся донага и направился к морю.

У самого берега стайки мальков дёргались из стороны в сторону. Джон ступил в воду и спросил их:

– Как вы тут только не сваритесь?

Дружные полупрозрачные существа ответили ему новыми быстрыми зигзагами.

– Ладно, ребята, вы, как хотите, а я на глубину, – сказал он им и вошёл в море по колено.

Однако и там вода была почти горячей.

Джон сел на дно, вытянув ноги, выгнул грудь и задрал лицо вверх. Облака, казалось, уснули посреди неба и не собирались никуда лететь.

– И что это? Только одни ленивые и толстые овечки? – иронично поинтересовался Джон и задрал лицо выше.

Совсем ещё не утомившееся Солнце, будто рассмеявшись над шуточкой, ослепило его.

– Да-да-да! – зажмурил глаза и наморщил нос Джон. – Вот и я о том же! Неужели нельзя было сделать каких-нибудь носорогов или верблюдов для разнообразия!

Но тут прилив возбуждения ниже пояса отвлёк его от созерцания небесных скульптур.

– Ох, уж эти русские улиточки! – пробормотал Джон.

Он перевернулся и прижался к песку.

«Интересно, что же она всё-таки наденет сегодня? – вспомнил он об Ольге, но вопрос этот не требовал ответа, поскольку был всего лишь поводом думать и думать о ней. – Только бы не напялила длинное вечернее платье или какой-нибудь деловой костюм. Впрочем, кажется, эта женщина не только красива и умна, но у неё ещё есть и вкус, если судить по тому, как она была одета в Москве. Тот тёмно-зелёный деловой костюм, в котором она присутствовала на обеде в монастыре, был безупречен и в тему. Интересно, очень интересно, как же она выпутается сегодня. Чёрт, а какая у неё походка… И как извивается талия…» Слова утихли. Остались только зрительные образы, вызывавшие фантазии…

– Чёрт! Зарёкся же думать о ней до вечера!!! – рыкнул он спустя минуту и, тотчас вскочив, побежал навстречу горизонту, смешно задирая ноги, как обыкновенный мальчишка…

Одолев разными стилями в общей сложности не менее мили, Джон распластался в полном бессилии среди мальков. От мыслей об Ольге не осталось и следа. Всё тело сотрясали удары сердца, а вся воля была направлена на восстановление дыхания. Когда же лёгкие перестали жадно выхватывать куски воздуха, а грохот в груди превратился в относительно спокойный и равномерный стук, он встал и, пошатываясь, вышел на сухой песок.

В глазах, несмотря на Солнце, светившее во всю мощь, было темно. Голова кружилась. Желудок требовал слона вместе с ушами, хвостом и бивнями. Но получил лишь маленькую бутылку прохладной минеральной воды. Затем, уже после того, как Джон растёрся полотенцем, смыв с себя под душем соль, и сел в шезлонг, он получил ещё грамм двести свежего ананасового сока и затих.

Вернувшееся сознание тоже потребовало пищи. И оно получило её. Ему досталось окончание «Улисса», восемнадцатый эпизод со всеми его многочисленными «да», на единственное значение которых указано в письме Баджану от 16 августа 1921 года.

Спустя четверть часа он резко захлопнул книгу. «Кажется, я придумал способ думать о ней через чтение! Всё о ней! Хотя… – Джон улыбнулся сам себе: – Разве я собирался сегодня читать из „Улисса“ что-нибудь другое? – и тут же посмеялся сам на собой: – Вот-вот, я и говорю, везде она!» Далее мысли, умолкнув, превратились во вполне конкретные образы, но ненадолго. Желудок очнулся вновь, и Джон, завязав полотенце на бёдрах, направился босиком в сторону дома.

Вокруг была земля, принадлежавшая ему. Почти на всех его трехстах восьмидесяти акрах до общественного песка на пляже росли кусты и деревья (нет-нет, не одни пальмы, но и ещё кое-что). Землю покрывал роскошный газон. Нежно-колючий после утренней стрижки. Никаких тропинок (кто их тут протопчет?!) и выложенных камнем или плиткой дорожек. Отсутствовали и теннисный корт, и поле для гольфа – Джон не испытывал к этим играм ни малейшего интереса, как, впрочем, и к любым другим играм. Он всегда увлекался только плаванием, велосипедом и разными гимнастиками. Конкуренции ему с лихвой хватало и в жизни. В общем, во всём его имении, помимо старинного дворца, из инженерных сооружений были ещё узкая мощёная дорога от парадного входа до ворот усадьбы, сами эти ворота, небольшая вертолётная площадка, да несколько мостиков через протекающую по территории поместья речушку.