Текст книги "Любовь с чудинкой"

Видимо, весьма быстро мой измождённый организм достиг четвёртой стадии, которую врачи именуют «глубоким медленным сном». Поэтому, когда посреди бессознательного внезапно зазвонил городской телефон, я долго не мог прийти в себя и сообразить, что же происходит. Телефон звонил, а мне всё никак не удавалось не то чтобы открыть глаза, но даже пошевелиться. Облегчение наступило, когда звонок умолк, и я снова начал проваливаться в дрёму. Но не тут-то было! Телефон зазвонил вновь. Я приподнялся и увидел рядом на кровати безмятежного Ёгана, которому было совершенно индифферентно, – он монотонно похрапывал, вздымая кверху своё мохнатое пузо.

Может, телефонный трезвон – новый вид современного античеловеческого оружия? Я от него в ярости, а этому рыжему – хоть бы хны!

Ещё не донеся трубки до уха, я услышал громкую музыку на том конце провода.

– Ал-ло, – полусонным голосом сказал я сипло и, откашлявшись, добавил громче, – алло!

Но в ответ музыка продолжала с хрипом рвать телефонный динамик. Откинувшись в кресле, я прислонил трубку к плечу в надежде, что кто-нибудь всё же откликнется. Прошла пара минут. Телефонная какофония начала раздражать, и я отбил вызов. Просидев в кресле ещё немного времени, уже было настроился опять растянуться на кровати, как телефон зазвонил в третий раз.

– Алло, – отозвался я.

– Алло, а это кто? – раздался мужской голос, перекрикивающий музыку.

– Вы дозвонились в консульство Соединённых Штатов Америки в Санкт-Петербурге. Дежурный консул Браун, включаю запись, говорите, – спокойно ответил я с иностранным акцентом.

– Ой! – послышалось в ответ, и связь прервалась.

Удовлетворённый содеянным, я поднялся с кресла и, дойдя до кровати, ловким движением скинул с неё сурка. Новый звонок застал меня в точке невозврата – когда я уже падал в кровать, но приземлиться ещё не успел. Несколько раз безуспешно взмахнув руками словно крыльями, я рухнул, но тут же вскочил с горячим желанием: вырвать из розетки телефонный провод, но перед этим сказать звонящему всё, что о нём думаю.

– Алло! Слушаю! – заорал я в трубку.

– Это я вам сейчас звонил? – спросил тот же мужской голос.

– Что вам надо, любезнейший, в столь поздний час?!

– Старик, это ты?

«Старик»? Из трубки вдруг повеяло каким-то далёким прошлым, и беспорядочные воспоминания начали пролетать по моей голове.

– В любом случае это я.

– Старик, не узнал?

– Нет, – я немного напрягся в предвкушении идентификации ночного собеседника.

– Тимка, друг! Это Владик Круглов! Ну, узнал?

– Владик? – недоверчиво переспросил я.

– А кто же ещё!

– Круглый, ты, что ли?

– Да, я! Собственной персоной!

– Откуда?

– Мы тут в клубе отмечаем одно весьма важное событие! А ты что делаешь? – весело поинтересовался Владик.

– С тобой разговариваю.

– Ну а до этого?

– Не поверишь, спал.

– Да ты что, старик, такая ночь! Как можно спать?!

– Это у вас в столице все такие современные, а у нас, не поверишь, всё по старинке – мы ночью спим!

– Ну, ты прости, Тимка, что разбудил. Просто тут такое дело! И я решил, что непременно должен тебе позвонить, рассказать и сделать тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться!

– Предупреждаю сразу, если твоё предложение касается любви ко мне, вынужден буду отказать. Не надейся и зря не рви своё сердце!

– Ха-ха! Ты всё такой же. Нет, в любви я тебе признаваться не буду, но о любви расскажу, – было слышно, как Владик отвлёкся и что-то кому-то сказал. – Тимка! Поздравь меня! Женюсь! Пятнадцать минут назад сделал предложение самой красивой девушке на свете! И она согласилась! Я же-е-е-енюсь!

– Ты снял камень с моего сердца. А то я, грешным делом, думал, что ты не женишься из-за меня, – сострил я и уже искренне добавил, – старик, я за тебя очень рад! Поздравляю!

– Спасибо, Тимка! Но я ведь не только за этим позвонил. Ведь, как ни крути, я тебе кое-что должен. Поэтому не откажи старому другу в просьбе стать свидетелем!

– Завтра не смогу точно. У меня ровно в девять очень ответственное совещание.

– Чудак! Мы ещё даже заявление не подали! По закону несколько месяцев будем ждать, планируем свадьбу на май, чтобы тепло было и всё такое.

– Ну, май… надо… – начал припоминать я свои планы.

– Никаких «ну»! Ты свидетель! В общем так, ожидай приглашения… – музыка заглушила голос Владика. – Ты понял?!

– Понял-понял! Но ты не сказал, кто же невеста?

– Это поправимо! Подожди секундочку…

Какое-то время из трубки доносилась только музыка, но потом она моментом стихла, и приятный бархатистый женский голос сказал:

– Добрый вечер, Тима. Хотя какой вечер, уже глубокая ночь! Простите, что разбудили вас. Это Владик всех взбаламутил. Мы тут небольшой компанией с друзьями празднуем типа нашу помолвку. Поверьте, мы его отговаривали, даже пытались забрать телефон, но вы же знаете, какой он упрямый. Если что решит, то хоть кол на голове теши – всё одно своего добьётся.

– Да, вы правы. Похоже, Владик не меняется. Единственное, я всё ещё не знаю, как зовут прекрасную избранницу друга моей бесшабашной юности.

– Для друзей я Ника.

– С учётом того, что мы мгновение назад познакомились, могу ли я называть вас этим именем?

– Друг моего жениха – мой друг! Конечно.

– Знаете, Ника, Владик ангажировал меня на роль своего свидетеля.

– В этом он весь! Мы ведь только сегодня во всём разобрались… Будет здорово, хоть мы пока и незнакомы. Владик много рассказывал. И про то, как в Харькове с поезда ссадили, и как он вас ночью в Курске потерял…

– И он всё это вам рассказал? Ну, Владик! Я уже покраснел. Не знаю даже, как вам после на глаза показаться!

– А давайте, Тима, на «ты»?

– Согласен, давай.

В этот момент ко мне на кресло, похрюкивая, забрался Ёган и засвистел свою арию.

– Что это у тебя там? – спросила Ника.

– Жилец по имени Иоганн-Себастьян, но не Бах. Чрезмерно вскормленный в неволе байбак обыкновенный, по латыни Marmota bobak, он же сурок степной.

– Такой маленький и пушистый?

– Маленький – это суслик, а этот с поросёнка, а по повадкам чистая свинья!

И я рассказал Нике историю появление Ёгана в моём доме, а также все сегодняшние злоключения. Конечно же, опустил историю про приснившегося мне Судьбин А, памятуя о том, что случилось сегодня в метро. Негоже будет, если невеста моего друга в первый же день знакомства подобно той девушке заподозрит меня в идиотизме.

– Ничего себе! – спохватился я.

– Что случилось, Тима? Снова Ёган что-то натворил?

– Хуже! Пока рассказывал зоологические истории, прошло сорок минут!

– Действительно, а будто бы пара минут. Рада была познакомиться. Спокойной ночи, Тима.

– И вам с Владиком всего хорошего, и ещё раз примите искренние поздравления!

– Спасибо, до скорой встречи!

К моменту, как я повесил трубку, часы показывали три ночи. Быстро забравшись под одеяло, я удобно устроился на подушке с желанием поскорее уснуть. Но сон не шёл. В голове звучало какое-то подобие музыкальных звуков, ранее доносившихся из телефонной трубки, вспоминались радостные фразы Владики, приятный голос его невесты.

Ах, Владик! Наконец-то и ты нашёл свою половину! Было время, когда мы были не разлей вода, органично дополняя друг друга. Я больше выдумывал, а он гениально исполнял. Как мы только не дурачились и как не чудили…

Ностальгия по ушедшей юности сменилась грустью, едва припомнилась старая история. Сколько же лет прошло? Семь, восемь? Точно восемь. Был октябрь и, несмотря на то, что светило солнце, по-осеннему было прохладно. Нам никогда не было скучно вдвоём. Мы куда-то шли, о чём-то говорили, шутили, беззаботно смеялись над шутками, пока не поравнялись с витриной кафе. Как же оно называлось?.. Не помню. Внутри у самого стекла стоял столик. А за столиком сидела… она! Мимолётное видение, гений чистой красоты… В общем, Поля!

Полечка! Полинка… Лишь только увидел её, сразу всё понял: и что есть любовь с первого взгляда, и что Полина та самая, единственная… Так и стоял у окна, смотрел на неё, и не мог оторвать взгляда. Владик продолжал что-то рассказывать, но я его не слышал. Подойдя к стеклу, прислонился лицом так, что нос сморщился в виде пятачка… Посмотри же на меня! Вот он я – твой суженый. Наконец, Полина меня заметила. На какой-то момент она задумалась, а потом рассмеялась. Самого смеха не слышал, но сразу решил, что это лучший в мире смех, и ведь не ошибся! Вот и Владик заметил, что со мной что-то не так и, присмотревшись, тут же подхватил мою игру. Теперь уже в витрину уткнулись два пятачка с бегающими глазами, провожающими каждый занос Полиной еды в свой очаровательный ротик. При этом мы демонстративно сглатывали слюну. Поля смеялась и отворачивалась. Потом опять смотрела на нас и снова хохотала. Постепенно мы привлекли внимание всего заведения, которое по большей части с умилением наблюдало за нами. Тогда я понял, что шутка требует продолжения. Достал тетрадку с конспектами и детским почерком крупно написал: «Мамочка, мы тоже хотим есть». Подхватился и Владик, теперь уже и его тетрадка торчала в витрине рядом с надписью: «Мамочка, бабушка нас бьёт и кормит неварёной гречкой». Через несколько минут вокруг столика, где сидела Полина, уже столпилось всё кафе, а мы с Владиком продолжали упражняться в пантомиме и заполняли всё новые и новые странички. Внезапно подъехавший милицейский патруль на раз прекратил это. Пока нас запихивали в уазик, Поля выбежала из кафе и начала махать своими ручками на милиционеров. Очевидно, решив, что с сумасшедшей лучше не связываться, они поехали дальше, а мы познакомились…

Потом было четыре самых волшебных месяца в моей жизни. Пока на пятом месяце меня – столичного жителя – не послали на практику в Питер. А когда я вернулся, Владик и Полина встречали меня на перроне. Они были явно расстроены. Поля прятала глаза, а Владик только и произнёс, мол, прости, старик, так иногда случается.

Вскоре они поженились. Я окончил институт. Но в Москве рядом с ними мне стало невыносимо тесно. А тут позвонили ребята с Кировского завода, где я стажировался, и рассказали, что в одном оборонном НИИ собирают молодой коллектив под перспективную тему. Так я превратился из москвича в питерца.

Поначалу мне не хватало столицы, но с каждым днём я всё больше и больше втягивался в эту суровую северную красоту, и однажды она покорила меня окончательно и бесповоротно.

Владик и Полина прожили вместе год. Получивший диплом доктора какой-то очень редкой медицинской специальности Владик с ходу устроился в солидную клинику. Поля, с её дипломом историка, себя не нашла и занималась домом. Но что-то у них не заладилось. Они начали отдаляться друг от друга, и, в конце концов, Полина познакомилась с каким-то хирургом из Швейцарии и укатила с ним в благоухающие Альпы. А бедный Владик остался с разбитым сердцем… как когда-то я. Вместо нашей великой дружбы, которая закончилось в один миг на перроне Ленинградского вокзала, мы стали братьями по несчастью. А со своим горем каждый предпочитает оставаться один на один, и никто ему в этом не нужен.

За всё время мы виделись только один раз, когда я навещал родителей. Внешне были рады друг другу, но каждый понимал, что былого не склеить, а даже если и склеишь, всё уже будет не так. Наверное, потому мы и не искали поводов для общения. Тем более неожиданным стал сегодняшний звонок.

И всё-таки Владик – молодец! Он всегда нравился девчонкам. Поэтому я просто уверен, что его Ника – это что-то! Лишь бы они были счастливы! Пусть всё у них сложится, пусть их судьба будет не чета моей…

Блин! Опять я сказал это слово. Хоть и в уме! Послушай, Василиаускас, похоже, ты сходишь с ума! Сначала тебе снится бред, потом от этого же бреда тебя в дрожь кидает! Нет! Надо что-то менять в жизни! Может быть, завтра пригласить куда-нибудь Дину?

Закончив сеанс воспоминаний, я посмотрел на часы. Увиденное только добавило мне пессимизма – ровно через пять минут должен зазвонить будильник! Сумасшедший день, сумасшедшая ночь! Впереди Инесса Казимировна, попытка объясниться с директором и длинный зимний рабочий день!

Вторая глава,

из которой в общих чертах можно узнать о загородной жизни различных социальных слоёв населения, ненависти дачников к посторонним людям, важности рождения в семье со звучной фамилией, последствиях девичьей памяти, непрактичности белых вещей и поверхностном знании французского языка

Кажется, здесь. По крайней мере, очень похоже. Магазин и слева от входа почтовый ящик… Погоди. Вроде бы она говорила, что ящик должен быть справа, а за ним дорожка вдоль забора. И здесь дорожка, только ящик слева! Может быть, Светка чего напутала? Подумаешь, право-лево, сено-солома – всё относительно, вопрос, что брать за точку отсчёта…

Я потихоньку добавил газу и свернул на дорожку.

Ворота должны быть справа – с нарисованными петухами… А может быть, слева? Ведь если Задова изначально ошиблась с расположением почтового ящика, то и петушиные ворота вполне могут быть не там, где я ожидаю их увидеть.

Машина медленно забиралась вглубь узкого проезда частных домовладений, это все больше пугало меня. А если Светка говорила правильно, а я не туда повернул, как буду здесь разворачиваться?..

Лишь только подумал об этом, как в сумерках фары выхватили что-то большое и серое. Тормоза мягко остановили моего четырёхколёсного друга у забора.

Тупик не давал никаких надежд на разворот. От обиды хлопнул ладонями по рулю, понимая, что тот точно ни в чём не виноват. Я вышел и обошёл машину. В ожидании злосчастных петухов не обратил внимание на дренажные канавы, которые шли по обеим сторонам узкой дорожки. Вот же попал! В мае темнеет быстро, поэтому одно неловкое движение рулём, и мне придётся искать трактор!

После той безумной февральской ночи с её кошмарным сновидением я невольно неудачи стал списывать на судьбу, а точнее, на её сомнамбулическое воплощение в виде Судьбин А. Вот и сейчас первым, что пришло в голову, была пара грубых заковыристых фраз в адрес брюнетистого мачо, которые я закончил громогласно обращёнными к небу словами:

– Всё слышал?.. Вот и слав-нень-ко!

Не успев насладиться столь смелым поступком, бросающим вызов самой судьбе, интуитивно почувствовал, как что-то быстро приближается со стороны забора. Интересно… И в этот миг меня накрыло чувство озарения. Не просто проблеск мелькнул в моей голове. Сам великий Исаак Ньютон позавидовал бы фонтану искр, посыпавшемуся из моего левого глаза. Но в отличие от знаменитого англичанина, эти искры были обильно перемешаны с ошмётками чего-то протухшего и вонючего. Я инстинктивно схватился за подбитый глаз. А когда отвёл руку, посмотрел на прилепившуюся к ладони субстанцию. Будучи человеком, воспитанным в отечественной среде, я без труда идентифицировал НЛО как картофельный клубень, но изрядно сгнивший. Набрав в лёгкие не меньше литров пяти чистого загородного воздуха, я уже собрался было крикнуть что-то типа «Какого хрена!..», как услышал истошный вопль:

– Зинка! Я ссыкуна застукал!

– Вы чего, люди, обалдели?! – завопил я в темноту. – Совсем приличий лишились!

– Он ещё и права качает! – опять послышался тот же голос. – Целую неделю ссыт гад на наш забор!

– Держи его, Витя! Я сейчас собственными пальцами оторву его поганый краник! – истошно пропищало в ответ колоратурное сопрано.

Услышав приближающиеся ко мне голоса и абсолютно не желая, чтобы какая-то истеричная стерва со своим Витей покушались на то, что принадлежит мне по праву, я прыгнул в машину и, врубив заднюю передачу, вдавил педаль газа в пол. Словно уловив мои душевные вибрации, машина взвыла и, выбив из-под колёс щебень, рванула с места.

О! Без сомнения, это была высшая точка моей шофёрской практики. Думаю, что, глядя на меня, Жак Вильнёв нервно курил бы в сторонке, а Фернандо Алонсо без устали крутил бы ему сигареты одну за одной. Пролетев над всеми канавами, я оказался возле знакомого магазина.

Решив, что вряд ли ревнители чистоты серого забора отважатся на стайерский забег, остановился и быстро набрал номер Светки.

– Тима, ну ты где? – практически сразу ответила она.

– Возле магазина. Уточни ещё раз, с какой стороны почтовый ящик.

– Слева, – невозмутимо ответила Света.

– Слева от чего?

– От входа.

– А каким местом к нему стоять?

– Ну, не задницей же! – рассмеялась она.

– Вот не поверишь! Стою к магазину передницей, но ящик справа.

– Быть такого не может!

– И что делать? – сказал я и на всякий случай всё же прислушался, нет ли погони.

– А ты у магазина в какой деревне? – с каким-то подвохом спросила Задова.

– Что за вопрос! В той самой – в Калиновке!

– Балда! Какая Калиновка? Я же тебе написала – Малиновка!

– Ты в этом уверена?

– В чём? В том, что отправила тебе эсэмэску и написала в ней Малиновка или что ты балда? – заржала Светка.

Через пятнадцать минут я с облегчением уже смотрел на украшенные петухами ворота. Неизвестный мастер изобразил их с открытыми клювами и почему-то закрытыми глазами. Либо автору анималистического шедевра не очень удавались глаза, либо в голосящих слепцах был тайный смысл. Хотя нельзя было исключать, что это были физически ущербные петухи с дефицитом кожи.

Я нажал клаксон, и вскоре Валерка любезно распахнул ворота.

– Где тебя черти носят? – с наигранной строгостью произнёс хозяин.

– Вы бы ещё за Полярный круг забрались! – ответил я ему тем же. – Гостей много?

– С тобой получается двадцать один. Но человек семь уже не проявляют особой активности, и ещё несколько приближаются к данному состоянию. Так что готовься к вниманию оставшихся в сознании и периодическим вопросам ранее вырубившихся товарищей: «Ты кто?» – на этой оптимистичной ноте Валерка подхватил меня под руку и потащил на задний двор дома, откуда доносились звуки джаза и гомон голосов.

– А что за компания? – поинтересовался я.

– Сплошь наши соседи по посёлку, что определяет их социальное единообразие, – дети видных представителей передовой советской науки.

Конечно же, я знал, что Цукерман-младший пришёл в науку не с бухты-барахты. В моём студенчестве имя его отца уже несколько десятков лет почиталось в разряде классиков. Несмотря на то что мы дружили давно, я впервые был приглашён на дачу к Валерке и Светке и впервые должен был провести вечер среди тех, кого раньше называли золотой молодёжью. Хотя, собственно, почему раньше?

Паркуясь, я обратил внимание на стоявшие возле дома машины, которые с гордостью можно было назвать автомобилями с большой буквы «А». В их ряду моя старенькая «Хонда» стопроцентно выглядела на маленькую букву «х».

– Послушай, Валерка, ты же сказал, что гости – ваши соседи, тогда чьи это машины?

– Как чьи? Гостей… – начал было говорить Валерка, как тут же осёкся, разгадав иронию, и продолжил: – Тима! Не задавай глупых вопросов, на которые сам знаешь ответы. Если отбросить понты, то, в принципе, они неплохие ребята. Сейчас сам убедишься.

Мы подошли к сколоченным из корабельных досок подмосткам, на которых стоял большой стол, а вокруг на диванах не очень шумно гуляли гости.

– Господа, разрешите… – начал Валерка, убрав громкость музыки.

– Тимка! – от гостей отделилась Светка и, подойдя ко мне, заключила в объятия и расцеловала в обе щеки, словно мы виделись в последний раз не позавчера, а по меньшей мере несколько лет назад. – Балбесик ты мой!

– Друзья, разрешите представить вам моего друга… – продолжил прерванный Валерка, но, поймав на себе взгляд жены, тут же поправился: – Друга нашей семьи, молодого талантливого учёного, будущего лауреата государственных и Нобелевской премий…

– Короче, Тимофей! – не выдержал я долгого вступления.

– Пойдём, Тима, представлю тебя гостям! – Светка подхватила меня под руку и прошептала на ухо: – Познакомлю тебя с самой красивой девушкой Санкт-Петербурга.

– Что, и Собчак здесь?

– Да ну тебя, дурачок! – Светка дала мне ладошкой по лбу и повела к столу.

Первой нам попалась пара удивительно походивших друг на друга парня и девушки, так что у меня сразу закралась мысль об их родстве.

– Знакомься, Тима, это Жанна и её муж Леонид.

– Василиаускас Тимофей.

Молодой человек крепко пожал мою руку и сказал:

– Богачёв Леонид.

– А профессор Богачёв вам случайно…

– Алексей Алексеевич – мой отец и совершенно неслучайно, – ответил Леонид.

Видимо, это был тонкий английский юмор, потому как Жанна тут же расхохоталась и вознаградила Леонида поцелуем.

– Селиванов Антон! Также неслучайный сын архитектора Селиванова, – попытался сострить в том же ключе их сосед. – Слышали?

– Ну как же! – закатил я глаза к небу, словно именно архитектор Селиванов построил башню «Эмпайр» в Нью-Йорке или, на худой конец, Эйфелеву в Париже.

Тем не менее сын архитектора протянул руку, которую я учтиво пожал.

– А вы чей сын? Или сами в люди пробиваетесь? – переспросил Антон.

– Имя моих драгоценных тяти и маменьки ничего вам не скажет. Как вы точно подметили, приходится пробиваться самостоятельно, чему есть свежее подтверждение, – я показал на свой чуть припухший левый глаз, на котором, скорее всего, уже должен был проступить небольшой синяк.

– Дай посмотрю, Тимка, – обратила внимание на мою физиономию Светка. – Ого, да у тебя здесь бланшик! Признавайся, негодник, отстаивал честь женщины?

– Ах, милая Света! Всё не так романтично! Перепутав Малиновку с Калиновкой, я был заподозрен аборигенами в злостном отправлении нужды на их участке, за что и был премирован броском гнилого картофеля.

– Ой! – Светка скорчила физиономию. – Поделом. В следующий раз будешь внимательнее читать мои сообщения.

Сынок архитектора потерял ко мне всякий интерес и уже падал на диван, когда я подхватил его под руку и вернул в вертикальное положение.

– Отвечая на ваш вопрос, я коснулся только ближайших родственников. Но вам, Антон, хочу открыться, что я пра-пра-пра-правнук Александра Сергеевича.

– Какого Александра Сергеевича?

– Ну ты даёшь, Пушкина, разумеется!

Антон недоверчиво посмотрел на меня, смерил взглядом с головы до ног и со скепсисом произнёс:

– И в генеалогическом древе представлен?

– Ну как сказать, не совсем, – я придал серьёзности выражению своего лица и подморгнул ему подбитым глазом. – Во всём виноват мой прадед, собственноручно задушенный Владимиром Владимировичем.

Похоже, у представителя младшего поколения Селивановых понемногу просыпался ко мне интерес.

– Владимиром Владимировичем?!

– Увы, нашего президента тогда ещё на свете не было. Это был Маяковский.

– И что произошло?

– Маяковский застукал моего предка с Лилей Брик – и всё! – я провёл большим пальцем по горлу.

– А как же труп?

– Труп? – переспросил я. – Конечно, был труп. Приехала милиция, оформила. Прадеда – в морг, а Маяковскому – благодарность.

– Это как?

– Дело в том, что задушенный великим пролетарским поэтом Маяковским мой родственник граф Судьбин, – почему-то из всех подлинных дворянских фамилий в этот момент вспомнилась та самая из сновидения, – тот ещё шельмец, и с новыми властями был не в ладах. Поэтому каждый остался в плюсе: власть лишилась врага, а поэт – конкурента. Но так как при новой власти мой пра-пра-прадед Пушкин был объявлен «нашим всем», среди его потомков не было места подобным Судьбину, вот родовое древо и почистили.

Хозяйка рассмеялась и потащила меня дальше. Внезапно на крыльце дома я заметил кого-то, кто очень мне напоминал…

– Светка, а кто сейчас вошёл в дом?

– Когда?

– Да прямо сейчас!

– Никого не было.

– А высокий брюнет?

– Тима, может, у тебя после столкновения с картошкой лёгкое сотрясение? – улыбнулась Светка.

А если и действительно никого не было? Привидится всякое!

– Светик, а руки помыть…

– Зайдёшь в дом, сразу направо.

Я поцеловал её в щёку и отправился в дом, желая убедиться, что мои видения только видения, и ничего более. Пройдя небольшую прихожую, я оказался в просторной гостиной с высоким потолком и большой хрустальной люстрой, похожей на те, что в детстве видел в Кремлёвском дворце съездов. Воспользовавшись тем, что Светка не пошла со мной, я внимательно осмотрелся вокруг. Нельзя сказать, что в доме я был один. Прямо в гостиной на диване спал увалень – очевидно, один из тех, кто по рассказу Валерки сломался в первую очередь. Ещё двоих, мирно посапывающих, я обнаружил в спальне. Однако среди них никого похожего на замеченного призрака не было.

Может, и вправду картофель слегка сотряс мозги! Из философского состояния меня вывели доносившиеся сверху тихие звуки. Я поднялся по лестнице и оказался на веранде второго этажа. Посреди веранды стояли два плетёных кресла, а между ними круглый столик с натюрмортом в виде бутылки вина и бокала. Над одним из кресел виднелась шапка шикарных белоснежных кудрей. Обойдя кресло, я предстал перед их обладательницей. Это была красивая девушка, одетая в длинный серый свитер крупной вязки. Одна её ножка была закинута на другую, привлекая взгляд к изящной коленке.

– Добрый вечер! – поприветствовал я незнакомку. – Может быть, принести плед? Майские ночи обманчивы на тепло.

Девушка молчала и внимательно изучала меня взглядом. Так и не дождавшись ответа, я развёл руками и сказал:

– Похоже, я вторгся в ваше пространство. Считайте, что меня здесь не было.

Едва я собрался оставить прекрасную незнакомку одну с собственными мыслями, как она вдруг ожила и не менее прекрасным голосом скомандовала:

– Садись!

Присев, я присмотрелся к ней внимательнее. Она была из тех, о которых говорят «совершенство», а под луной её красота приобретала какие-то мистические черты.

– Я…

– Родственник Пушкина и прямая жертва влюблённости Маяковского. Здесь хорошая слышимость.

– А ваше имя?

– Начать с фамилии? – ответила она вопросом.

– Не стоит. Фамилий наслушался внизу, словно погулял по Волковскому кладбищу, куда ни кинь – сплошная история.

– Так ведь и ты сочинять горазд. Меня зовут Настя. Для тебя Анастасия.

– Обычно с именами как-то наоборот.

– А чего ты хочешь? Я в первый раз тебя вижу, а ты уже пялишься на мои коленки.

Разговор всё больше и больше занимал меня.

– Думаю, это не главное достоинство, но есть на что посмотреть, – принял я посланную подачу.

– А ты дерзкий! Мне такие нравятся! Сам пришёл или Светка послала?

– Наткнулся на тебя совершенно случайно, но, мне кажется, что Света хотела нас познакомить, сообщив, что среди гостей самая красивая девушка Питера.

– Банально, – ответила Анастасия. – Хорошо, пусть будет так. Выпьешь?

– Бокал один, а из горлышка не хочется – воспитание не позволяет.

– Пей из моего!

– За что? – спросил я, наливая вина.

– За сегодняшнюю ночь, которую я тебе подарю?

– Вот как, и чем же я так приглянулся?

– Уж поверь, не синяком под глазом. Скучно.

Темп развития наших отношений меня, бесспорно, радовал. Хотя в жизни я далёк от тех мужчин, воспринимающих женщин в качестве спортивного достижения, но Анастасия была из тех, о ком после, упустив шанс, несомненно, пожалеешь.

– Дай бокал!

Я подлил вина и передал ей сосуд. Она неспешно осушила его.

– Видишь тот дом? – она показала на видневшуюся крышу. – Сегодня ты ночуешь там.

– Превосходная идея.

– Отвратительная идея! – не согласилась она со мной.

– Тогда зачем?

– Я же уже сказала – скучно, а ты забавный. Встань и подай мне руку!

Я поднялся. Опершись на меня, она неуверенно поднялась и, шатнувшись, тут же оказалась в моих объятиях.

– Поцелуемся?

Я улыбнулся, оценив по пятибалльной шкале степень её бессознательного состояния на четыре с плюсом. Она прикрыла глаза и, вытянув мне навстречу свои прекрасные губки, тут же начала оседать. Не будь меня, она так бы и распласталась на полу. Подняв Анастасию на руки, я вышел из дома. Гостям было не до меня. Лишь только вездесущая Светка оттопырила большой палец, очевидно, радуясь моей победе.

Через несколько минут я уже толкал дверь дома Анастасии, которая ожидаемо оказалась запертой. К радости, она пришла в себя и, передав ключ, тут же отключилась. На первом этаже нашёл диван, на котором хозяйке должно было быть вполне комфортно.

– Ты кто? – спросила она, очнувшись и стараясь сесть ровно.

– Ваш садовник, госпожа. В оранжерее прополол, клумбы полил.

– А я тебя помню – ты родственник Пушкина.

– Феноменальная память!

– Спасибо, – она кивнула. – Я даже вспомнила, что обещала тебе эту ночь.

– Неужели!

– Не дурачься, иди ко мне.

Я посмотрел на неё и по-доброму улыбнулся.

– В другой раз.

– Другого раза не будет.

– Значит, не судьба! – констатировал я и протянул ключ. – Не забудь закрыть за мной дверь.

Оказавшись на улице, я вдохнул свежего воздуха и побрёл к Цукерманам.

– Ты опять всё провалил, Тима! – сказал кто-то сзади, когда я заходил в петушиные ворота.

Я остановился и не оборачиваясь спросил:

– Это ты, Судьбин А?!

– Нет, это мы – слепые петухи! – ответил тот же голос. – Конечно, я! Ты опять сам меня помянул: «Значит, не судьба»! А кто же ещё?! Я надоумил Сладкопоповых пригласить тебя в гости. Я затащил сюда Настеньку. Грешен, слегка не рассчитал с дозой алкоголя. Ну, извини. А ты что? Не судьба!

– А для чего ты мне об этом рассказываешь? – поинтересовался я, обернувшись и внимательно вглядываясь в самодовольную физиономию визави.

– Ещё есть возможность всё исправить. Я предусмотрительно оставил у Настеньки открытым окошко…

– Зачем?

– Пойми, Тима, у каждого должен быть шанс на исправление ошибки. Ты только представь. Сейчас возвращаешься, а утром наступает новая жизнь! Молодая красивая жена. Немного невоспитанная, но на то ты и мужчина – переделай её под себя. Наш дедушка – академик Селезнёв…

– Это который?..

– Да, Тимочка, тот самый! Через полгода ты начальник самостоятельного научного отделения. Ещё три года – и докторская в кармане, а дальше сплошное лучезарное будущее!

– А как же Настя? У неё же своя судьба?

– За это не переживай! С её судьбой я договорюсь! Мы, как и вы, иногда работаем по системе взаимозачётов. Сегодня она мне, а завтра я ей помогу.

– А любовь?

– А любовь, а любовь тогда уже цвела, всё цвела, не зная перемены! – пропел Судьбин А голосом Иосифа Кобзона.

Прослушав небольшой ночной концерт, я покачал головой и сказал:

– Ну что, пошли?

– Куда? – Судьбин А внимательно всматривался в меня, очевидно, не в силах прочитать мои мысли.

– Окошко закрывать у Насти. А то мало ли придурков в округе бродит! – я решительно направился обратно.

– Тим, погоди! Давай ещё раз взвесим…

– Отстань! Растлитель!

– За что такая неблагодарность! – судя по голосу, Судьбин плёлся вслед за мной. – Тима, послушай. Уже роса появилась. Полезешь закрывать окошко – грохнешься.

– Не каркай!

Обойдя дом, я обнаружил весточку от судьбы – то самое, единственное незакрытое окно.

– Просто залезь внутрь! – продолжал уговаривать Судьбин А.

Одной рукой я схватился за откос, пальцами другой зацепился за окно. Напрягся и потянул его что было сил. Пальцы соскользнули, и когда я попытался поймать тяжёлую раму во второй раз, её кинуло сквозняком и прищемило мне руку. От боли я упал и последнее, что запомнил, – как ударился спиной…