Книга: Моя жизнь в искусстве - Константин Станиславский

Тут следует сразу оговориться, что это не та книга, где он рассказывает о самой системе. Здесь, в полном соответствии с названием, Константин Сергеевич описывает свой путь в искусстве, те этапы его жизни и творчества, которые привели его к разработке этой системы, к необходимости создания каких-то новых принципов и приемов, которые позволяли бы актерам создавать роль и развивать в себе то, что он назвал «творческим самочувствием». Все эти приемы и принципы «выстраданы» им на собственном опыте, рождены в попытках понять и уловить, как именно приходит вдохновение и как сделать так, чтобы оно появлялось именно в тот момент, когда нужно, то есть когда актер находится на сцене. Он справедливо замечает, что в любом другом искусстве это не имеет такого значения, художник, писатель или скульптор могут творить в то время, когда им это лучше удается, могут временно отложить работу, могут что-то исправить. У актера же этой возможности нет (если мы не говорим о кино), результаты его творчества мимолетны, его образ создается именно тогда, когда смотрит зритель, и именно в этот момент он должен быть «на подъеме», должен быть максимально органичным и убедительным.

Станиславский учился актерскому – и режиссерскому – мастерству всю свою жизнь, при этом по большей части – на собственном опыте и ошибках, потому как учиться было особенно не у кого. Были, конечно, замечательные актеры, но они не могли бы объяснить, что и как сделать, чтобы научиться играть, как они, так что оставалось только наблюдать, пытаться понять, пробовать, ошибаться, думать, делать выводы и искать дальше. При этом по тексту видно, насколько он всегда был самокритичен, не удовлетворялся достигнутым и стремился усовершенствовать свои навыки. Даже будучи уже актером и режиссером с солидным стажем, он продолжал «открывать» для себя новые истины. Каждый новый спектакль он рассматривает не только с точки зрения успеха у зрителей, но также и с точки зрения того, что это дало ему или театру в целом, научился ли он чему-то новому, удалось ли исправить какие-то ошибки прошлого, шагнуть, так сказать, на новую ступень.

Константин Сергеевич рассказывает читателю, с какими проблемами он сталкивался, с какими заблуждениями боролся, как почти ощупью пробивался через череду ошибок, которые часто подстерегают неопытных (или, наоборот, уже давно играющих и сделавших это привычкой) актеров. В частности, он говорит о штампах или шаблонах игры, когда актеры привыкают играть не столько «живую» роль, сколько определенный типаж, для которого уже давно известны все нужные приемы и, казалось бы, что там еще придумывать, бери и играй. Но именно это, как считает Станиславский, одна из самых опасных ошибок, потому что такая бездумная, «типовая» игра убивает творчество.

Много внимания автор уделяет «самоощущению» актера во время игры, тому, что чувствует он и что при этом видит сторонний наблюдатель. Например, он приводит примеры, как изначально, пытаясь играть роли, для которых у него не было достаточного жизненного опыта, а также и знаний, чтобы понять своего героя и сжиться с ним, он старался найти какой-нибудь пример для подражания – копировать игру какого-нибудь другого артиста, но так как это не было подкреплено внутренним чувством, то выходила ерунда, тогда как актеру казалось, что он играет хорошо, и он чувствовал себя уверенно, имея базу, на которую мог опереться. С другой стороны, иногда именно внешняя обстановка или даже костюм и грим могли помочь актеру вжиться в роль, почувствовать себя в той обстановке, в которой оказался его герой, и лучше понять, что он мог в тот момент чувствовать и как действовать.

Увлечение театром у будущего Станиславского (настоящая его фамилия – Алексеев) началось с самого детства. Родители часто возили детей в цирк и театр, и дети постепенно загорелись идеей ставить спектакли самим. Эти попытки «домашнего театра» были, конечно, смешными, и Станиславский добродушно посмеивается над тем временем и теми «спектаклями», но при этом отмечает, что это был первый – и, безусловно, полезный – опыт обдумывания сценария, распределения ролей, создания декораций, реквизита и костюмов, размышлений о том, что нужно, чтобы сыграть роль хорошо. Автор описывает разные приемы, которые они придумывали и испытывали для своего увлечения, в частности, то, как они старались и в обычной жизни играть роль выбранного персонажа: говорить его голосом, использовать его жесты и пр., а также, что из этого в итоге получалось. Так же они много экспериментировали с тем, как именно нужно говорить: быстро или медленно, громко или тихо и т.д., собирали от своих зрителей «обратную связь». И постепенно это детское увлечение переросло в нечто большее, в итоге став для Константина делом всей жизни.

Повзрослев, он стал одним из основателей Общества искусства и литературы, целью которого было «…давать возможность проявлению и способствовать развитию сценических, музыкальных, литературных и художественных талантов». В составе общества был и драматический отдел, который ставил любительские спектакли. Изначально у общества были большие планы, но из-за нехватки средств далеко не все получалось реализовать. Станиславский, как один из пайщиков, вложил почти все средства, что на тот момент имел, но общество вечно испытывало финансовые проблемы, не имело постоянного помещения и всячески выкручивалось при придумывании декораций и реквизита, а также и собственно при устройстве «зрительного зала», который часто был слишком маленьким – фактически просто большая комната. Но, несмотря ни на что, работа в этой организации позволила Станиславскому со временем превратить драматический «кружок» любителей фактически в труппу профессиональных актеров, причем «воспитанных» на новых принципах. Эти актеры позже влились в состав нового театра.

Важнейшей вехой в жизни и творческой деятельности Станиславского была его встреча с Владимиром Немировичем-Данченко и их решение совместно организовать театр, который со временем получил название Московского Художественного академического театра.

Интересно то, что была фактически одна (но многочасовая!) встреча, в ходе которой они подробнейшим образом обсудили программу и принципы устройства нового театра, и затем неукоснительно их придерживались в течение многих лет.

Мы протестовали и против старой манеры игры… и против ложного пафоса, декламации, и против актёрского наигрыша, и против дурных условностей постановки…

Они хотели добиться органичной и «естественной» игры, достоверности в воссоздании исторического или бытового антуража (любопытно описывает Станиславский, как они «охотились» за предметами старины, которые могли бы стать реквизитом, за старинными тканями, которые можно взять за образец для изготовления костюмов, как боролись с их изготовителями, которые лучше заказчиков «знали», каким должен быть костюм, к примеру, Гамлета, ведь на такие классические роли было принято шить типовые костюмы, и портные полагали, что заказчики просто не в курсе, как надо правильно). Также их целью было сделать спектакль как бы единым «ансамблем», чтобы все в нем служило одной цели. К примеру, в старых театрах художники, работавшие над декорациями, часто рисовали то, что им представлялось правильным, и это могли быть прекрасные картины, но совсем без привязки к тому, как это будет выглядеть на сцене, что в итоге вносило в спектакль диссонанс. Станиславский же считал, что художник тоже должен «вникать» в пьесу, работать в связке с режиссером и понимать его задумки. И таких деталей и моментов, которые кажутся нам само собой разумеющимися, Станиславский и Немирович-Данченко внедряли в российском театре одними из первых.

Среди прочего, это должен был быть демократический театр, то есть доступный широким массам (они даже пытались выбить субсидию у Московской городской думы, чтобы была возможность сделать билеты дешевыми, но потерпели неудачу). А еще это был один из первых театров, где большое внимание уделялось именно актерам, их удобству и возможностям для нормальной работы. В театрах старого типа главным был зритель, именно для зрителя создавались роскошные помещения, фойе и буфеты, актеры же ютились в холодных и тесных уборных, не имея возможности не то что настроиться на спектакль, но даже нормально переодеться. Станиславский и Немирович-Данченко согласились в том, что так быть не должно, в такой обстановке вряд ли можно требовать от актера вершин мастерства. Поэтому в новом театре для артистов и рабочих сцены были предусмотрены удобные помещения и человеческие условия.

Но не все пришло сразу. В первые годы своего существования театр помещался в арендованном здании, где не хватало места под мастерские, хранение декораций и пр. Кроме того, он испытывал постоянные финансовые трудности, так как был частным и, не относясь к императорским театрам, полностью зависел от меценатов и сборов (а так как цены было условлено держать демократическими, то и сборы эти были не так уж велики).

«Ангелом-хранителем» МХАТа стал Савва Морозов, который взял на себя финансирование театра и строительство для него нового здания, спроектированного согласно современным требованиям и учитывающего все потребности режиссера и актеров.

Наибольший успех в первые годы принесли театру пьесы Чехова. Было очень любопытно читать о том, как режиссеру и артистам работалось с Антоном Павловичем. Он был человеком добрым, веселым и чрезвычайно приятным в общении, но при этом из него было трудно «вытянуть» какие-то детали о героях его произведений. Ему казалось, что все о них уже сказано в пьесе, и, как говорится, «ежу понятно», что вот этот персонаж – такой и вот такой человек. А «ясно» это было подчас из совсем маленькой и незаметной детали, которой сам Чехов придавал огромное значение. Но режиссеру, чтобы узнать об этом тоже, иногда приходилось приложить немало усилий и поломать голову. Станиславский пишет об этой его особенности с юмором, но вообще можно почувствовать, как сильно он восхищался Чеховым и каким ударом стала его смерть.

Рассказывает Станиславский и о работе с другими авторами, например, Максимом Горьким или Морисом Метерлинком, чью «Синюю птицу» они стремились поставить, но им уделено не так много места.

Станиславский никогда не успокаивался и не останавливался на достигнутом. Даже когда театр был на вершине популярности, сборы росли и, казалось бы, все хорошо, он все равно заглядывал в будущее. Например, он думал о том, как пополнять труппу театра «свежими силами», откуда брать молодых актеров, которые были уже достаточно профессиональны, чтобы играть, но при этом не были бы «испорчены» теми самыми заученными шаблонными приемами игры и пр. Он всегда хотел экспериментировать, пробовать что-то новое, но понимал, что это не всегда уместно в основной деятельности театра. Так родилась «экспериментальная студия», ставшая и творческой лабораторией, и кузницей молодых кадров. Именно здесь Станиславский «отрабатывал» на своих подопечных новые методы работы актера, ставшие основой его системы. Здесь же молодые режиссеры пробовали ставить свои первые спектакли. Позже этих студий стало несколько, и каждая уже, что называется, «пошла своим путем».

Рассказывает автор и о том, что происходило с театром в период Гражданской войны и после нее. Например, о том, как на целых три года труппа оказалась расколота, так как актеры, уехавшие на гастроли, оказались отрезанными от Москвы и не могли вернуться. Или о том, как воспринимали спектакли новые зрители из рабочих и крестьян, когда театр стал действительно общедоступным. И о том, как, ощутив, что старое уже продолжать невозможно и МХАТ уже сам становится «консервативным театром», обрастая собственными штампами, они продолжали искать дальше и дальше… Не все, прямо скажу, в этих поисках лично мне было интересно, но при этом я не могу не ощущать глубокое уважение к людям, которые настолько серьезно, ответственно и преданно относятся к своему делу и всегда стремятся сделать больше.

«Моя жизнь в искусстве» вышла раньше, чем книга о работе актера над собой, и Станиславский лишь вскользь упоминает здесь, что работает над книгой, где постарается оформить в систему весь свой накопленный за всю жизнь опыт, все свои «находки». Мы уже знаем, что он это сделал, и его Система стала известна по всему миру. А я с интересом проследила тот путь, который автора к ней привел.

Константин Сергеевич Алексеев в молодости. Фамилия Станиславский была взята им как творческий псевдоним

Осознание того, как важен не внешний лоск образа и простое заучивание роли, а внутренний стержень, то есть проживание жизни своего героя, пришло к Станиславскому намного позднее, опытным путём. А как он переживал, когда какая-нибудь роль у него не получалась! Его, молодого ещё артиста, часто постигали муки творчества, и он всем сердцем пытался постичь актёрское мастерство, мечтал отойти от театральных шаблонов, грубых форм, аляповатой сценографии и приевшихся образов. И знаете, у такого настойчивого, и всем сердцем отдающегося своему мастерству человека, всё это просто не могло не получиться.

В своей автобиографии "Моя жизнь в искусстве" Константин Сергеевич еще в предисловии отмечает, что "эта книга говорит о моих художественных исканиях" - то есть о том, что его вдохновляло, послужило становлению его характера, художественного вкуса и привело в итоге к созданию вместе с Владимиром Немировичем - Данченко Московского Художественного театра. Книга "Моя жизнь в искусстве", несомненно, будет полезна всем, кто любит драматургию, обожает пьесы, спектакли, а также тем читателям, кто каким-то образом связан с театральной жизнью - например, работает в театре, участвует в любительских постановках и т.д. В этом сочинении талантливый режиссёр много говорит о театре - о людях, которые его окружали, о своём деле, о драматургах, и постановках пьес - о том как проходили его первые спектакли, о том, как он пытался найти что-то новое в искусстве, и находил; и как в каждом своем театральном сочинении он придумывал новый подход - например, интересно обыгрывал фантастические пьесы, использовал различные эффекты, необычные декорации. Кстати, Станиславский уже в то время считал, что в создании спектакля большую роль отводится художнику, который должен не просто рисовать декорации, а вместе с режиссёром анализировать пьесу, присутствовать на репетициях, участвовать в обсуждениях, чтобы проникнуться духом материала. Кроме того, Константин Сергеевич отводил в спектаклях большое значение и музыке - для театральных творений приглашались композиторы. Удивительно, то что сегодня кажется очевидным, и воспринимается само собой разумеющимся, - тогда ещё только начинало развиваться, и развилось во многом благодаря Станиславскому, а также Владимиру Ивановичу Немировичу - Данченко, драматургу Антону Павловичу Чехову, и другим, о ком автор отзывается в своей книге с уважением, восторгом, добрыми чувствами.

И становится понятно, что театр - это призвание Константина Сергеевича - с какой любовью говорит он о нём, и на протяжении всей своей жизни не перестает совершенствоваться. Да что там говорить, - уже с самого детства, Костя Алексеев со своими товарищами, сестрами и братьями, ставил домашние спектакли. Удивительный человек. Удивительный в своём трудолюбии, в беззаветной преданности искусству. Кстати, автобиография "Моя жизнь в искусстве" состоит из 569 страниц, и из основных глав: артистическое детство, артистическое отрочество, артистическая юность и артистическая зрелость, и постепенно, от детства к зрелым годам, автор описывает свою жизнь в свете впечатлений от искусства.

Станиславский во время своей артистической зрелости

Конечно же, автобиография этого гениального человека мне понравилась! - и если вы, так же как и я, любите пьесы, театр, то и вам, думаю, будет небезынтересно узнать о творчестве Станиславского, и о развитии театра. Поставила книге твердую

Станиславскому и МХТ удалось поработать со многими известными драматургами лично, и в книгу вошли некоторые интересные и забавные эпизоды, связанные с Максимом Горьким или Метерлинком, лично выбравшим МХТ для первой постановки "Синей птицы", и позволяющие узнать больше о них как о людях. Но особенное место как в истории МХТ, так и в книге отведено А.П. Чехову. Чехов был главным драматургом этого театра, именно здесь его пьесы нашли достойное воплощение, и характер Чехова, анализ его произведений и описание работы над постановками по праву занимают в книге больше места, чем любой другой автор.

Язык Станиславского показался богатым, увлекательным и совсем не сложным, а его характер и отношение к жизни и, конечно, к искусству, полные силы воли, желания постоянно искать что-то новое, работать над собой и бесконечно самосовершенствоваться, вдохновят любого любителя искусства.

Дальше...

Артист, педагог, режиссер - основатель сейчас уже школы-студии МХАТ. Он разработал систему, которую изучают все актеры в России и за ее пределами. Огромный труд, который занял целых 10 лет. Если коротко говорить о Ситсеме, то в ее основе лежит разделение актерской игры на три основных ступени:

Ремесло по Станиславскому основано на использовании готовых штампов, по которым зритель может однозначно понять, какие эмоции имеет в виду актёр. Искусство представления основано на том, что в процессе длительных репетиций актёр испытывает подлинные переживания, которые автоматически создают форму проявления этих переживаний, но на самом спектакле актёр эти чувства не испытывает, а только воспроизводит форму, готовый внешний рисунок роли. Искусство переживания — актёр в процессе игры испытывает подлинные переживания, и это рождает жизнь образа на сцене.

Думаю, больше раскрывать не стоит, потому что это будет очень долго. Скажу только, что по каждому из этих пунктов есть отдельная книга Искусство представления , Работа актера над собой в творческом процессе воплощения и третья часть Работа актера над собой в творческом процессе переживания .

Моя жизнь в искусстве - ведь он действительно этим жил. Станиславский отдавал работе самого себя, научил различать моменты, когда актер живет своей ролью от фальшивой маски. Ведь сейчас, как не прискорбно это осознавать, много актеров, игра которых совершенно не вызывает эмоций. Им не веришь. Я как раз столкнулась с этим сегодня, смотря сериал по книге Виктории Хислоп Остров , только здесь было с точностью наоборот. Я настолько прониклась актерской игрой, что просто забыла о том, что это постановка. Я искренне сопереживала героям, вплоть до того, что просто плакала. Вот такой должна быть игра актера, чтобы запасть в душу зрителя, чтобы не мог оторваться от просмотра, чтобы сопереживал. И знаете, я уверена, что сам Станиславский сказал бы им "Верю!"

Я не знаю, как оценивать эту книгу, да и можно ли оценивать человеческую жизнь? Но одно я знаю точно -мне понравилось то, как это было написано. Это было интересно и увлекательно, даже не смотря на то, что автобиографии я особо не люблю.

Итак, о книге. Замечательное повествование, прекрасный слог. Читается очень легко, вызывает интерес к тому, что же еще произойдет в дальнейшем в жизни автора.

Детство - прекрасная пора, когда даже негативные моменты стираются в памяти, уступая место ярким событиям. А у Константина Станиславского детство было насыщенным: было и неприятное, было и радостное. Неиссякаемые воспоминания о посещениях цирка, театра, балета и оперы того времени. Ярчайшие впечатления от выступлений певцов и артистов, которых автор запомнил по именам.

Но были и еще исключения в смысле стихийности голосового материала. Это знаменитый тенор Таманьо. Вот какова его сила. До его первого выступления в Москве он не был достаточно рекламирован. Ждали хорошего певца - не больше. Таманьо вышел в костюме Отелло, со своей огромной фигурой могучего сложения, и сразу оглушил всесокрушающей нотой. Толпа инстинктивно, как один человек, откинулась назад, словно защищаясь от контузии. Вторая нота - еще сильнее, третья, четвертая - еще и еще, - и когда, точно огонь из кратера, вылетела последняя нота, публика на несколько минут потеряла сознание. Мы все вскочили. Знакомые искали друг друга, незнакомые обращались к незнакомым с одним и тем же вопросом: "Вы слышали? Что это такое?" Оркестр остановился, на сцене смущение. Но вдруг, опомнившись, толпа ринулась к сцене и заревела от восторга, требуя "биса".

Отрочество и юность преподнесло Станиславскому свои положительные и отрицательные моменты. После домашнего обучения учеба в гимназии стала для Константина настоящим мучением, экзамены также не стали исключением, но были и забавные ситуации:

Больше всего боялись письменных экзаменов греческого и латинского языка...Чуть не перед каждой партой стоял учитель или надзиратель, чтобы не допускать списывания...В результате все без исключения ученики списали свои работы у одного из товарищей. У всех были одни и те же ошибки. Весь синклит ломал себе голову, чтобы разгадать этот фокус... В чем же секрет? Ученики, которые все, кроме одного, не знали предмета, вместо того, чтобы изучать его перед экзаменом, закрыли книги и обратили всё своё внимание на азбуку глухонемых. По целым вечерам они занимались только этим. Первый ученик, писавший эзаменационную работу на высший балл, продиктовал её нам, на виду у всех, пальцами рук...

Зрелый возраст с его многочисленными репетициями, провалами и успехами. Поиск своего истинного призвания. Вот, что Станиславский пишет об этом: "Все, конечно, знают наше актерское свойство: некрасивый хочет быть на сцене красавцем, низкий - высоким, неуклюжий - ловким. Тот, кто лишен трагических или лирических, мечтает о Гамлете или о ролях любовника; простак хочет быть Дон Жуаном, а комик - королем Лиром. Спросите любителя, какую роль он хотел бы всего более играть. Вы удивитесь его выбору. Люди всегда стремятся к тому, что им не дано, и актеры ищут на сцене того, чего они лишены в жизни. Но это опасный путь и заблуждение".

Когда я прочитала эти слова, то невольно вспомнилась роль Гамлета в великолепном, бесподобном, уникальном исполнении В.С. Высоцкого в ноябре 1971 года. Жаль, что Станиславский не дожил до этого и не видел игры Владимира Семеновича.

Деятельность Константина Станиславского в 20—30-е годы определялась, прежде всего, его желанием отстоять традиционные художественные ценности русского искусства сцены.

Книга "Моя жизнь в искусстве" дарит много положительных эмоций и какое-то необъяснимое душевное тепло. Ненавязчивость повествования - одна из ее сильных сторон. Слабых - не обнаружилось. Очень рекомендую к прочтению.

Прежде всего научиться любить искусство в себе, а не себя в искусстве.

Станиславский прошел непростой путь. Сейчас в это сложно поверить, но легендарный основатель МХАТа начинал свою актерскую карьеру, как простой копировальщик. И ему потребовалось немало времени, стараний и страданий, чтобы избавиться от своего навязчивого альтер-эго, "оперного баритона в испанских сапогах". В книге уделяется немало внимания понятиям актерского чувствования и творческого самочувствия. Первое - это жуткий набор штампов, клише и фальши - словом, всего того, что именуется театральщиной, бутафорщиной... Станиславский, будучи живым свидетелем того, как старое умирает, а новое еще и не думает зарождаться, был принужден блуждать в потемках, пытаясь найти источник света. И он его нашел. В самом себе. Да, этим живительным источником стал он сам. Вся суть Системы, если кратко, выглядит так: талант + интуиция+ техника. Современный театрал и киноман, не знающий тонкостей закулисной работы, конечно, только поморщится скептически. Мол, знаем, мол, плавали: актер должен не играть, а жить, и т.д и т.п. Но тот, кто имеет к театру или кинематографу хоть какое-то отношение, в курсе того, какой это титанический труд - играть на сцене. Вот возьмем, к примеру, Олега Даля. Или Смоктуновского. Каждый, кому повезло увидеть их на сцене, восхищались не только мастерством, но и тем, что верили. Ведь каждый из этих артистов всякий раз переживал на сцене не надуманные, а настоящие чувства (к слову, Смоктуновский, играя своего Мышкина, каждый раз (!) краснел в ключевом диалоге с Аглаей). А все почему? Да потому что в этом случае актер не влезал в шкуру своего героя, а просто был им. А как это - быть на сцене Гамлетом, Дон Жуаном, Моцартом, Скупым Рыцарем... и т.д.? Вот это-то и называется по Станиславскому творческим самочувствием. Актер сначала должен поверить себе в образе. Затем призвать на помощь интуицию и талант. Ну а далее - уже дело техники. Актерской, разумеется. Главной интригой книги для меня была история взаимоотношений Станиславского с Немировичем-Данченко. Из многочисленных баек и анекдотов нам известно, что они не ладили, и, мягко говоря, недолюбливали друг друга. Однако, сам Станиславский все эти домыслы опроверг. О своем коллеге и друге он отзывается с исключительным теплом и уважением. Вместе они создали немало шедевров, и, имея незначительные разногласия, были, в общем-то, единым целым. Откуда взялись эти байки, догадаться, в общем, несложно. Но обращать на них внимание едва ли стоит. Константин Сергеевич был свидетелем событий, которые перевернули ход мировой истории. Он видел, как зарождается главный конкурент театра, кинематораф. Он был знаком с Чеховым, Толстым, Чайковским и Метерлинком. На его глазах родились и выросли как актеры такие легенды, как Москвин, Качалов и Вахтангов. И воистину дико звучат слова некоторых либеральных, "левых" режиссеров и артистов о том, что, мол, "Система" отжила свое, что сейчас нужно что-то другое. Ломать не строить... Кстати, "нового" хотелось уже во время Станиславского. Он сам, наблюдая за так называемыми "свежими веяниями", задается горьким вопросом:

Почему, несмотря на успех внешних исканий в новом театре, он кажется таким заношенным и старым? Почему в нем так скучно? Не потому ли, что современное новое искусство – не вечно, а только модно?

И тут же отвечает:

Но беда современного искусства в том, что, в то время как внешние постановочные и актерские возможности достигли своего высшего развития, до конца исчерпаны, – внутренние творческие возможности совершенно забыты. Мало того, они легкомысленно отвергаются новаторами, которые не считаются с тем, что человеческую природу переделать нельзя и что тело без души жить не может.

Ничто не ново под луной. И сегодня театр (да и кинематограф тоже) переживает не лучшие времена. Иначе всяких тангейзеров и эротических танцев в школах просто не было бы.

И все же... Не все театральные режиссеры стремятся сейчас к новаторству. И далеко не все зрители стремятся удовлетворить в театре свои примитивные желания. И хочется верить, что с течением времени будет меньше "актеров", считающих свое ремесло легчайшим путем к деньгам и славе, а больше подлинных патриотов Искусства. Ведь

создание искусства, родившееся на сцене, живет лишь одно мгновение, и, как бы оно ни было прекрасно, нельзя приказать ему остановиться.

P.S. Была удивлена и оценкой, и рецензией некоей Кристины Станиславской. Через слово у нее "скучно", "неинтересно"... Читать книги (тем более, такие книги), Кристина - это не развлечение, а труд. Порой тяжкий. Зачем было насиловать себя и браться за априори неподъемное?