Текст книги "Летели качели"

Пятая

Миша и Лиза на кладбище. Лиза сидит на скамеечке возле могилы и курит, Миша рассматривает надгробный камень.

Лиза. Ну и? Ты к нему пошел?

Миша. Да. Но не дошел.

Лиза. Испугался?

Миша. Ага. Я даже дом его отыскал, но не решился в дверь звонить.

Короткая пауза, во время которой Лиза смотрит на Мишу. Миша продолжает разглядывать надгробный камень.

Лиза. Мишка, а почему ты вообще такой ссыкун?

Миша (чуть помедлив). Не знаю. Может, гены. Они же… (указывает подбородком на надгробный камень) тоже испугались чего-то. Сдали меня в дом малютки. Хотя и не урод… и с умственным развитием вроде бы все… нормально.

Лиза. Ну, причин может быть много… (Кивает в сторону надгробного камня.) Это мать твоя?

Миша. Да нет. Просто кто-то.

Лиза. Я думала – мать.

Миша. Где мать лежит, я узнаю, когда к Лэму схожу. Если схожу. А я схожу.

Лиза. А прикинь, это на самом деле твоя мать. Вот смешно будет!

Миша. Ага. Очень.

Лиза. Как ее зовут хоть?

Миша. Маму?

Лиза. Не. Эту вот, которая здесь лежит.

Миша. Сейчас. Тут не очень разборчиво. Вязь дурацкая, не могли нормально написать – памятник все же… (Всматривается.) Смертина Ираида. Тьфу!

Лиза. Что такое?

Миша. Засада какая-то с этими именами. То Мефистофель, то Лэм, то теперь – Ираида вот. Смертина… Смертина, блин!

Лиза. А Мефистофель – это кто?

Миша. Это я.

Лиза. Да ну!

Миша. Ага. Мефистофель Лэмович.

Длинная пауза, во время которой Лиза смеется, а Миша смотрит на нее и молчит.

Лиза (отсмеявшись). Вот это прикол.

Миша. Какие-то сплошные чудовища вокруг. И сам – чудовище.

Лиза. Ну я-то разве чудовище? Лиза Иванова. Ничего чудовищного.

Миша. А отчество?

Лиза. Юрьевна.

Миша (помедлив). Ну да… нуда. От тебя вроде как можно не ожидать подставы.

Лиза. Конечно. Я же не Гриша.

Миша. Гриша – ладно… Вот Армен Борисович…

Лиза. А ты замечал когда-нибудь, что нашего Армена в точности как Джигарханяна зовут?

Миша. А что, он тоже – Армен Борисович?

Лиза. Ага.

Миша. Вот гад.

Лиза. Джигарханян?

Миша. Нет. Наш… то есть теперь уже – ваш… Армен. Понятно теперь все.

Лиза. Ладно тебе, Миш. Не расстраивайся так. Мало, что ли, рабочих мест?

Миша садится на скамеечку рядом с Лизой и молчит.

Гришка – дурак, а ты просто под горячую руку Армену подвернулся.

Миша. А ты почему меня не защитила?

Лиза. Ха. Скажешь тоже. Мне самой работа нужна.

Миша. Даты альтруистка!..

Миша и Лиза некоторое время молчат.

Лиза (толкая Мишу плечом в плечо). Миш. Ну Миш!.. Или как тебя теперь называть? Мефя? Тофя?

Миша. Сама ты – Тофя с Мефей…

Лиза. Да! Точно! Буду тебя Тофиком звать. Тофик! А, Тофик?

Миша. Я – Миша. И в паспорте так. А Мефистофель… был давно и потому не считается.

Лиза. Давай ты не будешь расстраиваться, ладно?

Миша. Я бы и не расстраивался, если бы ты меня раньше поддержала.

Лиза. Ну, работа… это работа. Там нельзя человеком быть. Съедят.

Миша. Там нельзя, а здесь, значит, можно. На кладбище.

Лиза. Хорошее место же. Спокойное. Никто тебе на мозг не капает. Если б ты меня в кафе какое позвал, то я бы еще подумала. Там живых много – шумных, глупых. Бр-р-р! А среди мертвых всегда хорошо и уютно.

Миша. Почему это?

Лиза. Потому что они максимально предсказуемые. Никаких подлянок – только мир и покой.

Миша (напевает). «Ты – некрофил, Лиза. А это значит… что не страшны тебе ни горе, ни беда…»

Лиза. Этче за песня? Сам сочинил?

Миша. Почти.

Лиза. Ниче такая. Забавная.

Миша. Ага.

Длинная пауза, во время которой Миша мычит себе под нос мотивчик только что спетой песенки, а Лиза улыбается и чертит на земле носком ботинка дуги и прямые линии.

Лиза. Ну ты догадаешься уже – или нет?

Миша. О чем?

Лиза. Ну блин, Миш. Ну ты же на кладбище. Рядом с тобой – красивая девушка. Ну, романтика же?

Миша. Ага. Типа того. И что?

Лиза. Да обними ты меня уже, наконец!

Миша. Серьезно?

Лиза. Ну а чего я тогда сюда приперлась? Просто так сидеть?

Миша. Ну… ладно.

Миша неловко обнимает Лизу одной рукой. Лиза, улыбаясь, кладет ему голову на плечо.

Лиза. Миш.

Миша. М?

Лиза. А вот скажи… У тебя на кладбище когда-нибудь… был?

Миша. Кто?

Лиза. Ну… ты не понимаешь?

Миша. Нет.

Лиза (высвобождаясь из объятий и отодвигаясь от Миши). Ай, да ну тебя…

Миша. Да кто? Нормально скажи, пожалуйста. Без намеков.

Лиза. Кто-кто… Секс.

Миша. Секс?

Лиза. Секс.

Миша. На кладбище?

Лиза. Ну да. А чего такого.

Миша. Ну… это как бы кладбище. Тут мертвецы. Рядышком совсем.

Лиза. Как будто бы им есть до этого дело.

Миша. Так, может, лучше сразу в морге?

Лиза (резко поворачиваясь к Мише). А что, ты можешь это устроить?

Миша. Тьфу, блин…

Пауза, во время которой Миша встает и подходит к надгробию.

Лиза. Ну а чего ты тогда звал меня?

Короткая пауза. Миша молчит.

Странный ты.

Миша. Кто бы говорил.

Лиза. Я – нормальная.

Миша. Ну да… ну да…

Лиза. Так что? Просто так звал? Потрепаться?

Миша. Нет.

Лиза. А что тогда?

Миша (помедлив). Тут такое дело… Лизон, можно я у тебя поживу недельку… или две. Пока не пристроюсь где-нибудь. Может, Лэм… Леонардович… возьмет к себе. Я ж ему сын все-таки.

Лиза. Недельку?

Миша. Ну… или две.

Пауза.

Лиза. Три дня, Миша.

Миша. Всего три?

Лиза. Три дня. Не больше.

Миша. Ну… хорошо. А можно спросить – почему?

Лиза. Почему не больше?

Миша кивает.

Потому что больше никто не выдерживает.

Лиза вынимает из внутреннего кармана желтоватую флейту, сделанную, похоже, из бедренной кости человека, подносит к губам, дует. Раздается гнусавый глухой звук. Лиза набирает в легкие побольше воздуха и с силой дует. Звук тот же, только гораздо громче. Миша некоторое время смотрит на Лизу, потом начинает танцевать.

Шестая

Миша и Армен Борисович сидят на большом диване в одной из больших комнат большой квартиры Армена Борисовича. Миша одет как обычно, Армен Борисович облачен в пушистый белый халат и пушистые белые тапки, на голове у Армена Борисовича– пушистое белое полотенце, закрученное в причудливый тюрбан. Перед диваном – стеклянный журнальный столик, на котором ничего нет.

Армен Борисович. Миша, ты сидишь на этом диване сейчас только потому, что Лизон очень за тебя просила. Ты понимаешь?

Миша. Да, Армен Борисович.

Армен Борисович. Но взять тебя обратно я не могу.

Короткая пауза, во время которой Миша смотрит в журнальный столик, а Армен Борисович смотрит на Мишу.

Выпьешь чего-нибудь? Есть скотч. Есть красное сухое. Миша. Только не водку!

Армен Борисович. Водки нет. Я не пью водку.

Миша. Это радует.

Армен Борисович. Так что ты будешь?

Миша. Скотч?

Армен Борисович. Это шотландский виски. В данном случае – односолодовый.

Миша. Это хорошо?

Армен Борисович. Ну… как тебе сказать.

Миша. Ладно, не важно. Скотч.

Армен Борисович. Окей. Тогда я сейчас.

Армен Борисович выходит из комнаты. Миша осматривается. Армен Борисович возвращается через пол минуты, неся в руках два стакана для виски и бутылку с золотистой жидкостью. Ставит бутылку и стаканы на столик. Разливает жидкость по стаканам. Берет один стакан и протягивает его Мише.

Армен Борисович (приподнимая стакан). Ну что? За здоровье родителей?

Миша (чуть помедлив). Ну… да.

Пьют. Армен Борисович – залпом, Миша – сначала пробует, после отпивает треть.

Армен Борисович. Ну как?

Миша. Вкусно.

Армен Борисович. Ну и слава богу.

Армен Борисович ставит свой стакан на столик и садится на диван. Миша ставит свой стакан рядом со стаканом Армена Борисовича. Некоторое время молчат.

Ты прости, что я в таком виде. Не успел к твоему приходу привести себя в порядок.

Миша. Это вы извините, что я заранее. Перестраховался.

Армен Борисович. Не самое плохое качество. Ненавижу опаздывающих. И сам ненавижу опаздывать. Но случается всякое. Ты же понимаешь.

Миша. Конечно.

Короткая пауза, во время которой Армен Борисович внимательно смотрит на Мишу.

Армен Борисович. Тебе похудеть бы. И подкачаться. И одеваться начать чуточку по-другому.

Миша. А вы, Армен Борисович, совсем другой, когда не на работе.

Армен Борисович. Ну, дома мне ведь не нужно быть начальником, правда?

Миша. Правда.

Армен Борисович. Но непривычно. Я понимаю.

Пауза, во время которой Армен Борисович смотрит на Мишу еще внимательнее.

Давай ты мне расскажешь о том, что с тобой приключилось, а я подумаю, чем тебе можно помочь. Хорошо?

Миша. Да.

Армен Борисович. Я слушаю внимательно.

Миша медлит. Берет стакан в руку, нюхает содержимое, чуточку отпивает, ставит стакан на место. Армен Борисович молчит.

Миша. Сначала я узнал, что мой сын – не мой сын, а какого-то чужого мужика. Потом жена сказала, что ей – сорок, хотя уверяла раньше, что тридцать, и выставила меня из квартиры. Которая, кстати, оказалась съемной, а тесть и теща – подставными. Десять лет я жил в квартире, которую искренне считал нашей! Теперь я понимаю, почему она – я про жену – не хотела, чтобы я к ней прописывался. Десять лет я ездил с одним актером на рыбалку, а вторая кормила меня невкусными котлетами. Десять лет я просил Олю, которая и не Оля вовсе: «Давай распишемся, наконец, чтобы все по-людски», а она ни в какую…

Армен Борисович. Ничего себе. Она у тебя шпионка, что ли?

Миша. Я не знаю! Она же не призналась. Просто выставила меня.

Армен Борисович. Так себе ситуация.

Миша. Так это же еще не все!

Армен Борисович. Тогда продолжай.

Миша. Мало того, что родители мои продают квартиру и уезжают навсегда в Испанию…

Армен Борисович. Это, конечно, не очень приятно, но ты же взрослый мужчина, Миша. Можешь уже и сам как-то…

Миша. Да не в этом дело! Мои родители – это не мои родители. Это чужие мне люди. Я – приемный!..

Армен Борисович. Вот те раз.

Миша. Настоящий отец еще жив.

Армен Борисович. Ну вот! Хорошо же! Наверняка он не откажется тебе помочь. Я уверен. Ты же уже познакомился с ним?

Миша. Нет еще. Боюсь… немного.

Армен Борисович. Не надо бояться, Миша. Не надо. Давай я тебе еще налью.

Армен Борисович, не дожидаясь согласия со стороны Миши, наливает тому полный стакан. Миша благодарит кивком.

Миша. А вдруг это ему помогать надо? У него такое странное имя.

Армен Борисович. Армен, что ли?

Миша. Нет.

Армен Борисович. Я шучу, расслабься.

Миша. Хорошо.

Армен Борисович. И выпей.

Миша. Ладно.

Миша залпом выпивает, со стуком ставит стакан на столик. Армен Борисович внимательно смотрит на Мишу.

Его зовут Лэм.

Армен Борисович. Как? Лэм?

Миша. Лэм. Леонардович.

Армен Борисович. Дичь какая! Впервые слышу такое.

Миша. Но это еще не самое страшное.

Армен Борисович. Да куда уж!

Миша. Меня на самом деле зовут не Миша…

Армен Борисович. А-а?..

Миша. А Мефистофель. Мефистофель Лэмович.

Армен Борисович смотрит на Мишу. После наливает себе полный стакан скотча и сразу же выпивает весь.

Армен Борисович. Ты мне сейчас просто взорвал мозг, Миша. Просто взорвал мозг.

Миша. Ну и, ко всему прочему перечисленному, вы меня уволили, Армен Борисович.

Короткая пауза.

Армен Борисович. Знаешь, Миша. Все не так просто, как ты думаешь.

Миша. Я натурально попал в какую-то западню, Армен Борисович. Как будто меня кто-то проклял. Или заколдовал. Я не знаю, что мне делать.

Армен Борисович. Все не так однозначно, Мишенька. Постарайся и меня понять тоже.

Миша. У меня нет семьи. Нет дома. Нет работы. Друзей у меня и так никогда не было.

Армен Борисович. Утебяже есть отец! Лэм Леонардович!

Миша. Леонардович.

Армен Борисович. Прости, конечно же, Леонардович. Он точно поможет. Я уверен! Вот увидишь!

Миша. Не факт, что ему самому не нужна помощь. Вдруг он – старый слепой инвалид?

Армен Борисович. Ну почему же сразу старый и слепой?

Миша. Армен Борисович… возьмите меня назад. Ну пожалуйста… на любую должность. Пусть на самую дебильную.

Армен Борисович. Понимаешь ли, Миша… Если бы все было так легко и просто.

Миша. Но вы же начальник!..

Армен Борисович (гладя Мишу по коленке). Мишенька, дорогой. Послушай меня. Я бы с радостью, но…

Где-то в глубине квартиры громко хлопает дверь. Армен Борисович выпрямляется. Миша смотрит на него. За одной из дверей раздается голос Гриши.

Гриша. Армен, ты уже закончил?

Армен Борисович. Три минуты!

Миша. Голос знакомый какой-то.

Армен Борисович. Да это так… Не обращай внимания.

Гриша. Армен, мне надоело ждать. Я иду.

Армен Борисович. Я же сказал, что три минуты еще! Миша. Это Гриня, что ли?

Армен Борисович. Нет, конечно. С какой стати ему тут быть?

Гриша. Все, я иду! Мне скучно сидеть одному.

Армен Борисович вскакиваете дивана и идет к двери, которая сразу за диваном. Миша медленно встает. Дверь почти открывается, но Армен Борисович успевает навалиться на нее всем телом.

Сука! Ты мне ногу прижал! Пусти, больно же!

Армен Борисович. Яжетебе сказал: три минуты подожди! Так сложно, что ли?

Гриша. Пусти ногу! Что ты давишь?!

Миша. Гриня?

Короткая пауза, во время которой становится тихо. Потом Армен Борисович отпускает дверь и отходит в сторону. В комнату, хромая, входит Гриша. Смотрит на Мишу. Гриша одет точно так же, как и Армен Борисович, включая сложный тюрбан на голове.

Гриша. А этот жирный гном что тут забыл? Почему ты ему наливаешь? Ты же его уволил, разве нет?

Армен Борисович. Гриня, уйди. По-хорошему тебя прошу.

Гриша. А я тебя полгода просил его убрать, чтобы не видеть больше никогда эту рожу унылую, а теперь он к нам домой приперся? Что это, Армен?

Армен Борисович. Ко мне домой, Гриня.

Гриша. К нам, Армен! К нам!

Армен Борисович. Гриня, прекрати. Христом Богом тебя молю. Заканчивай.

Гриша. Приказывать в офисе будешь. А тут я – главный.

Армен Борисович. Я же не приказываю, Гриша. Я прошу. Ласково.

Гриша. Так ласково, что чуть без ноги меня не оставил.

Армен Борисович. Прости меня. Пожалуйста.

Миша. Армен Борисович… вы что, с… ним?

Гриша. А что, с Лизой, что ли?

Короткая пауза.

Миша. А чем Лиза так плоха?

Гриша (Армену Борисовичу). Что здесь делает этот хомяк?

Армен Борисович. Гриня, уйди на пару минут. У Миши все не просто сейчас, сложный период… Ему надо помочь, понимаешь?

Гриша. Ты что, обратно его хочешь взять? Я тебя полгода просил, а ты его – обратно?

Армен Борисович. Никто никуда его не берет – не выдумывай.

Миша. Это мне что теперь, в бомжи идти, получается?

Армен Борисович. Погоди, Миша.

Длинная пауза, во время которой Гриша смотрит на Армена Борисовича и тяжело дышит.

Гриша. А я тебя предупреждал, Армен. Я тебя предупреждал. (Быстрым шагом выходит из комнаты.)

Армен Борисович. Гриша! Не дури!

Армен Борисович бросается за Гришей, но тот уже возвращается – с большим ножом в руке.

Гриша. Я предупреждал. А ты опять за свое?

Армен Борисович. Гришенька, не дури! Умоляю!

Гриша. Я предупреждал. Не раз и не два. Только я, Армен! Только я! Или никто!

Армен Борисович. Гриша!

Гриша режет ножом свою левую руку. Армен Борисович бросается к нему, но Гриша замахивается на него ножом – и Армен Борисович отскакивает назад.

Гриша. Не подходи! Я пленных не беру.

Миша прячется под журнальный столик. Гриша режет ножом сначала свою правую, а после левую ногу. Хлещет кровь.

Армен Борисович. Гриша!

Гриша. Я сейчас покромсаю себя на части, а потом слетятся птички. Да, Армен? Представляешь, труп и могильщик в одном лице – разве не прекрасно?

Армен Борисович. Ты с ума сошел, Гриша… Зачем ты это делаешь?

Гриша. Что такое «ловушка для птиц», Армен? Это та ловушка, которая прихлопывает птиц, – или же та, за которой присматривают птицы? Или то и другое одновременно, а? Птичка ловит птичку. Птичка ловит птичку. Птичка… ловит… птичку… Чтобы что? Чтобы что, Армен?

Армен Борисович (Мише). Миша, лучше убегай.

Миша, опрокидывая журнальный столик, который, впрочем, не разбивается, выбегает из квартиры. Гриша, истекая кровью, идет на Армена Борисовича, размахивая ножом.

Гриша. Чтобы отсекать привязанности, любимый.

Армен Борисович. Гриша, положи, пожалуйста, нож и разреши мне вызвать скорую.

Гриша. Я – твоя привязанность. Твой камень на шее.

Армен Борисович. Гришенька, родной… Положи нож, прошу тебя.

Гриша. Я – твоя тень. Твоя мрачная изнанка. А должен быть солнышком.

Армен Борисович. Ну что ты говоришь такое, Гриш… Ты и есть мое солнышко. Самое яркое. Самое горячее. Самое-самое.

Гриша. Правда?

Армен Борисович. Ну конечно, Гришенька. Конечно, милый.

Гриша. Ты меня любишь, Армен?

Армен Борисович. Еще бы, Гриша. Очень люблю.

Короткая пауза, во время которой Гриша улыбается, а Армен Борисович медленно идет к нему, выставив перед собой руки.

Гриша. Никто никого не любит, Армен. Все – обман.

Гриша, полоснув себя по шее, падает на пол. Армен Борисович бросается к нему.

Седьмая

Практически пустая комната старого дачного домика. На выцветшем ковре сидят друг напротив друга Миша и Лэм. Между ними – большой старый чайник и две большие старые чашки. Лэм – пожилой, но крепкий еще мужчина с абсолютно седой головой. На нем – обычный свитер и обычные спортивные штаны. Миша одет как всегда.

Миша. Я думал, ты другой.

Лэм. Какой «другой»?

Миша. Старый слепой инвалид.

Лэм. Я и есть – старый слепой инвалид.

Миша. Разве? А где же твоя специальная трость?

Лэм. А зачем она мне дома?

Миша. Ты так лихо заварил чай.

Лэм. Ничего сложного, когда делаешь это много лет. Практика.

Миша. Ты совсем ничего не видишь?

Лэм. Совсем ничего.

Миша. Тебе интересно, как я выгляжу?

Лэм. Мне достаточно слышать твой голос.

Миша. И как тебе мой голос?

Лэм. Слишком писклявый для такого взрослого мужика.

Миша (помедлив). Ну да… голос у меня противный. И рост маленький. Мама была маленького роста?

Лэм. Ираида была нормального роста.

Миша. Ираида? Серьезно? Ираида?

Лэм. Ираида. Тебя что-то смущает?

Миша. Да нет… (Помедлив.) Я до сих пор не знаю твою фамилию… И свою, получается.

Лэм. Обычная фамилия – Смертин.

Миша. Ну да, нуда… Смертин. Конечно же. Мефистофель Лэмович Смертин. Прямо совсем про меня…

Лэм. Нет, не думаю, что про тебя. Ты – Миша Лопухин. И Мишей Лопухиным умрешь.

Короткая пауза, во время которой Лэм берет кружку и отпивает из нее. Миша чуть погодя делает то же самое.

Миша. У тебя такое странное имя – Лэм. Никогда раньше о таком не слышал.

Лэм. Это аббревиатура.

Миша. То есть?

Лэм. Лэм – это Ленин, Энгельс, Маркс. Твой дед был восторженным коммунистом. Умер, кстати, не так давно.

Миша. Вот оно что… Ничего такого загадочного, оказывается.

Лэм. Вообще ничего такого.

Короткая пауза.

Миша. А почему я – Мефистофель?

Лэм. Об этом лучше спросить Ираиду. Это она тебя так назвала. Я хотел, чтобы ты Гришей был.

Миша. Не дай бог!..

Лэм. Что так?

Миша. Ну… просто не самые приятные ассоциации.

Лэм. Как скажешь.

Длинная пауза, во время которой Лэм наливает себе чай и пьет.

Миша смотрит на Лэма.

Миша. Папа… Могу я тебя называть «папа»?

Лэм. Как тебе будет удобно.

Миша. Ладно. Тогда – папа.

Лэм. Я слушаю тебя. Сын.

Миша. Папа. Скажи. А почему вы с мамой меня бросили?

Л э м. Мы оба – инвалиды по зрению. Я – совсем слепой, Ираида была слабовидящей. Она очень хотела детей. Мы думали, что сможем справиться, но через год после твоего рождения Ираида заболела и умерла. Мне ничего не оставалось.

Пауза, во время которой Миша наливает себе чай и пьет, Лэм не смотрит на Мишу.

Миша. Я не обижаюсь, ты не подумай.

Лэм. Я и не думаю, что ты обижаешься. Какие уж тут обиды.

Миша. Ну… да.

Лэм. Тебе не на что жаловаться. Ты зрячий, ходишь, даже в своем уме.

Миша. Я почти лысый.

Лэм. Это, конечно, страшная трагедия.

Миша. Ну, это нет, конечно… Но в целому меня сейчас ужасный период.

Лэм. У тебя рак?

Миша. Нет.

Лэм. Может быть, ты стремительно слепнешь?

Миша. И это нет.

Л э м. А что тогда? Ты умер?

Миша. Пока не собираюсь… вроде как.

Лэм. Тогда я не понимаю.

Миша. Просто… (Помедлив.) Пап, я лишился вообще всего! Одной семьи, второй семьи, работы, жилья… Я как та глупая птичка – попался в ловушку и не могу пошевелиться.

Лэм. Ты уверен, что попался в ловушку? А не выбрался из нее?

Миша. Это было бы слишком банально. «Выйди из зоны комфорта» и так далее – все эти дешевые штучки.

Лэм. Да, дешевые. Потому что птичка уязвима и в ловушке, и вне ловушки. Никакого комфорта не существует. В ловушке или нет – ты все равно хрупкая птичка с крохотным сердцем, которое лупит на дикой скорости, потому что торопится жить.

Миша. Я – толстый и лысый тридцатилетний мужик.

Лэм. Какая разница.

Миша. Ну не знаю. Взлететь я точно не смогу.

Лэм. Правильно. Потому что ловушка – это ты.

Миша. Я – ловушка? И я же – птичка?

Лэм (кивает). И корм для птиц – тоже ты.

Миша (помедлив). Ты меня совсем запутал, пап.

Лэм. А ты не путайся.

Пауза.

Лэм поднимается и выходит из комнаты, но почти тут же возвращается с прямоугольным предметом под мышкой.

А почему ты девушку свою оставил на улице? Ты меня стесняешься, что ли? Или ее?

Миша. Откуда ты знаешь, что она здесь?

Л э м. Я слышу, как она разговаривает по телефону. Зови ее сюда. Она наверняка уже замерзла, пусть чаем согреется.

Миша. Ничего себе! Я не слышу. На самом деле звать?

Лэм. Нет, понарошку. Конечно, зови. А то она зубами стучит, звук так себе.

Миша вскакивает и выходит из комнаты. Лэм садится на ковер и кладет рядом с собой прямоугольный предмет, похожий на большую книгу. Через несколько секунд возвращается Миша, ведя за руку Лизу. Лиза, не церемонясь, скидывает сапоги и плюхается на ковер. Берет чашку Миши, наполняет ее чаем, пьет. Миша садится рядом с Лизой.

Лиза. Ну и дубак. А тут у вас печка, да?

Лэм. Да.

Лиза. Круто. Меня Лиза зовут.

Лиза протягивает руку Лэму. Тот не сразу, но протягивает руку в ответ, находит Лизины пальцы, легонько пожимает своими.

Лэм. Лэм.

Лиза. Вы слепой?

Миша. Лиза!..

Лэм. Да. С рождения.

Лиза. Офигеть! А вы правда – Лэм?

Лэм. Правда.

Лиза. Крутое имя. Красивое.

Лэм. Спасибо. Ваше мне тоже нравится.

Лиза. Я вообще стариков люблю. Им скоро умирать – и они от этого все такие сияющие.

Миша. Лиза, нуты что…

Лэм. Я сегодня не ждал гостей, поэтому ничего, кроме чая, предложить не могу. Сам я сладкое редко ем.

Лиза. Хотите, я сбегаю?

Миша. Мы все равно скоро пойдем уже.

Лэм. Почему? Ты не останешься?

Миша. А… можно?

Лэм. А разве нет?

Лиза. Оставайся, Мишань. Все равно я тебя выгонять собираюсь. (Лэму) Он крепкий, конечно, терпит меня, но так достал со своим порядком – моет и моет эту посуду, моет и моет… Как будто отрабатывает проживание.

Лэм. Будет мне посуду мыть. Отрабатывать. А когда умру, похоронит меня рядом с Ираидой.

Лиза (Мише). О, так она на самом деле…

Миша (перебивает). Это не важно.

Лиза (без церемоний хватая прямоугольный предмет). А это у вас что? Фотоальбом?

Лэм. Да. Насколько я знаю, там есть и его фотографии (кивает в сторону Миши). Совсем еще маленького. Я, понятное дело, не видел. Но говорят, что да.

Лиза (тянет альбом к себе). О, маленький голый Мефистофель – это может быть интересно! Еще в таких альбомах бывают фотографии с похорон – а это еще интереснее.

Лиза и Миша склоняются над альбомом, шепчутся, смеются. Лэм наливает себе чаю, пьет.