Текст книги "Шорох"

Одна, противоположная часть берега была недоступна людям, так как представляла собой сплошную топь, заросшую густым камышом. В темноте зарослей угадывались очертания большой коряги – полусгнившего ствола тополя, давным-давно вырванного с корнем и упавшего в воду. В это время красный диск солнца, показавшись из-за небольшого облачка, прощальным лучом осветил болото и торчавшую у берега корягу. Через минуту солнце окончательно скрылось за горизонтом, и окрестности погрузились в быстро сгущающиеся сумерки, но этого времени оказалось достаточным, чтобы кто-то из деревенских заметил на коряге нечто необычное и криком:

– Смотрите, смотрите! – привлек внимание остальных.

В лучах солнца перед десятками пар человеческих глаз предстало… какое-то, никем из них ранее не виданное, размером с дворнягу, существо. Оно сидело к ним боком, почти спиной, и на крик повернуло голову. Все без исключения от приступа ледяной волны первобытного ужаса потеряли дар речи и оцепенели. Чудище имело лягушачье тело, покрытое темно-зеленой грязной, лишенной шерсти или чешуи кожей. Туловище покоилось на четырех лапах, две из которых – задние, были мощными и явно приспособлены для прыжков. Лапы были увенчаны длинными пальцами с перепонками, на концах которых виднелись загнутые коричневые когти. Туловище дополнял длинный, не менее метра хвост как у ящерицы. Шеи у чудовища практически не было – голова как-будто вросла в покатые плечи. Когда существо медленно повернуло в сторону людей голову, то многие из них отшатнулись, настолько необычным и отвратительным было увиденное: голова чудища была… человеческой! Ее лицо было, несомненно, женским, скорее даже молодой девушки или совсем девочки. Люди разглядели спутанные, темные волосы до плеч, не скрывавшие треугольных, остроконечных ушей. Рот был непропорционально большим для этого лица и в свирепом оскале обнажил два ряда длинных острых зубов:

– Э-х-х-хе-хе, эх-хе-хе! О-о-о-х-хо-хо! О-о-о-х-хо-хо!

Казалось, что еще мгновение, и монстр в два-три длинных, по высокой дуге прыжка преодолеет разделявшее его от людей расстояние и вонзит когтистые лапы в грудь ближайшего из них, остервенело разрывая горло несчастного острыми клиновидным зубами.

Неожиданный мерзкий хохот вывел людей из оцепенения и, растолкав сельчан, Николай вскинул двустволку. Раздались один за другим два выстрела, но за секунду до этого неизвестное существо спрыгнуло с коряги в густые заросли камыша, и с шумом раздвигая высокие стебли, ушло в темную воду.

– Кикимора! Это кикимора! – прошелестело среди толпы, и чья-то догадка разом охватила сельчан. – Это кикимора украла Ванятку, кикимора!

Древнее языческое слово хлестануло сознание Николая. На ум пришли позабытые детские воспоминания о душах неродившихся детей, воплощавшихся в болотных чудищ. «Неужели, неужели все это правда?», – ошеломленно думал он, едва передвигая непослушные ноги по пути к дому.

20.01.2014 г.

Мечты сбываются

* * *

Хозяйка кабинета, элегантно одетая женщина средних лет, едва глянув на лежащий перед собой документ, размашисто поставила подпись. Затем торопливо выдвинув верхний ящик стола и, взглянув на небольшую икону Божьей Матери, устроившуюся поверх слегка потрепанного телефонного справочника, пробормотала: «Господи, прости меня грешную!», – после чего выдохнула и, уже неспеша, вернула ящик стола на место.

– Лена… пусть поставят печать, и позвони Михаилу Васильевичу, чтобы приехал акт забрал… – властным тоном начала наставлять вошедшую на вызов секретаршу, совсем еще девчушку, старающуюся не встречаться взглядом с грозной владелицей роскошного кабинета.

– Да, Елизавета Андреевна, хорошо. Еще что-нибудь?..

Не дождавшись ответа от сосредоточенно набирающей номер мобильного телефона начальницы, закончила:

– Ну, тогда хорошего вам отдыха и поскорее возвращайтесь!

– Спасибо, Леночка! – бросила та, уже диктуя кому-то в телефон: «Да, да, сегодня, в двадцать пятьдесят, да…»

Вечером этого же дня, уютно устроившись в удобном кресле «лайнера мечты», новейшего Boeing 787 Dreamliner китайской авиакомпании AIR CHINA, утолив голод сочным лососем и вернув миловидной стюардессе поднос с ужином, Елизавета Андреевна подняла пластиковую шторку иллюминатора. Рассмотреть что-нибудь с высоты одиннадцати тысяч метров в кромешной темноте за бортом самолета было невозможно, зато в толстом стекле пассажирка отчетливо увидела свое отражение – правильный овал лица с волевым подбородком, широко расставленными выразительными глазами, высокую прическу – этакая Валентина Терешкова в пору ее легендарного теперь уже полета в космос. Чуть вздернутый небольшой нос, чувственные губы и идеальный платиновый цвет волос выдавали в строгой государственной даме привлекательную, еще не поставившую на себе крест, женщину.

Не сумев отвлечься пейзажами из иллюминатора самолета от назойливо сосущей где-то в груди тревоги, чиновница постаралась переключиться на более радужные мысли.

«Все, хватит хандрить! Впереди две недели отпуска! Целых полмесяца отдыха и удовольствий! Каждый живет, как может…», – откинувшись на спинку кресла, приказала себе Елизавета Андреевна, и, привычно прошептав: «Господи! Прости меня, грешную! – завернулась в шерстяной плед, – утром проснусь уже на Гавайях…».

* * *

Из окна типичного американского пятизвездочного отеля открывался вид на прилегающую территорию, а за ней – на широкую светло-желтую полосу пляжа и темно-синие волны океана. Первый день отдыха пролетел незаметно и оказался заполнен хлопотами с приездом, размещением и знакомством с местом, где ей предстояло прожить почти две недели. Туристка даже успела искупаться в теплых водах Тихого океана и, осматривая причудливой формы галерею бассейнов, тропический сад, открытую эстраду ресторана, конечно же, отдыхающих, коих здесь было в изобилии, поужинать на террасе своего номера.

К своим сорока шести годам, не сумев обзавестись семьей и построить личное счастье, чиновница, а Елизавета Андреевна занимала ба-а-альшую государственную должность, махнула рукой на свою, когда-то романтичную и чистую натуру, и конвертировала всю неуемную энергию и богатейший опыт в твердую валюту и родные российские рубли. Конечно же, она не стала законченной мерзавкой. Более того, почти всегда стыдилась своего мздоимства, обращалась к богу в надежде замолить грехи и испытывала хоть и слабые, но отчетливые угрызения совести, как те, что мучили ее весь многочасовой перелет сюда. Справедливости ради следует отметить, что ее нравственные терзания не ограничивались только «внутренними» душевными метаниями, а как у любой деятельной натуры, какой, несомненно, Елизавета Андреевна являлась, требовали выхода «наружу» и воплощались в многолетней и весьма ощутимой помощи кризисному центру для женщин. Телефона и адреса этого учреждения нельзя было найти ни в одном справочнике – только так можно было обеспечить полную анонимность молоденьким девушкам и женщинам постарше, многим с детьми – жертвам домашнего насилия – сбежавшим в приют, спасаясь от своих мужей-тиранов, алкоголиков, садистов.

Для чего ей нужны были деньги, Елизавета Андреевна знала всегда: в молодости – как у всех, чтобы элементарно выжить и наладить быт, в зрелом возрасте они стали эквивалентом ее успеха, сейчас же они нужны были главным образом как средство для устройства личного счастья, которое никак не складывалось, но которое она во чтобы то ни стало надеялась обрести. Женщина тщательно следила за собой, посещая модные спа-салоны и фитнесс центры, и одевалась в дорогих магазинах. Ее нередко можно было встретить в самых разнообразных местах Москвы: на презентациях, выставках, модных показах, скачках, автошоу – везде, где была вероятность встретить достойного ее мужчину. Курорты в этой системе глобального поиска по праву занимали важнейшее место, и, едва отдохнув от утомительного перелета и осмотревшись, Елизавета Андреевна вышла «на охоту».

С высоты третьего этажа, быстро оценив обстановку, она решила, что наиболее выгодным положением для наблюдения будет широкий проход между дальней оконечностью бассейна, примыкавшим к ним ротондам с горячей радоновой водой, и густой стеной сочно-зеленого кустарника, начинающегося тропического сада.

Устроившись на бамбуковом шезлонге в тени пальмы, туристка устремила свой взгляд поверх предусмотрительно прихваченной с собой «читалки» в сторону разношерстной многоликой толпы, шумно оккупировавшей плавно спускающиеся в воду бассейна ступени эстрады. В этой группе туристов Елизавета Андреевна заметила интересных мужчин и жестом подозвала официанта. По роду основной деятельности она ежедневно шла на компромиссы, поэтому оставаясь наедине с собой, решительно отметала все полутона и условности: «Темный Bacardi!».

Заказав любимый ром, женщина, не спеша, встала с шезлонга и, плавно покачивая округлыми бедрами, мягко прошла по нагретым солнцем овальным камням к ближайшей, изящной древнегреческой архитектуры, ротонде. Большая, метра четыре в диаметре, мраморная ванна была пустой. Вернее – в ней не было людей, зато она была полным-полна маленьких, не больше указательного пальца в длину, темно-коричневых рыбок. «Peel. $15 – 0,5h» гласила надпись на витиеватой стойке тут же. «Ну, а что? Пилингтак пилинг, почему бы и нет?! А радон, видимо, дальше, в других – завтра залезу…», – Елизавета Андреевна обрадовалась возможности попробовать экзотическую процедуру.

Спустя еще минуту, оплатив за целый час: «Кашу маслом не испортишь!», – небрежно бросив электронную книгу рядом на махровое полотенце и одев ажурные наушнички МРЗ плеера, она, опираясь на руку боя-мулата, аккуратно, боясь поскользнуться, ступая по ступенькам и охая не то от новых ощущений, не то от страха наступить на хаотично заметавшихся рыбок, погрузилась в прохладную воду. Вдоль борта ванны по всему периметру на разной высоте шли три ступеньки: так можно было выбирать глубину погружения. Усевшись на самой высокой, и тем самым позволив воде подняться только до талии, туристка с любопытством привыкала к новым ощущениям. Стая рыбок тут же плотно облепила ноги, бедра и ягодицы женщины.

«Какие голодные!», – промелькнуло в голове, когда она рассмотрела, как жадно юркие пигалицы тычутся своими маленькими ротиками в ее кожу-броню. Понаблюдав за ними минуту-другую, женщина определила, что среди них есть и второй вид рыбок: они были еще меньше размером – с полпальца и имели слегка приплюснутую голову. Окончательно успокоившись, Елизавета Андреевна осмелела настолько, что опустилась еще на одну ступеньку – теперь вода достигла ее полной груди.

К этому времени интересующая ее группа веселых шумных мужчин и женщин переместилась за столики открытого, продуваемого океанским бризом ресторана, и почти выпала из зоны видимости, оставив ее наедине с собой.

«Ну и хорошо… отдохну. Через час они от меня тоже никуда не денутся!», – нисколько не расстроилась россиянка. Вместо этого она быстро, но не жадно, мелкими глотками опустошила принесенный официантом бокал сладкого и одновременно обжигающего рома, опустила светло-кремового цвета пляжную шляпу пониже на глаза и, включив плеер, закрыла глаза.

* * *

 
«Без тебя, без тебя
Все ненужным стало сразу без тебя,
От заката до рассвета – без тебя,
Так нужна ты мне – любимая моя.
Без тебя, без тебя…»
 

негромко лился из наушников голос любимого певца. Ром приятно согрел, и волна тепла мягко покатилась дальше – к ногам. Тем временем, гарра руфа – специально завезенные с Востока рыбки, уже безбоязненно облепили тело женщины и неистово счищали с ее кожи омертвевшие чешуйки, открывали поры, массировали мириады нервных окончаний. Ощущения были восхитительными, очень похожими на щекотание или легкие поцелуи! Елизавета Андреевна сначала хихикала от щекотки, потом постанывала от удовольствия, а затем, чему немало способствовали приглушенные лучи солнца и выпитый ром, полностью расслабилась и погрузилась в дрему.

«Да и черте ними, этими фальсифицированными медикаментами… Некачественное мясо… запредельно дорогое оборудование для школьных столовых… ничего страшного, о себе сам не позаботишься, а о тебе тем более никто…», – словно огромные валуны мысли тяжело перекатывались в ее сознании.

А потом, она и вовсе… заснула. Расслабленное тело медленно, не встречая на своем пути сопротивления, сползло еще на одну ступеньку ниже – теперь не закрытым водой оставалось только лицо женщины. МРЗ плеер, висевший на шнурке на груди, сразу же замкнул и перестал работать, голос певца в наушниках смолк, а шляпа в воде всплыла и закрыла лицо Елизаветы Андреевны. Тропическое солнце неслось к горизонту, уступая небо быстро надвигающейся южной ночи, но чиновница ничего этого не видела и не чувствовала – измотанная от непосильных служебных дел, она безмятежно спала глубоким сном.

Если бы сейчас женщина пробудилась от целительного сна, то увидела бы, что одна из рыбок, тех – другого вида, что в два раза меньше гарра руфа, подплыла сбоку к ее бедру и остановилась в воде на одном месте, словно что-то рассматривая. Этим «что-то» была маленькая, почти черного цвета родинка, отчетливо оттопыривавшаяся на фоне белоснежной гладкой кожи.

Рыбка тоже была не простой. Это был гавайский бычок, примечательный тем, что вынужден периодически мигрировать из морской воды в пресную и обратно, преодолевая по суше и скалам расстояние до тридцати метров. Для этой цели природа наградила его мощным ртом-присоской и второй присоской на брюшке – для лазания по вертикальным поверхностям. Ну, и, конечно же, эта удивительная рыбка, могла продолжительное время находиться на воздухе.

Предприимчивые гавайцы для усиления пилингового эффекта усовершенствовали древнюю, уходящую тысячелетними корнями к традициям Индокитая и Малой Азии технологию, и стали помимо гарра руфа использовать своих бычков, благо те были доступны и проживали повсеместно. Один гавайский бычок по скорости удаления омертвевших и ороговевших чешуек кожи с лихвой заменял несколько дорогих и прихотливых гарра руфа. Выгода была очевидна!

Как раз такой же представитель местной фауны, присмотревшись к заинтересовавшему объекту, наконец, решительно атаковал его. Секунда-другая, и маленькая черная родинка на теле высокопоставленной россиянки была безжалостно оторвана мощным ртом-присоской и безвозвратно проглочена маленькой темно-коричневой рыбкой.

На месте сорванной родинки тут же образовалась кровоточащая ранка, к которой с новой силой прильнул гавайский бычок. И если гарра руфа, счищая старые омертвевшие слои эпидермиса, обрабатывали микротрещинки, ранки, ссадинки, открывавшиеся участки молодой, новой, розовой кожи специальным антисептическим составом, то гавайский бычок, напротив, выделял секрет, не способствующий свертыванию крови.

Прошло несколько минут, и вода в ванной буквально закипела – это по сообщающейся системе труб на запах сочащейся крови приплыли тысячи сородичей гарра руфа и гавайских бычков еще из нескольких ротонд и специального подземного резервуара, куда они помещались на ночь. Конечно же, безобидные рыбки не были плотоядными и не могли причинить серьезного вреда Елизавете Андреевне, но вкус крови сбил их с толку, заставил волноваться и привлек внимание к ее источнику. Еще через какое-то время природный инстинкт возобладал и каждой из вновь приплывших рыбок, так же как и тем, что уже были здесь, нашлось занятие по их прямому предназначению – отшелушивать верхние слои кожи Елизаветы Андреевны.

А женщине в это время снился сон, будто долгожданный суженый, лица которого она почему-то не видела, обнимает ее целиком и нежно гладит, и целует все ее тело. Истосковавшаяся по ласке женщина не помнила, когда еще ей было так хорошо! И не собиралась просыпаться.

* * *

Вечер катился к закату, еще немного и на белоснежный отель опустится непроглядная, наполненная ароматами бурной растительности и нагретой океанской глади, интригующими и манящими звуками южная ночь. Территория его опустела: большинство переместилось в многочисленные бары и рестораны, кто-то отдыхал от дневного зноя в кондиционированной прохладе номеров, другие проводили время за зеленым сукном рулетки, наиболее неугомонные отправились на яхте в океан на ночное шоу. Служащие отеля в это время начали готовиться к следующему дню и приводить в порядок огромное хозяйство роскошного отеля.

Чистильщик бассейнов, осматривая: не забыл ли кто личные вещи, где и сколько мусора предстоит убрать, не поломаны ли лежаки, исправна ли подсветка и другое техническое оборудование… направлялся к белеющим в темноте ротондам, из которых ему для начала предстояло спустить радоновую воду и лишь потом чистить, а из ванн с фиш пилингом всю воду вместе с рыбками необходимо было слить в специальный резервуар. Он методично обходил одну за другой, открывая задвижки спуска воды, пока не дошел до последней. Едва взглянув внутрь ванны, мужчина, обомлев, хотел закричать и бежать отсюда со всех ног, но многолетняя выучка взяла вверх, заставив его остаться на месте. Собрав все свое мужество в кулак и едва сдерживая отвращение, служащий отеля подошел вплотную к мраморному бортику ванны и внимательно рассмотрел то, что вызвало в нем волну ужаса.

В голубой прозрачной воде, подсвечиваемый снизу разноцветными огнями, приткнувшись одним концом к бортику, накрытым зачем-то пляжной шляпой, лежал большой темно-коричневый цилиндрический предмет. Поверхность предмета не выглядела статичной, напротив, она шевелилась! Присмотревшись еще внимательнее, служащий отеля понял, что толстый коричневый слой – это многие тысячи рыбок для пилинга, плотно облепившие человеческое тело. «Матерь божья!», – воскликнул про себя чистильщик бассейнов, и быстро вызвав по рации старшего дежурного по отелю, открыл кран сброса воды.

К тому времени, когда на место происшествия прибежали дежурный и двое спасателей, вода, плотной, густой от обилия рыбок массой уже вышла из бассейна в специальные резервуары, оставив на глянце благородного камня одиноко лежащее тело женщины, лицо которой по-прежнему было прикрыто широкополой шляпой.

– Бедняжка! Такая трагическая смерть! – воскликнул один из спасателей.

Прибывшие стояли у бортика ротонды и шокированные увиденным зрелищем не торопились спуститься внутрь. Пока старший дежурный по отелю лихорадочно соображал, удастся ли скрыть от постояльцев это ЧП, другой спасатель перепрыгнул через бортик и мягко приземлился на дне ванной рядом с телом несчастной.

Осторожно протянув руку, он медленно снял с лица женщины шляпу и, вскрикнув, резко отпрянул назад, неловко сев прямо на пол. Его вскрик заставил сильно вздрогнуть и так напряженных до предела напарников, а потом и смачно выругаться, каждого на свой манер. Дело в том, что лицо женщины покрывали собой две или три дюжины гавайских бычков, которые, как известно, некоторое время могут прекрасно обходиться без воды, и которые, не сумев растолкать более удачливых сородичей и пробиться к телу, использовали свои присоски для того, чтобы вскарабкаться на лицо. Присутствие людей и сброшенная в сторону шляпа никак не отразились на их поведении: рыбки продолжали увлеченно двигать губами, шевелить плавниками и извиваться.

– Ну, уж хватит! – шумно сопя, второй спасатель, оказавшийся рядом и, видимо, обладавший более крепкими нервами, чем первый, стал лихорадочно отрывать рыбок от лица неизвестной, европейской наружности женщины, смахивать и скидывать их вниз.

Бедняга едва убрал последнюю рыбешку, как вдруг женщина… глубоко вздохнула… и широко открыла глаза!

– А-а-а-а, сгинь, сгинь! – заголосил спасатель и беспомощно плюхнулся рядом со своим товарищем, растерянно хлопавшим глазами и сидевшим в нелепой позе на дне ванны.

Старший дежурный, напротив, мгновенно оценил обстановку и мигом оказался рядом с чудом ожившей гостьей отеля.

– Что… что… здесь…происходит? – медленно выговорила незнакомка, ошарашено разглядывая окружавших ее мужчин, затем приподнялась на локте и, сладко зевнув, опустилась на заранее заботливо подставленную руку дежурного по отелю:

– Вы, видимо… немножко… заснули, мадам… Позвольте, я вам помогу.

Елизавета Андреевна чувствовала во всем теле сильную слабость – настолько глубокой была релаксация, и поэтому с благодарностью приняв предложенную помощь, позволила приобнять себя за талию, но, ощутив внезапную острую, словно ожог, боль, там, где представитель отеля касался ее тела, неожиданно для себя ойкнула.

– Быстро, предупреди врача! – одними губами, опасаясь напугать женщину, приказал он одному из спасателей, а сам уже вел россиянку в сторону медицинского блока. Дежурный давно работал в отеле и знал, какими опасными и болезненными могут быть солнечные ожоги. А тело и лицо этой несчастной выглядели как раз так, словно она многие часы пролежала под прямыми лучами солнца. Самым правильным в этой ситуации было передоверить туристку врачу – пусть он разбирается, что стало с ее кожей, и почему она имеет такой нездоровый ярко-розовый цвет – что дежурный незамедлительно и проделал.

* * *

– Max Snigirev или по-русски – Максим Снигирев, с мягкой приветливой улыбкой и легким акцентом представился симпатичный худощавый, с тонкой линией носа и густым, седым на висках ежиком темных волос, склонившийся над ней мужчина. – Не удивляйтесь, я, так же как и вы – русский, да-да!.. Давно это, правда, было, больше двадцати лет уже… я имею в виду – уехал из России, – воркуя над ней, врач, а это был именно он, ловкими движениями наносил на кожу туристки противоожоговый гель.

Доктор уже успел поочередно обработать одну ногу за другой и теперь поднимался вверх по телу, изредка, чтобы ответить на очередной вопрос пациентки, отрываясь от своего занятия.

– Да, да, вы совершенно правы! И никакой это вовсе не ожог! Да и откуда ему там, солнцу, под портиком было взяться… да еще и по всему телу?!

Елизавета Андреевна слушала негромкий баритон мужчины, которого сразу же нашла обаятельным, смеялась вместе со смешинками в его карих глазах, послушно отзывалась навстречу нежным и одновременно сильным пальцам Снигирева и к концу процедуры успела полностью проникнуться к врачу доверием.

– А теперь, дорогая вы моя, давайте выпьем витаминчиков… так, хорошо… умница, теперь успокоительного, да, да – надо, вот так, хорошо. Сейчас закроем глазки, а я еще обработаю ваше лицо. Постарайтесь заснуть, у нас будет еще время поговорить. Обещаю, что завтра вы будете чувствовать себя намного легче и расскажете мне, что с вами произошло, а я вам – свою версию. Договорились? Ну и славно! До завтра!

Елизавете Андреевне очень хотелось, чтобы он поцеловал ее на прощание, ну хотя бы в лоб – она чувствовала себя с ним непривычно уютно и спокойно, но врач лишь мягко встал с краешка расстроено-скрипнувшей кровати и бесшумно вышел из палаты.

Спустя несколько минут Снигирев уже входил в свой кабинет. Приготовления также не заняли много времени – уже скоро Макс склонился над окулярами микроскопа, что-то внимательно рассматривая в пробе крови русской туристки. Еще несколько мгновений и напряженная складка над переносицей разгладилась, а доктор, удовлетворенно хмыкнув, откинулся на спинку кресла.

* * *

Сон никак не шел: слишком много впечатлений, обрушившихся на Елизавету Андреевну за такое короткое время, требовали своего осмысления, оценки. Была ли она напугана? Нет. Скорее смущена тем, что ее, успешную и всесильную на родине, застали здесь беспомощной в какой-то совсем нелепой, унизительной ситуации! Что еще? Конечно же, главное – Макс. Нравился ли он ей? Ну, по крайней мере, она была в восторге от его уважительной манеры общения, приятного тембра голоса, неподдельного внимания и заботы! На какое-то время туристка почувствовала себя в далекой юности – настолько безмятежной и комфортной оставалась атмосфера в палате даже и после его ухода. Елизавете Андреевне было легко со Снигиревым, ее влекло к доктору, и, странно – ей совсем не хотелось кокетничать с ним и морочить ему голову даже самыми маленькими женскими хитростями.

Осознав это, женщина открыла глаза и уставилась в небольшой постер на противоположной стене – настолько удивительным и приятным было новое для нее ощущение искренности, привыкшей за многие годы профессиональной деятельности и болезненных неудач на личном фронте к постоянной фальши, полуправде, а то и откровенной лжи. Она чувствовала, что внутри нее что-то буквально переворачивается и меняется. Сначала это перерождение насторожило чиновницу, но, прислушавшись к себе, Елизавета Андреевна ощутила легкость, будто розовые отсветы восходящего солнца блеснули, на пока еще темном, но уже стремительно светлеющем небе. Эти радостные предчувствия последними промелькнули в ее сознании перед опустившейся непроглядной пеленой, вызванной снотворным.

На следующий день туристка проснулась гораздо позже обычного – солнце ярко-желтыми лучами уже вовсю пробивалось сквозь плотно прикрытые жалюзи окна одноместной палаты. По всему чувствовалось, что ее организм пережил сильнейший стресс и сейчас требует больше времени для отдыха. Встав с кровати, Елизавета Андреевна обрадовано почувствовала, что кожа уже не только не саднит, но и заметила, что та потеряла свою нездоровую, воспаленную красноту. А присев к зеркалу макияжного столика – так и вовсе охнула от удивления! Да что там удивления?! Увидев отражение своего лица, она испытала радостное, граничащее с помешательством возбуждение. И было от чего! Еще раз, опасаясь, горького разочарования, женщина, теперь уже самым внимательным образом всмотрелась в свое отражение – и не узнала себя! Вернее узнала, но та, что сейчас из глубины амальгамы смотрела на Елизавету Андреевну, выглядела лет на десять-пятнадцать моложе прежней чиновницы. Куда подевались возрастные морщинки возле носа, где трагические складки у рта? А где этот, образовавшийся от постоянных волевых усилий залом кожи над переносицей? А некрасивый жировик слева, на крыле носа? А кожа? Откуда у нее такая прекрасная кожа! Гладкая, плотная, матовая, будто слоновая кость и одновременно бархатисто-шелковистая, словно созданная исключительно для нежных поцелуев! Что это за чудо такое с ней произошло? «Сегодня у меня будет самое лучшее в моей жизни свидание!», – всматриваясь в свое помолодевшее, привлекательное лицо, твердо вслух произнесла Елизавета Андреевна и принялась тщательно собираться.

* * *

– Елизавета Андреевна, вы восхитительны! – Снигирев в легком поклоне приветствия галантно поцеловал самые кончики пальцев протянутой руки, отметив при этом гладкую, без единой морщинки или другого дефекта ее шелковистую кожу, и помог даме устроиться за столиком.

Врач не скрывал своего восхищения русской туристкой и не собирался этого делать и дальше. Давно разменяв пятый десяток, добившись достатка и уважения в профессиональной среде, Макс мог уже себе позволить быть естественным с партерами и коллегами, говорить то, что думал не только немногочисленным друзьям, но и столь же редко вторгавшимся в его жизнь женщинам.

– Спасибо, Максим, – прочувственно ответила Елизавета Андреевна. – Вы оказались совершенно правы – я отлично себя чувствую! Расскажите скорее, что за чудо-кремом вы вчера меня намазали? Я себя не узнаю! Вы мне верите?! Я чувствую себя так, будто мне снова тридцать лет! Не томите же… рассказывайте скорее! – потребовала она и попыталась нахмурить брови, но вспомнив что-то, лишь заливисто рассмеялась.

– Дорогая Лиза, можно я буду так вас называть?..

«Конечно, можно… Называй меня как хочешь, только в печку не ставь, – некстати пронеслась в ее голове часть какой-то пословицы. – Причем тут печка?», – Елизавета Андреевна еще больше удивилась своему внутреннему диалогу.

Выдержав из вежливости паузу в несколько секунд, достаточную для того чтобы убедиться – она не против, продолжил:

– … В том, что вы действительно выглядите на тридцать, мой крем совсем непричем…

– Вот как? А что же тогда?.. – растерянно начала она.

В этот момент подошел пожилой уже официант, и паре пришлось прерваться для заказа. Быстро разобравшись с меню, тем паче, что чиновница доверилась вкусу своего визави, собеседники вернулись к разговору.

– Виной всему – рыбки.

– Рыбки?.. – недоуменно переспросила женщина. Было видно, что ее изумление неподдельно. – Какие рыбки?

– Те самые, что делали вам пилинг: гарра руфа и гавайские бычки. Вы, видимо, расслабились, возможно, задремали, а потом и вовсе заснули…

– Да, так именно и было… Я помню, что слушала музыку, закрыла глаза, было спокойно и приятно, – она медленно вспоминала, – выпила бокал рома…

В этот момент Снигирев незаметно, одними уголками губ улыбнулся и как-то по-новому взглянул на Елизавету Андреевну.

А та продолжала рассказывать и не собиралась останавливаться. Более того, ей не хотелось что-либо приукрашивать или придумывать.

– Я ведь и не собиралась никаким пилингом заниматься. Зачем он мне? Удобно оттуда было наблюдать за отдыхающими… Мне сорок шесть, ни мужа, ни семьи, ни детей… Одна, – горько чеканила фразы женщина. – Да, есть работа. Она меня и спасает, и кормит, и поит. Она для меня и семья, и друзья, и подруги… Ненавижу ее! – неожиданно блеснув глазами, закончила она.

Снигирев, мягко взял ее руку:

– Ну, зачем вы так? Вы еще будете счастливы… Но мы отвлеклись… Так вот, вы заснули и пробыли в ванне гораздо дольше, чем предусмотрено процедурой. К тому же, что-то сильно привлекло к вам рыбок из соседних ванн и резервуара, в результате они вас немого… как бы это сказать… ну… объели что ли… – найдя нужно слово, Макс осторожно улыбнулся, наблюдая за реакцией опешившей женщины. – Да не пугайтесь вы так! Получился суперпилинг, сверхглубокое очищение кожи, замена всего верхнего тончайшего кожного покрова, массаж и омоложение организма.

– Так вот почему я чувствовала себя, будто обгорела?!

– Да, дорогая Елизавета… Если упрощенно, то примерно то же самое. Ваша молодая кожа была вчера очень нежна и уязвима, поэтому я ее и защитил специальным гелем.

– Максим, вы просто волшебник! Если бы вы знали, как я вам благодарна! Но, что же во мне не так? Чего они… взбесились?

– Когда я вас вчера осматривал, то обнаружил, что у вас на бедре, ближе к ягодице – маленькая засохшая ранка. Скорее всего, это была родинка, которую, вы, очевидно по неосторожности, сковырнули, либо, что более вероятно, это сделал гавайский бычок. А дальше уже совсем просто – его железы выделяют вещество, замедляющее процесс свертывания крови, наверное, какой-то эволюционный рудимент…

– Как говорят на нашей общей родине – нет худа без добра… – задумчиво покачивая бокалом, промолвила его собеседница. И внезапно поддалась желанию задать давно мучивший ее вопрос: – А вы-то сами как?