Книга: Труды и дни Свистонова - Константин Вагинов

А искусство – это борьба за население другого мира, чтобы и тот мир был плотно заселен, чтобы было в нем разнообразие, чтобы была в нем полнота жизни, литературу можно сравнивать с загробным существованием. Литература по-настоящему и есть загробное существование.

Писатель Свистонов пишет свои романы взяв персонажей, места и сюжеты из обыденной жизни. Творческий процесс подменяется копированием реальной жизни, а окружающая действительность проживается через призму литературного сюжета. Очень интересная идея реализована крайне слабо, нудно. Имея хороший и крепкий скелет повесть не обросла нужным количеством мяса. По-моему мнению Вагинов не справился с задачей, выдав вместо здорового литературного крепыша бледного заморыша.

Но, господа! Третий романчик довёл меня до белого каления, ибо: если в первом была система (поэтов-романтиков), во втором, за её отсутствием народ помешался в попытках эту систему изобресть и запечатлеть хаос эпохи, упорядочив конфетные фантики и сигаретные коробки с конской тройкой, то в третьем… в третьем господин Свистонов, а именно аморальный урод, тоже создаёт собственную систему, собирая её по кусочкам жизней вокруг, но, в отличие от безобидного собирания фантиков бамбочадиками, его романы убивают настоящую жизнь. Он лишает Куку шанса прожить настоящую его жизнь, уже предсказав и спародировав каждый его шаг и слово. Как низко! — возмущается Чайка за вечерним чаем и обоюдными впечатлениями, когда всё моё негодование лезет и прёт наружу и наконец извергается прямо на стол, — А если бы он не умер в 35? Вот да. Мне остаётся только порадоваться, что такого не случилось. Не могу я верить Чуковскому, глаголящему о добрейшей вагинальной душе. Обидно за Питер, в котором он ни одного стоящего чувака не может указать. Обидно за неизвестного поэта, которого он превращает в Агафонова. Словом, денатурат какой-то, а не литература.

Как вода. Эта книга как вода. Заливается в уши, в ноздри, если нырнёшь. Или только обволакивает тело, если висишь у водной поверхности. Заполняет собой всё доступное пространство. Разливается, шумит тихо, как маленькие дневные волны в хорошем настроении. Константин Вагинов - это такое море, на которое хочется смотреть и слушать его бесконечно. И очень солнечно.

Автор в совершенстве передал то щемящее, крушащее чувство падения, абсолютного низвержения эпохи. Когда народился СССР. Хотя в текстах Константина Константиновича и не упоминаются почти впрямую голод, ужасы, разруха, и самые реалистичные кошмары наяву советских двадцатых, тем не менее, а даже и гораздо более - книга пронизана ощущением, что время разрушилось. Понимаете ? Абсурд. Разрушилось время. Это когда люди чувствуют безнадежье, когда прошлое стёрто, уничтожено, а будущее ужасает. И ты в этом настоящем моменте, в котором не хочешь не хочешь не хочешь быть. Говорят, рая на Земле не бывает. А ад ? Бывает ?

Для меня Константин Вагинов - открытие года. Да. Упоительный автор. Да-да!! Восхитительная книга. Совсем не боюсь поскупиться на эпитеты. Это такая книга, которую хочется дать всем - Почитайте!! Ну, хоть немного!! Может показаться, что три произведения начинают сливаться в одно в голове читательской. Всё-таки, скорее нет. Потому что у каждого из трёх произведений - свой стиль и свой посыл. И своя игра со словами и книгоформой. В "Козлиной песни" есть встреча Автора с его героями. И Тептёлкин, Троицын, Неизвестный поэт и другие герои - несколько бесплотны, они как будто то возникают из воздуха прямо, то уходят в никуда и исчезают с линии горизонта. Они хранят Культуру. Здесь главенствует образ Башни.

“«Но как же совместить это с концепцией неизвестного поэта, что большевизм огромен, что создалось положение, подобное первым векам христианства».”

"Труды и дни Свистонова" блестящая фантасмагория. И очень большое раздумье о том, как пишется книга, как работает писатель. Герои немножко в духе Гоголя.

А "Бамбочада" - это новогодняя ель в Дворцовом зале, украшенная словами. Она огромна, и слов много-много, плотно они сплетены и завязаны в долгие разноцветные гирлянды. Смотришь, и дух захватывает!! А описания и вообще посвещение конфетным бумажкам как отражателям эпох - вызывают и радость, и горечь одновременно. Потому что та эпоха ушла.

“Какие выразительные лица, какие прически, какие кофты, какая блестящая строгость, какая утрированная задумчивость, какая лучезарная мечтательность!"

Почитайте книгу Вагинова!! Хоть немного!! Чтобы понять про что говорил Евгений Фелинфлеин "Какой фантастический бытовой театр!" Чтобы отпраздновать Красоту русского языка и силу таланта Писателя

А ещё бывает так, что какой-нибудь прохожий листьев насобирает, насушит, и оставит сдавленными среди книжных страниц, на дальней книжной полке. А потом, через время, в совсем другую эпоху, другие люди возьмут эту книгу, раскроют, а оттуда выпадут листья, сухие, но целые, не смятые.

И вот передо мной такая книга; автор – Константин Вагинов, человек с искусственной фамилией, но с реальной историей, такой, какая не всякому выпадет и не у всякого оставит силы творить. Он родился в Петрограде, а умер в Лениграде; его жизнь рассечена на две равные половины войной, революциями, ветрами гражданской. Он будто чувствовал, что его мир ушёл, навсегда остался позади, и возврата к нему не будет; это чувство он привнёс в своё творчество, наделил им своих героев. Он творил в настоящем, но мыслями был устремлён в прошлое. Он был один на два города, и эти два города – как две половины разводного моста, у которого заклинил механизм, и повисли они – порознь, не вместе. Теперь нет Петербурга. Есть Ленинград; но Ленинград нас не касается

Здесь три истории, и три героя. «Козлиная песнь», «Труды и дни Свистонова», «Бамбочада». Загадочное существо – Тептелкин, весь в нимфах и сатирах, седеющий, жаждущий женитьбы и возрождения; Свистонов – писатель, пишущий на ходу, поспешающий, сюжеты собирающий, после обеда спящий; Фелинфлеин – гуляка, юноша, бывший муж, сбытчик и добытчик. Они разные, но всё-таки они лица одного времени. Они – пародии, и они же – зарисовки с натуры. Они – сухие листья в одной томе.

У каждого во рту нога его соседа

Их нужно вынимать по одному, заботливо раскладывать на коленке, внимательно вглядываться в прожилки. Их романы – погодки, друг за другом шедшие, они с разных деревьев, но с одной ленинградской улицы; а деревья те посажены ещё при Империи. Они символизируют собой пустые декорации некогда полного жизни города, те, что Вагинов увидел, вернувшись с войны. Петроград умер для него; разорвалась связь с прошлым, пропала целостность.

Один бреду среди рогов Урала, Гул городов умолк в груди моей, Чернеют косы на плечах усталых, — Не отрекусь от гибели своей.

Константин Вагинов – индивидуалист, погруженный в себя, обращённый взглядом вовнутрь. В эпоху победившего коммунизма и всеобщей коллективизации ему попросту не было места, и он это ясно осознавал. Недаром в одном романов проскальзывает смерть поэта.

Мне ничего не надо: молод я И горд своей душою неспокойной. И вот смотрю закат, в котором жизнь моя, Империи Великой и Просторной

Поэтому его герои такие – беспокойные, мечущиеся, ищущие. Они знают, что они уже – прошлое, и изменить свою судьбу они не в силах. В «Бамбочаде» создается «Общество собирания мелочей» - слабая попытка ухватить за хвост ускользающего змея истории. Но историю не развернуть вспять, как не развернуть обратно реку времени, и никакие фантики тут не помогут.

В своё время труды его не издавались, да и не могли они быть изданы, настолько неуместны они были в советской действительности, как жемчужное колье на балу реввоенсовета. Впервые романы Вагинова увидели свет за границей, в Европе и Америке, много лет спустя. В нашей стране их смогли издать только в эпоху гласности, как забытые книги.

Они пролежали десятки лет и пережили страну, их породившую. И теперь можно вглядеться в линии, рассмотреть быт – и осознать, что реалии, составляющие прозу Вагинова, вневремененные, что ничего, в целом, не изменилось, что они не привязаны к той реальности, а завязаны на людях. А люди-то, люди, ну что за люди! Ничто не изменилось в людях. В этом – тонкая ирония его прозы. Пусть злые языки чесали, что она, дескать, косноязычная, мертвящая – время расставило всё по своим местам.

P.S. Если же вам пришлись по вкусу эти произведения, или оказались интересны отзывы, то вам обязательно надо познакомиться с четвертым романом Константина, Гарпагонианой, и его поэзией. Потому что Вагинов-прозаик не отделяется от Вагинова-поэта, и без знакомства с одним не получится полностью познакомиться с другим. Всё его наследие одинаково ценно, и его, к сожалению, не так много, чтобы процесс знакомство затянулся.

«Ты подкармливаешь безумие, а оно пожирает тебя», сказал как-то Румпельштильцхен в «Однажды в сказке», и это выражение как нельзя лучше подходит к истории моего прочтения этих трех романов. Ты всего лишь хотел прочитать отличные книги и посмеяться над их персонажами, а в итоге книги посмеялись над тобой. Не верю, что любой из их читателей не нашел себя хотя бы отчасти хоть в одном из персонажей.

Все эти записки, газетные объявления, цитаты из книг, подслушанные сюжеты удивительным образом напоминают детективное расследование, вот только вместо тяжкого преступления Вагинов расследует пустоту – зияющую пустоту литературного (да и не только) общества, мелочность, лженапыщенность, желание казаться важнее, чем ты есть. Но какое это расследование! Витиеватый, журчащий, перетекающий язык произведения в совокупности с меткими, насмешливыми, но изящными метафорами просто не оставляют “преступникам” не единого шанса уйти от отвественности. В том числе и самому обличателю. Самоирония – вот главное оружие Вагинова. Казалось бы, что может быть смешнее, чем “Козлиная песнь”, в которой автор без тени смущения сдирает всю притворную шелуху со своих коллег? Только “Труды и дни Свистонова”, в которой Константин Константинович как бы невзначай насмешливо содрал всю шелуху с самого себя. Это настолько отчаянная самоиздевка, что остается только аплодировать. Роман Свистонова в итоге вытянул из героя всю душу (и поделом), но Вагинов, не мелочась, сам щедро отдал себя своему роману – разложа всех вокруг по полочкам в личной Кунсткамере в “Козлиной песни”, он предусмортилельно забронировал место и себе. Посмеялся над всеми вокруг? Будь добр, посмейся и над собой.

Острая манера изложения отдает помешательством, даже сумашествием. Карнавал разоблачения всех и вся. И через все три романа красной линией идут рука об руку гниль и тщетность. Гниль – общества, тщетность – бытия (кто чем богат, собственно). “Козлиная песнь” представляется этаким монологом влюбленного в собственную смерть и одновременно боящуюся ее фанатика, вот только в роли фанатика здесь представляется литературное сообщество. Искусство ныть о том, что культура загнивает, будучи представителем этой самой культуры - довольно популярный вид спорта даже в наши дни (тем более в наши дни!).

Про Бамбочаду и говорить нечего – жил колоритненький один такой пройдоха Евгений, крутился, не сидел на месте, и хоп – его нет. Ничего не осталось. И как бы не старались все вокруг сохранить утекающее время своими фантастическими (ха-ха) коллекциями, все весьма тленно. Дуб – дерево, Россия – наше отечество, смерть неизбежна. Как сказал бы один мой коллега, недавно начавший изучать русский - Strasho! (читать с британским акцентом, конечно же).

Наверное, здесь должно быть какое-нибудь умное напутствие читателям этой рецензии, но какой в этом смысл, когда все, мне хочется, это сидеть и (на мотив фразы из нашего любимого детского мультфильма) судорожно шептать “Теперь он и меня прочитал”. Да, и вас прочитает – но если вы не пойдете знакомиться с романами Константина Константиновича немедленно, то это будет одной из страшнейших ваших ошибок. Решайте сами.