Текст книги "Алексей Навальный. Гроза жуликов и воров"

Демократ

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…В 17 лет мне казалось, что мои политические взгляды сформированы, о чем я гордо всем и заявлял. Сейчас об этом смешно вспоминать, потому что за прошедшие годы эволюция этих взглядов была очень сильная. Но тут нет ничего страшного. Страшно было бы это отрицать.

Я был продуктом советской эпохи: когда все развалилось, никто ничего не понимал, ни в экономике, ни в жизни, и все строилось по принципу: „Сейчас мы все расфигачим, продадим в частную собственность, и начнется прекрасная жизнь“. Я был абсолютно с этим согласен: Чубайс[10]10
  Анатолий Борисович Чубайс. Считается «отцом» ваучерной приватизации, результатом которой стал переход многих предприятий советской промышленности в частные руки и появление первых «олигархов».


[Закрыть], Ельцин, все приватизировать, Верховный Совет расстрелять! Все мы помним расстрел Белого дома в 93-м году, когда все бегали, и я в том числе, и кричали „раздавить гадину!“ Я тогда учился на первом курсе, и мы с другом Андреем Смолячковым поехали на экскурсию по горячим точкам столицы. По Новому Арбату бегали спецназовцы и прятались от снайперов: бежит чувак в каске, приседая за машинами, а вокруг стоят человек шестьсот с открытыми ртами и на него смотрят. Очень смешно. Мы перелезли через забор зоопарка, чтобы поближе подобраться к Белому дому. Вокруг слышна стрельба, в клетке мечется перепуганный тигр. Вот тогда как раз было понятно, что всех разгонят, подавят и расстреляют.

Все это заложило основу тому, что происходит сейчас. Все это сделал не Путин. Это сделали Ельцин и вся та комсомольская сволочь, которая стала великими реформаторами и великими приватизаторами. Но, разумеется, действовали они при полной поддержке таких людей, которые говорили: „Давайте все снесем и будем в полном шоколаде! Пусть приходят иностранцы! Пошлины отменить!“ А тем, кто мне говорил, что есть пенсионеры, и что-то еще, я был готов выцарапать глаза. Должна быть рыночная экономика, а кто не вертится – тот лишний! С другой стороны, если бы я не был тогда таким, то не смог бы сформировать своих нынешних политических взглядов. Думаю, что многие ядерные демократы, вся эта гозманщина и чубайсовщина, все это понимают не хуже меня, просто не хотят признавать своих ошибок. Они просто были взрослее и несут за то, что случилось, прямую ответственность. И поэтому они так и продолжают говорить, что нужно было уничтожить «красных директоров» и все раздать. Сейчас, когда в это уже совсем мало кто верит, они запустили легенду, что, дескать, мы остановили гражданскую войну и голод. Это, конечно, ложь. Голода у нас не было. Да, многого не хватало. Но мы все жили в Советском Союзе, там тоже продуктов не было. А гражданскую войну они не остановили, она случилась в половине республик.

Теперь я, конечно, понимаю, что разделяю за произошедшее тогда ответственность с огромным количеством людей, потому что стоял на позициях „Раздавить Хасбулатова[11]11
  Руслан Имранович Хасбулатов. Последний председатель Верховного Совета России (1991–1993 гг.). Осенью 1993 г., после Указа президента Б. Ельцина о роспуске Верховного Совета, в соответствии с Конституцией России объявил о прекращении полномочий президента Б. Ельцина. Результатом стал двухнедельный кризис, закончившийся, по приказу Б. Ельцина, штурмом здания Верховного Совета с применением танков. Трансляцию штурма в прямом эфире вела телекомпания CNN.


[Закрыть]! Всех расстрелять! Ельцин, вперед!“. Эта фундаменталистская позиция и привела нас туда, где мы сейчас находимся. В конечном итоге она привела к власти Путина. Непосредственную ответственность несут, конечно, те, кто принимал решения, и в том числе Хасбулатов, когда стал раздавать автоматы. И Ельцин со своим незаконным указом о роспуске Верховного Совета. И вся эта творческая интеллигенция, которая вопила – что это за Конституция?! Освободите нас от этой Конституции! Разогнать Верховный Совет! Всем тогда казалось, что идеалы важнее закона. Не нужно теперь посыпать голову пеплом, а нужно просто признать, что это было ошибкой и привело к тому, что мы сейчас здесь имеем…»

У Навального есть целая теория насчет места своего поколения в истории (он называет его «76–82», по годам рождения принадлежащих к нему людей). В двух словах она сводится к набору очевидностей вроде: мы получили полную дозу облучения Советским Союзом, но взрослая жизнь началась уже в другой стране; ветер перемен продул наши не до конца сформировавшиеся мозги, превратив нас в хунвейбинов либерализма; новый мир строили те, кто был немного старше, а те, кто был немного младше, прекрасно в этот мир вписались, потому что не знали другого. Мы же так и остались стоять враскоряку, став очевидцами интересных времен, но ничего от них не получив и не зная, как себя применить. Впрочем, в исполнении Навального это больше похоже на брюзжание: ему приятно сознавать, что, в отличие от многих, у него главное всегда было в будущем, а не в прошлом. К тому же любое обобщение требует ретроспективы. В ретроспективе же превратившееся в прошлое настоящее выглядит печально по той лишь причине, что его уже не вернешь. Иначе говоря, все любят свою юность и скучают по ней.

В 1993-м все мечтали учиться на юриста или экономиста и работать менеджером. Мало кто хотел идти на инженера, за предыдущие пару десятилетий эта главная советская профессия стала синонимом полного социального фиаско. Никого не волновало, что рыночной экономике стали учить преподаватели социалистической политэкономии, а юристы продолжали изучать законы, большинство из которых – от Конституции до Уголовного кодекса – на глазах умирало. Всем был нужен диплом. Смена строя не означала замену советских людей на капиталистических; девиз позднего застоя: «Без бумажки ты букашка, а с бумажкой – человек!» – крепко сидел в головах большинства абитуриентов. Новой экономике были нужны энергичные люди с мозгами и знаниями, и если энергии в те годы у молодежи было полно и мозги еще не догадались утекать в западное полушарие, то знания было попросту неоткуда взять. Парадокс заключался в том, что законы физики и математики в новой России продолжали действовать. Фундаментальное естественно-научное образование, в котором в одночасье перестала нуждаться страна, в то время исправно функционировало; преподаватели социалистической физики и химии оказались замечательными преподавателями физики и химии капиталистической. Но невидимая рука рынка уравновесила спрос и предложение и указала всем их новое место: в то время как экономические и юридические факультеты вербовали товароведов и заведующих складами старшими преподавателями, старшие преподаватели технических вузов отправлялись торговать мороженым.

Алексею было все равно, кем стать, при условии выбора между экономистом и юристом. Экономика отпала сама по себе – там требовалась математика, с которой он, по его словам, не дружил. Он пошел на юридический факультет Московского государственного университета им. Ломоносова. Но не добрал один балл. И тогда успел поступить на юрфак в институт Дружбы народов им. Патриса Лумумбы. По крайней мере, из его «ближнего» Подмосковья туда было удобнее ездить. Как и положено студенту, у него началась интересная жизнь: он стал проводить большую часть времени вне дома, ходил в гости к однокурсникам и в ночные клубы, правда, то ли не пил, то ли хорошо шифровался – родители ни разу не видели его пьяным (жена Навального Юлия утверждает, что он не пьет вообще, ему это скучно; пьяным она видела мужа лишь однажды, на его день рождения, еще до свадьбы). Телефона в военном городке не было, и каждый раз, когда Алексей экспромтом решал остаться на ночь в Москве, он сперва ехал за город, чтобы предупредить родителей. Его мама, Людмила Ивановна, говорит, что не потому, что боялся скандала: мать человека, который сегодня едва ли не каждый день заставляет ее хвататься за сердце, уверена, что главное для него – душевное равновесие близких.

В начале 1990-х Людмила Ивановна работала на фабрике, где плели корзины и мебель. В школьные годы Алексей тоже подрабатывал там чернорабочим – ошкуровщиком, чистил лозу. Дела шли неплохо, пока в 1993 году вдруг не оказалось, что склад забит, а заказчики больше не хотят их продукции. Тогда это было в порядке вещей: экономические отношения менялись, как и отношения между людьми, нужное в то время становилось ненужным, а важное – неважным. Помыкавшись несколько месяцев без зарплаты, Людмила Ивановна загрузила корзины в машину и поехала продавать их на трассу. Через неделю, когда весь склад был распродан, а сотрудникам выплачена зарплата, его родители решили стать капиталистами. Вместе с Алексеем они составили бизнес-план и открыли свое небольшое дело – Кобяковскую фабрику по лозоплетению, которая со временем оказалась одним из немногих предприятий, сохранивших традиции русского плетения. Как мог, он помогал вести дело (позднее он будет шутить, что именно там научился плести заговоры), пока в 21 год не начал самостоятельную жизнь – скрепя сердце, ему попросту указали на дверь. Мать очень боялась, что он вырастет, но так и не научится летать. Его, конечно, не выставили на улицу – у семьи в Москве была квартира, в которой Алексей, закупив побольше сгущенки, и поселился. Уже через год он встретил свою будущую жену Юлию. Родители вспоминают, что на вопрос, кто эта девушка на фотографиях, двадцатидвухлетний Навальный, поразмыслив, ответил: «Если у меня когда-нибудь будет жена, надеюсь, что это будет она». Таким образом, его желудок был спасен. Отъезд из отчего дома омрачило лишь одно: любимый белый кот Алексея Хома не выдержал расставания и вскоре умер от разрыва сердца.

Уже со второго курса он рассылал резюме. Тогда у него еще не было опыта, который бы говорил за него, поэтому приходилось расхваливать себя самому. Он писал про свою активную гражданскую позицию и мероприятия, с успехом организованные в институте. Все это было беллетристикой – никакую особую позицию Навальный в те годы не занимал, равно как и ничего не организовывал. Он не из тех, кто занимается всем сразу; он предпочитает сосредоточиться на чем-то главном. А главным в то время было получить образование, найти работу и быстро разбогатеть.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Рыночным фундаменталистам вроде меня казалось, что они все станут миллионерами. Все думали: раз мы такие умные, мы очень быстро разбогатеем. С третьего курса я начал работать юристом в разных местах. Все мне почему-то казалось неинтересным: сидишь, перекладываешь бумажки, когда люди вокруг зарабатывают свой миллиард. Но потом вдруг стало заметно, что богатыми становятся только те, кто так или иначе причастен к власти. Стало понятно, что в России источник денег – это не предпринимательские способности, а либо наследство от Советского Союза, как у директоров, которые стали хозяевами, либо близость к власти. В России деньги рождаются от власти. Только у одного моего однокурсника получилось сделать быструю карьеру в бизнесе. Он пошел работать в Госкомимущество, а потом стал президентом одного из крупнейших сырьевых предприятий. Такие люди, как он, смекнули, как надо делать деньги: устроиться на государственную должность, поучаствовать в приватизации, и тогда ты заработаешь.

Но вообще, наше поколение оказалось уже не „там“, но еще и не „здесь“. Те, кто были старше, – это хитрые комсомольцы, они понимали, как все работает, они грамотно обогатились, для них это было время возможностей. А у нас никаких возможностей не было. Только сейчас наше поколение в силу естественных причин приходит в политику и экономику и начинает влиять на развитие страны. Но большинство застряло между Советским Союзом и рыночной экономикой. У них оказались размытыми нравственные и этические ориентиры. Те правила они презирали, а новые у них не сложились…»

Политик

В Бэтмена и Человека-паука Алексей превратился не сразу. Причиной прихода в политику для честного человека обычно становится осознание несовершенства мира и потому желание его изменить. Мир же, существовавший в воображении последних советских подростков и заменявший многим из них реальность, был идеален. В нем не надо было ничего менять, нужно было всего лишь напрячься, чтобы найти свое, наверняка приготовленное благосклонной судьбою, место. Первые борозды на лаковой поверхности той эйфорической картины процарапали президентские выборы 1996 года. Оставшийся по их итогам на второй срок Борис Ельцин начал предвыборный год с рейтингом в несколько процентов. Личность политика, его достижения и провалы – все отошло тогда на второй план. Главными стали политические технологии, благодаря которым его соперник Геннадий Зюганов оказался гибридом Гитлера, Сталина и графа Дракулы. «Не допустить упыря Зюганова и его шайку до власти» стало лейтмотивом президентской кампании. Мало кому тогда приходило в голову, куда в итоге заведет страну принцип выбора наименьшего зла, положенный в основу предвыборной стратегии ельцинскими пиарщиками во главе с Анатолием Чубайсом. Смута 1993-го, поставившая закон на службу политической целесообразности, и выборы 1996-го, коррумпировавшие дух политической элиты, определили будущее России на годы вперед и открыли дорогу людям, вскоре пришедшим на смену ельцинской власти.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Первым, кто заявил, что мы не готовы к свободным выборам и что наши люди выберут не того, был Чубайс. Он об этом сказал в интервью New York Times. Под этим соусом сделали очень много, начиная с фальсификации выборов Ельцина в 1996-м. Все это чушь. Да, есть некий продвинутый образованный класс, на котором лежит большая ответственность – тянуть всех остальных. Если кто-то валяется пьяный, ты за него несешь ответственность. Это не он быдло, а тебе повезло в жизни, и ты обязан сделать так, чтобы он тоже перестал быть быдлом. И к власти должны прийти люди, которые будут этим руководствоваться. Не бабки зарабатывать и не охранять свою власть, а делать то, что им положено по инструкции. Общество от них ждет именно этого. Но у всех людей – и у пьяницы из Рязани, и у сотрудника телевидения из Москвы – система ценностей одинаковая. Каждый понимает, что коррупция – это плохо, а некоррупция – хорошо. Преступление – плохо, а соблюдение закона – хорошо. Не нужно обманывать друг друга, что есть быдло, а есть элита. Просто для людей, которые сидят вон там, это повод обманывать себя и общество и на этом основании решать за других…»

Несколько лет работы Навального в разухабистых компаниях 1990-х и наблюдений за происходившим вокруг «грандиозным мухлежом» логично увенчались экономическим кризисом 1998 года. Именно тогда появившиеся у него в институте сомнения в возможности заработать миллиард отлились в вопрос, изменивший впоследствии всю его жизнь, – а в миллиарде ли счастье?

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Когда случился кризис, и все грохнулось, люди стали наперегонки друг друга кидать. Во власти тоже началась чехарда, менялись все эти Кириенки, Примаковы. Но у меня не было и мысли пойти в политику, пока не появился Путин и не начались первые разговоры, что нужно увеличить барьер для прохождения в Госдуму. Сразу они его не повысили, но стало понятно, что это произойдет. И что демократы тогда никуда не пройдут…»

9 августа 1999 года Борис Ельцин назначил мало кому тогда известного директора ФСБ Владимира Путина исполняющим обязанности премьер-министра и официально назвал его своим преемником на посту Президента России. Конечно, он не мог назначить Путина на высшую должность указом, но миру было объявлено, кого хотят видеть во главе страны родственники Ельцина и приближенные к ним бизнесмены и чиновники, так называемая «семья» – дочь Татьяна Дьяченко, будущий зять Юмашев, глава администрации Волошин, а также люди вроде Абрамовича и Березовского. (Последний будет потом утверждать, что это именно он, член-корр Академии наук, сделавший обычную для советских академических кругов интрижку основным инструментом политической жизни молодого российского государства, и привел Путина к власти.) Разумеется, очень скоро им предстояло на себе испытать традиционный для русской политики принцип «клан кланом вышибают», уступив командные высоты жадным до жизни мужчинам из питерской мэрии и дачникам из кооператива «Озеро», бывшим коллегам и нынешним друзьям ельцинского наследника. В следующем десятилетии политически значимые должности из всей волошинско-березовской команды удалось сохранить лишь нескольким бывшим пиарщикам «Альфабанка» и «Менатепа» во главе с Владиславом Сурковым, окопавшимся в кабинетах 14-го корпуса Кремля и одной старой московской площади.

Ельцинская немощь; самоубийственная внешняя политика; козни «семибанкирщины», заполнившие деловую, светскую и криминальную хронику; задержки зарплат шахтерам, учителям и врачам; кризис 1998-го; «Банду Ельцина под суд!» – все это привело к тому, что граждане, словно в стихотворении Мандельштама, перестали «чуять под собою страну». Путин же был новый и молодой, ничем особо не скомпрометированный. За ним не было не только банды, но даже еще панды и лабрадора Кони. Он начал «мочить в сортире» немного подсохших с прошлых выборов террористов, наводить конституционный порядок и говорить о повышении уровня жизни. Очень скоро очень многие в него поверили. И даже те, кто не поверили, – поверили, что поверили.

Справедливости ради надо сказать, что альтернативой Путину и сколоченному Березовским «Единству» на думских выборах 1999 года были Лужков с Примаковым и их «Отечество», вполне способные стать худшим из зол – их победа с большой вероятностью означала бы и победу Лужкова на последовавших вскоре президентских выборах[12]12
  У истории есть чувство юмора: результатом борьбы «Единства» и «Отечества», этих двух номенклатурных антагонистов, станет их скорое, в 2001 г., объединение в политическую партию «Единая Россия».


[Закрыть]. Однако история «голосуй или проиграешь» 1996-го повторилась, но, как и положено, уже в виде исполненного телевизионным душегубцем Сергеем Доренко еженедельного фарса с лейтмотивом: «Казалось бы, причем здесь Лужков?!».

Поддавшись магии чисел и настойчивости присных, 31 декабря 1999 года первый Президент России Борис Ельцин ушел в отставку и уступил свое полуночное место в телевизоре Владимиру Путину. «Я ухожу, я сделал все, что мог!» – извиняясь то ли за прошлое, то ли за будущее, заявил он в последнем обращении к нации.

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

Людей, которые для развлечения рифмуют и сочиняют стешки, я всегда считал дурачками.

И внезапно для себя активно поучаствовал в поэтическом контесте у milonga все началось с ее

 
Пахнет наркотиком рейвер-трясучка,
Пахнет «Шанелью» модная сучка-штучка,
Бризом канадским пахнет Моряк(тм),
И лишь В. В. Путин не пахнет никак.
 

Мною добавлено:

 
Здесь пахнет Слиска мигалкой несданной,
Пахнет Белов Кондопогою пряной,
Пахнет Кадыров Ксюшей Собчак,
Лишь В. В. Путин не пахнет никак.
 
 
Пахнет Зураб скульптурой огромной,
Пахнет Сурков обаянием скромным,
Битцевским лесом пахнет маньяк,
Лишь В. В. Путин не пахнет никак.
 
 
Пахнет Фрадков бегемотиком добрым,
Пахнет маца чем-то скоромным,
Ну и клопами пахнет коньяк,
Лишь В. В. Путин не пахнет никак.
 
 
Пахнут враждою кремлёвские башни,
У юзера ksue_shen вновь с кем-то шашни,
Кашиным пах журналист Растиньяк,
Лишь В. В. Путин не пахнет никак.
 

Вот. Я поэд.

* * *

В избирательной кампании в Госдуму третьего созыва 1999 года принимали участие 26 политических партий и избирательных блоков. Среди них были замечательные, по-своему ностальгически милые экземпляры, функционировавшие на уровне статистической погрешности: некая «Русская социалистическая партия» под руководством В. Брынцалова, И. Брынцалова и Ю. Брынцалова (набрала 0,24 % голосов); «Наш дом – Россия» (в народе осведомленно именуемый «Наш дом – Газпром»; в тройке Черномырдин, Рыжков и Аяцков; результат – 1,19 %); «Партия мира и единства» легендарной Сажи Умалатовой (0,37 %) и тому подобные субъекты реальной политики. Еще несколько партий не попали в бюллетень, в том числе даже ЛДПР.

С маркетинговой точки зрения, прошедшие в парламент характеризовались следующим образом: КПРФ – для всех любителей СССР и части ненавистников ельцинского режима; «Единство» – для тех, кому государство как таковое важнее программы и идеологии, а также для всей растущей армии фанатов Путина; «Отечество – Вся Россия» – то же самое, что «Единство», только для фанатеющих от Лужкова и тащащихся от Примакова; «Союз правых сил» – для молодежи, среднего и малого бизнеса и всех тех, кто еще верил в себя; «Блок Жириновского» – для поклонников таланта Жириновского. Шестой (и последней) из преодолевших проходной 5 %-й барьер была партия «Яблоко», возглавляемая Григорием Явлинским. Эта партия всегда стояла особняком в российской политике: как и всякая оппозиция, она была против многих действий власти; однако в отличие от других почти всегда предлагала альтернативу. Если бы в России был возможен либерализм в европейском его понимании, «Яблоко» следовало бы назвать социал-демократической партией. Основным его электоратом было принято считать творческую и научную интеллигенцию.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Выбор, по большому счету, был между коммунистами и „Яблоком“. Жириновский очень талантливый политик, но никто и никогда его не воспринимал как человека, который борется за власть, никто не относился к нему серьезно. Поэтому как политическую партию ЛДПР я никогда не рассматривал. Коммунисты же были номенклатурой, у них были свои губернаторы, и сама эта советская идея совершенно не годилась, они идеологически были для меня неприемлемы. А „Яблоко“ выступило против Путина, и там не было этих комсомольцев, как в СПС. Альтернативы ему к 1999 году не было. К тому времени стало понятно, что это единственная последовательная демократическая партия, которая говорила об идеях и не разменивала эти идеи на деньги, должности или посты. И когда я оказался внутри, я только в этом убедился. У „Яблока“ была куча проблем, связанных с вождизмом Явлинского, с тем, что оно превращалось в секту, не было никакого управления, но это были люди, которые отстаивали свои политические взгляды. У них была идеология, у них была система ценностей и, в целом, они действовали последовательно.

Подавляющее число людей туда пришло из личной симпатии к Явлинскому. А я не был таким человеком. Я на него не молился, а всего лишь считал самым порядочным и честным политиком. Когда-то я его ненавидел, потому что он был против Ельцина и Чубайса, но к концу 90-х понял, что комсомольская сволочь все разворовала и Явлинский был прав. Когда пошли разговоры про барьер, было понятно, что это направлено, в первую очередь, против него. Тогда я решил – из принципа вступлю! И пошел в „Яблоко“. А надо сказать, тогда они все были крутые. У них были депутаты, которые были вообще небожители. Чтобы вступить в партию, надо было сперва стать сторонником, потом стать кандидатом в члены, собрать какие-то рекомендации, потом тебя на год подвешивали и только после этого принимали.

Офис партии находился на Новом Арбате. Я туда пришел прямо с улицы, без предупреждения или какой-то рекомендации, позвонил в дверь и вошел. Не знаю, чего я ждал, но первое впечатление не соответствовало моему представлению о парламентской партии: там был адский бомжатник, клуб опустившихся активистов. Они обсудили меня на какой-то комиссии и после этого отправили в отделение в Юго-Восточном округе, где я жил. Я прихожу, там сидит какая-то тетушка и очень подозрительно на меня смотрит. Не знаю, может быть, к ним давно никто не заходил, а может, это входило в ее обязанности – так на всех смотреть. А я прилично оделся, в костюм. Появляются еще какие-то люди. И они начинают меня спрашивать – для чего вам это надо? Такое ощущение, что вот-вот начнут отговаривать. Они-то все думают, что ты пришел что-то мутить. Это начало путинского времени, тогда в партии по убеждениям уже почти не вступали. И потом меня это в „Яблоке“ все время сопровождало – никто не мог понять: а что я там делаю? Разговоры были примерно такие: денег мало или вообще нет, почему ты не идешь работать, не займешься чем-нибудь нормальным? И меня это очень бесило, в этом была главная проблема: они сами осознавали свое убожество, не верили в собственные политические силы…»

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

Будни партстроительства

Только что объявление по громкой связи в офисе РОДП «ЯБЛОКО»: «Уважаемые сотрудники, женский туалет на третьем этаже возобновил свою работу».

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…За первый год работы зарплату я не получал. Потом получал, но небольшую. Параллельно подрабатывал как юрист: помогал оформлять разные бумаги, консультировал, что-то делал для Антимонопольной службы. Много денег это не приносило, но когда в „Яблоке“ вообще переставали платить, семью я мог содержать.

Единственная осмысленная деятельность в партии заключалась в том, что некоторые люди ездили в регионы и контролировали выборы, за что получали какие-то деньги. А в 2001 году стало понятно, что надо начинать готовиться к выборам в Госдуму 2003 года. И появились два таких товарища, Даниил Мещеряков, который в Хельсинской группе работал директором, и Тимофей Нижегородцев, ставшие моими политическими отцами. Они как-то охмурили Явлинского, и он их назначил главными по выборам. Потом, правда, разогнал, как он это всегда делает. Они оба живут в Марьине, мы были в одной партячейке, и, может, поэтому они мне сказали: „Давай вместе заниматься выборами“. Денег никаких не платили, но мало-помалу я стал включаться в эту работу. И увидел, насколько все развалено и убого, и что все несчастья демократов и партии „Яблоко“ связаны не с тем, что их цензура как-то зажимает или телевидения у них нет, а с тем, что никто ничего не может делать. Лишь бы урвать, коррупция там чудовищная. Как и в любой партии формата 90-х годов. Там же до сих пор одни и те же люди, одно и то же кочующее из одной партии в другую жулье и ворье. Эти профессиональные политтехнологи, профессиональные партийцы, они побывали во всех партиях, на всех выборах поработали, все, что можно, курировали. И я решил – значит, нужно заниматься самому.

Мы были первыми, кто занялся уличной политикой. Я возглавил в партии группу проведения акций, в этой группе очень хорошо работало „Молодежное Яблоко“, которым руководил Илья Яшин[13]13
  Илья Валерьевич Яшин. Один из лидеров движения «Солидарность». Ранее лидер «Молодежного Яблока», член бюро партии «Яблоко» (исключен из партии в конце 2008 г. за сотрудничество с «Солидарностью»).


[Закрыть]. Концепция Мещерякова и Нижегородцева, которую я реализовывал, была такая: раз в СМИ не попадешь без информационных поводов, нужно создавать эти информационные поводы самим. Сейчас это может показаться странным, но тогда централизованно этим никто не занимался. Все делали мероприятия и акции под существующие события. А мы стали эти поводы изобретать сами. Это было особенно важно, потому что партия „Яблоко“ катилась по наклонной, она должна была биться за выживание. Митрохин, руководитель московского отделения, который потом стал председателем вместо Явлинского, эту идею поддержал, и поэтому, когда случились выборы 2003 года, я возглавил московский предвыборный штаб. Мы работали как проклятые. Например, приходит фура с агитационными материалами в четыре часа утра. Я звоню Яшину и говорю: езжай в Бирюлево и разгружай эту фуру. И он ехал, искал каких-нибудь таджиков и сам всю ночь ее разгружал. И все это, разумеется, на энтузиазме. Зарплата была 300 долларов. Мы были очень политически мотивированы.

Я на своей шкуре испытал эволюцию взаимоотношений милиции и манифестантов. Когда мы начали это делать в 2001 году, мы проводили митинги и пикеты прямо у 2-го подъезда Госдумы. Это не было проблемой: нам давали разрешения и не задерживали. И постепенно с 2003 года начались административные задержания, суды и штрафы за каждую акцию. Сначала нам не разрешали возле Думы, потом только на другой стороне, потом только у Карла Маркса, а потом вообще запретили. У Мосгордумы можно было пикетировать прямо у входа, а потом только где-то в сквере на Тверском бульваре. У меня административных задержаний, наверное, штук тридцать.

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

Мировой судья:

– Как я могу слушать дело, если ваша личность не установлена? У вас совсем нет никаких документов?

m_gaidar:

– Нет. Никаких нет.

Мировой судья:

– Ну что же делать тогда?

m_gaidar:

– Слушайте, ну зайдите в Интернет, там полно моих фотографий.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Никто не верил, что „Яблоко“ может провалиться, но стратегии через десять лет стать депутатом у меня тоже не было. Я шел в политику для того, чтобы отстранить от власти одних людей и привести к ней других. Я, конечно, не верил, что Явлинский станет президентом, но надеялся, что создастся большая демократическая коалиция, которая отхватит себе большой кусок власти. Мы хотели продвигать конкретных людей, чтобы они стали депутатами. А мы бы были их помощниками. Борьба одних людей против других была тем, что меня больше всего интересовало. Мы хотели показать, что предвыборная кампания не означает, что сразу крадут все деньги и не будут ничего делать. Мы проводили кампанию нового типа, по крайней мере, для „Яблока“: раздавали листовки на пикетах, агитировали лично.

Что такое избирательная кампания? Это очень сумбурная деятельность в сжатые сроки, когда нужно мобилизовать огромное количество людей и решить кучу проблем. Было и сложно, и интересно. Мы соревновались и с другими регионами внутри партии, потому что боялись показать худший результат, чем они. Но когда выборы прошли, выяснилось, что другие регионы в конкуренции не участвовали, а просто украли деньги. В общем, в России так и происходят все избирательные кампании. Задача любого штаба – сразу украсть все деньги. Выборы пройдут, никто ни за что не спросит; твое начальство точно так же ворует, только больше.

У нас был единственный регион, который улучшил свои показатели по сравнению с предыдущими выборами, – мы набрали более 10 %. Были регионы для „Яблока“ куда более перспективные, например, Питер. Везде был абсолютный провал. Помню, как в ночь выборов считают-считают, показатель „Яблока“ по стране дошел до 4,6 % и расти перестал. А мы уже в особняке партии на Пятницкой отмечаем победу. В 6 утра я поехал домой и был уверен, что проснусь и узнаю, что мы преодолели проходной барьер.

Когда я проснулся, у нас так и оставалось 4,6 %. В это было крайне сложно поверить. Я был даже не столько разочарован, сколько взбешен. Мы-то отработали нормально! Если бы остальные хоть что-то потратили на работу, „Яблоко“ бы прошло.

С другой стороны, такой подход к делу считался в партии нормальным. Задачи проведения реальной кампании перед этими людьми никогда не ставилось: проведешь – молодец, нет – так от тебя этого никто и не ждал. Там все решения принимает Явлинский, а он не верит в политтехнологии и избирательные кампании. Он верит только в некие договоренности, что нужно прийти и договориться, чтобы тебя пропустили. И еще он верит в свои выступления по телевизору. Он считает, что все остальные только мешают. Отчасти так оно и есть. Точнее, так оно и было. Все люди, которые голосовали за „Яблоко“, голосовали конкретно за Явлинского. Им нужен был Явлинский, выступающий по телевизору, и больше ничего. Все остальное он считал пустой тратой денег. Это прекрасно работало в 1990-е. Он был очень популярен. И немного это еще работало даже в 99-м году. Но в 2003-м это не сработало, а дальше уже работало в минус. Каждый должен понять, что нельзя оставаться столько времени распрекрасным и перспективным, ничего не делая, когда ты уже отметился везде по двадцать раз и не можешь сказать ничего нового.