Текст книги "Диспут по литературоведческому анализу стихотворений"

Константин Воскресенский
Диспут по литературоведческому анализу стихотворений

Вступительное слово от Автора стихотворений

1. «Что это за книга?»

Эта книга является завершением двух предыдущих книг с литературоведческим анализом моих стихотворений.

2. «Зачем это нужно?»

Книга наглядно покажет, что наши мысли (идеи), выраженные вслух, не всегда точны и часто содержат ошибки.

Предположим, Автор создал (как ему кажется) шедевр, но (увы!) нарушил слог, не был точен в словах, фразах и рифме (скажем, из-за дефицита литературного образования). В этом случае его «коэффициент искажения художественного слова» вместо единицы (1 – идеальный случай, означающий отсутствие искажения), составил, к примеру, 0,8 = 80 % от цели, что, надо сказать, очень неплохо.

С другой стороны, Критик/Эксперт (специалист, осуществивший анализ стихотворения) был подчёркнуто объективен, но (тем не менее) был не точен в применении инструментов для анализа (или интерпретации полученных промежуточных данных) – иная карта ценностей, другое воспитание, личный опыт и т. д. – и его «коэффициент искажения» составил… 0,8 (тоже очень хорошо).

С третьей стороны, воодушевленный читатель пытался уловить каждую букву, анафору, подхват, но… (как и Автору) ему не хватило специального литературного образования, и его коэффициент составил… 0,8 (прекрасный результат). Цепочку можно продолжить (друг читателя, друг друга и т. д.), но на этом остановимся. Что мы имеем в итоге?

«Математика – царица наук». Посчитаем: 0,8 × 0,8 × 0,8 = 0,512. То есть от первоначальной задумки Автора у первого читателя осталась только половина (51,2 %). Дальнейшая судьба задумки или самого художественного слова и того туманнее…

И если Автор мёртв (так бывает) – шанс исправить ситуацию стремится к нулю. Да, конечно, это поправимо, но тогда кто-то должен посвятить этому, например, свою кандидатскую работу. Но вопрос: кто (при всём своём уважении к Автору) возьмёт в работу произведения неизвестного поэта-инженера и расставит все точки на i? «Другое дело ас Пушкин или Макс Волошин. Вот это благородно и, между прочим, почти беспроигрышно…».

3. «В чём изюминка этой книги? Какие ставятся задача и сверхзадача?»

«А ларчик просто открывался». Автор жив! Пусть он прокомментирует те эпизоды анализа, которые (по его мнению) не точны или искажают Авторскую правду (замысел).

Это позволит исправить досадную неприятность и чудесным образом трансформировать недопонимание участников дискуссии (и даже конфуз) в литературный триумф, который достигается только сообща и желательно по доброй воле. Задачу книги можно визуализировать в формате трёхсторонней дискуссии: Автор, Критик, приглашённый независимый специалист (Арбитр, Рефери).

Сверхзадачу можно сформулировать как «Пойми свою ошибку и исправь!». То есть Автор предлагает сам себе осуществить поэтическую правку стихотворений, доведя коэффициент до 0,99 (будем честны – единица недостижима).

4. «О боги! Зачем так сложно!»

В самом деле: а что мешало Автору исправить все эти (как ему кажется) ошибки непосредственно в предыдущих книгах? Ответ лежит на поверхности. Автор – прежде всего «инжЫнер». И как инженеру ему хотелось чистоты эксперимента, что предполагает полную свободу выражения мысли каждого участника без влияния на чужое мнение (выводы) в процессе работы и без введения цензуры после завершения. Таким образом, мы вплотную подошли к цели книги – дать Русскому литературному сообществу ещё один подробный Авторский практический учебник по поэтике в действии (в динамике).

5. «Какими средствами достигается поставленная цель?»

Небольшим количеством произведений с одной стороны (всего 10 шт.) и глубоким конструктивным предметным трёхсторонним обсуждением – с другой стороны. Для каждого стихотворения и его анализа диспут выстроен в специальной последовательности:

a. Приведено само стихотворение;

b. По нему дан литературный разбор. Это, собственно, и есть незатейливая структура предыдущих двух книг;

c. Далее Автор по спорным (обсуждаемым) моментам комментирует, с чем он не согласен и почему. Задаёт дополнительные вопросы;

d. После этого в диспут вступает приглашённый Арбитр, который не знаком близко ни с Автором, ни с Экспертом, и которому (честно говоря) всё равно кто из них прав – главное, самому выйти из этого диспута красиво и достойно, заработав очки в литературном мире. Задача Арбитра – указать на справедливые (по его мнению) вещи, что неизбежно приведёт к защите отдельных утверждений или возражений Автора или Критика. А может быть, в отдельных случаях и вовсе обоих «поставит в угол»;

e. Если Автор согласен с критическими замечаниями Арбитра, то предлагает переписанную вещь;

f. И наконец – завершает каждый эпизод сам Критик/Эксперт. Кто начинал разбор – тот и должен иметь возможность дать ответы и сказать последнее решающее слово.

6. «Какого рода может быть решающее слово?»

Есть пять базовых вариантов развития:

1. Ответы Автору на его вопросы;

2. «Ошибки в анализе не было – это точно. Арбитр явно об этом свидетельствует… Автор/Арбитр не учли… Более того, сам диспут показал…»;

3. «Строго говоря, ошибки в анализе не было. Автор/Арбитр не учли одного важного момента… Тем не менее, допускаю/согласен, что это замечание не напрасно, т. к. диспут раскрыл …»;

4. «Это очень сложный момент. Возможно, это и ошибка анализа, но оно зависело от… Диспут же показал, что…»;

5. «Да, в первоначальном анализе была ошибка. Диспут показал…».

7. «Не испортит ли книгу решающее слово того, чей анализ подвергается обсуждению (диспуту)?»

Никак нет. Мы все люди взрослые и умеем как отстаивать свою точку зрения, так и признавать свои ошибки. Тем более что «не ошибается тот, кто не работает». Более того: поступить так – означает действовать в высшей степени «по справедливости», а ведь между строк эта книга именно об этом!

Вступительное слово от литературоведческого Эксперта Сергея Сметанина

Константин Воскресенский имеет дар разжечь горячий интерес к делу, которым он занимается, заставить гореть как самого себя, так и того, кто вовлечён в процесс. В момент нашего доброго знакомства речь шла лишь о редактировании нескольких его произведений, входящих в не готовую ещё вторую книгу. Но то ли «ковид попутал», то ли что-то другое – благодаря энергии и энтузиазму Константина Дмитриевича появился «Сказ о коронавирусе», затем книга прозы, потом почти одновременно две книги стихотворений, а в дальнейшем и две книги литературоведческого анализа одна за другой.

Воскресенский мастерски организовал Авторскую и редакторскую литературную работу по законам инженерии. Чёткие техзадания, продуманные вопросы, на которые было легко и приятно отвечать, разумно обговорённые сроки и, что немаловажно – врождённое или благоприобретённое свойство «расставить флажки», креативно увлечь участников чудесного «действа».

Для Константина литература – предмет не совсем ещё осознанного призвания, он полностью самодостаточен как специалист по «умным домам», семьянин и человек, сохранивший хороших друзей детства. Но увлёкся стихосложением, занимается сочинением сонетов, произведений любовной и гражданской лирики, стал автором «Сказа о коронавирусе». Его отличает большая любовь к слову и поэзии; по-видимому, Автор чувствует, что красота слова находится в самой жизни народного языка. Потребность в поэзии есть всегда, и всегда найдутся читатели, которые впоследствии могут стать и почитателями его способностей и таланта.

Воскресенский оказался чутким, лёгким на восприятие критики, обнадёживающим меня как редактора. Мне чрезвычайно приятно, что вопросы улучшения произведений Константина Дмитриевича привлекли солидную аудиторию. Надеюсь, с теми, кто прочтёт и полюбит эту книгу, она возрастёт ещё больше.

Несколько слов о красоте слова и литературоведении. Литературоведение есть наука и инструментарий для тех, кто занимается редактированием и саморедактированием, то есть работой над увеличением красоты и эстетической значимости стихотворных произведений. Поэзия и русский язык настолько неразрывны, звукообразные ресурсы славянской речи настолько обширны и могучи, что порой самый закоренелый прозаик и бесчувственный резонёр могут «проговориться» и одарить мир таким словцом, которое вспыхнет и останется в людских душах на века, и для этого вовсе не надо ошарашивать его фолиантами Виноградова или Потебни – не зря говорят: «Умного учить – только портить».

Многие ценители русского стихосложения прекрасно понимают значение мельчайших звуковых деталей. Они чувствуют сходство и различие звучащих образов на почти неуловимом уровне. Порою изменение одного слога и даже одного звука коренным образом меняет характер стихотворения.

Значит ли это, что всё зависит от поэта и его знания основ литературоведения? Нет, к сожалению, от этого зависит не всё. Большое значение имеют и читатели, для которых пишется лирика, звучат поэтические струны. В настоящее время, не имея громкого имени, вызвать живой интерес и привлечь к себе грамотного читателя чрезвычайно трудно.

Литературоведческий анализ двух предыдущих книг состоял не только из непосредственных предложений по улучшению готовящихся к изданию рукописей. Особо подчёркнутое внимание было уделено ритмике, аллитерации и типу рифмы для того, чтобы не дать Автору потерять из виду важную цель. Цель эта – практическое постоянное использование преимуществ силлабо-тонического классического стихосложения, овладение его эстетическими ресурсами и системной ценностью, ради ощущения их как навыка, будущей привычки. Эксперт не просто указывал на качество и количество слоговых звуковых повторов, но и увязывал их с наличной строфической схемой, добиваясь комплексного понимания Автором деталей этой задачи.

Задача, прямо скажу, немодная и отчасти лукавая. Последовательно проведённая через обе книги, она так и не была чётко сформулирована Экспертом. Возможно, это и было его главной ошибкой. Он сам оказался введён в заблуждение обманчивостью простоты сетевой коммуникации. Но недопонимание затаилось, взросло и окрепло. Отсюда потребность в расстановке точек над i, окончательном понимании друг друга и в диспуте.

Кстати, отмечу, что в двух книгах литературоведческого анализа Эксперт последовательно и по возможности без повторов применял основные понятия и инструменты современной русской поэтики, поэтому вне контекста обеих книг отдельные детали его комментариев могли выглядеть не совсем понятными.

Воскресенский привлёк к диспуту замечательных Арбитров, которые нашли как слова воодушевляющей похвалы, так и критические замечания, некоторые из которых повлекли за собой переписанную вещь, по задумке Константина Дмитриевича. Особое внимание советую обратить на текст московского редактора Александра Тихонова, который, как говорится, «абсолютно в теме», и слова его заслуживают максимального доверия.

Не могу не выразить всем диспутантам большую благодарность за их вклад в решение спорных вопросов.

На мой взгляд, Автор произведения категорически вправе настаивать на бережном отношении к его слову. Он и только он определяет, для чего и для кого он написал ту или иную вещь.

А по поводу многочисленных «любителей поэзии», которые, не зная сути, норовят отметиться «лайками», картинками и хвалебными комментариями под любым стихотворным постом в интернете, хочется привести одну французскую поговорку: Quand le sage montre la lune, l'imbécile regarde le doigt! (Когда мудрец показывает луну, дурак смотрит на палец!).

Но раз уж действительность такова, то поэту тем более надо заботиться о «пальце» (о художественной форме произведений).

Овладеть ремеслом художника слова, изучить тонкости правил стихосложения, овладеть богатством лексического инструментария, навыками правильного применения не столь уж большого количества поэтических средств начинающему поэту просто необходимо. И смысловое и звукообразное целое, которое Воскресенский представляет читателю, должно на слух и на взгляд восприниматься как красота, как нечто идущее от сердца, от души в первую очередь, а не от разума (алгебры, словарика фразеологизмов, набора аллитераций и т. д.).

Но возвращаюсь к названию нашей книги: «Диспут по литературоведческому анализу стихотворений». Это название тоже имеет отношение к воле Воскресенского, его чувству прекрасного, той самой ранимой и нежной сути, которая заключена в стихах. Но имеет отношение более к истине, чем к красоте.

«В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань», – сказал поэт. Мы, однако, впрягли. Вот что у нас получилось.

Вступительное слово независимых Критиков (Арбитров)

Александр Герасимов, г. Димитровград (№ 1 «Преображение», № 7 «В канцелярии небесной», № 5 «Пожалейте, прошу, приласкайте»)

Не знаком со всем творчеством Константина Воскресенского, но прикоснувшись к некоторым его произведениям, с уверенностью могу сказать, что испытал особое чувство гордости за его старания глубоко проникнуть в суть создаваемых стихотворений. Работа над словом и старательное обращение к нему вызывает уважение к Автору. Поиск чего-то нового – всегда сложный процесс, иногда не совсем понятный другим. Но без него творчество черствеет.

Александр Крылов, г. Москва (№ 2 «Художник пишет», № 5 «Пожалейте, прошу, приласкайте»)

В целом творчество К. Воскресенского понравилось. Есть мастерство, стихи получаются разными, есть место и чувству, и настроению, и оригинальности – в виде каких-то экспериментов. Автор пытается анализировать свои стихи с точки зрения мастерства, различных подходов и мнений, то есть совершенствует себя и своё творчество. Это вызывает уважение. Поэтому остаётся только пожелать ему успехов в этом.

Ирина Гаврилова, г. Оренбург (№ 3 «Будь счастливой, как счастлив и я», № 9 «Любовное препинание»)

Большой респект Автору за то, что он не боится выставлять свои произведения на суд критиков. Стремление отточить своё мастерство вызывает уважение. Ваши достоинства – чётко придерживаетесь классических норм стихосложения. Хотелось бы видеть более сложные рифмы (например, из двух слов), необычные прилагательные, более интересные образы.

Владимир Марциновский, г. Ростов-на-Дону (№ 4 «Кто томится и ждёт», корректор данной книги)

(Отказался от вступительного и заключительного слова – прим. Автора).

Александр Тихонов, г. Москва (№ 6 «Две точки зрения», № 10 «Так устал от обид и бессмысленной лжи»)

Критиковать чужие стихи намного проще, чем писать собственные. Автор всегда может начать отстаивать свою точку зрения или промолчать, оставив критикам поле для размышлений. Но если споров не избежать, необходима независимая оценка.

Татьяна Панина, г. Ялта (№ 8 «Бро»)

Поэт, который не боится экспериментировать, играет словами из разных лексических пластов, соединяет в одном стихотворении привычные всем понятия и неологизмы из сетевого общения, – уже бросает определённый вызов. Он расширяет границы нашего восприятия, провоцирует на диспут, заставляет задуматься о том, что наша речь живая и меняющаяся. И это вызывает неподдельный интерес.

Преображение

 
Легонько стены содрогнув,
Печать снимая с двери храма,
В алтарь священный прошагнув,
Молился, таинство читая.
 
 
Раскрылся алый лепесток
В небесной влаге благодатной.
Утерян красный твой платок —
Неотвратимо, безвозвратно…
 
 
Тебя так сильно изменив,
Лежала куколкой сначала,
Охотно принял новый вид —
Теперь ты бабочкой порхала.
 
 
И для себя вновь мир открыв,
Ты платье модное надела.
В глазах увидев блеск, порыв,
Я осознал: ты повзрослела…
 

Эксперт:

Стихотворение аллитерировано в зачине на «л-р-в» – «в-р-р» – «л-р-в-р-в» – «л-л-в», затем на «вр» – «вл», потом «л» – «в» – «р» в третьей строфе и в финале «в-в-р-р-в» – «л-л» – «л-в-л-р-в» – «л-в-л-р-в» – «л-в-р-л-л».

Четырёхстопный ямб с переменной мужской и женской рифмой, без претензий на особую выразительность.

Стихотворение написано на тему дефлорации, сугубо интимную и табуированную в русской лирике.

Первые две строфы построены на сплошных иносказаниях с использованием возвышенной лексики и цветовой метафоры крови: «двери храма», «алтарь священный», «небесная влага благодатная»; затем – «алый лепесток», «красный платок». Третья строфа опирается на биологическую метаморфозу превращения «куколки» в «бабочку». Финальная строфа выходит на обычный словарь: «мир открыв», «платье модное», «блеск в глазах», «повзрослела».

На мой взгляд, снятие табу почти произошло, но вряд ли как большое поэтическое открытие, потому что, несмотря на применение поэтических средств, трудно отыскать поэзию в самом предмете описываемого (может быть, больно или не больно, но не возвышенно). Тема по-прежнему может вызывать только любопытство.

Автор:

Есть несколько уточняющих вопросов.

1. Кто постановил, что в творчестве существуют или должны существовать табуированные темы и по какому праву?

2. С какой целью происходит табуирование тем?

3. Кто табуирует темы?

4. По какому принципу происходит табуирование тем?

5. Возможно ли снятие табу?

6. Кто может снять табу?

7. По каким параметрам делается вывод, что табу снято?

8. Кто и как делает экспертную оценку о том, что табу снято?

Насчет «больно – не больно». Главный смысл предмета обсуждения не в этом. Существует иная проблематика:

1. Кто будет первооткрывателем? Кому девушка может доверить себя?

(между строк)

2. Как будет происходить сам процесс?

 
«Легонько стены содрогнув…»
 

3. Будет ли первооткрыватель до конца осознавать свою роль?

 
«В алтарь священный прошагнув…»
 

4. Будет ли у первооткрывателя соответствующее бережное отношение к девушке и процессу?

 
«Молился, таинство читая.»
 

5. Если что-то пойдет не так, можно ли будет потом (без хирургического вмешательства) начать всё сначала, переиграть?

 
«Утерян красный твой платок —
Неотвратимо, безвозвратно…»
 

6. Всё случилось. Не важно, как долго и тщательно это планировалось и всё ли прошло гладко. Что изменилось?

 
«…Охотно принял новый вид —
Теперь ты бабочкой порхала.»
 

7. И всё-таки, какого рода/уровня/порядка произошло изменение? Физиологического и социального (статус)? Или ещё что-то?

 
«И для себя вновь мир открыв,
Ты платье модное надела.
В глазах увидев блеск, порыв,
Я осознал: ты повзрослела…»
 

На мой дилетантский взгляд:

• Табу существует только в головах, т. е. табу в поэзии нет. Табу и творчество само по себе – несовместимые вещи. Другое дело, когда всякие иностранные «партнёры» пытаются через творчество влиять на наш физический, культурный и духовный мир, но сейчас это не тот случай.

• Стихотворение одно из лучших, а после такого анализа в голове прозвенел первый звоночек на тему подготовки этой книги.

• Стихотворение полностью состоялось, является поэтическим открытием. Оно поэтично (образно), технично (слог, рифма), бойко (не очень большой объем) и последовательно (логичный сюжет) описывает главные аспекты нетривиального вопроса и писалось как с учетом личного, так и чужого опыта.

Арбитр:

Александр Герасимов, прозаик

г. Димитровград (Ульяновская обл.)

«Тронул струны верующих…»

Что увидел и поставил главным объектом своего исследования Эксперт? На мой взгляд – дефлорацию. Впервые открывший данное стихотворение читатель так же отметит для себя именно эту тему, начнет глубже копать, углубляясь в поэтические материи, в философию бытия и отношений. А Эксперт в своем анализе почему-то первыми строчками математикой мерит стих. Могу с ним согласиться лишь в одном, коли он упоминает об аллитерации, которой отведено определённое место в стихосложении. Повторение одинаковых или однородных согласных в стихах придаёт им особую звуковую выразительность. Это дополнительный инструмент поэта для придания большей выразительности мысли. Здесь не просто искусство слова, но и гармония звуков, математика ритмов, – все мотивировано на выполнение одного общего замысла Автора. Но не в данном случае. Аллитерация здесь ни при чём.

В этом небольшом, но ёмком произведении чувствуется определённое напряжение, многогранность сложившейся ситуации, если хотите – конфликт чувственных интересов. Утрата девственности – это не просто переход от одного физического состояние в другое. Это материализация душевного порыва, любовной страсти в иное физиологическое состояние двух сторон.

Возникает, как видим, противление двух позиций, Эксперта и Автора. Первый говорит о запрете данной темы в русской литературе. Автор, напротив, задаёт справедливый вопрос: а кто обозначает и по какому праву накладывает табу? Я, приняв сторону Автора, задам ещё один. Так ли целомудренна русская литература в данной теме? Не всё так просто, как может показаться на первый взгляд.

О различных запретах, цензуре и прочем можно долго спорить. Иногда именно запрет чего-либо имеет положительный момент, и в то же время его инквизиторская печать оставляет невыводимый оттиск на людских душах. Так или иначе, в различных формах русские литераторы шли по пути глубокого раскрытия отношений между мужчиной и женщиной. Запрещать вопрос дефлорации в литературе или ещё где-либо, на мой взгляд, бессмысленная затея. Кто же станет отрицать, что именно таким образом человечество продолжает своё существование? А вот поставить вопрос об отношении полов и возвысить его до уровня великолепной поэзии дано не каждому. Автору это удалось.

Буду рад, если окажусь не прав, но кажется, сам того не подозревая, он тронул струны верующих, которые трепетно и консервативно относятся к физиологии любви до заключения брака. Недаром земные любовные деяния героев раскрываются здесь при помощи таких слов как «двери храма», «алтарь священный», «молился», «таинство…». В божественных нотах первого четверостишия совокупляется и звучит людской молитвенный грех. Дальше дух литургии уступает место обыденной мирской жизни. От «куколки» до «бабочки», от непорочного «блеска в глазах», до «взрослости» в «модном платье». Поэт с лёгкостью перешагнул через кем-то когда-то условно наложенное табу.

В конце последнего четверостишия стоит многоточие. Но это многоточие не означает недосказанность. На мой взгляд – это финальный, мажорный, трёхзвучный аккорд. ОН осознает, что ОНА именно с ним ПОВЗРОСЛЕЛА, и рад этому.

Эксперт:

Попытаюсь ответить на все вопросы Константина Дмитриевича сразу, начиная с первого:

1. Кто постановил, что в творчестве существуют или должны существовать табуированные темы и по какому праву?

Вопрос сформулирован энергично и задорно, но неверно. Что значит «Кто постановил?»? Постановил Его Величество обычай, по праву писательской совести. В обычае русских лириков всегда было избегать писаний на многие темы секса. В этом поэты не противоречат Православной церкви. По церковному праву произведения о половых отношениях никак не могли увидеть света. Озорные стихотворения, которыми отметились некоторые классики, вовсе не предназначались для печати. Вопрос решался так. В дружеском кругу, в застолье, за рюмкой рома, наизусть, – пожалуйста. В печати – ни в коем случае! И вся знаменитая градпетровская эротика, включая сказку «Царь Никита и сорок его дочерей», была отпечатана в типографиях через много-много лет после выстрела Дантеса, да и то с точками вместо некоторых слов.

Табуирование тем в печати происходит в силу желания общества воспитывать молодое поколение на достойных примерах. В государстве их табуируют соответствующие комиссии, в семье это делают родители, дедушки, бабушки, – все, кто принадлежит к старшим. Например, в современной литературной России сегодня неформатна (табуирована) тема труда. Считается, что героем наших дней должен быть не человек из производственной сферы, а квалифицированный потребитель. Можно найти спонсора на издание книги о трейдинге, маркетинге, сетевой торговле чем угодно, о фантастике, здоровье, косметике и БАДах. На издание произведения об успехах и бедах рабочего человека никто не даст ни копейки.

Не окажется ли и тема нашего диспута неформатной? Как знать!

Принципом, по которому запрещают темы, является их потенциальная вредность, возможное отрицательное влияние на нравственность.

Снятие табу происходит со временем, так как нравственность в обществе, как и всё остальное, подлежит изменению. Что касается конкретики по поводу снятия табу, то на этот вопрос ответить, к сожалению, не могу. Одно могу сказать точно: литературоведение и редактирование текстов этим не занимаются.

Нет ничего легче, чем отрицать все и всяческие табу, запреты, стереотипы, тем более что они от этого ничуть не страдают. Запрет, как правило, вызывает у кого-нибудь из молодёжи жгучий интерес. Обойти его считается чуть ли не геройством.

Можно стать великим кощунником. Но что это даст? Знакомый поэт Григорий Вихров в 90-е годы выпустил книжку стихотворений, где безудержно глумился над всем святым или тем, что казалось ему «святым» в социалистическом реализме. Было страшновато, но модно. И что – он сделал себе имя? Вы что-нибудь слышали о нём? Нет? Книга оказалась незамеченной. Иносказание – известное средство обойти табу. Именно это мы и видим и у классиков, и в произведении Константина Дмитриевича.

Выражаю благодарность Арбитрам за уважительное отношение к теме, заинтересованное ознакомление с текстом и обнаруженное мнение.

Познакомился с размышлениями и оценками Александра Герасимова. Он пишет: «…поставить вопрос об отношении полов и возвысить его до уровня великолепной поэзии дано не каждому. Автору это удалось». Ну да, вопрос «об отношении полов» поставлен. Тут спора нет. Но что Александр имеет в виду под «уровнем великолепной поэзии»? Герасимов пишет: «…земные любовные деяния героев раскрываются здесь при помощи таких слов как «двери храма», «алтарь священный», «молился», «таинство…». В божественных нотах первого четверостишия совокупляется и звучит людской молитвенный грех».

Во-первых, Александр повторяет мои слова из литанализа об этом раскрытии, просто добавив слово «молился». Во-вторых, добавляет слово «таинство» так же, без всякой научной оценки.

Но что за фраза о «божественных нотах первого четверостишия»? Понимает ли её значение сам Александр? Что значат слова «…совокупляется(!) и звучит(!!) людской молитвенный(!!!) грех(!!!!)»?

Звучит очень эмоционально. Может быть, даже вдохновенно. Но к литературоведению это не имеет ни малейшего отношения. Боюсь, что и к православию тоже.

Искренне верующие «трепетно и консервативно» относятся к духовной составляющей брака. «Физиологии любви» для них нет места ни до, ни после заключения брака. Мало того, сам брак в православии признаётся только после церковного венчания. А брак лишь с отметкой ЗАГСа в паспорте – рассматривается как прелюбодеяние.

Написав: «На мой взгляд, снятие табу почти произошло, но вряд ли как большое поэтическое открытие…», – я ничуть не покривил душой.

Главный минус моего замечания в том, что он отвлёк от собственно литературоведческого анализа стихотворения как Автора, так и Арбитров. Но вина в этом лежит на самой теме, которая подобно инвективе резко вывела анализирующее сознание из стихии гармоничного звучания слогов и обратила сугубое внимание к вопросам этики.

Согласен, что для Автора это стихотворение важно и стало открытием. Но можно ли считать эту тему открытием в русской литературе, когда существует пушкинская поэма именно на тему дефлорации, за которую Александр Сергеевич немало горя принял и от самого царя, и от царедворцев, а ещё больше от служителей церкви? Я имею в виду «Гавриилиаду». Да и в «Дочерях царя Никиты» завуалированно звучит та же тема.