Текст книги "Осетинская лира"

Коста Хетагуров
Осетинская лира

Завещание

Перевел П. Панченко

 
Прости, если отзвук рыданья
Услышишь ты в песне моей:
Чье сердце не знает страданья,
Тот пусть и поет веселей,
 
 
Но если бы роду людскому
Мне долг оплатить довелось,
Тогда б я запел по-другому,
Запел бы без боли, без слез.
 

Раздумье

Перевел А. Шпирт

 
 Пускай не знает
Покоя Творец!
Семья родная,
Оплачь мой конец.
 
 
Я слаб, безвестен
В родимом краю…
Отец, о если б
Мне доблесть твою!
 
 
Отвергнут ныне
Селением всем,
В тоске, в унынье
На сходках я нем:
 
 
Стою, увядший
От дум и забот.
На битву младший
За мной не идет.
 
 
За край мой кровью
Своей не плачу —
Раба оковы,
Бесславный, влачу.
 

Надежда

Перевел Б. Иринин

 
 Что брови сдвигаешь,
Отец? Ты не прав!
Зачем принимаешь
Ты к сердцу мой нрав?
 
 
Чей сын ожиданья
Отца оправдал?
Кто в юности ранней
Ошибок не знал?
 
 
По мне ль твоя слава
И гордая честь?
Оставь меня, право,
Таким, как я есть.
 
 
Ружья не держу я,
Не мчусь на коне,
И шашку стальную
Не выхватить мне.
 
 
Пусть чванный злословит,
Ему ты не друг!..
Волы наготове,
Исправен мой плуг, —
 
 
То дум моих бремя,
То вещий фандыр;
Несу я, как семя,
Поэзию в мир.
 
 
А сердце народа!
Как нива оно,
Где светлые всходы
Взрастить мне дано.
 
 
Мой край плодоносен,
Мой полон амбар,
И в море колосьев
Ныряет арба.
 
 
Не бойся за сына,
Отец! Ты не прав.
Тебя без причины
Тревожит мой нрав!
 

О, если бы!

Перевел А. Корчагин

 
 Сердце открой для отрадных мечтаний,—
  Жизнь нелегка.
Много порей возникает желаний
  У бедняка.
 
 
 «Если б, – он мыслит, – неся сквозь невзгоды
  Светлую весть,
Мог я снискать себе счастьем народа
  Славу и честь!
 
 
Если бы в сердце живей отзывалась
  Ближнего боль,
Если бы высшим из благ мне казалась
  К людям любовь!»
 

Спой!

Перевел А. Шпирт

 
Слыша песнь твою, родная,
Я тружусь, не уставая,
  Ты – луч солнца мой, —
  Спой, девица, спой!..
 
 
Отнял враг свободу нашу…
Спой! Уже страданий чаша
  До краев полна…
  Как горька она!
 
 
Весь народ земля питает…
Ты оплачь меня, родная, —
  «Как теперь, – скажи, —
  Без земли нам жить?!»
 
 
Нам над пашней не трудиться.
Спой! Учи меня молиться!..
  Не оставь меня,
  Ты – сиянье дня!..
 

Пропади!

Перевел П. Панченко

 
 Пропади ты, жизнь,
А с тобой и я.
Ты беду мою,
Поглоти, земля!
 
 
Как змея, напасть
В грудь мою впилась.
Пропади ты прочь,
Злого горя власть!
 
 
Изменила мне
Черноокая…
О, позор ты мой!
О, жестокая!
 
 
Перед Богом ты,
Нет, не мне клялась,
Не мое кольцо
Носишь ты сейчас.
 
 
Эх, красавица,
Почему меня
Обманула ты?
Бог тебе судья!
 
 
Зиму горскую,
Под весенний звон,
Вспоминаю я,
Как прекрасный сон.
 
 
Иль друг другу ласк
Не дарили мы?
Или нежных слов
Не шептали мы —
 
 
В ожидании
Благодатных дней?
Как же счастлив был
Я в любви своей!
 
 
Кто берет тебя
Навсегда в свой дом,
Пусть дерзнет меня
Превзойти во всем:
 
 
Бить без промаха,
На коне лететь,
В горском танце плыть
Или песни петь.
 
 
Нарядил в шелка —
Удивил аул!
Стан твой поясом
Дорогим стянул.
 
 
Не застежек – звезд
На груди игра…
В золотом шитье
Ты ловка, быстра.
 
 
Пропади ты, жизнь,
А с тобой и я!
Ты беду мою
Поглоти, земля!
 
 
Как змея, напасть
В грудь мою впилась.
Пропади ты прочь.
Злого горя власть!
 

Знаю

Перевел М. Исаковский

 
Знаю, поплачете, может,
Вы, зарывая мой прах,
И пожелаете в Божьем
Царстве мне всяческих благ.
 
 
Знаю, барана забьете
И, не грустя уж ничуть,
Вдосталь араки нальете,
Чтобы меня помянуть.
 
 
Каждый, наверное, скажет
То, что обычай велит.
После ж – не вспомните даже,
Где я в могиле зарыт.
 

Желание

Перевел С. Олендер

 
Блажен, кто с младенческих лет
Был солнцем весенним согрет
И ласкою матери милой!
Блажен, кто весну своих дней
Припомнит под ропот дождей
Осенней порою унылой!
 
 
Блажен, кто в родимом краю
Веселую песню свою
С друзьями подчас запевает…
Блажен, кто за плугом своим
По нивам проходит родным,
Кто хлеб для семьи добывает!
 
 
Блажен, кто душой и умом
Прославлен в народе своем,
Чье ценится веское мненье!
Блажен, кто отчизну любил,
Кто славой отцов дорожил,
Чье имя не знает забвенья!
 

Прощай!

Перевел Дм. Кедрин

 
Вот и готов я… Арчита и посох.
Пояс из прутьев – обнова в пути.
Рваная шуба… Не надо вопросов.
Сам говорю тебе: «Что же, прости!»
 
 
Ты от меня, дорогая, устала.
Взгляд твой давно мне сказал:  «Уходи!»
Знаю, как сердце твое трепетало,
Слышу твой стон, затаенный в груди.
 
 
Вот и прощай, ты теперь уж не будешь
Требовать впредь от меня ничего.
Милая, нынче мой взгляд позабудешь,
Завтра забудешь меня самого.
 
 
Если ж, – когда ты опустишь ресницы,—
Явится образ ушедшего прочь
И беспокойному сердцу приснится
Смерть его в поле в холодную ночь,—
 
 
Ты не пугайся: не горе, а счастье
Он принесет тебе, этот кошмар.
Кто-то возьмет на себя все напасти,
Чтоб от тебя отвести их удар.
 
 
Выберу в спутницы злую судьбину,
Чтоб поскорей с ней конец обрести…
Ты ж позабудь про печаль и кручину,
Не сожалей, не горюй и – прости!
 

Песня бедняка

Перевел Б. Серебряков

 
У людей – не дом, а терем,
Там светло, тепло, уют,
А у нас в пустой пещере
Дети с голода ревут.
 
 
У людей – пиры, гулянья
Будоражат гор хребты,
А у нас, как причитанье,
Лишь мяукают коты.
 
 
У людей из жирной туши
Капли падают в золу,
А у нас мышей летучих
Не сочтешь в сыром углу…
 
 
У людей – пшеницы вволю:
Год молоть – не видно дна,
А у нас, на нашу долю, —
В год один совок зерна…
 

Сердце бедняка

Перевел Б. Брик

 
Зима и нас не миновала,
В рост человека выпал снег,
И злая стужа с перевала
Уж замостила русла рек.
 
 
Здесь ночи тягостны и длинны…
Когда ж весна придет опять?
Поужинав, не жжем лучины;
Нет кизяка – ложимся спать.
 
 
Бедняк живет в хлеву и стойлах,
К труду его – вниманья нет,
И жесток ложа серый войлок.
И плод забот его – обед.
 
 
Все дни его полны трудами
И утешенья лишены,
Но, горю вопреки, ночами
Он видит радостные сны.
 

А-лол-лай!

Перевел С. Олендер

 
Мать легко тебя качает…
Лунный луч с тобой играет.
 Ты расти, мужай…
  А-лол-лай!..
 
 
Подрастешь, сыночек, скоро,
Станешь ты моей опорой.
 Я живу тобой,
  Милый мой!
 
 
Наша жизнь страшней могилы.
Только черный труд постыли»
 Знает твой отец…
  Спи, птенец!
 
 
А когда ты возмужаешь,
Тоже тяжкий труд узнаешь…
 Крепким вырастай!
  А-лол-лай!..
 
 
Будешь ты, надев арчита,
Отгребать под снегом скрытый
 Сена мерзлый клок.
  Спи, сынок!
 
 
Мне зимою спозаранку
Принесешь ты дров вязанку.
 Я тебе, мой свет,
  Дам завет:
 
 
Как помру – не вздумай в горе
Ты покинуть наши горы.
 Ты люби свой край,
  А-лол-лай!..
 

У могилы

Перевел М. Исаковский

 
Прощай, прощай! – Навек избавлен
Ты от заботы от людской.
И, на земле людьми прославлен,
Ты под землей нашел покой.
 
 
Народным горем удрученный,
Ты с нами прожил много лет.
И нам светил средь ночи черной
Твоей души и сердца свет…
 
 
Всю жизнь любил ты горы эти,
Стремился бедных защитить.
Так чем же нам тебе ответить,
Чем память нам твою почтить?
 
 
Все, как один, пойдем мы к свету —
К тому, что ты зажег во мгле.
Но горе нам, что больше нету
Гебя, живого, на земле.
 

1891 г., 3 марта, Владикавказ.

Взгляни!

Перевел П. Панченко

 
Без матери, брошен отцом,
Отчизну, родительский дом
Оставил я в юные годы.
В чужом, безучастном краю
Весну проводил я свою,
Встречая одни лишь невзгоды.
 
 
Сказал я: неси же домой —
В Осетию, в край наш родной,
Свое одинокое горе…
И хлынули слезы из глаз,
И радость в груди разлилась:
Увидел я снежные горы.
 
 
Но более бедным, чем я,
Вернувшись, нашел я тебя,
Народ, изнуренный заботой.
Нет места тебе ни в горах,
Ни в наших привольных полях:
Не стой, не ходи, не работай!
 
 
Достойных так мало у нас!
И что мы такое сейчас?
И чем мы со временем будем?
Ползешь ты вслепую, мой край.
Взгляни ж, Уастырджи, и не дай
Погибнуть измученным людям!
 

Без доли

Перевел М. Фроман

 
Как сердце тоскует с тобою в разлуке,
  Отчизны моей молодежь!
На прах мой – страшнее не может быть муки, —
  Ты даже слезы не прольешь!..
 
 
А злая чужбина терзает и гложет
  Мне сердце сильней и сильней…
Не смерти боюсь я, – но кто же разложит
  Костер на могиле моей?
 
 
Чья девушка так обо мне зарыдает,
  Чтоб дрогнул утес в вышине?
Кто песнь обо мне на фандыре сыграет,
  Кто в скачке мелькнет на коне?
 
 
Как сердце тоскует с тобою в разлуке,
  Отчизны моей молодежь!
На прах мой – страшнее не может быть муки, —
  Ты даже слезы не прольешь!..
 

Без пастуха

Перевел Б. Серебряков

 
В чаще со стадом пастух не расстанется,
  Зорко за ним он следит…
Что же с тобой, молодежь наша, станется,
  Кто же тебя защитит?
 
 
Ты, обезумев, как стадо голодное,
  В чаще блуждаешь лесной, —
Ищешь ты стебли в лесу прошлогодние…
  Гибнешь… Что будет с тобой?
 
 
О, если б только над горной вершиною
  Песню пастух твой запел,
Кликнул тебя – и в семью бы единую
  Быстро собрать всех сумел!..
 

Солдат

Перевел С. Олендер

 
Пусть он не знает покоя счастливого —
  Тот, кто нас хочет сгубить.
Мать, ты не шей мне наряда красивого,
  Мне ведь его не носить.
 
 
Тонким сукном мою душу угрюмую
  Ты не порадуешь, мать.
Унтер ударит, но горе, коль вздумаю
  Я отомстить, не смолчать.
 
 
Сын твой ни слова не скажет о голоде,
  Кашей питаясь одной.
В угол забьется в казарменном холоде,
  Спит на соломе гнилой.
 
 
Ты не оплакивай жизнь безотрадную,
  Сын твой и сам ей не рад.
Он не попросит черкеску нарядную,
  Он не жених, а солдат!
 
 
Если убьют меня, нет мне отмщения.
  Плачем ты горе утешь —
Ты созови на поминки селение,
  Нашу корову зарежь.
 
 
Мать, не рыдай над сыновней судьбиною,
  Вытри слезу ты свою!
Жадный до жизни, пускай и погибну я,
  Но за себя постою!
 

Горе

Перевел А. Гулуев

 
Горы родимые, плачьте безумно.
Лучше мне видеть вас черной золой.
Судьи народные, падая шумно,
Пусть вас схоронит обвал под собой.
 
 
Пусть хоть один из вас тяжко застонет,
Горе народное, плача, поймет.
Пусть хоть один в этом горе потонет,
В жгучем страданье слезинку прольет.
 
 
Цепью железной нам тело сковали,
Мертвым покоя в земле не дают.
Край наш поруган, и горы отняли.
Всех нас позорят и розгами бьют.
 
 
Мы разбрелись, покидая отчизну,—
Скот разгоняет так бешеный зверь.
Где же ты, вождь наш? Для радостной жизни
Нас собери своим словом теперь.
 
 
Враг наш ликующий в бездну нас гонит,
Славы желая, бесславно мы мрем.
Родина-мать и рыдает и стонет…
Вождь наш, спеши к нам – мы к смерти идем.
 

Тревога

Перевел М. Исаковский

 
Мой друг незнакомый, любимый, желанный.
Каким тебя именем мне называть?
 
 
С какой я надеждой и думою стану
Хранить тебя в сердце, о родина-мать!
 
 
Мне слышатся стоны из скал поднебесных,
Родная земля, – из груди из твоей…
 
 
И где бы ты ни был, мой друг неизвестный,
На клич, на призыв мой приди поскорей!..
 
 
Он слышен и мертвым! И если укрыться
Решил от него ты, – позор тебя ждет!..
 
 
Осетия! Можешь ли ты покориться
Пришельцу-алдару, что мучит народ?
 
 
Быть может, надеждой на правду влекомый,
Доверил ты волю пришельцу тому?..
 
 
Умри ж от раскаянья, друг незнакомый,
Коль ты хоть на миг подчинился ему!
 

Мать сирот

Перевел Б. Иринин

 
Коченеет ворон…
Страшен бури вой…
Спит на круче черной
Нар, аул глухой.
 
 
Долгой ночью лучше,
Чем тяжелым днем…
Светится на круче
Сакля огоньком.
 
 
На краю аула
В брошенном хлеву
Нищета согнула
Горькую вдову.
 
 
Горе истерзало —
Где уж тут до сна?
Над огнем устало
Возится она.
 
 
На полу холодном —
Кто в тряпье, кто так —
Пять сирот голодных
Смотрят на очаг.
 
 
Даже волка косит
Голод в холода.
Злая смерть уносит
Слабых без труда.
 
 
 Ну, не плачьте! – грустно
Говорит им мать, —
Накормлю вас вкусно,
Уложу вас спать…»
 
 
Можжевельник саклю
Дымом обволок…
Капают по капле
Слезы в котелок…
 
 
 Сгинув под обвалом
В день злосчастный тот,
Ты, кормилец, малых
Обманул сирот.
 
 
Пятерых покинул…
Что же впереди?
Лучше б сердце вынул
Из моей груди!
 
 
Видно, муж мой милый,
Ты жены умней, —
Что бежал в могилу
От семьи своей.
 
 
Сохнет и хиреет
Сын любимый твой:
Лечь бы нам скорее
Рядышком с тобой!»
 
 
Капают по капле
Слезы в котелок…
Можжевельник саклю
Дымом обволок…
 
 
Засыпает младший
Раньше всех детей, —
Изнемог от плача
Лучший из людей.
 
 
Подожди ты малость! —
Лягут все подряд.
Голод и усталость
Скоро победят.
 
 
 Мама, не готово ль?
Дай похлебки! Дай!» —
Всем вам будет вдоволь,
Хватит через край!
 
 
Котелок вскипает,
Плещет на золу…
Дети засыпают
У огня в углу…
 
 
Ветер воет глуше,
Горе крепко спит.
Сон глаза осушит,
Голод утолит.
 
 
На солому клала
Малышей своих,
Грея, укрывала
Чем попало их.
 
 
И покуда мрачно
Теплилась зола,
Все насытить плачем
Сердце не могла.
 
 
Детям говорила:
 Вот бобы вскипят!»
А сама варила
Камни для ребят.
 
 
Над детьми витает
Сон, и чист и тих, —
Ложь ее святая
Напитала их…
 

Кубады

Перевел П. Панченко

 
Жара ль, бураны —
В шубенке рваной
Он ходит, сирый.
Среди нихаса
Кубады часто
Сидит с фандыром.
 
 
Чья доля жальче?
Остался мальчик
Один под небом.
Не раз безродный
Плясал голодный
За корку хлеба.
 
 
Босой, избитый,
В душе – обиды.
И грязь на теле.
Жилось не сладко,
Из трещин в пятках
Лягушки пели.
 
 
Нет, сгинуть лучше,
Чем биться, мучась,
Добра не зная!
В могиле тлея,
Пусть пожалеет
Тебя родная,
 
 
Что не вскормила
Ни солнца силой,
Ни грудью белой,
Что в детстве раннем
Своим дыханьем
Тебя не грела!
 
 
Пастух, бывало,
Дожди встречал он
В хлеву дырявом,
А снег нагрянет —
В пещере станет
Он петь на славу.
 
 
Овца без пищи!
Он сена сыщет
В арчита прелом!
Фандыр свой просто
Он из нароста
Березы сделал.
 
 
Кусты с обрыва,
Немая ива,
Утес угрюмый
К нему клонились
И с ним делились
Заветной думой.
 
 
Орла порывы,
Вой вьюг тоскливый,
Гром в поднебесье,
Слеза оленя,
Ручья кипенье —
Пастушьи песни.
 
 
Свет после бури,
Краса лазури,
Привал для стада,
Луга и воды,
Пора свободы —
Мечты Кубады.
 
 
Но счастье кратко:
Беда украдкой
Придет, не спросит.
И волк овечку
К себе за речку
Тайком уносит.
 
 
Пастух отличный
Учет обычно
Заводит строгий.
Но вот Кубады,
Считая стадо,
Не видит многих!
 
 
Ушли? Куда же?
Кому расскажешь
Об этом горе?
Ох, треснуть может
Пастушья кожа.
Алдар – запорет!
 
 
Как быть Кубады?
  Покину стадо! —
Себе сказал он.
И убегает
За склон Адая!—
К дигорским скалам.
 
 
Страной родною
И Кабардою
С фандыром шел он.
В Калаке с пылом
И пел, и пил он
В кругу веселом.
 
 
Конца чудесным
Сказаньям, песням
Не знал Кубады.
Ему внимая,
Смеясь, рыдая,
Все были рады.
 
 
В пути-дороге
Не слабнут ноги,
А песни – краше.
Вот видим снова
Певца – слепого! —
В ауле нашем.
 
 
Жара ль, бураны —
В шубенке рваной
Он путь свершает.
Фандыр – отрада…
Но кто Кубады
У нас не знает?
 

Кто ты?

Перевел А. Ахматова

 
Не спрашивай, кто я,—
Ведь я не уздень.
Я не из красавцев,
Хоть в шелк разодень.
 
 
Рубашка – холстина,
Бешмет – полотно,
И выткано грубо
Черкески сукно.
 
 
Прутом подпоясан,
Арчита ношу…
А кто я? Ну, слушай —
Вниманья прошу.
 
 
В горах я родился;
Тот хлев еще цел,
Где друг твой впервые
На свет поглядел.
 
 
Да, мать родила там
В грязи и в пыли,
Ей места почище
У нас не нашли.
 
 
Гнетет оно память
Позора горой…
Боюсь пожелать я
Здоровья больной.
 
 
А чем еще может
Ей бедный помочь?..
Всегда нависала
Над матерью ночь.
 
 
Отец мой суровый
Неласков был с ней,
Его покаравшей
Кончиной своей.
 
 
Чужая младенца
В свой дом приняла,
и грудью кормила,
И доброй была.
 
 
Дитя баловала
Заботой своей,—
Те ранние годы
Всего мне милей.
 
 
И так подрастал я
В беспечности сам,
То с пеньем, то с пляской
Бродя по пирам.
 
 
Хаматом зову я
Отца своего…
И мне не припомнить
Заботы его.
 
 
Он снова женился,—
Пришел я домой,
Всего натерпелся
От мачехи злой…
 
 
Подарки – побои,
И ласки – пинки,
Изведал я тяжесть
Жестокой руки.
 
 
Отец на охоте,
В далеких лесах,
Жена побиралась
В соседних дворах.
 
 
Как часто охотник
На смерть обречен,
Но редко бывает
В земле погребен.
 
 
За туром бесстрашно
Погнался отец
И в пропасти горной
Нашел свой конец.
 
 
Вдова для поминок
Луга продала
И все промотала,
Что в доме нашла.
 
 
Такой же беспечный,
Что мог я сказать?
Кто мать свою смеет
В делах поучать?
 
 
Я понял, что в мире
Я все потерял.
Что плакать? По нраву
Уж взрослым я стал.
 
 
А мачеха в доме
Отца прожила
Недолго, и к мужу
Другому ушла,
 
 
Оставивши сына
В убогом дому.
Пора добывать, мол,
На хлеб самому.
 
 
На что ж я был годен!
Грусти не грусти —
Пришлось за харчи лишь
Ягнят мне пасти.
 
 
Скитался по саклям,
На сене я спал,
Но все же «да-да-дай»
С весельем певал,
 
 
Работал подпаском,
Служил пастухом —
За скудную плату
Ячменным зерном.
 
 
В облезлой папахе
И в бурке бродил,
Но – досыта хлеба!
И я не тужил.
 
 
Побои и ругань —
Я все испытал,
Но все же «да-да-дай»
Всегда распевал.
 
 
Шестнадцатилетний,
Мужчина почти,
Я всласть наигрался
В недолгом пути.
 
 
Косы заостренной
Изогнут конец.
Луга ею бреет
Искусный косец.
 
 
Как руки могучи,
И как я косил!..
Но отчего луга
Я не возвратил.
 
 
Куда же девались
Луга-то мои?
Они на поминки
Давно, мол, пошли.
 
 
Тогда я батрачить
Пошел к богачам.
О, что я ни делал,
Кем не был я там!
 
 
Какого я только
Не знал ремесла?
Поклажи носил я
Быстрее осла.
 
 
Могу похвалиться,
Что сукна я ткал
И золотом славно
Порой вышивал.
 
 
Работал иголкой,
Как девушка, я,
И тешила песня
«Да-да-дай» меня.
 
 
О как своенравно
Ты, сердце!.. Ему
Не скажешь: ты плохо —
Не верит тому.
 
 
Уносится к солнцу
Счастливой мечтой,
А ночью захочет
Скитаться с луной.
 
 
Откуда у сердца
К свободе порыв?
И что так пылает
В нем кровь, забурлив?
 
 
Красавица! Доля
Завидна ее,—
Навек она сердце
Пленила мое.
 
 
Как вспыхнуло чувство?
Безумцем я стал.
Что далее будет —
Совсем я не знал.
 
 
То нежность при встрече
Я чувствовал к ней,
То вдруг ненавидел
Сильней и сильней.
 
 
Я близких чуждался,
Бродил наугад,
И был я работе,
Был жизни не рад.
 
 
С аулом враждуя,
Бежал от друзей…
Как, сердце, бороться
Мне с властью твоей?!
 
 
Зачем на беднягу
Глядела она,
Зачем проходила,
Как солнце, ясна?
 
 
Зачем так бывала
Со мною мила?
Зачем кобуру мне
В подарок дала?..
 
 
Прости, издалека
Веду я рассказ,—
В печали и в горе
Бывал я не раз.
 
 
Зима нам – могила:
Обвал – не зевай!
Нам осень – работа.
Весна – это рай!
 
 
Приветливей солнце,
Пушистей лоза.
Уже не ворует
Солому коза.
 
 
Снег тает на склонах,
И реки мутней,
И птицы летят к нам,
И дни все длинней.
 
 
Вот бабочек время…
А сердце – в огне.
Эй, молодец! Где ты,
В какой стороне?
 
 
Способности ныне
Свои докажи,
Родителям строгим
Калым покажи.
 
 
Калым приготовлен
Батрацким трудом,
Что должно, по счету
Находится в нем.
 
 
Я солью с ладони
Скотину кормил.
Для будущей тещи
Коня я добыл.
 
 
Им всем угодил я
Теперь наконец,
Но сердце тревожит
Невестин отец.
 
 
И горд и надменен
Пред бедными он;
С соседями груб он,
А дома – Сырдон.
 
 
Не даст никому он
Ни слова сказать,
А девушка чахнет
И мучится мать.
 
 
С любимой поладил,
Мать – с нами. Но ведь
Отец у любимой
Взъяренный медведь.
 
 
Господь не услышал
Молитвы моей,
И я растерялся,
Стал ночи темней.
 
 
А сватом кто будет,
Кто бросит дела?
О, как одинок я,
Как жизнь тяжела!
 
 
Где свата найти мне?
И страшно мне то,
Что бранью он встретит
Почтенных сватов.
 
 
А сам не пойду я,—
Боюсь, не стерплю,
С отцом я заспорю
И все погублю.
 
 
А милую сватать
Стал кто-то опять,
Но этому, впрочем,
Противится мать.
 
 
И девушка слышать
Не хочет о том,
И косы терзает,
Льет слезы ручьем.
 
 
Зовет меня громко:
«Любимый, ты где?
Не дай мне погибнуть
В позорной беде!»
 
 
Так видишь, какое
Житье-то, бытье?..
Кто я? Одинокий —
Вот имя мое.
 

Всати

Перевел А. Шпирт

 
Сладко спать усталым.
Утром сон могуч…
Но скользит по скалам
Первый солнца луч.
 
 
Все кругом искрится,
Ветерок шумит,
Пробудились птицы…
Только Всати спит.
 
 
Старца – исполина
В мире кто древней?
Вот вершин вершина —
Он живет на ней.
 
 
Снег сияет горный:
Манит вышина.
Там – нихас просторный,
А на нем – сосна;
 
 
С диких скал свергаясь,
Воет водопад;
С двух сторон, сверкая,
Ледники висят,
 
 
Камни с грозным шумом
Катятся с высот…
Лесом скрыт угрюмым,
Всати здесь живет.
 
 
Стол его, сиденье —
Все хрусталь сплошной.
Из рогов оленьих —
Ложе под сосной.
 
 
Шерсть на нем медвежья,
Козий пух лежит…
Всати утром свежим
Беззаботно спит.
 
 
Машут лопухами
Семь безусых слуг,
От него упрямых
Отгоняя мух.
 
 
Семь других румянят
На огне шашлык,
Жарят бок бараний —
Будет рад старик…
 
 
Гром гремит.
Поднялся С ложа Всати: «Оф!
 Я проголодался —
Завтрак мой готов?..»
 
 
Жирный бок грызет он.
Вдруг запели. «Гей!
Видно, вновь – охота.
Погляди скорей!..»
 
 
Юноша проворно
К леднику шагнул,
Со стремнины горной
В бездну заглянул
 
 
И без промедленья
Крикнул: «Слышу зов —
Просят там оленя
Девять ездоков.
 
 
Кони статны. Ружья
Крымские блестят…
– Нам олень бы нужен,
Пусть худой! – кричат».
 
 
– Щеголям блестящим,
Глупый, откажи:
Знай – у бедных тащит
Скот им Уастырджи.
 
 
Пусть он угостит их
Краденым скотом
Да аракой сытых
Напоит потом!..
 
 
Солнце на закате.
Песни вновь слышны,
Вновь прислужник Всати
Сморит с вышины.
 
 
«Семерых на круче
Вижу бедняков,
Слышу их могучий,
Их веселый зов:
 
 
– О, уарайда, Всати!
Щедрый, к нам явись.
Ты на горном скате,
Погляди – ка вниз
 
 
Ты оленя, Всати,
Дай нам в добрый час.
Ты на горном скате,
Ты взгляни на нас!..»
 
 
В стареньких арчита,
С плохоньким ружьем.
Головы побриты
Сломанным серпом…
 
 
– Гей, юнец! Рогатых
Выпусти скорей:
Угости, как надо,
Дорогих гостей.
 

На кладбище

Перевел П. Заболоцкий

 
Нет похорон многолюднее наших…
Нынче такая толпа провожавших
  С гор и долин собралась —
 
 
Не повернуться на кладбище было,
Старый и малый стояли уныло,
  Низко над мертвым склонясь.
 
 
Был он единственный сын у слепого Старца.
На черных носилках сурово
  Вот он замолк, недвижим.
 
 
Труженик вечный, старательный в деле,
До Алагирского был он ущелья
  В каждом селенье любим.
 
 
С детства не знал он еды прихотливой,
Не щеголял он в черкеске красивой,
  Да и не думал о том.
 
 
Скромный, со всеми он был одинаков.
И до сегодня сафьянных чувяков
  Мы не видали на нем.
 
 
Нынче ж, смотрите, нарядный какой он!
Как у невесты, затянут и строен
  Мертвого юноши стан.
 
 
Золото ярко блестит на одежде.
Разве оружье на юноше прежде
  Кто замечал из крестьян?
 
 
Шашка с винтовкой под стать удалому.
Часто ль, однако, с оружьем из дому
  Он выезжал, как джигит?
 
 
Сроду коня у него не бывало!
Только теперь, когда время настало,
  Конь перед мертвым стоит.
 
 
Женщины стихли… Умолкло рыданье…
Вот к мертвецу, соблюдая молчанье,
  Старец подходит седой.
 
 
Темную кожу изрыли морщины,
Шапка, шубенка – из старой овчины…
  Думаем: кто он такой?
 
 
Вытер он слезы дрожащей рукою,
Выпростал бороду перед толпою,
  Взял за уздечку коня.
 
 
Смолкли мгновенно пред ним разговоры,
Люди печально потупили взоры,
  Плачет, рыдает родня.
 
 
Старец на краткое замер мгновенье,
Вдруг он собравшимся на удивленье
  Стал не спеша говорить.
 
 
Коль не могу повторить его речи,
Друг мой, земляк мой, прошу издалече
  Слово мое не хулить.
 
 
Вот что сказал он: «Пусть будет довека
Память светла о тебе! Человека
  Взор благородный угас.
 
 
Всем ты снабжен для поездки спокойной.
Конь лишь тебе не нашелся достойный
  В этот безрадостный час.
 
 
К Тереку люди отправились ныне,
Ищут по пастбищам, ищут в пустыне,
  Ищут по краю земли.
 
 
Много они берегов обскакали,
Много они табунов обыскали,
  Но ничего не нашли.
 
 
Видишь, на небе, под желтой горою
Три скакуна вознеслись над тобою,
  Уастырджи три жеребца?
 
 
Ближнего схватишь – ударит копытом,
Дальнего схватишь – он волком несытым
  Кинется на молодца.
 
 
Средний блуждает по области неба.
Дай ему корку ячменного хлеба.
  Славный Курдалагон – бог
 
 
Быстро коню изготовит подковы,
Будут узда и попона готовы —
  Все для загробных дорог.
 
 
Первенцем месяца конь твой крылатый
Будет обуздан. Сын солнца, вожатый,
  Даст тебе плеть и седло.
 
 
Сядь на коня! Не споткнись, опускаясь,
Не торопись, по горам поднимаясь,
  Если коню тяжело.
 
 
Три пред тобою предстанут дороги.
Нижняя – это дорога тревоги, —
  Кровники ездят по ней.
 
 
Мститель на верхней дороге таится.
Средней дороги твой конь не боится —
  Значит, и ты не робей.
 
 
Это – твой путь! Он не шире тропинки.
Встретишь ты мост из одной волосинки —
  Птице не перепорхнуть.
 
 
Пусть от бедра твоего иноходца
Мяса кровавый кусок оторвется, —
  Так его нужно хлестнуть.
 
 
К царству усопших в мгновение ока
Перенесет тебя конь твой с востока, —
  Солнца увидишь заход.
 
 
Скажут: «Темно! Уходи, мол, отсюда!»
Сердце – ходатай твой. Веруя в чудо,
  Ты помолись у ворот.
 
 
– Боже! – воскликни. – Создатель вселенной!
Солнце в его красоте несравненной
  Снова на небо верни!
 
 
Солнце усопших на небе заблещет,
Створы железных ворот затрепещут,
  И распахнутся они.
 
 
Знает сын солнца дорогу до рая.
Все он тебе объяснит, проезжая,
  Видя смущенье твое.
 
 
Вот ты заметил собаку у входа.
Лают щенки, не давая прохода,
  Воют из чрева ее.
 
 
Спросишь ты: – Что это за небылица?
Суке не время еще ощениться. —
  Молвит сын солнца в ответ:
 
 
– Женщина эта всю жизнь воровала, —
В образе суки ей время настало
  Мучиться множество лет.
 
 
Дальше – срамное: мужчина с женою,
Шкурой вола покрываясь одною,
  Перед тобою лежат.
 
 
Не поделить покрывало им, – сдуру
В разные стороны дергают шкуру.
  Голые оба до пят.
 
 
– Что это значит? – ты спросишь в испуге.
Что они делают, эти супруги? —
  Скажет тебе проводник:
 
 
– В жизни у этой бессовестной пары
Были одни перебранки и свары,
  До ночи слышался крик.
 
 
Их разнимали соседи и дети…
Так и в загробном живут они свете! —
  Дальше коня погони.
 
 
Новых супругов увидишь ты скоро.
Маленькой заячьей шкурой без спора
  Плотно укрылись они.
 
 
– Как же им заячьей шкурки не мало?
Шкуры вола драчунам не хватало! —
  Ты пожелаешь узнать.
 
 
– Верные эти супруг и супруга
Крепко при жизни любили друг друга, —
  Здесь они любят опять.
 
 
Рядом, закутана шкурой гадюки,
Мечется женщина, вытянув руки,
  Жабья косынка на ней.
 
 
Постницей раньше она притворялась,
Но втихомолку сама издевалась
  Над пониманьем людей.
 
 
Камень посыпался вдруг над тобою —
Штопает женщина скалы иглою,
  Хочет заштопать овраг.
 
 
– Что с ней? – Была и она своенравна:
Платье любовнику штопала славно,
  Мужу зато кое – как.
 
 
Здесь она мужу заплатит сторицей!
Дальше! На женщине жернов вертится,
  Мелет каменья в песок.
 
 
Денно и нощно, не переставая,
Крутится жернов, беднягу терзая…
  Что был у ней за порок?
 
 
– Мельницу эта держала воровка.
Красть научилась муку она ловко.
  Долго ли, сам посуди! —
 
 
Дальше скачи! Молоко водопадом
В кадку, подобную горным громадам,
  Женщина льет впереди.
 
 
Сыру сварить она хочет для пира!
Глянь, а кусок получается сыра
  Чуть ли не меньше яйца.
 
 
– Так ей и надо, бессовестной скряге!
Сколько бы ни было сыра в корчаге —
  Не угостит пришлеца. —
 
 
Рядом – другая, в посудине жалкой
Сыра кусок подцепила мешалкой,
  Да не поднять, тяжело!
 
 
– Эта, хотя ей еды не хватало,
Без угощенья гостям не давала
  Ехать в другое село. —
 
 
В лучшую область спеши, человече!
Вот пред тобой на пригорке далече
  Муж восседает с женой.
 
 
Гнется от тяжести стол перед ними, —
Полон напитками он дорогими,
  Сладкой уставлен едой.
 
 
Пища тут с перцем, чеснок в изобилье!
Сколько б супруги ни ели, ни пили, —
  Не иссякает еда.
 
 
– Что за диковина! – Эти супруги
Были бедны, но чурек свой в лачуге
  С нищим делили всегда. —
 
 
Дальше! Какой – то бедняга в теснине
Носит каменья в бездонной корзине,
  Мучаясь около скал.
 
 
– Раньше, поклявшись отцовскою верой,
Мерил он земли неправильной мерой,
  Пашни соседские крал. —
 
 
Дальше! Увидишь: в траве превосходной,
Бык из упряжки, худой и голодный,
  Бороду старца жует.
 
 
Что ж он гнушается свежей травою?
Разве, питаясь сухой бородою,
  Будет он сыт, сумасброд?
 
 
– Старец, быка раздобыв для упряжки,
Раньше соломы жалел для бедняжки, —
Вот он и кормит быка. —
 
 
Дальше! Шумит океан безграничный.
Некий изгнанник в скорлупке яичной
  Заперт среди островка.
 
 
Мостик к изгнаннику лезвия уже.
Дверь, как ушко у иголки, к тому же. —
  Этот несчастный злодей
 
 
Жил нелюдимом, детей он с женою
Выгнал и с жизнью простился земною,
  Отгородясь от людей. —
 
 
Далее, в лед провалившись по шею,
Кто – то вопит пред тобой: «Леденею!» —
  Гибнет за что он во льду?
 
 
– В час неурочный на каждой неделе
Крался, бывало, к чужой он постели, —
  Вот и попался в беду. —
 
 
Башня стоит вдалеке ледяная.
В башне три старца сидят, замерзая
  В креслах своих ледяных.
 
 
Льдистые палки пристыли к десницам,
Льдистые бритвы гуляют по лицам,
  Режут, уродуют их.
 
 
– Как объяснить мне виденье такое?
– Некогда были в судилище трое
  Выбраны целой страной.
 
 
Судьи, однако, пристрастными были,
Князя они и ребенка судили
  Не сообразно с виной. —
 
 
Блещет дворец серебром на поляне.
В нем восседают на белом диване
  Трое пришельцев с земли.
 
 
Знает твой спутник земной их обычай:
Эти судили без всяких различий,
  Правду святую блюли.
 
 
Вот, наконец, и окрестности рая.
Плетью взмахни ты, и конь твой, играя.
  К цели тебя донесет.
 
 
Слезешь с коня ты – детей вереница
Перед тобой на лугу веселится,
  Бегая возле ворот.
 
 
Всадника радостно каждый встречает,
Кто за отца, кто за мать принимает…
  Все – то босые они!
 
 
Этот – без пояса, тот – без папахи,
Эти – по горло задрали рубахи.
  Ты их не тронь, не гони.
 
 
Ты приласкай их, поправь им одежды.
Стань у дверей, не теряя надежды,
  Помощи жди от ребят.
 
 
Если привратник начнет упираться,
Дети невинные не согласятся
  В рай уходить без тебя.
 
 
Семь золотых распахнутся затворов.
Мудрый Барастыр, царь мертвых, без споров
  Пустит достойного в дверь.
 
 
Вот и в раю ты! Пусть будет довека
Память светла о тебе! Человека
  Образ ты сбросил теперь.
 
 
Пусть же тебе этот плач безысходный,
Этот великий почет всенародный
  Снимут унынье с чела!
 
 
Тесно с землей ты сольешься родимой.
 Ждет тебя конь. О тебе, наш любимый,
  Память да будет светла!»
 
 
Длань от уздечки отвел говоривший.
«Вечная память тебе, опочивший!» —
  Все повторили кругом.
 
 
Справили гости обряд поминанья,
Но еще долго неслись причитанья
  Над погребальным холмом.