Текст книги "Киноклуб"

Я, конечно, хорошо отношусь к фильму Трюффо, но это совсем не та вещь, под которую можно расслабиться субботним вечером за домашней лазаньей и пивом. Хотя насчет расслабления, пожалуй, ошибся. Когда после финального статического кадра в комнате стало тихо, отчетливо послышался угрожающий рокот – как оказалось, это был храп Костаса. Все присутствующие сидели и молчали, поэтому единственным другим звуком в комнате были приглушенные крики соседей сверху, ругавшихся на фарси. Торопясь прервать неловкую паузу, Дэвид принялся читать подробную лекцию о французской новой волне и ее влиянии на современный кинематограф, от Содерберга до Тарантино. Дэвид, наверное, вещал бы еще долго, но тут Костас вздрогнул, проснулся и предложил всем вместе пойти в бар. Тео отпросился, сказав, что дома его ждет невеста. Думал, Дэвид тоже откажется – ну не бросит же он в самом деле сестру одну наводить порядок на кухне! Однако Дэвид с радостью согласился продолжить дискуссию в питейном заведении. Я же рассудил, что перемена места как нельзя лучше способствует перемене темы, поэтому тоже пошел. РТ присоединился.

Было это почти десять лет назад. Рад сообщить, что наш киноклуб все еще продолжает свою работу. Однако с тех пор многое переменилось – во всяком случае, для меня. Для остальных же… Не сказал бы.

Глава 2

В этом году мне исполняется тридцать. В детстве девятнадцатилетние парни казались зрелыми мужами. Но, когда самому стукнуло девятнадцать, ни зрелым, ни хотя бы просто взрослым себя не почувствовал. Должен сказать, что за прошедшие десять лет ощущения не поменялись. Правда, кое-какие атрибуты, которыми полагается обладать взрослым людям, у меня имеются – отдельное, пусть и съемное жилье, постоянная работа и хрустальный графин, которым даже один раз пользовался по прямому назначению. Так что, думаю, экзамен на зрелость можно считать сданным на крепкую троечку.

На цифры в документах внимания не обращаю, так называемым вехам и этапам значения не придаю, поэтому предстоящий тридцатилетний юбилей меня совершенно не беспокоит. Списков дел, которые надо обязательно успеть сделать до тридцати, тоже не составлял.

В голову не приходило ставить себе ультиматумы и решать, что до тридцатого дня рождения и ни днем позже я обязан прыгнуть с парашютом или побывать в Париже. Второй пункт, кстати, выполнил, но по дороге желание выпрыгнуть из самолета не посетило. Должно быть, Тео виноват. У него, как у профессионала, есть доступ к статистике несчастных случаев. Представить себе не можете, сколько людей каждый год гибнут или получают тяжелые травмы из-за самой обыкновенной гравитации. Ее, а вовсе не гипертонию, следует признать молчаливым убийцей. Разумеется, за исключением тех случаев, когда жертвы орут всю дорогу до земли, обнаружив, что забыли парашют под сиденьем.

Год основания киноклуба оказался для меня знаменательным еще по одной причине: я опубликовал свой первый роман. С перерывами трудился над ним четыре года – то бросал, то снова брался за дело. На первом курсе как бы случайно разговорился с преподавательницей, которая сама являлась автором двух книг, и попросил прочесть мой труд. Преподавательнице рукопись понравилась настолько, что она согласилась передать книгу своему литературному агенту. Ему рукопись понравилась настолько, что он разослал ее в несколько издательств. Одному из них рукопись понравилась настолько, что ее – о чудо – напечатали. Вышла книга, когда я уже перешел на третий курс. Мой труд получил парочку малоизвестных премий и продавался достаточно хорошо, чтобы дать автору возможность не спешить с поисками работы сразу после получения диплома. Последнее обстоятельство оказалось очень удачным, поскольку работы тогда все равно не было. Правда, меня с радостью готовы были принять в качестве стажера в одно из крупных ежедневных изданий – если, конечно, я ничего не имею против двенадцатичасового рабочего дня и отсутствия зарплаты. Мне предложение соблазнительным не показалось.

РТ завершил образование в одно время со мной, и перспективы трудоустройства у него тоже были, мягко говоря, не радужные. Устроился официантом, однако был уволен. Так РТ сменил несколько ресторанов, а в свободное время пытался раскрутить свои музыкальные проекты. Но распады новых групп происходили с той же регулярностью, что и увольнения. Причем история всегда выходила одна и та же, будто под копирку. На одном из живых концертов, на которые РТ ходил регулярней, чем на работу, он знакомился с единомышленниками. Совместная любовь к малоизвестной прогрессивной рок-группе семидесятых или джазовому барабанщику шестидесятых сразу связывала этих меломанов крепкими узами. Если новые знакомые тоже музицировали – а чаще всего так оно и было, – пару недель они в свое удовольствие баловались любимой забавой в подвалах, гаражах и заброшенных складских помещениях. Одновременно пара пыталась понять, куда ведут их отношения. Но увы – счастье обычно длилось недолго. Стоило РТ уличить друга в измене музыкальным идеалам или тайной порочной страсти («Как можно любить Боба Моулда? А «Judas Priest»? Пасть так низко!..»), и союз всей жизни незамедлительно расторгался.

Поначалу я еще пытался взывать к его благоразумию:

– РТ, сними наконец розовые очки и признай, что идеала не существует. Маленькие недостатки – это нормально, у всех они есть. Придется стерпеть пару слабостей, иначе до конца карьеры так и будешь выступать в одиночестве. А твоя специальность, напомню, ударные. Жаль тебя разочаровывать, но ни разу не слышал, чтобы барабанщик один собрал стадион Мэдисон-сквер-гарденс.

Но РТ лишь печально качал головой и пытался объяснить, почему для него принцип «стерпится – слюбится» неприемлем.

– Нет, тебе не понять. Только не обижайся, приятель, но ты в музыке ни хрена не смыслишь. От «U2» балдеешь. О чем тут еще говорить? Но ты-то в музыканты лезть не пытаешься, поэтому меня твои вкусы не смущают. А в нашем деле компромисс смерти подобен. Согласен, звучат твои советы разумно. Но боюсь, такими темпами скоро докачусь до того, что буду выступать на разогреве на ковбойском фестивале в Калгари, распевая кавер-версии песен Бон Джови перед кучкой пьяных олухов, для которых что Бон Джови, что «Бон Айвер» – одно и то же. А это, друг мой, музыкальная смерть.

Примерно тогда мы и решили основать интернет-журнал о кино, музыке, искусстве. Назвать решили в честь классического звукового эффекта, который используют в кино, когда кто-то, например, падает с большой высоты или оказывается пронзенным стрелой, – «Крик Вильгельма». Тогда нам эта идея казалась крутой. Сначала дела шли вяло. РТ писал рецензии на новые альбомы – чаще всего уничижительно-язвительные. Я пытался договориться об интервью с одним из трех-четырех музыкальных коллективов, которые одновременно бы нравились РТ и согласились дать интервью нашему скромному изданию. В свободное от этого многотрудного занятия время писал рецензии на фильмы и книги. Со временем у нашего журнала даже появились постоянные читатели – в основном благодаря скандально известному интервью, которое РТ брал по телефону у Билли Коргана. Первый вопрос был такой: «Скажите, вы нарочно пишете дерьмо или оно рождается спонтанно, в процессе импровизации?»

Как вы, наверное, уже догадались, после такого начала о светской беседе не могло быть и речи. Полный текст интервью в письменном виде, то есть все три минуты двадцать две секунды, был выложен на нашем сайте. Его у нас мгновенно расхватали многочисленные новостные ресурсы. За четыре часа сайт нашего журнала посетило больше народу, чем за все предыдущие четыре месяца. Нами даже заинтересовались рекламодатели. Как раз в это время рыбный магазин на первом этаже закрылся. Владельца арестовали за то, что организовывал нелегальные бои рыб с угрожающим названием «львиная скорпена». Освободившееся помещение арендовали мы и устроили там редакцию. Я был занят встречами с читателями и прочей рекламной ерундой, поэтому почти вся административная и хозяйственная работа легла на плечи РТ. Друг таким распределением обязанностей остался недоволен и предложил нанять помощника. Разговор шел по телефону. Я, совсем обалдевший от бесконечных перелетов, сидел в аэропорту то ли Ванкувера, то ли Виннипега, поэтому согласие дал не думая, на автопилоте.

Так РТ ввел в нашем журнале программу для стажеров. Состояла она в следующем: выбрать из соискателей самую привлекательную кандидатуру женского пола, сваливать на нее всю работу, которой неохота заниматься самому, по возможности затащить в постель, а год спустя под тем или иным предлогом выставить за дверь, чтобы освободить место для следующей. Я предупреждал, что из-за этих его «испытательных сроков» у нас могут быть проблемы, так что лавочку пора сворачивать. Но РТ поступил с этим моим советом так же, как и со всеми предыдущими, то есть полностью проигнорировал.

– Между прочим, это называется «сексуальные домогательства на рабочем месте»! – взывал к совести РТ я. – Используешь свою власть над этими бедными наивными девушками, готовыми от отчаяния ухватиться за любую работу! Допрыгаешься! Что будем делать, если одна из твоих стажерок в суд побежит?

– Расслабься, – отмахнулся РТ. – Эти девушки всего на пару лет моложе нас с тобой. Какая наивность в таком возрасте? Ну а то, что они хотят со мной переспать… Что ж, при моем роде занятий это неизбежное зло. Я ведь музыкант. Чтобы завоевать знойную красотку, мне вовсе не обязательно использовать для этого должность редактора в убогом интернет-журнальчике. И вообще, с каких пор тебя начали интересовать дела редакции?

Последнее обвинение было справедливым. Журнал я и впрямь совсем забросил. Был слишком занят, участвуя в рекламной кампании первой книги и одновременно работая над второй. Увы, не было времени следить, какому именно мастерству РТ обучает наш персонал.

Насчет музыкальной успешности он тоже говорил чистую правду. Во всяком случае, РТ в кои-то веки удалось в первые же пять минут не рассориться с группой аж из нескольких человек. Коллектив под названием «ООН» являлся андерграундным, однако уже начал набирать вполне весомую популярность. Их дебютный сингл «Стандарты не для нас» даже привлек внимание звукозаписывающих компаний. Два раза бывал на концертах «ООН» и успел познакомиться с другими музыкантами группы. Солист и гитарист были однояйцовыми близнецами. Они были родом из Норвегии и смахивали на двух белых медведей – высоченные, здоровенные блондины. Во время выступлений стояли по разные стороны сцены в одинаковых черных костюмах. А еще у них была привычка меняться местами и во время мероприятий и интервью выдавать себя друг за друга. Рыжая бас-гитаристка родом из Монреаля одевалась так, будто до «ООН» играла в женской панк-группе семидесятых, и почти не говорила по-английски. А татуированный с ног до головы клавишник всегда выступал в черном сомбреро. Весь коллектив вместе смотрелся как причудливый гибрид готической группы и фанк-коллектива «Parliament-Funkadelic».

Тем не менее песни у них были хорошие. На мой вкус, немножко грубоваты и сыроваты, зато энергия во время выступлений била не просто ключом, а фонтаном. Музыка была бодрая и настолько своеобразная, что, один раз услышав песни «ООН», потом их нельзя было ни забыть, ни перепутать с чем-то другим. Их направление представляло своеобразное сочетание «Joy Division», «Talking Heads», «My Bloody Valentine» и «The Spinners».

Первые живые концерты группы проходили в крошечном клубе на Джон-стрит под названием «Дядюшка Боб» (ныне приказавшем долго жить). Там торговали алкоголем без лицензии, однако «ООН» медленно, но верно поднимались вверх по пищевой цепочке. РТ уходил на выступления и репетиции почти каждый вечер. Группа как раз записывала первый альбом и планировала приурочить к дате его выпуска тур по Канаде. Вместо того чтобы продаться одному из крупных звукозаписывающих лейблов, ребята решили продвигать свою музыку сами.

Дела шли хорошо, перед коллективом открывались новые горизонты.

И тут РТ, конечно, пришел к выводу, что группа обмельчала и выродилась. Другие музыканты для альбома хотели перезаписать некоторые из лучших песен и сделать ремиксы. РТ, конечно, был категорически против. Первоначальные версии казались ему идеальными. Менять их – только портить. Новые песни группы РТ тоже не нравились. Ширпотреб, говорил мой друг. Независимый коллектив на его глазах превращался в кучку презренных конформистов, променявших свободу творчества на погоню за наживой.

Страсти накалялись, и закончилось дело тем, что РТ из группы выгнали. Или он сам ушел – смотря чью версию событий вы слышали. Зная РТ, предполагаю, что его, как обычно, уволили. Впрочем, какое это имеет значение? В любом случае ему заплатили последний гонорар, а право на исполнение сочиненных им песен группа закрепила исключительно за собой. На место РТ взяли двоюродного брата бас-гитаристки, который по-английски говорил еще хуже, чем она.

Через полгода дебютный альбом «ООН» под названием «Октан» занял шестнадцатое место в хит-параде журнала «Биллборд», а еще через три недели добрался и до первого. В основном способствовал успеху тот самый написанный при непосредственном участии РТ сингл «Стандарты не для нас». Позже песню использовали в рекламе нового айфона. Потом «ООН» отправились в мировое турне, попали на обложки «Роллинг Стоун» и «Кью», выступали в программе «Субботним вечером в прямом эфире» и стали хедлайнерами фестиваля в Гластонбери.

Музыкант благоразумный с достоинством признал бы поражение, начал бы с чистого лица с другим коллективом, фиаско записал бы в разряд неприятного, но полезного опыта и впредь учился бы на своих ошибках. Все вышеперечисленное – прямая противоположность того, как поступил РТ. Вместо этого поместил на сайт «Крика Вильгельма» длинную статью, в которой подробно излагал свою версию событий, прозрачно намекая, что своим триумфом группа обязана ему. Но когда адвокаты группы пригрозили подать в суд, статью пришлось убрать. За это РТ обозвал меня жалким трусом и заявил, что у «ООН» кишка тонка, поэтому надо было идти ва-банк. Я напомнил, что у его бывших товарищей по группе, в отличие от нас, есть миллионы на адвокатов. Если РТ немедленно не запишет платиновый альбом, мы помрем с голоду, не дождавшись окончания судебного процесса.

Пришлось РТ ограничиться разгромными статьями об альбомах, синглах, концертах и любом другом творчестве группы, с которым ему удавалось ознакомиться. Как-то раз РТ написал критическую статью объемом в пятьсот слов о посте одного из участников «ООН» в «Фейсбуке». Пытался втолковать РТ, что во всем надо знать меру. Вдобавок от его мстительности страдает наш собственный журнал. Когда-то преисполненные энтузиазма рекламодатели теперь в нас разочаровались. РТ больше всерьез не воспринимали. Бедняга превратился в ходячий анекдот. В шутку его прозвали чокнутым незаконнорожденным сыном Стю Сатклиффа и Пита Беста, первых уволенных барабанщиков «Битлз». Посещаемость сайта упала почти до нуля. Заглядывали к нам только интернет-тролли, почуявшие легкую мишень. Еще бы – одного хэштега было достаточно, чтобы спровоцировать РТ на обильные и комичные в своей нелепости потоки брани.

Чтобы заставить приятеля взяться за ум, пришлось пригрозить закрыть журнал. С этого момента РТ поклялся не писать про «ООН» ни единого слова, и мы договорились больше эту группу не упоминать – даже в разговорах. Теперь РТ снова пишет сокрушительные рецензии о творчестве других музыкантов, а в свободное время сидит за синтезатором. Говорит, что работает над ретро-прогрессивной панк-оперой, что бы это ни означало. РТ по-прежнему спит со стажерками, которых меняет как перчатки. Препираться с ним на эту тему перестал, иначе наше дружеское общение рисковало обернуться сплошными спорами. Если никто не затевает публичных скандалов и не грозится нас засудить, мое дело сторона.

Тем более что у меня тогда своих проблем хватало. Права на экранизацию моей книги приобрела киностудия. Правда, агент предупредил, что это обычная практика – права студии на всякий случай скупают пачками, а чести увидеть свое произведение на экране удостаиваются считаные единицы. Поэтому мне остается только положить денежки в карман и бежать, пока руководство студии не опомнилось. Вдобавок издательство, выпустившее книгу, купило другое, гораздо более крупное американское издательство, которое теперь требовало, чтобы я предоставил им рукопись второй книги. В этом их намерения совпадали с моими. Взял аванс, предоставил РТ рулить журналом, как умеет, и на год окопался за письменным столом. Затем отослал в издательство законченный роман.

Редакторы посовещались и постановили, что я написал полное дерьмо.

Хотя, возможно, тут я все-таки сгустил краски. Агент просто тактично намекнул, что в издательстве, скорее всего, ждали чего-то более похожего на первую книгу. Мой предыдущий роман имел успех. Конечно, не такой, как бестселлеры Стивена Кинга или Джона Гришэма, но для книги неизвестного автора моя продавалась вполне прилично. Поэтому издательство рассчитывало, что я напишу еще что-нибудь в том же роде. Новая же книга разительно отличается от предыдущей и по стилю, и по содержанию, поэтому издательство беспокоилось, что продать ее будет трудно. Для них я – бренд и поэтому должен занимать четко определенную рыночную нишу. Короче говоря, если хочу, чтобы мои книги и дальше попадали в списки лидеров продаж, самое время подумать над своим поведением. Агент предложил представить, что будет, если Кинг вдруг начнет писать любовные романы, а Гришэм – средневековое фэнтези.

Год ушел на бесплодные переговоры. Сначала издатели категорично заявили, что книгу мою печатать не будут. Потом намекнули, что готовы уступить, если внесу несколько небольших правок. Мне предложенные изменения не понравились. В конце концов решил, что легче написать другую книгу. Но эта рукопись их тоже не устроила.

Тут дела пошли совсем уж неважно. Я готов был вернуть аванс за вторую книгу, но издательство отказалось. Тогда предложил расторгнуть контракт. Поскольку они все равно не собирались печатать мои произведения, такое разрешение ситуации, казалось бы, являлось самым разумным для всех заинтересованных сторон. Но и тут меня ждал отказ. Так я понял, что – увы и ах! – очутился в полной юридической и творческой западне. Согласно условиям, публиковаться где-либо еще запрещалось, а это издательство мои книги печатать категорически не желало.

Так прошел еще год. Дошло до того, что после многочисленных разговоров на повышенных тонах мой агент просто перестал брать трубку. Связался он со мной только несколько месяцев спустя. Встретились в офисе агентства на улице Блур, где он и сообщил, цитирую, «самые приятные новости, которые возможны при сложившихся обстоятельствах».

Издательство готово напечатать вторую рукопись, но при условии, которое обсуждению не подлежит. Я должен внести в текст любые два из двенадцати изначально рекомендованных изменений. К тому моменту мне так опостылела эта бодяга, что согласен был на все, лишь бы отделаться. Обложку сделали некрасивую и не соответствующую сюжету, а потом просто выкинули книгу на рынок, будто в мусорное ведро, даже не попытавшись хоть немножко ее продвинуть.

Несмотря на все это, продавался роман вполне терпимо, но далеко не так хорошо, как первый. Не скрою, был разочарован, хотя к тому времени голова у меня была занята другим. Случилось чудо – началась подготовка к съемкам фильма по моей первой книге! Мне позвонили, чтобы проконсультироваться по первому черновому варианту сценария. Предстояло общаться с режиссером и продюсерами, а также выезжать на съемки и участвовать в кастинге.

Режиссера звали Питер Гидеон, и был он всего на четыре года старше меня. За плечами у него был снятый для канала HBO неудачный пилотный выпуск сериала «Дури еще хватает» – о пограничнике, работающем на мексиканский наркокартель. Вторая его работа – малобюджетное независимое кино, которое не рискнули выпускать в кинопрокат и ограничились DVD. Тараторил Гидеон со скоростью тысяча слов в минуту. Зато, судя по тому, что все же удалось разобрать, книгу он прочел, и она ему понравилась. Я рассудил, что это два вполне весомых плюса. Режиссер хотел пройтись со мной по всему сценарию, страница за страницей, чтобы убедиться, что черновой вариант нигде не отходит от «духа» книги. Половину героев романа выкинули, зато добавили двух новых. Концовку изменили, а всю середину переделали практически до неузнаваемости. Поэтому я недоумевал, о каком «духе книги» речь и зачем им вообще нужен, однако возможности поучаствовать в съемках был только рад. Впрочем, готов был на что угодно, лишь бы не разжигать новый конфликт с моим многоуважаемым издательством.

Гидеон познакомил меня с несколькими кандидатами на главные роли. Среди них оказалась претендентка на роль главной героини. Жила она в Торонто, и звали ее Натали Артисс. Еще маленькой участвовала в детских передачах, потом играла небольшие роли в телесериалах и снялась в нескольких фильмах. Ни один из них на экраны, правда, не вышел, но Гидеон был убежден, что нам она подходит идеально.

– «Киномеханика хаус» ее кандидатуру не одобряет, – по секрету поделился со мной Гидеон, когда мы вместе корпели над сценарием. – Говорят, нужна актриса с бо́льшим опытом. Но если ты меня поддержишь, пожалуй, уступят.

«Киномеханика хаус» – это название киностудии. Руководил ею бывший каскадер, ушедший на покой после того, как лишился левой ступни во время съемок драки на заброшенном складе в фильме с Джейсоном Стэйтемом в главной роли. Видимо, рассудил, что, если перейдет по другую сторону баррикад, то есть камеры, у него будет больше шансов сохранить оставшиеся конечности в целости и сохранности.

– Не представляю, на что они рассчитывают, – продолжал Гидеон. – Можно подумать, с нашим бюджетом можно пригласить на роль Дженнифер Лоуренс. У нас даже на гомеопата Дженнифер Лоуренс денег нет!

– Хорошо еще, что не надо ничего взрывать, – попытался утешить его я.

– Смеешься? В наше время, чтобы что-нибудь взорвать, нужно, чтобы в фильме присутствовала скрытая реклама как минимум десяти китайских компаний. Думаешь, как сняли последних двух «Трансформеров»? Теперь все фильмы рассчитаны на тринадцатилетних мальчишек из Пекина. Куда катится кинематограф?..

Я спросил, что конкретно должен сделать, чтобы повысить шансы мисс Артисс на получение роли.

– Просто встреться с ней, и все, – ответил Гидеон. – Расскажи про героиню, дай пару советов. Потом скажи продюсерам, что ты от нее в восторге. Тебя-то они послушают.

Я встретился с Натали Артисс.

Через два месяца мы начали жить вместе. Вопрос о том, кто к кому переедет, однозначно решился в мою пользу. Натали нелегально снимала комнату в маленьком коттедже в Кэббедж-тауне. Соседками ее были четыре студентки, а в подвале работала передвижная парикмахерская для собак. Компания, владевшая домом, принадлежала миниатюрной блондинке родом из какой-то небольшой страны в Восточной Европе. За неделю до того, как мы с Натали начали поговаривать о том, чтобы жить вместе, владелицу компании арестовали. Оказалось, на заброшенных стройках компания выращивала целые плантации марихуаны. Бизнес-леди рассудила, что такими темпами полиция скоро прознает и о других темных делишках компании, поэтому поспешила выселить всех жильцов. Натали была только рада сбежать.

Первые три месяца жили в нашей с РТ квартире. Но в это время мой друг переживал самую болезненную стадию разрыва с «ООН», что делало его отнюдь не самым приятным соседом. Впрочем, возможно, вам нравятся соседи по квартире, которые всю ночь напролет в обнаженном виде слушают тяжелый рок, литрами поглощая энергетические напитки и строча для своего блога длинные гневные посты, озаглавленные «Десять лучших способов прикончить незаслуженно популярного гитариста». Больше всего мне понравился четвертый пункт: «Извлечь сухожилия, высушить, настроить, как низкую струну Е, и задушить ими этого гада». Остальные способы не могу привести из эстетических соображений.

Ничего, чтобы наставить РТ на путь истинный, я сделать не мог, поэтому поступил как трус и съехал. Нашел небольшую квартирку в районе, известном своими многочисленными клубами и ресторанами. Спальня плюс кухня-гостиная. Конечно, дух тут витал совсем не тот, что на старом месте, но, учитывая, что в моем случае речь шла о духе давно забросившего мытье РТ, я решил, что как-нибудь вытерплю этот минус нашего нового жилья. Мы с РТ жили вместе с тех пор, как перебрались в большой город, и теперь я рассудил, что нам обоим пора идти своим путем. Во всяком случае, когда дело касается жилплощади.

Натали новая квартира очень понравилась. Она только что получила постоянную роль в сериале на CTV – играла начинающую юристку. Название у сериала было вполне подходящее – «Эстоппель». Съемки проходили в районе спиртзавода, и Натали радовалась, что теперь почти не придется тратить время на дорогу. Роль была небольшая, но мы рассудили: надо же Натали чем-то заниматься, пока не начнут снимать нашу экранизацию.

А это должно было произойти со дня на день – во всяком случае, такое впечатление у нас сложилось. Сценарий утвердили, кастинг практически завершился, места для съемок были выбраны… Казалось бы, съемочная группа должна была взяться за дело, как и было запланировано, осенью. И наверное, взялась бы, но одна из европейских компаний, вкладывавших деньги в проект, в последний момент вдруг пошла на попятный.

Сюрприз от инвесторов никого не порадовал. Большое количество народу, считавшее, что подыскало себе работу до конца года, и уже рассчитывавшее на соответствующее денежное вознаграждение, теперь останется ни с чем. Ни трудоустройства, ни денег.

Как ни странно, Питер воспринял новость об утрате источника финансирования с олимпийским спокойствием.

– Не дергайтесь, – говорил он. – В нашем деле такое случается постоянно. Продинамили эти инвесторы, найдем других. Вот увидите, скоро желающие в очередь выстраиваться начнут. Так что будьте спокойны – денежки привалят.

Через три дня после этой ободряющей речи Гидеон улетел в Лос-Анджелес снимать пилотный выпуск сериала для канала AMC. В нашем проекте он теперь официально не участвовал. И не он один – Натали уехала вместе с Гидеоном.

Вернувшись домой после особенно неприятной встречи с представителями издательства, обнаружил, что квартира пуста, а на гранитной столешнице в крошечной кухне лежит коротенькая записка. Казалось бы, как писатель я давно должен был привыкнуть к письмам с отказами. Но увы – каждый раз удар ниже пояса. Через некоторое время начинаешь надеяться, что они хотя бы рассмотрели твою кандидатуру и изучили то, что ты можешь предложить, а не сразу списали тебя со счетов как бесперспективного. Верный признак, что твой труд прочли, – приписка от руки на полях. Предлагают прислать в издательство еще что-нибудь через месяц-два. Так у тебя появляется робкая надежда, что причина отказа не в твоем писательском таланте – вернее, его отсутствии.

Должно быть, просто время неудачное. Или тема не соответствует профилю издательства. Или… Или… В общем, любые свидетельства того, что, решив писать книги, ты не тратишь время понапрасну.

Другая разновидность писем с отказами – холодные, сдержанные, чисто формальные тексты. Эти чаще всего печатают на ксероксе тоннами, а потом просто рассылают копии. Обычно такие послания не длиннее объявлений – «Выгул собак», «Детский сад на дому» и тому подобное. Везде отказывают в разных выражениях, но общий смысл всегда одинаковый. Письма не глядя распихивает по конвертам какой-нибудь несчастный стажер, зарплата которому пока что не полагается. В больших организациях таких офисных рабов может трудиться до нескольких сотен человек.

Обычно формальные отказы по всем правилам выглядят примерно так:

«Спасибо. Но нет, спасибо.

Ваша кандидатура нас не интересует. Не могли бы Вы пойти куда подальше и больше не досаждать нам своими жалкими потугами?

Искренне Ваши,

Те, с кем Вам ничего не светит».

Но они хотя бы что-то отвечают. Остальные процентов восемьдесят не снисходят даже до этого.

Я вскрыл конверт и принялся читать. Это отказное письмо относилось ко второй разновидности. Натали писала, что мы слишком поторопились, начав жить вместе (это была ее идея). Ей предложили работу в Лос-Анджелесе, и она никак не могла отказаться. Возможно, нам даже лучше будет несколько месяцев отдохнуть друг от друга и подумать о наших отношениях. В конце Натали выражала надежду, что мы в любом случае сможем остаться друзьями.

Перечитал записку трижды. Убедившись, что все правильно понял еще с первого раза, со всей дури саданул кулаком по стене кухни и сломал средний палец на правой руке.

Почему я отнес записку Натали ко второй категории, а не к первой? Очень просто – правды в ней было ни на грош. Главной причиной неожиданного бегства Натали являлось совсем не то, о чем она писала. Позже узнал из других источников, что они с Питером Гидеоном раньше встречались. Теперь стало понятно, почему он так настаивал на ее кандидатуре. И не прогадал – недавно между ними снова завязался роман. Посчастливилось Гидеону и в карьерном отношении: случайно узнал, что режиссер, который должен был снимать пилотный выпуск в Лос-Анджелесе, перед самыми съемками отказался от проекта по причине… да-да, угадали, творческих разногласий. Гидеон воспользовался тем, что новый режиссер требовался срочно, и предложил свои услуги. Вдобавок сумел пристроить свою кинозвезду на маленькую рольку второго плана.

Я решил повести себя как взрослый, зрелый человек и рассудил: если снова придется иметь дело с Питером Гидеоном, наши «творческие разногласия» продуктивной работе не помешают. Помешать ей могут другие обстоятельства. Например, если Гидеона до смерти забьют крикетной битой, утыканной ржавыми гвоздями, потом сбросят с высоты восьмого этажа в яму с огнем, а пепел растопчет носорог, страдающий синдромом раздраженного кишечника.

Пришлось ехать в больницу накладывать гипс, в результате чего писать не мог даже при всем желании. Хотя издательство уже давно грозно дышало мне в спину, требуя обещанных правок. Впрочем, в таком настроении ничего достойного я бы все равно не настрочил. Что хорошего может написать исполненный горечи, озлобленный человек, сердце которого разбито на мельчайшие осколки и не подлежит восстановлению? Так у нас с РТ снова появилось много общего. Даже начал подумывать о том, чтобы опять перебраться в старую квартиру над редакцией. Но увы – преждевременно съехать не получалось: в случае нарушения условий аренды пришлось бы выплатить целое состояние.