Текст книги "Семь солнечных дней"

Крис Манби
Семь солнечных дней

Посвящается Дэвиду Гарнетту,

моему гуру

1

Ну почему, думала Речел Бакли, почему каждый раз, проходя мимо полицейского, она чувствует себя виноватой? В свои двадцать девять она лишь однажды стащила пачку жвачки из магазина на углу, но все равно каждый раз, завидев темно-синюю форму или услышав сирену полицейской машины, которая мчалась мимо ее «рено-клио», преследуя угонщика на «БМВ», Речел замирала, краснела, как шаровары Санта-Клауса, и испытывала внезапное желание признаться во всех крупных преступлениях века – от знаменитого ограбления поезда[1]1
  Ограбление почтового поезда в графстве Бакингемшир в 1963 году; было похищено более 2 млн фунтов стерлингов. – Здесь и далее примеч. пер


[Закрыть] до налета на Бринкс-Мэт.[2]2
  Налет на склад Бринкс-Мэт в лондонском аэропорту Хитроу 26 ноября 1983 года, в ходе которого преступники планировали похитить 3 млн фунтов наличными, но случайно обнаружили золото на 26 млн фунтов.


[Закрыть]

Еще хуже было с таможенниками. Речел даже вспотела от волнения, стоя в очереди на просвечивание багажа в южном терминале Гэтвика. Она сто раз перечитала объявление о том, что пассажирам позволено взять всего один предмет ручного багажа, и теперь ломала голову: ведь помимо голубого рюкзачка у нее еще есть пакетик из «Дабл-Ю-Эйч-Смит», где лежит один журнал и упаковка жевательного мармелада, – что, если его посчитают за второй предмет ручной клади? Менее осмотрительный пассажир, стоявший впереди нее, уже взвалил на ленту огромный чемодан на колесиках и сейчас пытался запихнуть вслед за ним большую картонную коробку. Таможенники и бровью не повели.

– Коза у него там, что ли, – сказала Яслин Стимпсон, попутчица Речел и ее лучшая подруга.

Невозмутимо и громко жуя резинку, Яслин кинула на конвейер свою маленькую черную сумочку, продефилировала через металлоискатель и, когда тот тревожно запищал, улыбнулась и произнесла: «Это моя ручная граната». Затем сделала шаг назад, вынула ключи, сняла потрясающие часы от Картье – настоящие – и в восторженной тишине прошла сквозь арку снова.

Прежде чем пройти через металлоискатель, Речел сняла и часы, и ожерелье, и серьги. В какой-то момент она стала бояться, не запищит ли ртутная пломба, хотя раньше такого никогда не случалось. Но ведь сейчас в аэропорту такая жесткая система безопасности – может, сразу показать им задний коренной зуб?

– Давай быстрее, – поторопила ее вторая спутница, Кэрри Эн Мерфи. – Будем ждать тебя в дьюти-фри.

Яслин и Кэрри Эн ушли на поиски двухсот «Мальборо Лайтс» и беспошлинных духов от «Эсте Лаудер». Они не видели, как Речел отвели в сторону и спросили, ее ли это голубой рюкзак. Сама ли она его собирала? Когда она приехала в аэропорт, не просил ли ее кто-нибудь что-нибудь пронести? И не затруднит ли ее открыть рюкзак, чтобы таможенник как следует осмотрел его содержимое?

Если раньше, до того, как пройти контроль, Речел краснела, то теперь от ее лица шло излучение, почти как от рентгеновского устройства на конвейере. Она расстегнула молнию на рюкзаке. Слава богу, что это только начало отпуска, а не конец. Слава богу, что сменные трусики, которые она положила в ручной багаж, так как знала, что на чартерных рейсах по сравнению с регулярными багаж теряется чаще, были чистые, из черного хлопка, и ей не придется краснеть. И все же таможенник вгляделся в темные недра рюкзака и обеспокоенно нахмурился.

– Ничего не вижу, – сказал он. – Боюсь, вам придется вытряхнуть все на скамейку.

И вот, под взглядами троих таможенников, Речел распотрошила рюкзак. Чистые трусики, косметичка, кожаный бумажник, запасной бумажник – для воров, – в котором лежало пять фунтов и купон из супермаркета. Один пакет яблочного сока без сахара. Два пакетика «Эм энд Эмс» – с сахаром. И пляжное чтиво – новый роман Мэриен Кейс и «Мандолина капитана Корелли» – Речел поклялась, что хоть в этом году наконец ее дочитает.

– Это все? – спросил первый таможенник.

Речел кивнула:

– Да.

Даже ее коробочку с тампонами выставили на всеобщее обозрение!

– Мадам, вы уверены, что больше ничего нет?

– Разумеется.

– Когда мы просвечивали рюкзак, то видели кое-что еще.

– Я больше ничего не брала, – заверила его Речел.

– Тогда выверните рюкзак. Речел вывернула.

Раздался громкий стук, и какая-то штуковина отскочила от скамейки, упала на пол и разлетелась на две части. Из нее выпала батарейка.

– Забыли, что взяли эту штуку? – спросил таможенник, подняв маленький вибратор затянутыми в защитные резиновые перчатки руками.

– Я… я… – Речел не могла связать двух слов.

– Все в порядке, дорогая. Можешь не объяснять.

– Но клянусь, я вижу это в первый раз в жизни!

– Все так говорят, – сказал он. – И поверь, милая, я такое каждый день вижу.

– Я даже не знаю, что это такое!

– Ага, как же.

Таможенник даже не пытался сдержать улыбку. Осторожно соединил две половинки, повернул их, и дьявольская штуковина злобно зажужжала. Потом бросил работающий вибратор в бездонный рюкзак Речел, где тот снова стал невидимым: черный сверкающий пластик на фоне блестящей водонепроницаемой подкладки рюкзака.

– Это не мое, – слабым голосом произнесла она.

Таможенник застегнул рюкзак и пожелал ей первоклассного отдыха.

– Надеюсь, она летит вместе с нами! – проговорил мужчина, стоящий в очереди следом за Речел.

– Я тебе покажу вместе с нами! – зашипела его жена, ударив его сумочкой.

Когда Речел нашла Яслин и Кэрри Эн, она все еще была в шоке. Девушки сидели в аэропортовом «Коста Кофе», потягивали двойной эспрессо и пытались содрать целлофан с новой коробки сигарет, которую вообще-то полагалось вывозить нераспечатанной.

– Почему так долго? – хитро спросила Яслин.

– Меня обыскивали.

– О нет, – ахнула Кэрри Эн. – Интересно, почему именно тебя? – Но ее выдали озорные искорки в глазах.

Через секунду Речел обо всем догадалась.

– Ах вы крысы! – завизжала она. – Вы знаете, что они нашли, потому что вы это мне и подложили! Не могу поверить, что вы так со мной поступили. Заставили пройти через таможню с вибратором в рюкзаке!

– Добро пожаловать на девичник, – хором проговорили девушки.

– Мне в свое время подсунули зажимы для сосков, – поделилась Кэрри Эн.

Вскоре Речел перестала сердиться. Три бокала шампанского в баре аэропорта – и история уже казалась ей почти такой же комичной, как и подругам.

А что ей оставалось делать? Что за девичник без традиционного унижения невесты? Речел знала, что подруги не позволят ей тихо попрощаться с незамужней жизнью. Хорошо, что они решили устроить что-то более оригинальное, чем обычная лондонская вечеринка в дешевом ночном клубе с пинаколадой и чересчур слащавыми мальчиками-стриптизерами. Яслин придумала закатить грандиозный праздник и превратить девичник в целую неделю веселья с подружками. Конечно же, Кэрри Эн подговаривала всех поехать на Ибицу.

Но они выбрали турецкий курорт Бодрум и крупнейший отель французской сети «Эгейский клуб» с системой «все включено». На фотографиях в проспекте отель выглядел невероятно. И кое-кто из незамужних знакомых поговаривал, что нужно лишь правильно выбрать отель и что по сравнению с пирушками «Эгейского клуба» ночи при дворе императора Калигулы покажутся вечерами для престарелых.

– Там очень крутая публика, – заверила подруг Кэрри Эн, когда они отправились бронировать тур.

Малосимпатичная соседка Кэрри Эн, менеджер по персоналу, у которой жалоб на жизнь было побольше, чем у клиентов лопнувшего банка, поехала в «Эгейский клуб» на Сицилию и вернулась невестой нью-йоркского миллионера-биржевика.

– Совсем не такая публика, как в «Клубе 18–30», – заметила Яслин.

– Особенно если вам уже не восемнадцать… и даже не тридцать, – добавила сотрудница турфирмы, занося в компьютер дату рождения Кэрри Эн.

Ожидая начала посадки, подруги безумно волновались в восторженном предвкушении предстоящих приключений. Яслин грозилась, что отправит Речел в смешанную турецкую баню на массаж к евнуху. Кэрри Эн изучала багажные ярлыки всех приличных мужчин до пятидесяти – что, если они на одном рейсе и в самолете можно будет построить им глазки?

– Как тебе этот? – Речел показывала на симпатичного парня в стильных спортивных брюках.

– Не годится, – ответила Кэрри Эн. – Багажная бирка «Бритиш эйрвейз».

Девушки летели чартерным рейсом.

– А те двое? – предложила Яслин.

Мальчики, на которых она показывала, наверное, только что получили паспорта. На них были черные футболки с эмблемами групп, о существовании которых подруги даже не подозревали. Джинсы висели мешком и были спущены так низко, что виднелись трусы. Казалось, оба парня до сих пор носят подгузники. «Когда мода начинает казаться идиотской, то понимаешь, что стареешь», – подумала Кэрри Эн.

– Для начала неплохо, – заметила Речел.

– Их нам даже на закуску не хватит.

Яслин послала парню повыше воздушный поцелуй, и тот моментально залился краской в тон своей бейсбольной кепочке.

– Мамочки, запирайте сыновей! – заулюлюкала она ему вслед. – Девичник Речел Бакли начинается!

Подруги чокнулись шампанским и подняли тост за неминуемое рабство Речел.

– Большое спасибо, – сказала Речел.

– Ладно-ладно, – поправилась Кэрри Эн. – За Речел и Патрика и их вечное счастье! – Она нарисовала в воздухе маленькое сердечко.

– И за то, чтобы ты нашла в Бодруме настоящую любовь, – пожелала Речел подруге: Кэрри Эн только что получила развод.

– Или хотя бы случайный секс, – вмешалась Яслин.

Отпуск начался.

2

– Я с самого начала не хотела ехать в этот проклятый отпуск! – заныла Салли Мерчант. – Поехали домой и забудем обо всем.

– Он приедет с минуты на минуту, – сказал Маркус. Ему стоило больших усилий не накричать на жену.

– Вылет через полчаса, – ответила она. – Нам ни за что не успеть. Нет бы забыть какую-нибудь ерунду, но только ты мог забыть положить паспорта!

– Я положил их на каминную полку рядом с билетами. Прямо за билетами. Билеты же ты взяла?

– Ах так, теперь ты валишь все на меня! – огрызнулась Салли.

– Ничего я на тебя не валю, – ответил Маркус.

Хотя, если честно, он не мог понять, как Салли могла взять билеты и не захватить паспорта. Но он решил не спорить. Ведь, в конце концов, эта поездка должна была стать передышкой от неприятностей, передышкой от ссор. Этим отпуском он хотел доказать, что вдали от ежедневных стрессов их брак не сплошная ругань и за него все еще стоит бороться.

– Давай же, Чарли, – пробормотал Маркус. – Ты успеешь. Не подведи, дружище.

Когда у стойки регистрации Мерчанты обнаружили, что паспортов нет, Маркус позвонил соседу Чарли в Суррей и стал умолять его привезти их в аэропорт. К счастью, Чарли работал свободным журналистом и никогда не являлся на работу раньше обеда. И еще Чарли обожал кризисные ситуации. Тем более что ему предоставилась возможность стать героем и спасти положение. Когда-то он мечтал стать военным корреспондентом, и вот ему выпадал очень похожий случай.

– Я знаю, как важен для тебя этот отпуск, – сказал Чарли Маркусу по телефону. – Буду через сорок минут.

До аэропорта не так уж далеко. И Чарли очень хорошо понимал, как существенна для Маркуса эта поездка. В прошлый четверг, выпив пару пива в деревенском пабе, Маркус все ему рассказал. Абсолютно все. Всю эту жалкую историю.

Чарли тогда как раз проводил исследование для статьи: что женщины ищут в мужчинах.

– Деньги, внешность, сексуальная привлекательность? Как думаешь, что им нужно? – спросил он.

– Если бы я знал, – уткнувшись в кружку, пробормотал Маркус.

Через полчаса Чарли уже сомневался, что годится на роль добровольного семейного психолога.

Маркус понимал, что ему должно быть стыдно выкладывать соседу все, что последние восемнадцать месяцев происходило (точнее, не происходило) между ним и Салли. Но он не смущался. Как ни странно, он чувствовал себя очень естественно, рассказывая Чарли о своих семейных проблемах. И почему только они раньше так не разговаривали? Этакий девчачий разговор о чувствах и болезненных эмоциях. Да, с тех пор как Маркус узнал, чем мальчики отличаются от девочек, все сильно изменилось…

Когда к Салли приходили подружки посмотреть видео, и Маркус пораньше возвращался из своего изгнания в паб и заставал конец вечера, он поражался, что женщины теперь разговаривают на такие темы, которые ему всегда казались исключительно мужскими. Все их разговоры были о сексе. Но не о нежном, ласковом сексе с любимым человеком. Его чуть не вырвало, когда лучшая подружка Салли Виктория ставила своему мужу, с которым прожила семь лет, оценки по десятибалльной системе: за внешний вид, изобретательность и сам процесс.

– Ноль, ноль и тройной ноль, – визжала она. – Слава богу, что есть игрушки!

Игрушками, как он вскоре выяснил, они называли вибраторы. Одну из таких игрушек Виктория даже носила в сумочке.

Через несколько дней Маркус залез в Интернет с домашнего компьютера и обнаружил, что Салли добавила новый сайт в категорию «избранное»: «Магазин эротических товаров для жен-шин». Проведя маленькое тайное расследование, он нашел в ее электронном ящике подтверждение заказа с этого сайта. Маркус с надеждой ждал, когда же Салли сделает ему сюрприз, появившись в одном боа из перьев и трусиках с прорезью на промежности. Но этого не случилось. И Салли по-прежнему не получала никакого удовольствия. Во всяком случае, с Маркусом.

– Двадцать пять минут, – сказала Салли, поглядывая на часы. – Можешь взять такси и поехали домой.

– Он сейчас приедет, – проговорил Маркус, молясь, чтобы новому лучшему другу повезло.

– Маркус, полагаться на Чарли – все равно что надеяться на шоколадную пожарную бригаду, – не унималась Салли. – Ему в жизни не успеть. Его идиотская машина выжимает в лучшем случае двадцать миль в час. К тому же он наверняка перепутает аэропорт.

– Как можно быть такой пессимисткой?

– Как можно быть таким никчемным?

Маркус уже открыл было рот, чтобы огрызнуться в ответ, но слова Салли лишили его дара речи. Никчемный? Салли смотрела на него, будто провоцируя на грубость. «Ну давай же, – жестко сверкали ее глаза. – Что ты на это скажешь, слабак?»

К счастью, защищаться не пришлось. Не успел Маркус сформулировать ответ, как на тротуаре у входа с визгом притормозила древняя «эм-джи» голубого цвета.

– Вот и ваш рыцарь в сияющих доспехах! – возвестил Чарли через пассажирское окно. – Рада меня видеть, а, Сал?

– Кто же знал… – процедила она, выхватив паспорта из его вытянутой руки. – Пошли, – приказала она мужу и, даже не попрощавшись с Чарли, развернулась на каблуках и зашагала в зал отлета.

– Спасибо, друг, – сказал Маркус. – Я твой должник.

– Рад помочь. И удачи тебе, – ответил Чарли. – Похоже, удача тебе понадобится!

Он в шутку по-военному отдал честь. Салютуя в ответ, Маркус и в самом деле почувствовал себя солдатом, отправляющимся в бой.

Они прошли на посадку за несколько секунд до отлета. Стюардесса взяла у них багаж и оттащила в переднюю часть салона – все верхние полки были уже заняты. Салли и Маркус долго пробирались к своим местам в самом хвосте самолета.

– Какой позор, – шипела Салли. – Все на нас смотрят.

Они взошли на борт последними.

Сиденье у прохода в их ряду было уже занято крупной женщиной средних лет. Она недовольно заворчала, поднимаясь и пропуская их к окну, будто они могли выбрать какое-нибудь другое место. Салли села у окна. Протискиваясь на место, Маркус наступил на огромное поросячье копытце соседки.

– Эй, ты! – прошипела она. – Поосторожнее!

– Ради бога, Маркус, – ощерилась Салли. – Смотри, куда идешь.

Маркус чувствовал, как его щеки краснеют, – со всех сторон его окружили злобные взгляды.

Не успела стюардесса поднять трап и закрыть двери перед взлетом, как Салли уже надела маску для глаз и нацепила наушники. Маркус слушал, как стюардесса объясняет правила безопасности, зная, что, если на самом деле произойдет авария, огромная туша в соседнем кресле намертво отрежет ему все пути к отступлению.

Демонстрация правил закончилась, и Маркус взял свой путеводитель по Турции «Одинокая планета». Пролистал первые две страницы и опустил брошюру. Строчки расплывались под взглядом его ласковых карих глаз. Или он стал близорук на старости лет, или действительно вот-вот заплачет.

3

Тем временем на другом конце Европы Акселю Раданну тоже хотелось плакать. Он ненавидел вторники. Ненавидел прощаться с толпой туристов и ехать в аэропорт встречать очередную группу. Нельзя сказать, чтобы он был очень привязан к своим подопечным. Вовсе нет. Даже наоборот. Большинство отдыхающих в «Эгейском клубе» вызывали у него желание схватить руль автобуса, который вез их в аэропорт, и свернуть с утеса в бездну. Аксель ненавидел напускную веселость, обязательную часть работы гида. И прощальную песенку, которую они должны были петь всем отъезжающим на автобусе. Кто вообще придумал эту идиотскую традицию? Невыносимо!

Естественно, родители Акселя были удивлены, когда их меланхоличный младший сын объявил, что летом будет работать гидом-аниматором в «Эгейском клубе» в Бодруме.

– Какой из тебя аниматор? – удивились они.

И правда. Аксель совершенно не соответствовал стереотипу. Не интересовался спортом, не любил петь, танцевать, принимать гостей. Не хотел стать теннисным инструктором или в конце сезона пойти в театральную школу. Ему просто хотелось уехать из Франции, и как можно дальше. Желательно на другой берег океана. Большого океана. Но денег на пешее путешествие по Индии с ребятами из университета не было (да его бы и не пригласили). Можно было бы поехать в летний лагерь в Америку, но ему претила мысль о том, что придется учить толстых избалованных детей (да его бы и не пригласили). Так что выбор пал на «Эгейский клуб» в Турции.

По правде говоря, родители Акселя были поражены, узнав о решении сына, но когда он все-таки получил работу, их удивлению не было предела. На собеседовании в «Эгейском клубе» ему задали слишком много вопросов, на которые он мог дать только негативный ответ. Любите ли вы играть в командные игры? Любите танцевать? Умеете ли играть на музыкальных инструментах? Последнее было особенно важно. Отели сети «Эгейского клуба» славились своими полупрофессиональными вечерними выступлениями. Многие звезды французской сцены начинали карьеру в кабаре «Эгейского клуба». Это была протоптанная дорожка к успеху.

– Но что же вы любите? – спросил представитель «Эгейского клуба», теряя терпение.

– Я люблю играть в шахматы, – безразлично ответил Аксель.

И этими словами обеспечил себе место в анимационной команде.

Оказалось, что маркетологи «Эгейского клуба» давно собирались добавить к внушительному списку развлечений интеллектуальные занятия.

И вот в начале мая Аксель вылетел в Бодрум, чтобы стать первым и единственным шахматным аниматором «Эгейского клуба». Он должен был вести индивидуальные уроки и организовывать еженедельные турниры для самых умных гостей (при условии, что наберется более двух человек в неделю).

– Это будет прекрасный эксперимент, – сказала женщина, которая взяла его на работу.

– Это будет настоящий кошмар, – заверил Аксель родителей перед посадкой на самолет.

Но оказавшись на курорте, Аксель пришел в тихий восторг. Даже такой мрачный тип, как Аксель, не мог отрицать, что «Эгейский клуб» – невероятно красивый уголок. Когда он сошел с автобуса для персонала и оглядел место своего пристанища до октября (при условии, если он выдержит так долго), то, присмотревшись, можно было различить на его лице столь редкую, ускользающую улыбку.

В живописных садах, в начале сезона красовавшихся буйством цвета, приютились десятки белых оштукатуренных домиков. Огромный бассейн посреди территории, казалось, был бесконечен; создавалось впечатление, будто его водная гладь сливается с лазурным морем. Аккуратно расчищенная от камней и сорняков дорожка вела через прекрасный сад к мирной уединенной бухте, за которой раскинулось Эгейское море, теплое, как огромная ванна. До приезда гостей этот уголок казался раем на земле. И на мгновение Аксель забыл о Франции. И о Натали…

Увы, безмятежности Акселя скоро пришел конец. Как учитель шахмат, он не принимал участия в шумных утренних командных играх у бассейна, но это была единственная поблажка. От вечернего кабаре Акселю отделаться не удалось.

– Но я же не умею петь! – протестовал он.

– Будешь открывать рот, – отрезала его начальница, менеджер отеля Шери.

И еще ему пришлось встречать гостей в аэропорту по очереди с другими гидами-аниматорами. Это было хуже всего. Поскольку Аксель оказался почти единственным гидом, кто достаточно свободно говорил по-английски и мог справиться с жалобами на пропавший багаж и непременными ругательствами, ему досталась смена во вторник и гости из Гэтвика. Идиоты, которые непременно спрашивали, где он забыл свой берет и связку луковиц. Хуже того, гиды «Эгейского клуба» носили полосатые форменные матроски…

Сибилла, единственная австрийка в «Эгейском клубе», говорила, что, если ей достанется вторничная смена в аэропорту, она немедленно уволится. Как только британцы слышали ее акцент, то сразу же отдавали ей нацистский салют.

В то утро Аксель проводил домой группу из двенадцати британцев. Не такие уж плохие ребята, хотя только в одном соответствовали стереотипу: в первый же день сгорели на солнце и остаток отпуска выглядели, будто их окунули в кипящую воду. Лишь одной гостьи Аксель избегал как огня – почтенной матроны Сони, которая, разумеется, отдыхала одна, каждое утро записывалась на двухчасовой урок шахмат и всегда пыталась задержаться подольше, чтобы поговорить с Акселем о его печальных-печальных глазах.

В вечер перед отъездом Соня уговорила бутылку страшно крепкого красного вина, что подавали за ужином, и предприняла отважное и отчаянное нападение. Когда на темной тропинке, ведущей от пул-бара к туалетам, она жадно прижалась розовым ртом к его губам, Аксель пришел в ужас и разозлился. Разозлился на самого себя. Если только такие женщины считают его привлекательным, подумал он, отдирая от груди пьяную англичанку, то неудивительно, что Натали посчитала его недостойным своей идеальной любви. Когда Соня прижалась к его лицу напудренными щеками, ему захотелось закричать: «Оставь меня в покое! Ты не Натали. Рядом с моей милой, обожаемой ланью ты похожа на тяговую кобылу».

Конечно же, он этого не сказал. Просто объяснил Соне, что политика компании запрещает связи с клиентами, как бы ему этого не хотелось. Его неопрятный сосед Жиль (последний человек, с которым Акселю хотелось бы делить комнату), теннисный инструктор, чуть не умер от смеха, когда Аксель рассказал ему, что произошло.

– Политика компании! Ха! Ну ты молодец. Надо было все-таки с ней переспать, – добавил Жиль. – Перепихнешься с такой кобылкой и в два счета забудешь свою Натали.

Но Аксель лишь сильнее ощутил боль утраты. Понял, как необъятна пропасть между его божественной возлюбленной во Франции и простыми смертными девушками, которые были бы счастливы быть с ним здесь, в Турции.

– Надо тебе трахнуться, пока все не отсохло, – подытожил Жиль. – Тебе всего-то двадцать три.

Но Аксель ни за что не стал бы трахаться. Он хотел заняться любовью с Натали или вообще больше никогда не заниматься любовью. Никогда. Нельзя осквернять память о ней, переспав с другой женщиной. С такими мыслями и хмурым лицом он и ждал прилетевших из Гэтвика в то утро: сейчас они повалят к туристическим автобусам, словно беженцы с опустошенной войной земли. Только вот туристы бледнее. И одеты хуже…

– Это автобус «Эгейского клуба»? – спросила Кэрри Эн.

– Oui,[3]3
  Да (фр.).


[Закрыть] – ответил Аксель.

– Отлично, – сказала Речел. – Где ты забыл свои луковицы?