Текст книги "Страшные сказки Женщины в белом"

Тут у меня внезапно закружилась голова, и я вынужден был схватиться за багажную полку, чтобы не упасть, а вагон и все его пассажиры, казалось, вращались вокруг меня словно в водовороте.

– Позвольте вам помочь. – Женщина в белом поднялась и протянула ко мне руку.

– Нет! – сказал я резче, чем намеревался. Однако мне действительно не хотелось, чтобы со мной нянчилась эта странная женщина.

К тому же меня встревожило то, как она потянулась ко мне. Я подумал, что все дело в головокружении, но она двигалась до жути плавно и быстро, так что я отскочил.

Я откинулся на своем сидении, и постепенно вращение замедлилось, а потом прекратилось, хотя все вокруг оставалось расплывчатым. Я остановил взгляд на Женщине в белом, которая теперь являла собой пример английской сдержанности, держась благопристойно и чопорно и посматривая в окно.

– Очевидно, о нас забыли, – сказал я, силясь прийти в себя, и проследил за ее взглядом, обращенным на тоннель. – Сколько мы уже сидим здесь, и никто не прошел мимо, ни в поезде, ни снаружи. Просто возмутительно!

Я не знал, возмутительно это на самом деле или нет, но мне понравилось, как прозвучали мои слова. Без сомнения, отец выразился бы точно так же. Почему бы этой женщине просто не сказать мне, который час? Я уныло взглянул на спящих пассажиров. Может, этим джентльменам и нет нужды торопиться, думал я, но мне-то нужно попасть в Лондон. Чем бы ни была вызвана задержка, должны же нам по крайней мере сообщить о том, как продвигается ее устранение.

Я думал об этом довольно истово, и моя голова не преминула закружиться снова. Виски пронзила острая боль, и я на мгновение закрыл глаза. Когда же я открыл их снова, лицо Женщины в белом оказалось угрожающе близко к моему.

– Я уверена, что все будет в полном порядке. – Ее улыбка словно сообщала, что находиться здесь моей спутнице не менее приятно, чем в любом другом месте, и что спешить ей совершенно некуда.

– Но я не могу просто сидеть тут весь день, – нерешительно сказал я. – У меня дела.

Я поглядел на наших спящих попутчиков и намеренно заговорил громче в надежде их разбудить. Неужели в этом поезде никто, кроме меня, не боится опоздать?

– Терпение – это добродетель, – сказала Женщина в белом.

– У меня была гувернантка, которая часто так говорила, – сказал я. – «Терпение – это добродетель. Терпение – это добродетель». Прямо как попугай, правда, попугаи гораздо красивее. Бог мой, как же я ее ненавидел.

Тут я понял, что мои слова можно расценить как скрытый упрек в адрес Женщины в белом, и покраснел. Ей мое смущение, кажется, доставило удовольствие.

– Вы очень плохо относились к своей гувернантке? – спросила она.

– Ну, я… Хм, я не… – пробормотал я.

По правде говоря, я действительно относился к своей гувернантке очень плохо. Я превратил жизнь этой бедной женщины в кошмар только по той причине, что мог это сделать.

Мои родители вели себя по отношению к ней так же, как и к прочим слугам, а иногда и хуже, ведь прочих слуг – по крайней мере, большинство из них – мать с отцом поневоле уважали. Но работа гувернантки не приносила плодов в виде идеально отглаженных рубашек или изысканных десертов. Когда гувернантка исполняла свою работу хорошо, ее не замечали, но если она не справлялась со своей самой важной задачей – избавить родителей от того, чтобы я их каким-либо образом беспокоил, – на нее сердились.

– Гувернантки часто несчастливы, – с грустью сказала Женщина в белом.

– Вам это известно из опыта? – спросил я, ведь хотя она и не была учительницей, но в своей чопорности чем-то напоминала гувернантку.

– Бог с вами, нет, – ответила она. – Я никогда не служила гувернанткой, хотя нескольких мне довелось знать. Рассказать вам об одной из них?

– Я не…

– Что ж, прекрасно.

Гувернантка

Амелия Спенсер сидела в элегантной гостиной и разглядывала ее, когда каретные часы[5]5
  Каретные часы – специальные дорожные часы с ручкой наверху, изобретенные в 1790-х годах. Состоятельные путешественники брали такие часы с собой в поездки, отсюда и пошло их название.


[Закрыть] на каминной полке пробили четверть часа. Комната была обставлена дорого и со вкусом, и хотя зачастую гостиные бывают олицетворением женственности, однако здесь – как и во всем доме – женственность сочеталась с особой уверенностью, что Амелия полностью одобряла.

На миссис Роланд, ее новой нанимательнице, было строгое платье темных тонов. Она одевалась так с тех пор, как ее супруга командировали защищать Британскую Империю в пустынях Афганистана. Они любили друг друга столь крепко, что переживали разлуку словно траур, несмотря на длинные нежные письма, которые миссис Роланд получала от мужа.

В последнее время это ощущение усилилось. От мужа не было вестей с тех пор, как он написал ей из Кабула, сообщая, что его кавалерийский полк направится в Кандагар. Однако прошло уже почти два месяца. И все же, сев напротив новой гувернантки, миссис Роланд улыбнулась ей с искренней теплотой. Все, что могло отвлечь ее от мыслей о бедственном положении любимого мужа, было для нее теперь желанным подарком.

– У вас великолепные характеристики, мисс Спенсер, – сказала миссис Роланд, имея в виду, что у Амелии великолепные рекомендации; составить окончательное суждение о собственно характере девушки миссис Роланд только предстояло, однако такова ее природа – думать обо всех, кто ей встречался, положительно, и муж находил эту ее черту столь же очаровательной, сколь и раздражающей. – Полагаю, Фанторпам было очень жаль расстаться с вами, дорогая.

– Честно говоря, мэм, – сказала Амелия, – теперь они не слишком во мне нуждаются; всех детей отослали в школу. Майор Фанторп вскоре присоединится к своему полку в Индии, а миссис Фанторп будет его сопровождать. Даже не знаю, каково ей придется в таком климате. Она такая… хрупкая.

Миссис Роланд кивнула, удивившись, впрочем, что Амелия позволила себе высказать мнение о своей прежней нанимательнице, однако она решила на первый раз закрыть на это глаза.

– Вы так молоды, мисс Спенсер, – продолжила хозяйка дома. – Вы ведь больше нигде не служили гувернанткой, кроме Грейт-Нитердена, не так ли?

– Да, мэм. – сказала Амелия. – Майор и миссис Фанторп дружили с моим отцом и были так любезны, что предоставили мне мое первое место. Я очень им обязана.

Так оно и было. Если бы во время осады Дели в 1857 году отец Амелии не спас майора Фанторпа от изрядно вооруженного сипая, покусившегося на его жизнь, рекомендации мисс Спенсер были бы совсем другими: в них говорилось бы о резких перепадах настроения, безразличии к детям и неподобающей и неразделенной привязанности к самому майору.

– Думаю, вы станете детям замечательным другом, – сказала миссис Роланд. – Надеюсь, вы будете с нами очень счастливы.

– Не сомневаюсь, мэм, – ответила Амелия.

– Итак, Мэри уже показала вам комнату. Полагаю, она вас устроила?

– Комната прекрасная, мэм. Мне в ней будет очень удобно.

– Есть ли у вас вопросы касательно службы здесь? – спросила миссис Роланд. – Может быть, вы хотели бы что-то узнать?

– Нет, мэм, – сказала Амелия. – Ваше письмо было очень подробным.

– Великолепно. – Миссис Роланд встала и протянула ей руку. – Тогда мне остается только сказать вам: добро пожаловать в Пэнтон-Мэнор.

Амелия пожала руку миссис Роланд.

– Благодарю, мэм. Когда я познакомлюсь с детьми?

– Они очень ждут встречи с вами, мисс Спенсер. Полагаю, для этой цели вполне подойдет ленч.

– Как пожелаете, мэм. – Амелия надеялась, что не слишком обнаружила свое недовольство этой идеей. Она предпочла бы познакомиться с детьми в более формальной обстановке и убедиться, что они осведомлены о ее ожиданиях с самого начала.

– Что ж, мисс Спенсер, тогда встретимся в двенадцать часов. Может быть, до ленча вы захотите прогуляться по парку? В это время года он чудесен.

– Да, мэм, – сказала Амелия. – С большим удовольствием.

Парк, как и говорила миссис Роланд, был действительно чудесен. Широкая лужайка вела вниз к зеленому рву, за которым простирались целые акры угодий.

В тени бесчисленных деревьев лежали овцы с ягнятами, а вершину холма на западе венчал павильон в виде полуразрушенного аббатства, чьи стрельчатые окна и зубчатые стены резко выделялись на фоне лазурного неба.

В поисках тени Амелия укрылась в обнесенном высокими кирпичными стенами саду. Рядом с одной из них нашлась и скамья – под грушевым деревом, в снежно-белых цветах которого с жужжанием копошились пчелы.

Работавший неподалеку загорелый садовник поприветствовал ее, коснувшись шляпы, и вернулся к своим делам. Амелия вытащила из кармана часы и увидела, что до встречи с новыми подопечными у нее есть еще десять минут, чтобы насладиться тишиной и покоем, – и ровно столько же, чтобы собраться с мыслями, как следует настроиться и произвести нужное впечатление. Это ее новое место, и она намерена сделать так, чтобы с самого начала все шло точно по плану.

Амелия закрыла глаза. Садовник только что подстриг кусты, было слышно, как шуршат срезанные ветки, которыми он нагружал тачку, и как, постепенно стихая, грохочет колесо по гравийной дорожке, пока он везет свой груз на компостную кучу.

Услыхав приближающиеся шаги, Амелия открыла глаза, ожидая увидеть садовника, однако в конце дорожки у проема, в котором, должно быть, он и исчез, стояли трое детей: мальчик лет десяти, еще один лет восьми и девочка поменьше. Младший мальчик шагнул вперед.

– Здравствуйте, мисс. Это вы наша новая гувернантка?

Амелия выпрямилась и расправила юбку, смущенная, что ее застали в такой непринужденной позе.

– Здравствуйте, дети, – сказала она. – Да, вы правы. Меня зовут мисс Спенсер.

– Мисс Спенсер? – переспросила девочка, хихикая и толкая локтем стоящего рядом мальчика. – Как здорово.

– Да, мисс Спенсер. – Улыбка Амелии мало-помалу исчезала.

Их определенно следует поучить хорошим манерам, подумала она.

– А кто же вы? – спросила Амелия.

– Меня зовут Эндрю, – ответил младший мальчик. – А это противное существо – моя сестра Сесилия, хотя все зовут ее Сисси.

Старший мальчик промолчал. Когда Амелия посмотрела на него, он ответил высокомерным взглядом, который поразил и испугал ее.

– А ты, должно быть, Натаниэль, – сказала она, вспомнив, что миссис Роланд упоминала имена детей в своем письме. Он усмехнулся в ответ.

Эндрю и Сесилия уставились на Амелию широко раскрытыми глазами, переглянулись и снова посмотрели на нее.

– Не Натаниэль, – нахмурилась Сесилия. – Это Даниэль.

Амелия вздрогнула: как могла она допустить столь глупую ошибку? При детях она всегда старалась быть особенно безупречной. Ни за что нельзя дать им понять, что ты можешь ошибиться. Это плохо сказывается на дисциплине. Какая досада! Она была уверена, что в письме миссис Роланд называла мальчика Натаниэлем.

– Ты приехал домой на каникулы? – спросила его Амелия.

Однако вместо ответа дети повернулись и бросились бежать по дорожке. Амелия нахмурилась.

– Ну и ну, – сказала она сама себе. – Работы у меня здесь, как я вижу, будет невпроворот. – Она взглянула на карманные часы. – Подумать только, уже столько времени! Я не могу опоздать на ленч. Это будет совсем некстати.

Амелия подняла взгляд и увидела, что теперь на месте детей стоит садовник.

– Простите, мисс, вы что-то сказали?

– Да… Нет… Я разговаривала с детьми.

Садовник улыбнулся и кивнул.

– Выходит, сорванцы уже успели задать вам хлопот? Я слышал, вы поминали Даниэля. Пожалуй, вы получили работы побольше, чем рассчитывали. Может, стоит попросить прибавки к жалованию. – Садовник подмигнул ей.

Амелии не слишком понравился его чересчур фамильярный тон.

– Дети не задали мне совершенно никаких, как вы выразились, хлопот, – фыркнула она. – А если попытаются, то убедятся, что мне по силам справиться с любой шалостью, какую бы они ни выдумали.

Садовник посмотрел на нее долгим взглядом, от которого Амелии стало не по себе.

– Не хотел вас обидеть, мисс, – сказал он наконец.

– Что же до Даниэля, – Амелия поднялась на ноги, – он узнает, что я строга, но справедлива.

Садовник нахмурился, будто собираясь сказать что-то еще, но Амелия не дала ему этого сделать.

– Прошу прощения, – сказала она. – Но мне нужно возвращаться в дом. Меня ждут к ленчу. До свидания.

– Мэм. – Садовник тронул шляпу и вернулся к работе, словно Амелии здесь и не было.

Она удалилась со всем достоинством, которое только могла продемонстрировать. Пусть этот мужлан увидит, что уж у нее какое-никакое воспитание имеется, но все усилия пропали даром: она ступила не на ту тропу и была вынуждена вернуться обратно.

Амелия могла бы поклясться, что садовник усмехнулся, когда она прошла мимо, и, направляясь к дому, она чувствовала, как краска заливает ей лицо.

– Моя дорогая мисс Спенсер, – встретила ее миссис Роланд, – боюсь, вы слегка обгорели.

– Я просто немного запыхалась, мэм, – ответила Амелия.

– Сегодня действительно жарко, – сказала миссис Роланд. – Входите же, садитесь. Джейн, налей мисс Спенсер лимонада. Вот сюда, к детям. Так вам будет лучше видно друг друга.

На одном конце обеденного стола сидели трое детей, которых Амелия встретила в саду. Когда она приблизилась, Эндрю и Сесилия встали. Даниэль с угрюмым и упрямым видом остался на месте.

– Добрый день, мисс Спенсер, – поздоровался Эндрю, словно они виделись впервые.

– Добрый день, – ответила Амелия.

– Вы гораздо красивее, чем наша прошлая гувернантка, – сказала Сесилия.

– Сисси, в самом деле. Как можно говорить такое. – Миссис Роланд повернулась к Амелии с заговорщической улыбкой. – Но, боюсь, это правда. Мисс Картрайт была довольно невзрачна.

Амелия улыбнулась, но ее занимало другое. Под столом что-то шевелилось и терлось о ее ноги. Она дернула стопой, и из-под стола выскочила рыжая кошка, большая и мохнатая.

– Эндрю, ты же знаешь: я не одобряю, когда Молли ходит здесь во время еды. – Миссис Роланд и повернулась к Амелии. – Дети ее обожают, мисс Спенсер.

Амелия улыбнулась. Обожают они кошку или нет, она позаботится о том, чтобы это мерзкое существо держали во дворе, где ему самое место. Ей предстоит очень много работы. Очень много.

На протяжении всей сцены Даниэль не пошевелился и не вымолвил ни слова, он просто сидел и смотрел на Амелию с выражением такого злобного и заносчивого презрения, что ей пришлось собрать всю силу воли, чтобы не отчитать его прямо на месте. Эндрю проследил за ее взглядом и улыбнулся.

– О, это Даниэль. Он не слишком хорошо ладит с незнакомыми.

Амелия тоже улыбнулась.

– Уверена, что мы с Даниэлем подружимся, когда он узнает меня чуть получше.

Миссис Роланд с улыбкой коснулась руки гувернантки. Амелии показалось, что она заметила в глазах своей хозяйки слезы.

– О, моя дорогая, мне кажется, дети вас полюбят всем сердцем. Правда, мои ягняточки?

– Да, матушка, – ответил Эндрю с вежливым воодушевлением.

– Что ж, я оставлю вас знакомиться. У меня назначен обед с мистером Трэверсом. Он хочет обсудить какие-то скучные дела: это жутко утомительно, но необходимо. Ведите себя хорошо, мои золотые.

Она встала, и Амелия тоже было поднялась на ноги, но миссис Роланд положила руку ей на плечо.

– Прошу вас. – Она улыбнулась. – Нет нужды вставать, моя дорогая. У нас не приняты такие церемонии. Увидимся позже.

Они принялись за еду. Амелия взялась распоряжаться слугами и все это время наблюдала за Даниэлем с растущим чувством тревоги и злости. И хотя выходки Даниэля и потачки его матери возмутили ее, она сочла, что не торопить события будет мудрее. Ей хотелось увидеть истинные масштабы скверного поведения мальчишки.

Подавали блюдо за блюдом. Каждый раз порция Даниэля оказывалась чуть меньше, чем у остальных детей, но он ни к чему не притронулся.

– Кажется, Даниэлю не нравится еда, – обратилась Амелия к Эндрю тоном, с помощью которого надеялась создать ложное впечатление, что подобные вещи ее ничуть не волнуют.

– Даниэль очень привередливый, – сказал Эндрю.

– Да, – добавила Сесилия со смешком, показавшимся Амелии неприятным. – Очень привередливый.

Даниэль показал Сесилии язык.

Амелия не намеревалась глотать наживку, которую ей предлагали. У нее будет достаточно времени разобраться с Даниэлем. Судя по степени попустительства со стороны миссис Роланд, было совершенно очевидно, что сейчас для этого не время и не место.

Однако Амелия знала: если она собирается выполнить ту работу, для которой ее наняли, ей придется подчинить себе мальчика, чьего надменного взгляда она искусно избегала, и сделать это надо прежде, чем он отравит души брата и сестры своим влиянием. В их поведении уже появлялись первые признаки своеволия.

Все блюда Даниэля унесли нетронутыми, и Амелия мысленно задавалась вопросом, как может миссис Роланд потворствовать таким фокусам. Если ее не волнует поведение ребенка, должна же она беспокоиться о его здоровье? Неудивительно, что мальчик такой худой и недовольный.

Миссис Роланд сказала, что Амелии нет нужды приступать к работе в тот же день. Пусть сначала обустроится в своей новой комнате – небольшой, но красиво отделанной. Она располагалась рядом с детскими, и ее окна выходили на обнесенный стеной сад, в котором Амелия уже побывала.

Из окна она видела, как Эндрю и Сесилия играют на ближайшей лужайке. Даниэль стоял в стороне, в тени остролиста. Пока Амелия смотрела на него, он медленно повернулся и тоже бросил на нее взгляд, исполненный глубочайшего презрения.

«Что за пренеприятный мальчишка, – подумала она. – Но и я могу доставить тебе неприятности. Скоро ты меня узнаешь». Тем не менее, этот мальчик встревожил ее больше, чем можно было бы ожидать.

Амелия и миссис Роланд ужинали вдвоем, отдельно от детей, но хозяйка дома объяснила, что в дальнейшем они будут собираться за столом по вечерам все вместе. Амелия порадовалась, что ей не придется снова терпеть то ужасное поведение, которое Даниэль продемонстрировал за ленчем. Она утомилась и совсем не была уверена, что смогла бы вынести его с тем же стоицизмом, который проявила ранее.

Миссис Роланд осторожно расспрашивала Амелию о службе у Фанторпов, но той удалось дать расплывчатые ответы и избежать откровенной лжи. Очевидно, что ее новая хозяйка – очень милая женщина, и Амелию внезапно охватило желание ей помочь. Ее захлестнула волна сочувствия. Похоже, оставшись одна, миссис Роланд просто не справляется с тем поведением, которое дети выказывают, вероятно, из-за отсутствия отца.

Она спасет этот дом от катастрофы. Она поможет миссис Роланд снова стать главной над своими детьми и спасет этих детей – особенно Даниэля – от самих себя. Им необходима твердая рука. Амелия это докажет.

Когда Амелия наконец пожелала миссис Роланд доброй ночи и удалилась в свою комнату, она сочла своим долгом сначала проведать детей. Поворачивая ручку двери, ведущей в спальню Даниэля и Эндрю, она испытала дурманящее чувство, что именно теперь ее жизнь в этом доме действительно началась.

В детской было темно, но глаза быстро привыкли к мраку. Детей в комнате было двое, но что-то было не так.

– Сесилия, что ты здесь делаешь? – спросила Амелия. – Уже очень поздно. И где, позвольте спросить, Даниэль?

В ответ последовали сдавленные смешки, и Амелия, пытаясь сдержать вспышку гнева, почувствовала, что ее сердце забилось быстрее.

– Отвечайте сию же минуту, – прошипела она.

– Его здесь нет, мисс, – ответила Сесилия.

– По ночам его здесь не бывает, мисс, – сказал Эндрю.

– Не бывает? – переспросила Амелия. – Что за небылицы ты рассказываешь, глупый мальчишка?

– Но я не лгу, мисс, – сказал Эндрю, на этот раз очень серьезно. – Ему нравится бродить, правда, Сисси?

– Да, – ответила его сестра. – Даниэль любит бродить по дому по ночам. Он говорит, ему нравится знать, кто и что делает.

– О, да что вы говорите! – сказала Амелия. – А что же ваша мать? Что она думает о том, что Даниэль, как вы выражаетесь, «бродит»?

– О, она об этом не знает, – сказал Эндрю.

– Очень в этом сомневаюсь.

– Это так, мисс Спенсер, – сказала Сисси. – Мы бы не стали вам лгать. Правда, Эндрю?

– Конечно нет, мисс, – произнес Эндрю весьма торжественно.

Мисс Спенсер была уверена, что над ней издеваются. Она фыркнула и сжала губы, рассерженная, что они посмели разыгрывать ее в столь бесстыдной манере. Как много предстоит сделать, подумала она, как много изменить.

– Где он? – спросила Амелия хрипло и приблизилась к Сисси. – Где Даниэль?

– Мы не знаем, – сказал Эндрю. – Честно, не знаем. Пожалуйста, не говорите с Сисси таким страшным голосом. Даниэль никогда не рассказывает нам, куда идет. Он просто уходит, а потом возвращается. Он такой. С вашей стороны гадко обвинять Сисси.

– Гадко? Гадко? – Амелия остановилась, чтобы сделать глубокий вдох. – Что ж, я вижу, работы у меня будет предостаточно, но зарубите себе на носу – и Даниэль в том числе, если он прячется там за кушеткой, а я думаю, что так оно и есть: Амелия Спенсер не сдается перед лицом трудностей; как раз наоборот. Спокойной вам ночи.

Несмотря на резкий тон, Амелия, закрывая за собой дверь, удивилась, что руки у нее вспотели.

Что-то в этих детях ее тревожило. Ей, как и всем гувернанткам, и раньше приходилось иметь дело с капризами и своеволием, но на этот раз все складывалось как-то иначе.

Эндрю и Сесилия чересчур непослушны и дерзки, но она, конечно, сможет это исправить, надо только укротить Даниэля. Все дело в нем, в этом она совершенно уверена.

Однако ей придется непросто, ведь миссис Роланд, очевидно, из тех родителей, что позволяют детям отбиться от рук, а потом ожидают, что их ошибки будут исправлять гувернантки и школьные учителя. Расчесывая волосы, Амелия услышала в коридоре шум. Она подошла к двери, открыла ее и, выглянув в коридор, быстро посмотрела направо и налево.

Пламя свечи давало совсем немного света. В двадцати ярдах мог стоять целый дивизион Шотландской гвардии, но в таком мраке Амелия не разглядела бы и латунной пуговицы.

И все же она была уверена, что Даниэль здесь и наблюдает за ней, и Амелия криво усмехнулась той наивности, с которой он пытался испугать ее, но улыбка получилась более вымученной, чем ей бы хотелось. Она разберется с Даниэлем утром.

Амелия вернулась к себе, снова закрыла дверь и охнула, чуть не выронив свечу: Даниэль стоял посреди комнаты.

– Убирайся сию же секунду! – сказала Амелия и свободной рукой стала нащупывать дверную ручку, пока дверь наконец со скрипом не отворилась.

Даниэль только улыбнулся и приблизился к ней. Он остановился и посмотрел гувернантке в лицо с жестоким равнодушием, словно она – муха, которую он сейчас прихлопнет. Затем он как ни в чем не бывало прошел мимо и покинул комнату.

С колотящимся сердцем Амелия постояла так еще мгновение, затем поспешно захлопнула дверь и повернула в замке ключ. Пошатываясь, она подошла к кровати и села, глубоко дыша, чтобы успокоиться.

– Завтра я разберусь с тобой, мальчишка, – сказала она себе. – Даже не сомневайся.

Той ночью Амелия спала довольно беспокойно, и ей пришлось почти десять минут собираться с духом, прежде чем она смогла присоединиться к семье за завтраком.

Она решила, что лучше всего будет поговорить с миссис Роланд, высказать ей свои тревоги касательно детей и спокойно, но твердо объяснить, что ей, как гувернантке, должны быть предоставлены полномочия, чтобы она могла установить их поведению границы.

Однако это намерение скоро испарилось: на протяжении всей трапезы Даниэль, как и накануне, ничего не ел, а только смотрел на нее со своим обычным презрительным видом. Молли потерлась о ногу Амелии, и та пнула ее, от чего кошка взвизгнула и выскочила из-за стола, прижав уши и распушив хвост.

– Нет, нет! – вскрикнула Амелия, отбрасывая салфетку гораздо яростней, чем намеревалась, и чайная ложка со звяканьем запрыгала по столу. – Это невыносимо!

– Дорогая моя! Что такое? – спросила миссис Роланд.

– Не понимаю, как вы можете задавать подобный вопрос. – Голос Амелии прерывался от возмущения.

– Но я не понимаю. – Миссис Роланд встревоженно посмотрела на детей. – Если вас так беспокоит Молли…

– Молли здесь ни при чем! – воскликнула Амелия.

Миссис Роланд нахмурилась и жестом велела горничной уйти – та стояла и с раскрытым ртом наблюдала за дерзким выпадом Амелии.

– В чем дело, дорогая? Возможно, вы хотите поговорить наедине? – спросила миссис Роланд тихо.

– Дело в нем, мэм, – ответила Амелия, указывая на Даниэля.

– В ком? – Миссис Роланд выглядела озадаченной.

– В Даниэле, разумеется! – ответила Амелия раздраженно.

– Даниэле? – переспросила миссис Роланд.

Сесилия захихикала, и Эндрю пнул ее.

– Ай!

– Дети, идите в свои комнаты, – велела мать.

– Но, матушка… – начал было Эндрю.

– Сию же секунду, – отрезала миссис Роланд. – Мне нужно поговорить с мисс Спенсер наедине.

– Я бы предпочла, чтобы Даниэль остался, – сказала Амелия самым строгим тоном, на какой была способна. – Он бродит ночами по дому и даже имел наглость войти в мою комнату и вести себя самым вызывающим образом.

Дети остановились как вкопанные и выжидающе уставились на взрослых. Миссис Роланд прижала ладонь к губам, глядя на Амелию так, будто внезапно ее испугалась.

– Сисси, Эндрю, идите к себе! – сказала она. – И, пожалуйста, не заставляйте меня повторять это еще раз.

Дети не привыкли, чтобы мать говорила с ними таким резким тоном, и вышли из комнаты без дальнейших возражений. Амелия посмотрела через стол на Даниэля, и тот ответил дерзким взглядом. Миссис Роланд сложила руки словно в молитве, и начать разговор пришлось Амелии:

– Извините, мэм. Мне следовало высказаться более сдержанно. Но я полагаю, что Даниэлю нужна твердая рука, а не то…

– Мисс Спенсер, – перебила миссис Роланд. – Мне кажется, что этот вздор пора прекратить.

– Прошу прощения, мэм?

– Сперва я восхитилась тем, что вы поддержали выдумку детей с тем же великодушием, что и я. Возможно, я поступила опрометчиво, но ведь их отец уехал. Однако теперь мне кажется, что это их тревожит.

– Тревожит их? – переспросила Амелия, бросая злобный взгляд на Даниэля: тот улыбнулся. – Так, значит, Даниэлю будет позволено вести себя со мной так, как ему вздумается?

Миссис Роланд снова поднесла руку ко рту, и Амелия поразилась, увидев в ее глазах слезы.

– Но, дорогая моя, – сказала миссис Роланд. – Даниэль – бедный мальчик из цыганской семьи, которого мы взяли на воспитание два года тому назад. Мы так и не узнали, как его зовут на самом деле, ведь он был немой и не умел писать.

– Из цыганской семьи? – Амелия была сбита с толку. Она заметила, что Даниэль, несмотря на бледность, довольно смуглый и не слишком похож на Эндрю и Сесилию, но не придала этому значения. – Я все-таки не понимаю, к чему вы клоните, мэм.

– Бедняжка попал в ловушку браконьеров, и его бросили. Ему наверняка было ужасно больно, но он не издал ни звука. Мы взяли мальчика к себе и сделали для него все, что могли. Но, боже мой, каким же он был сорванцом.

– Был? Боюсь, он таким и остался, – сказала Амелия. – Меня восхищает, что вы проявили христианское милосердие, пригрев этого мальчика, мэм, но совершенное отсутствие манер и разумных норм поведения, по-видимому, говорит об отсутствии благодарности, и это…

– Но, моя дорогая, Даниэль умер, – тихо сказала миссис Роланд. – Год назад.

Амелия уставилась на нее, пытаясь понять, что она такое говорит.

– Что вы имеете в виду, мэм? Но кто же тогда это? – И Амелия указала на место за столом.

– Прекратите! Прекратите сейчас же! – закричала миссис Роланд, вскакивая на ноги. – Там никого нет!

Амелия посмотрела на Даниэля снова. Тот ухмыльнулся.

– Но что вы хотите сказать? Я же вижу… Он сидит прямо здесь! – воскликнула Амелия.

Миссис Роланд отшатнулась, отказываясь взглянуть туда, куда указывал трясущийся палец Амелии. По ее щекам текли слезы.

– Иногда за игрой дети говорили, что Даниэль с ними, и я, вероятно, по глупости, потакала им. У меня и в мыслях не было, что это им навредит. Я решила, что так они переживают потерю. У многих детей есть воображаемые друзья.

– Воображаемые друзья? – переспросила Амелия, глядя на миссис Роланд, и перед глазами у нее все затуманилось и поплыло. – Но ведь вы писали мне о Даниэле в своем письме.

– Я писала о Натаниэле. Натаниэле. Это наш старший, он уехал в школу.

– Натаниэль? – тихо повторила Амелия. И вправду. Теперь она вспомнила. В письме действительно упоминался Натаниэль. Ей стало дурно. Мысли кружились, как листья в осеннем вихре.

– Ох, моя дорогая, – сказала миссис Роланд. – Думаю, мне следует сообщить вашим родителям.

– Нет… Прошу вас…

– Я вынуждена настаивать. – В голосе миссис Роланд прибавилось твердости. – Так будет лучше. Вы не в себе.

Амелия снова посмотрела на Даниэля, но теперь, сколько бы она ни глядела, его стул был пуст. Когда она обернулась к миссис Роланд, та уже выходила из комнаты.

Странным образом Амелия почувствовала, что сжимается, словно она, как Алиса на пути в Страну чудес, сейчас попадет в новый мир, где все бессмысленно. Она копалась в памяти, лихорадочно перебирая часы, проведенные в этом доме, искала подтверждения того, что Даниэль столь же реален, каким кажется, однако находила лишь фыркающих садовников да хихикающих детей.

Молли принялась играть с ее шнурками, но на этот раз Амелия слишком ослабела, чтобы оттолкнуть ее ногой. Будто в трансе, она отодвинула стул и приподняла скатерть, чтобы прогнать кошку из-под стола, но тут же опрокинулась назад: из темноты на нее с жуткой ухмылкой надвигался Даниэль.

Впоследствии миссис Роланд рассказывала друзьям, что подобного крика она не слышала ни разу в своей жизни и точно не хочет слышать больше никогда и что, вернувшись в столовую, она увидела, как бедная обезумевшая девушка бешено сучит ногами в воздухе так, словно на нее напал сам дьявол.

Она села рядом с Амелией и обняла ее, велев горничной вызвать доктора. Тот прибыл через несколько минут и немедленно связался с лечебницей для душевнобольных при монастыре в Беннигтоне. До нее всего две мили.

Пока они ждали, Амелия мало-помалу перестала брыкаться так сильно, но миссис Роланд видела, что с лица девушки все еще не сошло выражение ужаса. Она уставилась в одну точку, и миссис Роланд поневоле проследила за ее взглядом, но увидела только собственных дорогих детей, которые без единого слова вошли в комнату. Сесилия держала Эндрю за руку. Вторая рука у нее висела вдоль тела, а пальцы были согнуты, будто их сжал кто-то незримый, стоящий радом с ней. Затем так же безмолвно дети повернулись и вышли.

* * *

Замолчав, моя рассказчица с удовлетворением откинулась на спинку сиденья, чуть улыбаясь плотно сжатыми губами, ее глаза блестели, как будто она только что прочла самую духоподъемную и поучительную проповедь.

Боюсь, однако, что выражение моего лица было не совсем таким. Образ того призрачного мальчика почему-то особенно меня встревожил. Я почувствовал необходимость обсудить историю, чтобы освободиться от нее.

– Так, значит, гувернантка была душевнобольной? – нарушил я тишину.