Текст книги "Под сенью плуга"

Кришан Чандар
Под сенью плуга

Когда тени от буйволов стали короче и все тело покрылось потом, Бахтиар остановился и ладонью стер пот со лба. Пот струйкой сбежал с ладони и впитался в бурую землю. Тела буйволов тоже лоснились от пота, из их ноздрей вырывался пар. Другой рукой Бахтиар стер пот с головы и снова стряхнул его на землю. Потом он выпряг буйволов из плуга и поставил их под густой тенью, а сам уселся под деревом, опершись спиной о ствол. Буйволы еще долго храпели, а потом улеглись на землю и начали выщипывать траву среди сухой земли и мелких камешков. От их горячего дыхания камешки стали мокрыми. В поисках травы буйволы глодали землю. Отдышавшись, Бахтиар встал и подбросил волам сухие побеги маиса и траву. Потом снова сел, опершись спиной о ствол.

Усталым взглядом он смотрел на раскинувшуюся крону дерева, в которой щебетали сотни птиц. Какое же старое и дряхлое это дерево! Оно, наверное, стоит здесь с тех пор, когда строилась эта деревня, а может быть, с самого сотворения мира. Много лет стоит это дерево. И с тех пор как помнит себя Бахтиар, оно всегда было таким же тенистым. Таким же помнит его и отец. Отец говорил, что и отец его отца видел это дерево. Он смотрел вверх и пытался найти ветку, к которой они в детстве с другом Абдал Каримом привязывали качели. Бедный Абдал, он умер два года назад. Однажды полицейский увел его прямо с поля. Потом он слышал, что Абдал умер в полицейском участке. Говорят, тханедар его жестоко избивал. Бог знает, почему эти полицейские такие жестокие. Против тханедара даже был возбужден судебный процесс. Но его оправдали. Разве на них найдешь управу? Просто жена Абдала сделала глупость, и, когда кончился процесс, ей пришлось уйти из деревни. А какой она была замечательной девушкой! Говорят, она в Равальпинде стала проституткой. Бедная, какая жестокая судьба постигла ее.

Она уже была помолвлена с Бахтиаром, но, когда Бахтиар узнал о любви Абдала, он расторг эту помолвку. Если был доволен Абдал, то не меньше его был доволен и Бахтиар. Он воспитывал сына Абдала, как своего ребенка, и теперь Фикро был полноправным членом его семьи. А как обрадуется дух его друга, когда Фикро женится на Марджане. Лицо Бахтиара засияло от удовольствия, будто в ветвях дерева он увидел, образ своего покойного друга. Как далеко ввысь, до самых высоких ветвей, уносились они с Абдалом на качелях. А потом перед его глазами словно ожила картина, как они первый раз катались на качелях с Бегаман.

Был, как сейчас, полдень. Отец угнал буйволов к реке на водопой. Бегаман пасла стадо со своим младшим братом и пришла сюда. На самом деле, конечно, не для того, чтобы пасти стадо, ведь они заранее договорились встретиться здесь.

А потом они уговорили братишку пойти на реку, а сами долго-долго качались на качелях. Только вдвоем. Когда качели летели вверх к ветвям, приседал Бахтиар, чтобы раскачать их, а когда они падали вниз, приседала Бегаман. А иногда, по ошибке, они приседали вместе и тогда касались грудью друг друга, и Бахтиару казалось, будто его обжигает какой-то огонь, а дыхание Бегаман становилось прерывистым. Когда качели взлетали ввысь, пел Бахтиар, а когда они стремительно падали вниз, в ответ ему пела Бегаман. И так они без конца раскачивали качели, так что их головы стали прятаться в ветвях дерева, и казалось, что вниз летят не качели, а их сердца. А потом Бегаман тихо промолвила: «Хватит, я боюсь». Тогда он перестал раскачивать качели, но они еще долго качались внизу. Теперь уже Бахтиар не мог зубами срывать с ветвей листочки – не только листья, но и ветви дерева остались высоко вверху. Качели раскачивались у самого подножья дерева, потом постепенно остановились и застыли на месте. Тогда Бахтиар спрыгнул на землю и, обхватив Бегаман обеими руками за талию, осторожно, как хрупкую игрушку, опустил на землю. От веревок руки у нее стали красными, а на ладонях осталось несколько красных рубцов, и Бахтиар долго разглаживал их своими пальцами, а Бсгаман, склонив голову, искоса наблюдала за ним. Потом она нарвала фиалок и украсила ими волосы. Казалось, тысячи капелек воды засверкали в ее волосах. В это время вернулся ее брат, и Бегаман, ничего не сказав на прощание, угнала стадо. А Бахтиар еще долго стоял у качелей и легонько раскачивал их…

Он видел все так ясно, словно это произошло только вчера, а ведь со времени их свадьбы прошло целых пятнадцать лет. Десять лет назад был страшный голод, более половины земли сахукар[1]1
  Сахукар – ростовщик.


[Закрыть] и заминдар забрали у крестьян за долги. Бахтиару тоже пришлось продать самый лучший участок рисового поля, в который он вложил столько сил. Хлеба не было, варили дикие груши…

Дошли до того, что ели вареные листья, а джагирдар[2]2
  Джагирдар – помещик.


[Закрыть]так и не уменьшил малии.[3]3
  Малия – плата за землю, арендуемую крестьянином у помещика.


[Закрыть]

Простодушное лицо Бахтиара омрачилось печалью. Нет в мире никого более жестокого, чем джагирдар. Зачем только бог дал им жизнь?… Бог знает, что еще будет, ведь не тронул же этот голод его дома, его очага. Он ясно видел свою свадьбу, свою пятилетнюю дочь Марджану. Со времени свадьбы прошло пятнадцать лет, а кажется – прошел один миг. Ведь качели были такими же, таким же было и дерево. Полдень тоже был таким же… Теперь уже за полдень, а Бегаман до сих пор не пришла с обедом. Придет.

Его дом совсем рядом. Меньше полуторы мили по дороге, а там в гору… Сейчас придут вместе с Марджаной, весело болтая между собой. Что за скверная привычка у этих женщин – вечно болтать. Болтают без умолку, как сороки, и если уже когда-нибудь замолчат, то только после смерти. Нет, при жизни им никогда не замолчать… А почему бы мне не поспать немного…

Когда Бегаман и Марджана подошли к нему, Бахтиар, опершись о ствол дерева, спал глубоким сном. От жары лицо Бегаман раскраснелось, а у Марджаны над верхней губкой выступили бисеринки пота, казавшиеся такими милыми.

– Что, будем будить отца? – спросила Марджана.

– Дай ему поспать полчасика… Мужчина очень много работает, – ответила Бегаман.

– А Фикро нигде не видно, – оглядевшись по сторонам, заявила Марджана.

– Он, наверное, работает на рисовом поле, у реки. Иди позови его сюда, а то он сам не придет. Когда он, наконец, поймет, что есть тоже нужно.

Марджана вскочила и побежала по тропинке к реке.

Фикро, окончив работу, сидел у воды на камне и мыл измазанные грязью ноги. Вымыв ноги, он начал умываться. Потом начала умываться Марджана.

– Нан, – позвал Фикро.

– Что?

– У тебя на верхней губе маленькие жемчужинки, и ты их все смоешь.

– Ну и что? – спросила Марджана, плеснув на лицо водой.

Фикро наклонился к воде. Чистая и прозрачная, она искрилась. В нежноголубой воде камешки тоже были голубыми, а там, где камни обросли зелеными водорослями, и вода была светлозеленой, цвета весенней бархатной травы или первых побегов риса. Там и сям из воды выступали маленькие обломки скалы, отгораживая небольшие заводи, дно которых украшали разноцветные камешки и плавающие рыбки. Фикро склонился над водой и долго рассматривал нежные рыльца рыб. Вдруг он запустил обе руки в воду и вытащил рыбку.

– Ой, выпусти ее, – попросила Марджана, – посмотри, как она открыла рот и трепещет. Выпусти ее, она же совсем маленькая.

Фикро опустил рыбку в воду. Несколько мгновений она лежала неподвижно.

– Мертвая? – взволнованно спросила Марджана.

Фикро ничего не ответил. Вдруг рыбка юркнула на дно. Они рассмеялись.

– Иногда мне хочется подхватить тебя, как эту рыбку, на руки и ощутить трепет твоего тела. Кажется, задушил бы тебя в объятиях. А иногда хочется просто положить голову тебе на колени… Марджана, отчего это?

– Идем есть, отец уже ждет, – промолвила Марджана.

– Что же ты не отвечаешь?

– А что отвечать. Ты сегодня весь день только рыбу ловил?

– Посмотрел бы я, кто выполнит такую работу. Идем, посмотришь, сколько я вспахал.

– Как же, так и пойду.

Фикро подхватил Марджану на руки:

– Пойдешь?

– Как же я пойду? Опусти меня на землю.

– Нет, я тебя донесу на руках.

– Отец будет сердиться.

– Хорошо, я понесу только полдороги.

Полдороги он нес ее на руках, а потом опустил на землю. Он сбил камнем несколько сухих черных плодов. Один съел сам, а два дал Марджане. Она очень любила их. Зеленые, они бывают очень кислые и сочные, потом, по мере созревания, в них появляется сладкий привкус. Но и тогда после них першит в горле. Зато, когда они долго повисят на дереве и станут совсем черными, они не уступают инжиру. Правда, Фикро не любит даже свежевысушенный инжир. Бог знает, что хорошего нашла Марджана в этих сухих и черных ягодах.

Они и не заметили, как пришли.

Бегаман наполнила тарелки пахтаньем и подала им, потом достала маисовые лепешки, овощи, молотый красный перец и соль. Мало было овощей и соуса. Но зато было много лепешек и полный горшок пахтанья. Сначала все выпили пахтанье, потом начали есть толстые маисовые лепешки с овощами и красным перцем. Челюсти двигались медленно. А когда во рту совсем пересыхало, они запивали еду пахтаньем.

Они еще ели лепешки, когда подошли отдохнуть под деревом возвращавшиеся из города дядя Махмуд и Фатах Махмуд.

– Ешьте, пожалуйста, – пригласил Бахтиар.

Дядя Махмуд разгладил бороду, а Фатах Махмуд протянул руку к лепешкам. Бегаман наполнила тарелки пахтаньем и поставила перед гостями.

– Как прошел процесс? – спросил Бахтиар.

– Не в нашу пользу, – ответил дядя Махмуд, – наш адвокат продался адвокату этого негодяя банья.[4]4
  Банья – сельский ростовщик, купец.


[Закрыть]

– Что же теперь?

– Думаю продать один участок.

– Только не сейчас. Надо подождать.

– Кто же еще даст семена, если не банья? – спросил Фатах Махмуд.

– Да, больше некому. Если не будет семян, то не будет и урожая. А если будет урожай, то часть заберет банья, часть господин. Все равно ничего не останется. Я никак не разберусь в этом заколдованном круге. Но ты, дядя, не продавай землю, я тебе говорю. Мы всей деревней тебе поможем.

– Бог милостив, – проговорил Фатах Махмуд, икнув в знак того, что он уже сыт.

Поев, они закурили трубки. Фикро сказал, что пойдет напоить буйволов, и погнал их напрямик к реке. Марджана ушла с ним. Все четверо посмотрели им вслед.

– Когда свадьба? – спросил Махмуд.

Он смотрел на удалявшихся Марджану и Фикро.

– На праздник холли, – ответила Бегаман.

– Да, теперь не откладывайте. – Махмуд вынул изо рта трубку. – Ты вырастил хорошего сына, Бахтиар. Бог послал тебе счастье, дочь моя. Спешите со свадьбой Марджаны.

Поев, Бахтиар заснул, а Бегаман начала растирать ему ноги.

Вернулся с реки Фикро. Они немного поговорили с Марджаной, а потом она тоже заснула в прохладной тени дерева. Фикро впряг буйволов в плуг и погнал их в поле.

Волы медленно двигались по полю. Плуг врезался в жирную землю. Поле, которое простиралось вокруг, было не просто поле. В нем была вся жизнь Фикро, это была вся его собственность. Он знал каждую пядь этого поля. Вот здесь земля мягче, а там тверже, а вон там бугорок. Нет, это не поле! Это родословная многих поколений. Эта земля удобрена их потом и кровью. В ней были все мечты крестьянина – мечты всей его жизни, все его силы, все горести и радости, его любовь и гнев. Фикро знал каждую былинку на этом поле, знал каждую мышиную норку, знал, где ложится заяц и где нора дикообраза, знал, какие животные прячутся на его деревьях во время наводнения. Идя за плугом, он увидел чудесный сон.

В неистовстве полдня исчезла голубизна неба. Небо ушло далеко ввысь. Утром и вечером небо опускается до того низко, что кажется, будто сейчас оно упадет на землю и разлетится вдребезги. Но в полдень оно уходит далеко ввысь и стоит нестерпимая жара. Солнце застывает на месте, оно безмолвное и чужое. Все кругом окутывает тишина. И не столько от жары, сколько от. гнетущей тишины кажется, будто тебя душит петля. В такое время буйволы еле плетутся, крестьянин тяжело ступает за плугом, и в его воображении встает множество чудесных картин. Так и Фикро шел за плугом и видел эти сказочные видения. Но вот зной спал. День начал терять свои права. Очнулся от сна Бахтиар и сменил Фикро за плугом.

Марджана налила Фикро пахтанье, а сама, захватив пустой горшок и корзиночку для лепешек, отправилась с Бегаман домой. Фикро тихонько сел на качели и начал их с силой раскачивать, чтобы как можно дольше видеть удаляющуюся Марджану. Но вот Марджана и Бегаман скрылись из вида, и Фикро, раскачиваясь на качелях, запел. А в ноле, идя за плугом, ему подпевал Бахтиар. Солнце склонялось к западу.