Текст книги "Дорогой враг"

Глава первая

Делайла

Бабушка Мейв привыкла говорить, что ненависть делает тесто жестким; хорошая выпечка делается с любовью. С ненавистью я пока не разобралась, но мой стресс, казалось, впитался в каждую выпеченную мной булочку. Тесто стало липким и теплым, хотя должно быть пышным и охлажденным. Я перестаралась с ним, поскольку отвлеклась.

Бранч в честь маминого дня рождения состоится завтра, а от Сэм не было ничего слышно уже несколько дней. От Сэм, которая должна подготовить подарок маме, в то время как я готовила ужин. От Сэм, которая обещала, что найдет для мамы «ух-дивительный!» подарок и мне не придется отдавать ей деньги. Которые я все равно верну, поскольку у Сэм почти всегда их нет. Когда у нее их полно, это, как правило, означает неприятности.

Поверхность теста цепляется за мою ладонь, и я испускаю звук отвращения. Взбив тесто в общую массу, выбрасываю его в мусорное ведро и снова начинаю подготавливать свою рабочую поверхность. Я профессиональный повар, не кондитер, и мне это нравится. И все же я решительно настроена повысить свой уровень.

Как только я открываю новый пакет дрожжей, на мой телефон приходит сообщение.

Неизвестный номер:

Сэм, если ты не притащишь сюда свою задницу через тридцать минут, то я звоню в полицию.

Текст казался настолько странным, что я просто уставилась на него, нахмурив брови. Не припомню этот номер, однако имя Сэм заставляет напрячься. Странно, что я подумала о своей сестре – Сэм. С другой стороны, Сэм – распространенное имя.

Этот Сэм может быть каким-то придурком, кто знает.

Экран телефона вспыхнул от нового сообщения.

Я серьезно. Я больше не клюну на твое «Я просто миленькая, хорошенькая южная красавица». Я знаю, что ты украла часы. И ты их ВЕРНЕШЬ.

Теперь я озадачена еще больше. Много раз Сэм обвиняла меня, что я жалуюсь на то, что она ведет себя как миленькая, хорошенькая южная красавица. Взглянув на телефон, я вспомнила, что сегодня первое апреля.

Закатив глаза, я отряхнула руки и схватила телефон.

Это, пожалуй, самая жалкая первоапрельская шутка, Сэм. Хотя бы притворись кем-то другим, а не собой.

Я сразу же получила ответ.

Ты издеваешься надо мной? Я ошибся номером? Вот к чему ты клонишь? Хватит нести чушь. Живо. Возвращайся. Обратно.

Раздраженная, я печатаю ответ в более жесткой манере, чем обычно.

Это даже не номер Сэм, так что получается, это я вешаю лапшу ТЕБЕ на уши. Завязывай с этой ерундой. Я занята приготовлением сюрприза для мамы.

Брось. Я пробовал твою еду. Безопаснее было бы съесть консервы.

Ох, это низко и неуместно. Я открываю ответный огонь.

Знаешь, Сэм, ты ведешь себя как… стерва.

Наступает затишье, и я почти чувствую, как Сэм спрашивает себя, стоит ли ей прекратить этот цирк.

Ты только что процитировала фильм «Шестнадцать свечей»?[3]3
  Комедийный фильм 1984 года, в котором главную героиню зовут Саманта Бейкер.


[Закрыть]

Ну да. Это мой любимый фильм, несмотря на тот факт, что «ты» снялась в нем.

Я немножко улыбнулась. Меня всегда досаждало, что у главной героини было имя моей сестры, а не мое. И каждый раз Сэм пыталась уколоть меня этим.

Пришло следующее сообщение.

Это любимый фильм Делайлы. А вот ты, напротив, не могла усидеть, чтобы досмотреть его до конца. Прекрати меня отвлекать. Верни мне мои часы.

Я нахмурилась. Ее ответ какой-то странный. Сэм никогда не оскорбит себя. Особенно, если это правда. И она никогда не досматривает фильм до конца. Об этом знают только несколько человек. Сэм прекрасно умеет скрывать то, что считает своими недостатками. Плохая концентрация внимания не является для меня недостатком, а вот для Сэм напротив. Напряжение сковывает шею и плечи. Мне совсем не нравятся эти сообщения. Они не забавные, в них есть что-то странное.

Довольно. Я пеку. Придумай шутки получше.

Ответ не приходит, и я полагаю, что на этом все. Беру немного муки и измеряю нужное количество грамм, когда приходит новое сообщение от Сэм.

Делайла готовит и занимается выпечкой.

Не ты.

Мне не хотелось верить во что-то другое, кроме того, что Сэм пытается меня разозлить. Она прекрасная лгунья – профессионал, когда я – просто любитель. Но есть в этом сообщении что-то такое, тон, от которого веет истинным беспокойством, отчего во мне возрастает недовольство.

Я тянусь грязными руками к телефону и печатаю ответ.

Может, потому что я и ЕСТЬ Делайла (намекаю, что ты «тупица»).

Последовала еще одна более длительная пауза, пробравшая меня до костей. У меня скрутило живот, пока я ждала ответа. Больше это не казалось розыгрышем, хотя должно. Сэм хитрая.

Звук уведомления на телефон развеял тишину кухни.

Картофельный Шарик?

Я делаю резкий, болезненный вдох, чувствуя покалывание в пальцах. В комнате словно не осталось воздуха. Долгое время я просто стояла посреди кухни, в ушах звенело, а тело парализовало.

Помимо Сэм только один человек знает, что «Шестнадцать свечей» – мой любимый подростковый фильм. И есть только один человек, который нагло называет меня Картофельным Шариком.

Нет, я не буду думать о Мейконе Сэйнте. Видит бог, я изо всех сил старалась полностью стереть его из памяти. Но он как герпес, появляющийся время от времени, неприятный зуд, которому все равно, хочу ли я, чтобы он появлялся, или нет.

Стало хуже, когда Мейкон сыграл главную роль в сериале «Темный замок», благодаря которому сразил каждого жителя планеты, кроме, кажется, меня, наповал. До этого момента я не знала, что он – актер. И черт бы меня побрал, но я хотела посмотреть этот сериал. Теперь же только остается держаться подальше, поскольку каждый человек, которого я знаю, говорит о «Темном замке» в социальных сетях каждое воскресенье.

Сэм была вне себя от радости от этой новости.

– Просто подумай, Ди, мы обе знаем кого-то знаменитого.

– Держи меня за руку, пока я пытаюсь не упасть в обморок от счастья.

– Когда ты говоришь с сарказмом, твое лицо слегка дергается, что делает тебя непривлекательной.

– А что с ним происходит, когда я высовываю язык? Не смотри на меня так. Я организовываю праздники в Лос-Анджелесе, Сэм. Я встречала много знаменитостей. И большинство из них не особо впечатлили.

– Но ты не знаешь их настоящих. Мы знали Сэйнта до того, как он стал знаменитым. Люди склонны показывать свою настоящую сущность, когда не гонятся за славой.

– Ага, ну, настоящий Мейкон – высокомерный засранец.

– Тьфу. Ты слишком долго держишь обиды.

– Слишком долго? По отношению ко мне он был колоссальным уродом долгие годы.

– Но это уже в прошлом. Ты тоже должна отпустить все обиды.

Тоже. Будто это ее толпа льстивых поклонников Мейкона обзывала Картофельным Шариком. Будто это в нее летели те хрустящие жирные закуски, когда она была наиболее беззащитной. С тех пор я не переношу картофельные шарики.

– Они показали его задницу в двух эпизодах, – беспечно продолжала она. – И хочу тебе сказать, что она выглядит сексуально. То есть если говорить по шкале совершенства, то его сочный зад на твердую пятерку. Он определенно много работал над ней со времен школы.

Не желая говорить о заднице Мейкона и о том факте, что моя сестра видела или же не видела его задницу много лет назад, я сменила тему. Саманта знала, как сильно я ненавидела Мейкона. Однако то, что она использует его для розыгрыша, – это уже слишком. Гнев стремительно пронесся через каждую клеточку моего тела. Я неуклюже печатаю ответ, находясь не в себе.

Как смеешь ты приплетать сюда эту тупую задницу?

Тупую задницу? Я знаю только одного человека, который так говорит. Боже, Делайла, это и правда ты?

Я хочу закричать. Я хочу выкинуть телефон к черту и сбежать из кухни. Но главное, я хочу ударить свою сестру.

Иди к черту, Сэм. Считай, что тебя не пригласили на бранч.

Это Мейкон. А ты в самом деле так сильно меня ненавидишь, Картофелька? После стольких лет?

Нет, нет, нет. Это не может быть Мейкон Сэйнт. Сэм не общалась с ним с тех пор, как он бросил ее в ночь выпускного. Это вопрос гордости. И не важно, что он знаменит, у него наверняка есть люди, которые пишут сообщения вместо него, ради всего святого.

Это, должно быть, страшный сон. Ночной кошмар.

Ошеломленная, я смотрю на экран телефона, который загорается.

Картофелька?

Шарик?

Делайла? Ты тут?

Возьми трубку, Делайла.

Стоп. Что?

Я чуть не выпрыгнула из кожи, когда телефон зазвонил.

О. Мой. Бог. Нет. Только не это. Это не может быть Мейкон.

Звонок перешел в голосовую почту, но телефон снова зазвонил.

Он не остановится. В таких ситуациях Мейкон впивается как клещ. Он будет продолжать так делать, пока я не сойду с ума. Мне нужно пресечь это на раннем этапе. Сделав глубокий вдох, отвечаю:

– Чего тебе?

– Все та же милая Делайла. – Голос стал грубее и будто окутал меня пеплом и дымом.

Я проигнорировала его сарказм.

– Откуда у тебя мой номер и зачем ты беспокоишь меня?

На том конце провода раздался смех.

– Что, а как же, «Прошло так много времени. Как ты?». Хотя бы признайся, что ты сильно скучала по мне.

Ох, как же мне знакомо это раздражающее самодовольство. Тот факт, что после стольких лет я и вправду разговариваю с Мейконом, взволновал меня так сильно, что у меня начали дрожать ноги, отчего пришлось прислониться к стойке.

Удивительно, что мой голос остался прежним.

– Отвечай на вопрос, или я повешу трубку.

– Тогда я просто позвоню тебе снова.

– Мейкон…

Он издает звук, похожий на смех, но только теплее.

– Никто не называет меня Мейконом так, как ты. Словно это какое-то проклятие или на языке остался неприятный привкус. Только ты так можешь.

Когда мы были детьми, его мама называла его Ангелочек, что по мне, так было странно. Его папа называл его «парнишка». Все остальные – просто Сэйнт. Менее достойное прозвище вспомнить не могу. Но неудивительно, что люди по-прежнему зовут его Сэйнт; он потратил много времени, создавая такой имидж.

– Зачем ты беспокоишь меня, Мейкон?

Он вздыхает.

– Во-первых, я позвонил на номер Саманты. – Он без труда называет ее номер, а я хмурюсь – хорошо, что он этого не видит. Он продолжает в более официальном тоне. – Во-вторых, я писал сообщения Саманте, не тебе. Почему ты вообще подумала, что я притворяюсь Сэм, в этом нет никакого смысла.

– Сегодня первое апреля – День дурака, – бормочу я. – Я и подумала, что со стороны Сэм это была неудачная шутка.

Мейкон засмеялся, но не от шутки.

– Жаль.

Да, мне тоже.

Если я поверю в то, что он писал Сэм – а зачем ему вообще писать мне? – то должна поверить и во все остальное. К несчастью, я помню, как Сэм пересылала мне сообщения, когда бросила жутко прилипчивого парня по имени Дэйв. Мне пришлось неделю терпеть чередующиеся гнев и слезы Дэйва, пока он наконец не перестал звонить.

А это значило, что Мейкон не лжет.

К черту все.

– Ладно, – говорю я, пытаясь отчаянно сохранить спокойствие. – Проясним, я не Сэм. И это также не ее номер. Подозреваю, что она переадресовала мне свои сообщения, о которых мы потом поговорим. Однако…

– Ты снова говоришь как твоя бабушка, Картофелька.

– Не называй меня так.

В ушах послышался тихий хохот.

– То есть говорить как твоя бабушка тебя устраивает?

Я вскакиваю на ноги, нахмурившись. Я говорила как бабушка Мейв, черт. Я склонна быть многословной и говорить слишком формально, когда нервничаю. И меня злит тот факт, что он знает это.

– Ты уходишь от темы. Факт остается фактом, я не Сэм.

– Ты знаешь, где она? – теперь его голос стал жестче, гнев вернулся.

– Даже если бы и знала, то не сказала бы тебе.

Я почти слышу, как Мейкон стискивает зубы. Что только радует меня.

– Тогда, полагаю, мне следует позвонить в полицию, – говорит он.

Внезапно я вспоминаю его первое сообщение. Он требовал, чтобы Сэм вернула часы. Схватив телефон, я расхаживаю по всей кухне.

– Что она сделала?

Я могла бы сформулировать вопрос по-другому, но, имея опыт в разборках с проделками Сэм за все эти годы, я не собираюсь тратить время на оправдания, пока не услышу версию Мейкона. После этого поговорю с Самантой.

– Она взяла часы моей мамы.

Я делаю резкий вдох. Черт возьми.

Хоть я и мало что знала о миссис Сэйнт как о человеке, но о ее часах знали все. Из-за них ей завидовал весь город. Это были не столько часы, сколько украшение из розового золота, усыпанное сверкающими бриллиантами. Они были прекрасны, но я, в отличии от миссис Сэйнт, не носила бы такую вещь каждый день.

Я прекрасно помню их на ее тонком запястье, элегантное украшение сверкало на свету. Внутри меня завязался узел страха. Сэм была влюблена в эти часы. Ох, как же она их любила. Но самое ужасное в этом всем то, что мама Мейкона скончалась несколько лет назад, а это значило, что они были как фамильной драгоценностью, так и ценным воспоминанием.

Обессиленная, я прижимаю холодную ладонь к горячей щеке.

– Она… ох… когда она их украла?

Мейкон издает звук раздражения.

– Она правда тебе ничего не рассказала?

Горькая правда.

– Зачем ей говорить мне о часах, которые она, возможно, украла, а возможно, и нет?

– Я думал, Сэм арендовала у тебя квартиру.

Я моргаю от удивления.

Три года назад мне предоставили возможность стать партнером в сфере ресторанного бизнеса высшего эшелона. В итоге Анджела, мой партнер, продала мне вторую половину, и бизнес стал настолько успешным, что я наконец-то смогла купить небольшое бунгало в Лос-Фелице. Несколькими месяцами позже Сэм переехала в мансарду над гаражом, поскольку у нее было туго с деньгами.

Правда в том, что я так и не знаю, откуда она берет деньги, так как она ни разу не упоминала о какой-либо работе. Это пан или пропал, если я получу небольшую арендную плату, которую она настаивала оплачивать. А поскольку мне не нужны ее деньги, то я научилась не полагаться на них.

Однако я думала, что мы достаточно близки, чтобы Сэм рассказала мне, что виделась с Мейконом. У меня даже и мысли не было, что они поддерживают связь.

– Это не важно, я знаю все, что происходит в ее жизни, – наконец-то отвечаю я.

Мейкон издает слишком жалостливый звук, а затем отвечает чересчур нетерпеливым тоном.

– Последний месяц Сэм была моей помощницей. Впрочем, вскоре стало ясно, что она сильно переоценила свои навыки.

Даже не знаю, что чувствовать. Я рада, что они не встречаются. Если Мейкон и Сэм снова сойдутся, то он неизбежно вернется в мою жизнь. Но он присутствует в ее жизни, ведь так? Они работают вместе уже месяц. А Сэм ни слова мне об этом не сказала. Виски пронзила тупая боль.

– Я отсутствовал неделю, – продолжает он. – Вчера вернулся домой и обнаружил, что Сэм исчезла, а вместе с ней и пара вещей, включая часы.

– Что она делала в твоем доме? – я вздрагиваю от вопроса. Я не хочу знать. Не хочу.

Хотя кого я обманываю.

– Быть моим помощником – значит работать двадцать четыре на семь, – произносит Мейкон так, будто это что-то очевидное. – У меня есть гостевой домик. Сэм остановилась в нем.

Я не упускаю в его тоне намека на то, что он считает странным, что я не заметила, что Сэм жила в другом городе несколько недель. Но я заметила, однако привыкла к тому, что она то приходит, то уходит. Мой дом для нее скорее лагерь, чем что-то большее.

– Может, в твой дом вломились, – слабо предполагаю я.

– Чушь собачья. Эта чертовка попросила показать ей часы, дабы вспомнить «былые времена», а я оказался настолько глуп, что показал ей их.

Закрыв глаза, провожу рукой по лицу.

– Ну… – Черт.

Мне нечего ответить.

Его голос становится усталым и смирившимся.

– Просто скажи мне, где она, и я оставлю тебя наедине с выпечкой.

– Я не знаю, где она. Но я найду ее. Поговорю с ней.

– Не подойдет. Я мог бы смириться с другими вещами, но эти часы многое значат для меня. На этот раз она зашла слишком далеко. Я звоню в полицию.

– Пожалуйста, не надо. – Слова вырываются из меня, обжигая язык. Меня бесит, что я сказала это. Но уже не могу забрать их обратно. – Я верну твои часы.

Я не дам Сэм сесть в тюрьму. Как бы то ни было, она моя сестра. И это просто убьет маму. Образно, конечно, однако я ужасно боюсь, что это выражение может стать буквальным. В прошлом году мы потеряли отца, и здоровье мамы по меньшей мере пошатнулось. Однажды я обернулась, чтобы посмотреть на нее, и была ошеломлена тем, насколько она постарела, словно папа забрал с собой искру ее жизни. Мы с Сэм единственные, кто у нее остался. К несчастью, мама всегда чрезмерно опекала Сэм.

– У тебя есть двадцать четыре часа, а затем я звоню в полицию, – произносит Мейкон грубым, явно нетерпеливым голосом.

– Двадцать четыре? Ты издеваешься?

– А похоже, что я веселюсь? – парирует он.

– Ну, я должна была спросить, что за нелепые временные рамки ты предлагаешь.

Хоть я и не слышу, как он стискивает зубы, но представляю это.

– Это не предложение, – выдавливает он. – Это крайний срок.

– Это Лос-Анджелес, Мейкон. Уйдет как минимум двадцать минут, чтобы проехать десять километров в любом направлении. В удачный день, – прошипела я. – Не говоря уже о том, что если Сэм прячется, то ее может и не быть в городе. Она могла сбежать в Вегас, отправиться в Сан-Франциско или даже в Кабо.

Это любимые места Сэм для побега. Хотя я не понимаю, как она можете себе это позволить. Черт, а может, она все это время была профессиональной воровкой.

– Суть в том, – говорю я жестко, – что если ты и вправду хочешь найти ее, то должен дать мне больше времени, нежели чем двадцать четыре часа. Я не женская версия Джека Бауэра[4]4
  Джек Бауэр – главный герой американского сериала «24 часа» телеканала Fox. История в каждом сезоне, начиная с первой серии и заканчивая последней, разворачивается в течение двадцати часов, за это время главный герой – агент вымышленной спецслужбы – должен раскрыть преступление.


[Закрыть], черт возьми.

В трубке раздается сдавленный звук, похожий на затянувшийся смех.

– Стоило бы приложить немалых усилий, чтобы представить, как ты снуешь по городу с часами обратного отсчета, висящими над головой.

Красная дымка затемняет зрение. Клянусь, стой Мейкон сейчас передо мной, в его лицо полетела бы миска с мукой.

– А ты все тот же придурок, как погляжу.

– А ты все так же пытаешься задеть меня, как погляжу.

– Ты всегда быстро соображал, Мейкон. – Черт, мне следует перестать подкалывать его. – Дай мне неделю.

– Два дня.

Я фыркаю.

– Пять.

– Три, – возражает он. – Это максимум, что я могу тебе дать, Картофелька.

От этого прозвища у меня сводит зубы. Учитывая задачу, это не так уж много времени. Но, черт побери, я не виню его за злость и желание покончить с этим.

– Твоя взяла.

– Три дня, – повторяет Мейкон. Я уже почти расслабилась, когда он продолжил: – Я жду вас с Сэм у меня дома с часами в руках.

– Что? – практически шиплю я. – Почему я? Мне незачем приходить. Я не…

– Ты придешь. Я не верю, что Сэм появится здесь без тебя.

– Она придет. – Если мне придется пригрозить смертью и расчленением. – Мне не хочется быть частью вашего воссоединения. – Я ни за что не встречусь лицом к лицу с Мейконом. Я не могу.

– Тогда не стоило совать свой нос в это.

Козел.

Тон Мейкона звучит жестко и холодно.

– Таковы условия. Либо соглашайся, либо не ввязывайся.

Мне следует поверить в серьезность его слов. Мейкон, которого я знала, никогда не говорил того, чего не имел в виду. Я бы восхитилась этим качеством, не веди он себя как придурок по отношению ко мне каждый раз, когда мы оказывались в окружении друг друга. От мысли о встрече с Мейконом, с его холодным, самодовольным взглядом все внутри меня болезненно скручивается.

Хоть раз в жизни мне хотелось поставить этого мужчину на колени и увидеть, как он в отчаянии вздыхает по мне, как многие женщины по нему. Мало шансов, что он будет выглядеть так же, как я сейчас: покрытый мукой, липкий от пота, а волосы отчаянно нуждаются в стрижке.

– Делайла? Мы договорились?

Я ненавижу, как он произносит мое имя: отрывисто и властно, будто он мой начальник. Сжимаю телефон до боли в руке. Я представляю, как бросаю эту штуку в его тупую голову. Господи, дай мне сил не сделать это.

– Увидимся через три дня.

Похоже, Мейкон слишком доволен.

– Я пришлю тебе адрес. С нетерпением жду встречи, Картофелька.

А я с нетерпением жду возможности задушить свою сестру.

Но для начала я должна найти ее.

Глава вторая

Мейкон

У меня дрожит рука, когда я кладу трубку. Последние две недели я испытывал постоянную боль, так что мог бы списать это на нее, но это было бы ложью. Делайла Энн Бейкер – источник моей нынешней слабости.

– Черт, – бормочу я себе под нос.

– Выглядишь так, будто увидел привидение, – говорит Норт с порога моего кабинета.

– Мне кажется, я только что вызвал его. – Поворачиваюсь лицом к окну и морю за ним, но не вижу его. Я вижу Делайлу. Большие глаза цвета имбирного пряника, обрамленные густыми темными ресницами, круглое лицо с прямым носом и пухлые розовые губы. Эти губы всегда шевелились, извергая поток колкостей, направленных в мою сторону.

Никто на земле не раздражал меня так сильно, как Делайла Бейкер.

Никто не заставлял меня включать защитную реакцию так быстро, как Делайла Бейкер.

Боже, ее манера речи не изменилась. Точнее, не совсем. Она говорила со мной с тем же отвращением, что и всегда, но ее голос стал немного другим. Теперь он наполнен нотками мягкой, сладкой хрипотцы, словно у нее только что был горячий, потный…

О чем я, черт возьми, думаю?

Провожу рукой по лицу и фыркаю.

Норт проходит в комнату.

– Я так понимаю, этот призрак не Саманта?

От того, как его голос обволакивает имя Сэм, у меня волосы встают дымом. В какой-то момент она запустила свои когти в Норта, а теперь он разбирается с последствиями. Это меня бесит. Где бы ни появилась Сэм, после нее остаются одни неприятности. Я давно усвоил этот урок, но, как дурак, проигнорировал его, когда она пришла просить работу.

«Все взрослеют», – рассуждал я. Включая Сэм. Только она не повзрослела. Не прошло и дня на работе, как она попыталась залезть ко мне в постель. Чертовски неловко, учитывая, что я едва могу находиться с ней в одной комнате. Я знал, что мне следовало уволить ее. Но не было времени. Когда у меня наконец появилась возможность, она ушла сама.

Я думаю о часах матери, и чистая, обжигающая ярость опаляет все внутри. Часы броские и не в моем вкусе, однако когда я вижу их и держу в руках, то чувствую ее рядом.

Моя мать не особо присутствовала в моей жизни. У нее были свои проблемы. И все же хорошие воспоминания существуют – как она в детстве держала меня на руках, гладила по волосам, читала мне. Каждое воспоминание, оставшееся о ней, связано с часами на ее тонком запястье. Теперь они исчезли, и я снова чувствую потерю, отчего глубокая, насыщенная боль распространяется в груди.

Чертова Саманта. Она дурила меня разными способами, но хуже всего то, что я снова позволил ей это. Сэм последняя в списке людей, которым я позволил бы втереться мне в доверие только для того, чтобы меня потом предали.

– Нет, – выдавливаю я, помня, что Норт ждет ответа. – Я не могу ее найти.

Он вздрагивает, сжимая челюсть.

– Это моя вина.

– Твоя? Почему?

Скрестив руки на груди, он смотрит на меня с чувством стыда.

– Я твой телохранитель. Это случилось во время моего дежурства, это моя вина.

Усталый и слишком нервный, я складываю руки на животе. Почти каждый сантиметр моего тела в той или иной степени болит, так что это единственная удобная поза на данный момент.

– Но только в случае, если бы я не разрешил тебе выполнять твою работу как следует. Кроме того, именно я оказался настолько глуп, что доверил Сэм остаться здесь одной.

Момент чистой ностальгии ослабил мою бдительность. Я увидел Сэм и вспомнил… все.

Норт напрягается, будто собирается возразить, однако не произносит ни слова. Вместо этого смотрит в окно, как и я.

– Значит, если ты не нашел Саманту, то кто этот призрак?

Я кривлю губы, но не в улыбке. Я слишком… запутался в этом.

– Делайла.

Такое ощущение, словно одно ее имя, произнесенное вслух, обладает силой, способной призвать ее во плоти. Я мысленно даю себе пощечину. Обезболивающее, которые я принимаю, явно портит мне настроение. Несмотря на это, я не могу избавиться от ощущения, что дух Делайлы стоит прямо рядом со мной и смотрит через мое плечо неодобрительным, хмурым взглядом.

На одну удушающую секунду я вижу ее ясно, как день, в том виде, в каком она была в ночь нашего выпускного: в зеленом атласном платье, облегающем ее изгибы, которые мне не следовало замечать. Ее золотисто-карие глаза пылают огнем ненависти на фоне потемневшей от гнева кожи.

Даже в семнадцать лет я отметил, что она выглядела прекрасно в гневе. Я оцепенел, не в силах вымолвить ни слова, поскольку она разорвала меня в пух и прах.

Последние слова, которые Делайла сказала мне: «Ты ничего не стоишь, я тебя ненавижу». Она определенно ненавидела меня всеми фибрами своей души.

Я облизываю свои сухие губы.

– Она сестра Сэм.

Норт вскидывает брови.

– У Саманты есть сестра? – в его голосе слышится смутный ужас.

– Не переживай. Они совсем не похожи. – Я расправляю напряженные плечи, отчего боль даже кажется приятной. – Делайла… – Черт, даже сейчас мое подростковое «я» сталкивается с моим нынешним, и они оба изо всех сил пытаются найти способ описать эту девушку. – Прямолинейная.

Норт смотрит на меня как на сумасшедшего. Коим я себя и чувствую.

Пожав плечами, пробую еще раз.

– Делайла всегда говорит то, что думает. Она говорит это прямо в лоб. – Не важно, насколько больно это ранит. – Ей все равно, произвела ли она хорошее впечатление или нет.

– Говоришь так, будто хорошо ее знаешь.

Знаю ли я Делайлу? Да, знаю, хотя ей это бы не понравилось. И она знает меня. От этого в груди странное чувство – отчасти волнение, отчасти отвращение, – словно меня против собственной воли раздевают догола, и я не понимаю, нравится мне это или нет.

– Мы выросли вместе. Сэм, Делайла и я.

Три долбанных мушкетера. Потому что, несмотря на то что мы с Сэм вели себя как говнюки и пытались избавиться от Делайлы, она всегда оставалась частью уравнения. Всегда.

– Делайла знает, где Сэм?

– Она говорит, что не знает. – Черт, у меня затекла шея. Я поднимаю руку, чтобы размять ее, отчего мои ребра начинают протестующе кричать.

Норт прищуривается. Он знает, что мне больно, но не указывает на это.

– Ты только что сказал, что Делайла прямолинейная. Значит, ты ей веришь?

– Да. К сожалению. – Я вновь смотрю на море. Все перевернулось с ног на голову. – И уж если Делайла не сможет найти Сэм, тогда никто не сможет. – Что означает, что часы моей матери пропали навсегда. Не удивлюсь, если Сэм уже заложила их.

Ярость становится столь сильной, что душит. Сэм отняла у меня слишком многое – воспоминания и гребаную безопасность, – и я ее никогда не прощу. Мне следует позвонить в полицию. Мне следует найти часы, а не думать об одной нахальной особе с медово-ядовитым голосом.

Делайла.

Ее имя вертится у меня в голове без предупреждения, усиленно пытаясь проникнуть под корку, чтобы обосноваться там. Она придет сюда – с Сэм или без нее. Ставлю на то, что она появится одна. Вне зависимости от того, хочет ли Делайла признавать это или нет, но она так же хорошо, как и я, знает, что когда Сэм сбегает, то ничто не способно вернуть ее обратно, пока та сама не будет готова.

Так или иначе, я буду иметь дело с Делайлой. Моим давним врагом. Единственным человеком, которого я не мог игнорировать. Каким-то образом ей всегда удавалось проскользнуть сквозь защиту, которую я выстраивал.

И теперь она будет на моей собственной территории. Это звучит чертовски по-детски, но я ловлю себя на мысли, что зацикливаюсь на этом – на ней. Как она выглядит теперь? Ненавидит ли она меня так же сильно, как и раньше?

Сам того не желая, я вытаскиваю из кармана бумажник и достаю потрепанную визитку, которую засунул в него.

Dear Delilah Catering Co напечатано жирным шрифтом ярко-оранжевого цвета на темно-розовом фоне. Слишком броские цвета для вдумчивой девушки, которую я знал. А вот старомодная визитная карточка – в этом вся Делайла, которая, как правило, говорила формально и нудно, когда нервничала.

Я чувствую, как мои губы растягиваются в улыбке, и это выводит меня из себя. Мне не следует впадать в ностальгию. Меня ограбила и провела одна сестра. И теперь другая сестра, та, которая сказала мне, что у меня никчемная, омерзительная душа, придет ко мне. Несомненно, она будет защищать Сэм, охотно готовая снова взять на себя вину за проступок младшей сестры-воровки.

Это меня бесит. Но нельзя отрицать, что все во мне замерло в ожидании. Я отправляю Делайле свой адрес и говорю, чтобы она была у меня к пяти в день крайнего срока. Невозможно не добавить «иначе», зная, что это ее разозлит. Когда Делайла отвечает смайликом с закатывающимися глазами и говорит мне отвалить, чтобы она могла печь, я широко улыбаюсь.

Как ни крути, мне все еще приносит удовольствие подначивать ее, и я не могу дождаться, когда мне дадут отпор.