Текст книги "Дом поющих стен"

Долгая четвертая глава

– Выходит, домом на самом деле заправляет старая одноглазая Матильда? – уточнил Джек, с интересом разглядывая блестящий кухонный топорик.

Его собственное отражение в нем казалось несуразным: выпуклый металл деформировал угловатые мальчишеские черты, придавая им комичную уплощенность.

– Вроде того, – кивнула Энни, тряхнув своей темно-каштановой гривой. – Матильда не только личная помощница мистера О, но и горничная, и кухарка. А еще она присматривает за колючками в саду и каждый год подкрашивает ржавчину на ограде, окружающей особняк. Когда-то эти задачи выполняли разные люди, но со временем все они покинули дом. Почему-то никому не хочется задерживаться здесь надолго. Странно, правда?

Продолжая задорно шлепать босыми пятками по ступеням, девочка обернулась на ходу, бросив на Джека выразительный взгляд огромных оливковых глаз, в которых сквозило искреннее непонимание.

– Конечно, если подумать, – поспешно добавила она, не давая Джеку произнести в ответ ни слова. – В Доме поющих стен и правда бывает весьма скучно. Но, на мой взгляд, здесь гораздо лучше, чем во всех прочих домах, в которых мне приходилось бывать.

Она бегло пожала плечами, будто мысленно осуждая всех, кому пришелся не по нраву этот кособокий каменный исполин с узкими окнами.

– И много постояльцев здесь сейчас живет? – поинтересовался Джек, когда девочка с фарфоровой кожей наконец затихла. – Пока что я не встречал никого, кроме Матильды, дедушки Оливера и тебя.

Вдоволь наигравшись с увесистым топориком, нагло похищенным из кухни, расположенной на втором этаже, Джек сунул его за пояс. И ускорил шаг, пытаясь нагнать суетливую Энни, которая уже успела преодолеть целый лестничный пролет.

– Вообще-то, сейчас здесь нет никого, кроме нас, – с легкой грустью проговорила девочка, вновь заполняя сумрачный холл своим звонким голоском. – Недавно в доме останавливался один ворчливый старикашка с большой бородавкой на кончике носа, но он исчез как раз незадолго до твоего появления.

– Исчез? – настороженно переспросил Джек.

Что-то ему в этом слове крайне не нравилось. Уж не по той ли причине, что слишком часто оно упоминалось в отношении людей, рискнувших обрести приют в этом странном месте?

– Ну да, – зазвенел безмятежный девичий голос. – Люди всегда появляются здесь внезапно и столь же неожиданно покидают дом. В некоторых спальнях до сих пор лежат их вещи, так что иногда я копошусь в них от скуки.

И, будто спохватившись, что после такого признания Джек может подумать о ней плохо, Энни метнула в его сторону испуганный взгляд и быстро прощебетала:

– Они бросили свои вещи, верно? Значит, теперь они ничейные. Ведь так?

– Думаю, да… – мальчик в смятении поскреб светлый затылок. – А тебе не кажется это… Ну, не знаю… Необычным?

– Ты это о чем?

Девочка остановилась у безрадостно-черных колонн, подпирающих арочные своды потолка. И без особого удовольствия уставилась на один из жутких портретов, обосновавшихся на гранитном основании столба.

С наступлением ночи все эти ужасающие картины, изображавшие безымянных утопленников, стали казаться мальчику еще более зловещими. Джек никак не мог отделаться от леденящего душу ощущения, словно он очутился на кладбище, воздвигнутом прямо посреди жилого дома. Угрюмые опоры, увешенные ликами мертвецов, будто мраморные обелиски какого-то извращенного некрополя, нависали над его головой суровыми прямоугольниками, от одного вида которых сердце принималось остервенело биться о ребра в приступе животного ужаса.

Поэтому Джек старался не глядеть на них, сфокусировав все внимание на легкомысленной тоненькой фигурке, парящей в самом низу деревянных ступеней.

– Ну, – он наморщил лоб, собираясь с мыслями. – Какие-то незнакомые люди приходят в этот дом, зачем-то останавливаются в одной из комнат наверху, а затем в какой-то момент просто испаряются без следа, даже не прихватив свои пожитки. По-моему, это подозрительно.

– Здесь всегда так, – отмахнулась Энни, которой эта тема, очевидно, уже успела наскучить. – Лучше иди сюда и погляди на этого надутого гуся! Кажется, несмотря на все усилия мистера О, я все еще могу разглядеть на холсте остатки рыжих усов.

Девочка приняла глубокомысленную позу, подперев кулачком острый подбородок, и прищурила свои большие глаза цвета Атлантического океана. Теперь все ее внимание было приковано к медному подрамнику, в котором темнело оплывшее лицо незнакомого мужчины – такого же неприятного на вид, как и все остальные.

– Этого я не выношу больше других, – заявила Энни, когда Джек приблизился к ней и замер рядом, не без отвращения изучая уродливый портрет. – По-моему, он слишком мерзкий даже для утопленника.

Едва ли мальчик рискнул бы поспорить с этим утверждением.

Казалось, мутные рыбьи глаза мертвеца следили за каждым его движением: Джек мог поклясться, что незнакомец даже слегка повернул голову, когда он сделал шаг в сторону, чтобы подойти поближе к Энни. От этого по спине у мальчика забегали противные скользкие мурашки.

– Такое ощущение, что это не мы смотрим на портрет, а он наблюдает за нами, – пробормотал Джек, безуспешно пытаясь избавиться от малоприятного наваждения.

– Так и есть, – Энни высунула кончик розового языка и скривила утопленнику рожицу. – Ты бы только видел, как он позеленел от злости, когда я потащила картину в колючие кусты, чтобы спрятать подальше от мистера О. По-моему, он все еще самый зеленый из всех!

Девочка нескромно поаплодировала белоснежными ладошками собственной шутке, после чего запрокинула голову к потолку и звонко засмеялась. Однако Джеку было совсем не до веселья – он больше не мог выносить взгляда этих белесых зрачков.

– Давай уйдем отсюда, – попросил он, пытаясь ничем не выдать своего волнения. – Мне здесь не по себе.

– Ты прав, – лицо Энни моментально приняло самый серьезный вид. – Нам пора отправляться на поиски Питти. Не хочу, чтобы с ним случилось что-нибудь плохое. А там, за дверьми, только такое и случается.

Решительно расправив смявшееся кружево на цветастой юбке своего платья, девочка схватила Джека за руку и поспешила к литой металлической двери, преграждавшей путь к узкому тоннелю первого этажа.

– Только тихо, – на всякий случай она шикнула на своего покорного спутника, который и не думал шуметь. – Если нас заметят здесь, то накажут до следующего Рождества. А если заметят там, то мы не доживем и до этого!

Энни отпустила жилистую мальчишескую ладонь и кивнула на тяжелую дверь, засов на которой, к удивлению мальчика, оказался нагло сдвинут кем-то в сторону. Сквозь узкую щель, образовавшуюся между замшелой стеной и мятым цинковым заграждением, лился подрагивающий алый свет.

Медленно потянув на себя дверь, Энни осторожно заглянула в расширившийся проем, а затем жестом призвала Джека следовать за ней.

Этот коридор был совсем не похож на тот, через который Джек проходил с ворчливой Матильдой накануне. На мгновение мальчик даже усомнился в том, что действительно находится в том же самом месте. Бесконечные стены из сырых кирпичей теперь скрывали за собой двери – многочисленные и разнообразные, убегавшие в кровавую полутьму мрачного тоннеля корявыми прямоугольниками. А сверху, под самым потолком, покрытым бесформенными пятнами мокрой плесени, раскачивались туда-сюда маленькие красные лампочки.

«Прямо как в проявочной комнате фотоателье», – подумал Джек.

Он побывал в такой однажды, когда был еще совсем малышом. В небольшой кладовке без окон, пронизанной лишь алым сиянием электрических ламп, на длинном шнуре лениво покачивались стаи черно-белых фотокарточек. Кажется, это была фотомастерская его отца. Однако ручаться за это он бы не стал – все же, это было слишком давно. Мало ли что Джек мог напутать.

– Немного смахивает на этаж со спальными комнатами, – заметил мальчик, осматриваясь по сторонам. – Только здесь как-то совсем… гнетуще…

– Ну а ты чего ждал, – пожала узкими плечиками Энни, а после аккуратно и неспешно, чтобы старые ржавые петли не выдали ее очередного полночного своеволия, вернула металлическую дверь на прежнее место. – Этот коридор впитал в себя сотни и тысячи человеческих кошмаров.

И, будто подтверждая слова девочки, вереница маленьких красных лампочек, развешенных под потолком, принялась гаснуть и зажигаться вновь с удвоенной силой. А некоторые из них, перемигивавшиеся глубоко в недрах тоннеля, и вовсе лопнули с омерзительным треском, похожим на хруст перемалываемых в мясорубке костей. Пыльные доски коридора засияли от россыпи крошечных осколков.

– Вот ведь черт, – девочка настороженно уставилась в пульсирующую красным полумглу кирпичного тоннеля. – Надеюсь, мы сразу отыщем Питти и туда нам идти не понадобится.

– А что там?

Джек посмотрел туда же, куда глядела растрепанная и слегка испуганная Энни. Однако не увидел ровным счетом ничего.

– Если начинает пропадать свет, значит, там он, – полушепотом ответила девочка. – Он все время пытается погасить огни.

Джек встревоженно огляделся.

Должно быть, в это самое мгновение он впервые горячо сожалел о том, что решил ввязаться в глупую затею Энни Стоун. Однако, как настоящий джентльмен, он ни за что бы не посмел бросить свою спутницу в беде. Поэтому отступать было поздно.

– О ком ты говоришь? – он вперился взглядом в белое как мел лицо, усыпанное смешными веснушками. – И зачем кому-то гасить свет в доме, где это запрещено?

– Я не знаю. Но там, где он появляется, всегда остается много крови, – девочка брезгливо поморщилась. – Не выношу вида крови, б-р-р…

Ладони и шея Джека покрылись противной липкой испариной. Он понятия не имел, о ком твердит его новая приятельница, однако интуитивно понимал, что такая как Энни ни за что не станет тревожиться по пустякам. Эту непоседливую девчонку со вздернутым носом и босыми ногами определенно нельзя было назвать трусишкой. Значит, им двоим и в самом деле стоило опасаться таинственного обитателя Дома поющих стен, снующего где-то в темно-кровавых глубинах волглого кирпичного коридора.

– Я называю его Мистер Алый, – понизив голос, напутственно затараторила Энни. – С него хлещет так, будто он ускользнул из-под гильотины, но забыл прихватить свою голову. Если увидишь его – беги. Я всегда именно так и поступаю.

Джек молча кивнул, продолжая сверлить взглядом пульсирующие багряным заревом недра бесконечного коридора.

– Думаешь, он опасен? – мальчик поежился то ли от влажного холода, окутавшего тоннель, то ли от страха. – Этот Мистер Алый?

– Может да, – неуверенно прощебетала Энни. – А может и нет. Выяснять это мне совсем не хочется.

«Да уж», – в смятении размышлял Джек, усиленно прислушиваясь к хлюпанью редких капель, срывающихся с потолка. – «Я бы тоже предпочел не проверять это на себе».

А вслух он произнес:

– Ну что, готова отправляться на поиски Питти?

На самом деле, мальчик не то, чтобы прямо уж рвался на помощь заплутавшему безголовому созданию – просто он мечтал как можно скорее убраться из этого жуткого коридора, нырнув за одну из его дверей. Спасительную, как ему хотелось полагать.

– Еще бы, – бодро кивнула Энни. – Давай начнем во-о-он с той двери! Мне кажется, Питти вполне мог туда улизнуть.

Она ткнула изящным пальчиком куда-то вправо, и, не дожидаясь ответа, решительно затопала босыми пятками в выбранном направлении.

Вытащив из-за пояса осенних брюк кухонный топорик старой Матильды, мальчик бросился догонять свою взбалмошную спутницу.

– Здесь он нам точно не понадобится, – уверенно заявила Энни, указав на поблескивающее в руках Джека лезвие.

Она ухватилась за большую дверную ручку, отдаленно напоминающую облезлый пончик, некогда покрытый шоколадной глазурью, и изо всех сил дернула ее на себя. Раздался тонкий, едва различимый скрип. И часть хмурого коридора моментально залили ярко-оранжевые лучи закатного солнца.

В нос мальчику ударил аппетитный аромат свежих имбирных пряников и сахарной ваты.

– Невероятно… – прошептал он, проскальзывая следом за Энни и изумленно оглядываясь по сторонам. – Как… как это вообще возможно?

Мягко ударившись о деревянные откосы, дверь позади мальчика захлопнулась сама собой, надежно отрезав обоих детей от тревожного красного тоннеля из подгнивших кирпичей.

– Значит, – догадался вдруг мальчик, не переставая удивляться всему происходящему. – Вот куда ты пробираешься каждую ночь?

– Ага, – розовые губки Энни расплылись в самодовольной улыбке. – Потрясающе, правда?

– Не то слово… – протянул Джек, глазея на дивный разноцветный пейзаж.

Казалось, этот мир буквально сошел со страниц детских сказок, которые нередко читают на ночь прилежным малышам заботливые гувернантки.

Высокое тыквенно-розовое небо над головой Джека, подернутое прозрачными пухлыми облаками, переливалось лучами огненного солнца, готовящегося вот-вот нырнуть за горизонт. Широкая зеленая аллея, на которой они топтались, плавно утыкалась аккуратно подстриженными кустами буйно цветущих роз в мощеную круглую площадь, усеянную миллиардом светящихся лампочек.

На разлапистых дубах, увешенных большими леденцами в прозрачных фантиках и не менее аппетитными кренделями, звонко чирикали воробьи, явно недовольные тем, что целлофановая упаковка мешает им насладиться пиршеством.

Под деревьями тут и там красовались полосатые навесы всех оттенков радуги, пряча под своими матерчатыми шляпками прилавки с шоколадными тортами, кремовыми пирожными и ванильными трубочками. Летний воздух ярмарочной площади был насквозь пропитан густым ароматом свежей выпечки, корицы и жженого сахара.

В пустом животе Джека жалобно заурчало.

– Здесь никого нет, – осознал вдруг мальчик. – Что это за место?

Толстые ленивые голуби деловито прохаживались по брусчатке туда-сюда, словно весь этот сахарный рай был возведен исключительно для них. И, если не принимать в расчет суетливых птиц, Энни и Джека, площадь была совершенно пустынна.

– Это же Июльский Фестиваль Сладостей, – с трудом выговорила Энни, заталкивая за свою веснушчатую щечку очередной пончик. – Ты разве никогда не бывал на таком прежде?

– Нет, – смутился мальчик. – Только читал о нем в старых газетах.

– Ну… Что же… – Энни подпрыгнула и ловко сорвала с дубовой ветки большой пряник в виде человечка с раскрытым зонтом, быстро стащила с него упаковку и одним махом откусила фигурке и голову, и шляпку зонтика. – У тебя есть прекрасная возможность наверстать упущенное!

Джек неуверенно продолжал топтаться на месте, наблюдая за тем, как белоснежные зубки девочки перемалывают карамельные леденцы – один за другим, словно она никак не могла утолить свой голод.

– По-моему, это не самая удачная идея, – произнес он наконец. – Мы ведь понятия не имеем, откуда здесь вообще взялось это место…

– О, да ладно тебе, – нетерпеливо отмахнулась Энни, слизывая со своих пальцев сахарную пудру. – Я бывала здесь тысячу раз. Просто бери то, что тебе хочется, и ни о чем не думай!

Мальчик тяжело вздохнул.

Что-то в этом сладком раю его настораживало. Он никак не мог отделаться от скользкого, неуловимого ощущения нарастающей тревоги. Вся эта пестрая съедобная мишура лишь усиливала предчувствие какой-то смутной беды, зависшей в воздухе. И этот едкий запах незримой опасности не мог завуалировать ни аромат свежих булочек, ни даже благоухание цветущих розовых кустов.

– Я, пожалуй, пойду осмотрюсь, – заявил Джек, так и не притронувшись к сладостям. – Поищу здесь следы Питти.

Бегло кивнув в ответ, Энни стащила с одного из прилавков большой сливочный торт, украшенный желтыми масляными пионами, и уселась с ним прямо на мостовую. Погрузив в толстый слой белой глазури свои фарфоровые пальчики, девочка с наслаждением принялась за лакомство, не слишком-то переживая о том, что на кружевной подол ее платья то и дело падают жирные капли подтаявшего крема.

«Так вот почему от нее пахнет сливками», – пронеслось в голове у Джека, когда он вернулся на розовую аллею, оставив спутницу наедине со стремительно уменьшающимся тортом.

По подсчетам мальчика, закатное солнце, окутавшее безлюдный сладкий мир оранжевой дымкой, уже давно должно было юркнуть за линию горизонта. Однако оно по-прежнему парило в той же точке, явно не собираясь ее покидать.

Создавалось странное ощущение, что время в этом оцепенелом мире двигалось каким-то своим особенным чередом, будто увязнув в густом кленовом сиропе.

Джек неспешно двинулся по аллее, вымощенной гладкими серыми булыжниками. Шипастые ветви розовых кустов здесь были опрятно подстрижены и даже подперты снизу деревянными рогатинами для того, чтобы тяжелые красные и белые бутоны не сломали их под своей тяжестью. Но чем дольше шел мальчик, тем запущеннее становился розовый сад. И вскоре вместо широкой каменистой тропы впереди замаячил узкий витиеватый проход, по бокам которого во все стороны торчали острые как иглы ветви.

С трудом продираясь через дикий колючий кустарник, Джек то и дело замедлял ход, а то и вовсе останавливался, чтобы отцепить от своих шерстяных брючин очередную шипастую ветвь. И чем усерднее он боролся с зарослями, тем навязчивее становились их цепкие объятия. Как будто розовые кусты всеми силами стремились остановить мальчика, преградив ему путь.

Джек уперто продирался вперед, хотя уже едва ли смог бы различить под своими ногами брусчатку. Возможно, в этой части парковой площади ее уже и не было: не даром ведь поблескивающая нить уличных светильников осталась где-то далеко позади, предоставив эту местность предзакатному мраку.

Судя по всему, в эту часть ярмарочной площади давно никто не заглядывал. И, очевидно, посетителям здесь делать было действительно нечего, ведь кроме настырной растительности, так и норовящей побольнее воткнуться в кожу, тут ничего больше не было.

Заброшенная часть розовой аллеи являла собой унылое и жалкое зрелище. Как черный ход фешенебельного ресторана, у которого в переполненной помойке копошатся голодные ободранные коты.

Вряд ли сбежавший Питти стал бы сюда соваться – даже безголовый нашел бы эту затею крайне глупой.

«Наверное, мне лучше вернуться», – подумал вскользь Джек.

В который раз замедлив шаг, чтобы осмотреть землю под кустами в поисках отпечатков куриных лап, Джек с раздражением и не без труда отодрал от своей осенней ветровки особенно длинную и острую колючку. Шип проткнул плотную ткань его куртки насквозь, намертво запутавшись в толстых волокнах ткани.

– Вот ведь… – хотел уже было выругаться мальчик, но внезапно раздумал это делать.

Во-первых, воспитанные молодые люди себя так не ведут. Даже в том случае, если вокруг совершенно никого нет и услыхать их брань некому. Во-вторых, впереди, за стеной кустарника, что-то заманчиво поблескивало разноцветными огоньками, задорно кружившими тонкой змейкой снова и снова.

Джек вывалился из колючей чащи на небольшую бетонную площадку, устланную голыми и давно развалившимися на части плитами.

Очевидно, здесь некогда был парк развлечений: завалившееся на бок ржавое колесо обозрения тоскливо покачивало на ветру пустыми кабинками. Разодранные в лохмотья ажурные козырьки, служившие для них в прошлом навесом, трепетали будто испуганные привидения. Где-то поодаль поблескивал погнутыми колесами миниатюрный паровозик с цветочными клумбами по бокам, ныне разоренными и опустевшими. В его маленьких квадратных окошках отражалось призрачное сияние заката, из-за чего создавалось впечатление, будто внутри позабытого вагона бушует яростное пламя.

– Вот это да, – восхищенно произнес Джек.

Он шагнул к покосившемуся металлическому киоску, от которого и исходили заманчивые неоновые блики. Это был древний автомат с предсказаниями, которые мальчик прежде встречал разве что в старых фильмах.

Судя по всему, киоск все еще работал: его радужная вывеска продолжала призывно подмигивать пустой бетонной площадке, а узкое отверстие для монет время от времени издавало звук сыплющихся пенни.

Надпись на передней части киоска гласила: «Есть пенс – есть сенс», очевидно, открыто намекая на то, что в свое будущее способны заглянуть лишь те, у кого в карманах позвякивают деньги.

Экран автомата темнел безжизненным прямоугольником, но Джек почему-то был убежден: если он сунет пару пенсов в щель для монет, машина непременно оживет. Была лишь одна проблема: в кармане шерстяных штанов мальчика валялся всего один шиллинг, оставшийся после покупки билета на поезд.

Разумеется, еще у Джека в бумажнике нашлось бы пару банкнот, сложенных вдвое, вот только здесь они были совершенно бесполезны. Вряд ли их можно было разменять в заброшенном парке.

Решив, что терять ему особо нечего, мальчик приблизился к киоску, выудил из кармана единственную монетку, и с надеждой уставился на поблекший экран. Затем сделал глубокий вдох, будто готовясь одновременно и к неминуемому поражению, и к желанной победе. Быстро скормил машине шиллинг и надавил кулаком на круглую красную кнопку, пылавшую сбоку.

Первые пару секунд не происходило ровным счетом ничего. И Джек уже было решил, что киоск в самом деле сломан, как и все остальные аттракционы, которые доживали свои дни на этой ржавой свалке. Он уже приготовился повернуть обратно и ринуться в колючие заросли, когда старый автомат неожиданно ожил.

Сперва он издал долгий и неровный звук, похожий на неисправный автомобильный гудок. А затем откуда-то из его недр полилась оглушительная и до безобразия примитивная музыка, заставившая мальчика затрепетать от восторга.

И, наконец, темный экран машины, помигав с добрых пару минут, будто неспешно возвращаясь с того света, засиял ослепительным белым светом.

– Я вожак стаи, мудрый и всеведущий Аркх, – заскрежетала появившаяся из ниоткуда квадратная волчья голова. – Я знаю все о том, что было и вижу все, что будет. О чем ты хочешь спросить великого Аркха?

Анимация оборвалась так же внезапно, как и возникла, и неумело нарисованный волчий череп замер с приоткрытой зубастой пастью, буравя пустоту перед собой светящимися красными глазами.

Джек в неуверенности топтался у старой машины, не зная, за какой из трех рычагов ему следует потянуть. У мальчика была всего одна попытка.

Самый верхний был изрядно расшатан, криво выпирая из своих давно развалившихся пазов, однако обещал раскрыть даже тщательно погребенные тайны прошлого. Средний, самый затертый, убеждал в том, что мудрый Аркх приоткроет завесу ближайшего будущего. Ну а нижний, третий рычаг, стыдливо предлагал поведать какую-нибудь жуткую байку.

«Я не хочу знать будущее», – рассуждал про себя Джек. – «Тем более, от него все равно никуда не денешься. Рано или поздно, но оно наступит само, без всяких предсказаний».

Слушать байки мальчику тоже не слишком-то хотелось – дом, в котором он сейчас обитал, вобрал в себя столько странных и жутких вещей, что его уже начинало изрядно от этого подташнивать.

– Ну ладно… – решительно пропыхтел мальчик, навалившись на верхний рычаг.

Который, к несчастью, тут же с хрустом выпрыгнул из автомата, на лету расколовшись на две неравные части.

Джек разочарованно застыл у киоска. Очевидно, сегодня ему не суждено было узнать жуткую тайну прошлого. Хотя, если рассуждать здраво, на это вообще не стоило надеяться.

Мальчик вздохнул и сделал шаг назад. Косой обломок верхнего рычага, непонятно как оказавшийся под его ногами, завертелся на месте, и покатился в сторону с насмешливым звоном.

«Да и наплевать», – мысленно утешал себя Джек, который все же был весьма раздосадован случившимся.

Однако в этот самый момент с древней машиной начало происходить нечто неслыханное. По всему ее корпусу пробежала толстая зубчатая трещина – будто кто-то рвался из недр железного автомата наружу, продирая себе путь острыми когтями.

Заброшенный парк со ржавыми каруселями заполнил истошный скрежет металла, да такой пронзительный, что мальчику пришлось зажать уши руками и отступить назад.

Нижняя часть киоска с предсказаниями медленно отъехала в сторону, а затем завалилась вперед и безжизненно приземлилась на пыльные бетонные плиты, покрытые каскадом глубоких разломов. Казалось, одно-единственное прикосновение мальчика к ветхой машине запустило какой-то тайный механизм самоуничтожения.

Однако на этом скрежет и треск металла оборвался. Столь же неожиданно, как и начался. Старый автомат замер в своем мертвом оцепенении. Разноцветные неоновые огни на его вывеске погасли. Череп Аркха таинственно подмигнул Джеку на прощание, после чего экран машины медленно потух. Уже навсегда.

И лишь спустя несколько мгновений мальчик осознал, что все его внимание приковано к одной страшной вещи. Вещи, которая выскользнула из автомата после того, как он развалился на части.

Это была тонкая и изящная, хрупкая девичья рука с длинными пальчиками. Рука, грубо отрубленная чуть повыше локтя.

Следом за ней из недр покосившейся машины медленно, будто пытаясь сохранить остатки прежнего достоинства, показалась часть ступни. На ее посиневших пальцах болтались лоскуты ажурных женских трусиков, покрытых большими пятнами запекшейся крови.

Когда отрубленная ступня наконец целиком вывалилась наружу с мягким шлепком, будто только и дожидаясь своей очереди, в разломе тут же показалась криво отсеченная часть женского торса с обнаженной грудью. Однако в этот раз дыра в машине оказалась слишком мала для того, чтобы девичий бюст мог протиснуться свозь нее. И поэтому, немного прокрутившись под собственным весом, словно тщетно пытаясь избавиться от долгого заточения, изуродованное туловище застыло, намертво застряв в щели и стыдливо выпятив наружу маленькую упругую грудь.

Джек замер на месте, не в силах отвести взгляда от кошмарной картины, развернувшейся прямо у его ног. Тяжело дыша, он застыл, скованный истинным ужасом – таким, с которым ему еще никогда прежде не приходилось сталкиваться.

Жирные трупные черви нехотя переползали с одной части тела на другую, без особого усилия скользя по гладкой мертвой коже. Встревоженные неожиданной сменой положения, огромные зеленые мухи с громким жужжанием то подлетали, то удалялись от вывалившихся из машины обрубков, опасаясь задерживаться на одном месте слишком долго.

Хорошо, что мальчик так и не решился притронуться к угощениям. В противном случае, его бы уже стошнило.

Джек пришел в себя в тот момент, когда один из острых шипов вонзился в его ладонь. Оказалось, что разрушенный парк уже остался далеко позади, а мальчик изо всех сил продирался сквозь заросли розовых кустов, отчаянно отбиваясь от длинных колючек голыми руками.

Должно быть, когда он выбежал обратно на ярмарочную площадь, он выглядел так, будто столкнулся нос к носу с самим дьяволом. Потому что Энни, праздно валявшаяся до этого на каменной скамье и считавшая закатные розовые облака, тут же вскочила на ноги.

– Скорее, – на ходу выкрикнул Джек, хватая девочку за узкое запястье. – Мы уходим!

– Что случилось? – встревоженно ахнула она, распахнув бездонные оливковые глаза. – Ты нашел Питти?

– Нет, – коротко отчеканил мальчик.

– Но тогда почему…

– Быстрее! – перебил Джек, утаскивая Энни за собой.

Они летели по мощеной аллее, украшенной цветущими кустами роз, а позади них радостно перемигивались уличные лампочки и громко чирикали настырные воробьи. Солнце, зависшее в абрикосовой дымке над самым горизонтом, по-прежнему невесомо парило там же, где и прежде.

– Джек!.. – Энни попыталась остановиться и вырвать свою руку из цепких пальцев мальчика, но он лишь обхватил ее еще крепче. – Да постой же.

Но мальчик остановился и отпустил тонкое девичье запястье лишь тогда, когда дверь с пончиком вместо ручки захлопнулась за ними обоими с приглушенным стуком.

– Ты больше не будешь приходить сюда, Энни, – строго проговорил он.

Сердце в его груди все еще колотилось с такой силой, будто он только что удрал из когтистых лап самой смерти.

Кудрявая девочка с озорными веснушками стояла рядом, переминаясь с одной босой ножки на другую, и никак не могла взять в толк, отчего ее новый друг внезапно начал вести себя так странно.

– Но почему? – она обиженно поджала розовые губки. – Что происходит, Джек?

Мальчик поморщился будто от зубной боли, не зная, что ответить. Он не хотел напугать Энни, не хотел, чтобы она тряслась от ужаса, осознавая, в каком кошмарном месте проводила свои ночи. Но и не мог допустить того, чтобы Энни когда-либо снова открыла проклятую дверь.

– Это плохое место, – он устало потер лоб, покрытый ледяными каплями пота. – Очень плохое, Энни. И я не хочу, чтобы ты там бывала, понятно?

– Нет, – насупилась девочка, демонстративно скрестив руки на груди и опершись спиной о замшелую стену коридора. – Мне ничего не понятно!

Джек опустошенно выдохнул и на мгновение прикрыл глаза.

Перед его внутренним взором все еще стояла ужасающая картина: отрубленная женская рука медленно вываливается из треснувшего автомата с предсказаниями, а следом за ней по частям выпадают остальные фрагменты грубо расчлененного тела.

Энни не должна знать о такой бесчеловечной жестокости. Нельзя сказать ей все так, как есть.

– Нужно разыскать дедушку Оливера, – невнятно забормотал мальчик, пытаясь собраться с мыслями под раскачивающимися туда-сюда красными лампочками. – Найти Матильду… Вызвать полицейских…

На фарфоровом личике Энни промелькнула тень какого-то тоскливого понимания.

Она наконец отлипла от холодной стены, осторожно, будто в нерешительности, взяла Джека за израненную шипами ладонь, и тихо проговорила, глядя ему прямо в глаза:

– Ты ничего не сможешь изменить.

Мальчик перестал нашептывать себе под нос, замолчал и нахмурился. Он выглядел очень уставшим и еще более растерянным.

– Что?.. – сбивчиво начал он. – Что ты такое говоришь, Энни?..

– Джек, – девочка разжала свои тонкие пальчики, и холодная ладонь ее спутника безвольно соскользнула вниз. – То, что находится за этими дверьми, уже произошло. Нельзя изменить прошлое. Ведь так?

– Но… Но ведь… Но я…

Он осекся и умолк, исполненный страха и негодования.

Неужели Энни знает об ужасах, которые происходят в этом доме? Знает, но ничего не предпринимает, чтобы это остановить? Как такое возможно? Как она может уплетать конфеты и пирожные с заварным кремом в месте, где гниют чьи-то невинные кости?

Джек попытался сглотнуть тяжелый ком, сдавивший его горло. Но ничего не вышло.

– Когда я смотрю на старые фотокарточки с людьми, которых уже нет, мне бывает очень грустно, – проговорила Энни своим звонким голоском, в котором теперь появились печальные нотки. – Но я знаю, что это лишь момент, застывший на бумаге.

– При чем здесь это? – в сердцах выпалил Джек.

Он злился, потому что никак не мог взять в толк, отчего Энни Стоун все время остается такой спокойной. Почему не чувствует того же, что ощущает он, если прекрасно знает о страшных тайнах, хранящихся за этими дверьми? Неужели она настолько бессердечна? Или, быть может… Может, она тоже причастна к кошмарам, наводнившим этот бесконечный холодный тоннель?..