Текст книги "Возвращение фараона"

4

Пантера, белокурая ливийка, спряталась в хижине пастуха. Вот уже два часа ее преследовал пузатый, вымазанный в грязи человек – сборщик папируса. Большую часть дня он стоял в мутной воде, извлекая оттуда ценный материал. Он увидел ливийку, когда та купалась обнаженной, и ползком подобрался к ней.

Всегда настороженной, юной прекрасной девушке удалось убежать от него, но при этом она потеряла шаль, и ей нечем было укрыться от ночного холода.

Пантеру изгнали из Египта за любовную связь с Сути, молодым человеком, женатым на госпоже Тапени. Но девушка не желала мириться с судьбой, твердо решив не оставлять любовника. Опасаясь его неверности, она собиралась добраться до Нубии, чтобы вытащить Сути из тюрьмы и вновь оказаться с ним рядом. Пантера не представляла себе жизни без его силы и страстных ласк и никогда бы не позволила тому разделить ложе с другой женщиной.

Расстояние не пугало ее. Благодаря своему обаянию Пантера на грузовых лодках передвигалась от порта к порту. Решив немного передохнуть, она искупалась в одном из многочисленных рукавов Нила, орошавших плантации. Ливийка не пыталась избавиться от преследователя: тот слишком хорошо знал местность и тут же обнаружил бы ее укрытие. Пантеру не страшило насилие: до встречи с Сути она принадлежала банде мародеров и нередко имела дело с египетскими солдатами. Эта дикарка обожала любовь, ее неистовство и экстаз. Но сборщик папируса был отвратителен, да и временем девушка не располагала.

Проникнув в хижину, преследователь увидел спящую на полу обнаженную Пантеру. Разметавшиеся по плечам светлые волосы, роскошная грудь, низ живота, покрытый золотыми колечками густых волос, лишили сборщика папируса всякой осторожности. Как только он бросился на добычу, его нога угодила в веревочную петлю, и мужчина рухнул на землю. В один миг Пантера оседлала его и стала душить. Увидев, что глаза неудачливого насильника закатились, она разжала пальцы, раздела его и забрала одежду, чтобы продолжить ночью свой путь на юг.

* * *

Комендант крепости Чару, расположенной в самом центре Нубии, оттолкнул миску с омерзительной похлебкой.

– В темницу на месяц этого дурака, – приказал он, имея в виду повара.

Кубок пальмового вина немного утешил его. Вдали от Египта сложно было хорошо питаться, но занимаемая должность сулила продвижение по службе и неплохую пенсию. Здесь, в этой унылой, выжженной солнцем стране, где пустыня угрожала и без того редким культурным растениям и куда лишь иногда врывались яростные потоки Нила, он принимал приговоренных к срокам от одного до трех лет. Обычно он был снисходителен к ним, поручая несложную и не слишком изнурительную хозяйственную работу. Большинство из этих несчастных не совершили тяжких преступлений и использовали принудительное пребывание в крепости, чтобы поразмыслить о прошлом.

С прибытием Сути ситуация резко изменилась. Он плохо воспринимал проявление власти и отказывался подчиняться. Поэтому комендант, главной задачей которого было наблюдать за нубийскими племенами с целью предупреждения восстания, поставил нарушителя дисциплины в передовой дозор без оружия. Выполняя роль приманки, он должен был, в воспитательных целях, испытать чувство очищающего страха. Конечно, в случае нападения гарнизон примчался бы ему на подмогу. Комендант любил отпускать своих гостей в добром здравии, заботясь о том, чтобы его послужной список оставался незапятнанным.

Помощник, отвечавший за почту, передал ему папирус из Мемфиса:

– Специальное послание.

Заметив печать визиря, комендант перерезал тесьму:

– Разведывательные службы опасаются волнений в Нубии. Нам предписано удвоить бдительность и проверить всю систему обороны. Иначе говоря, мы закрываем ворота крепости, и больше отсюда никто не выйдет. Передайте распоряжение тотчас же.

– А заключенный Сути? – спросил помощник. Комендант был в нерешительности.

– А как вы думаете?

– Гарнизон ненавидит этого парня, от него одни неприятности. Там, где мы его оставили, он будет нам полезен.

– А если что-нибудь произойдет...

– Мы отправим донесение о досадном происшествии.

* * *

Сути был прекрасно сложенным молодым человеком с продолговатым лицом, честным прямым взглядом и длинными черными волосами. Во всех его движениях чувствовались сила, притягательность и изящество. Сбежав из школы писцов в Мемфисе от опостылевшей учебы, он вел полную приключений жизнь, знал прекраснейших женщин, изобличил вероломного полководца и стал сподвижником визиря Пазаира, с которым побратался кровью. Несмотря на молодой возраст, Сути не раз оказывался на волосок от смерти. Если бы не талант Нефрет, сделавшей ему успешную операцию, он скончался бы от ран, нанесенных медведем, помявшим его во время поединка в Азии[3]3
  См. «Убитая пирамида». М.: Гелеос, 2007.


[Закрыть].

Сидя на скале, выступающей из Нила, скованный массивной цепью, юноша мог лишь подолгу смотреть вдаль, в сторону таинственного и тревожного юга, откуда иногда появлялись орды нубийских воинов, обладавших безграничной храбростью. Ему, часовому передового дозора, полагалось подавать сигналы тревоги, крича изо всех сил. Прозрачность воздуха позволяла охранникам крепости услышать его сигнал.

Но Сути не стал бы кричать. Он не доставил бы подобного удовольствия коменданту. Хотя у него не было ни малейшего желания умирать, Сути не унизился бы до этого. Юноша вспоминал о том чудесном моменте, когда он сразил полководца Ашера, преступника и предателя, избежавшего правосудия и скрывшегося с сундуком золота. Сундук Сути и Пантера бережно припрятали. С этим состоянием они могли бы вкушать все радости жизни. Но теперь он в оковах, а она вернулась в родную Ливию с запретом вступать на землю Египта. Быть может, Пантера уже забыла его, опьяненная любовью другого.

А Пазаира связывала по рукам и ногам должность визиря: он мог повлиять на положение Сути, но никогда бы не смог освободить его. Подумать только, он терпит наказание за то, что в интересах следствия женился на пылкой красавице Тапени! Брак он надеялся без труда расторгнуть, но недооценил хитрость и алчность ткачихи. Эта стерва обвинила его в супружеской неверности, за что его приговорили к году заключения в крепости. А по возвращении в Египет Сути еще придется работать на нее, чтобы обеспечить супруге средства к существованию.

В ярости Сути стукнул кулаком по скале и дернул за цепь. Тысячу раз он надеялся, что цепь поддастся, но эта тюрьма без стен и решеток оказалась весьма прочной.

Женщины... От них его счастье и его беды... Но жалеть не о чем! А вдруг во главе повстанцев пойдет длинноногая нубийка с высокой, упругой и округлой грудью, вдруг она влюбится в него и освободит, а не перережет горло... Погибнуть вот так, после всех похождений, завоеваний и побед было бы слишком глупо.

Солнце стало клониться к горизонту. Уже давно охранник должен был принести ему пищу и питье. Вытянувшись, Сути зачерпнул ладонью воду из Нила и утолил жажду. Изловчившись, он мог бы поймать рыбу, чтобы не умереть от голода. Но чем вызвано такое изменение в распорядке?

На следующий день Сути вдруг понял, что его бросили на произвол судьбы. Раз гарнизон затаился в крепости, нет ли опасности набега нубийцев? Время от времени, после обильных праздничных возлияний кучке воинов, стосковавшихся по драке, приходила в голову безумная идея захватить Египет, и они шли в наступление. Увы, он окажется на их пути. Следовало разорвать цепь и уйти отсюда до начала атаки. Но у него не было даже твердого камня. Сути взревел от ярости и отчаяния.

Когда спустился вечер, окрасивший Нил в кровавый цвет, зоркий глаз Сути различил странное шевеление за кустарником, росшим вдоль берега. Кто-то явно следил за ним.

5

Бел-Тран помазал воспалившуюся, с нарывами по краям язву на левой ноге мазью из цветков акации и яичного белка и выпил несколько капель сока алоэ без всякой надежды на чудесное выздоровление. Отказываясь признать, что почки работали плохо, а печень была в ужасном состоянии, глава Двойного Белого дома не желал тратить время на лечение.

Лучшим лекарством для Бел-Трана являлась непрерывная деятельность. Постоянно движимый всеподчиняющей энергией, уверенный в себе, болтливый до изнеможения собеседника, он походил на поток, который невозможно унять. За несколько месяцев до цели, которую поставили перед собой заговорщики – захват верховной власти, – мелкие неурядицы со здоровьем не могли остановить победного марша главного казначея. Конечно, троих союзников убили, но оставалось немало других. Погибшие были посредственны, а иногда и глупы. Впрочем, ему все равно пришлось бы избавиться от них рано или поздно. В день, когда задумывался заговор, Бел-Тран разработал безупречный план. Все поверили, что он является верным слугой фараона, что его активная деятельность послужит процветанию Египта, что его работоспособность будет сродни самоотверженности великих жрецов, служивших во имя храма, а не для себя. Даже гибель вероломного Ярти почти не смущала его, так как этот источник сведений мог в скором времени иссякнуть. Гиены избавили его от тяжкого бремени.

Бел-Тран улыбнулся, вспомнив, как ему удалось из обмана сплести прочную паутину, так что никто из окружения фараона и не заметил ее. Даже если Пазаир попытается его остановить, будет уже слишком поздно.

Главный казначей помассировал отекшие пальцы ног, нанеся на них мазь из бычьего жира и измельченных листьев акации: лекарство снимало усталость и боль.

Бел-Тран беспрестанно ездил по крупным городам и столицам провинций, убеждая сообщников в неизбежности скорого переворота и в том, что он сделает их такими богатыми и могущественными, какими они не могли бы представить себя даже в самых безумных мечтах. Игра на человеческой жадности, подкрепленная весомыми аргументами, всегда приносила свои плоды.

Казначей разжевал две пастилки, освежающие дыхание. Ладан, ароматный ситник, смола и финикийский тростник, смешанные с медом, образовывали приятнейшую смесь. С удовлетворением Бел-Тран оглядел свою мемфисскую усадьбу. Просторный дом в центре сада, огороженного высокими стенами; каменные ворота, верхнюю часть которых украшали пальмовые ветви; фасад с узкими высокими колоннами в форме стеблей папируса, основным поставщиком которого он являлся; вестибюль и залы, ослеплявшие гостей своим роскошным убранством; гардеробные с десятками бельевых сундуков; туалетные комнаты из камня; десять спален, две кухни, пекарня, колодец, погреба с зерном, конюшни, огромный сад, где вокруг бассейна росли пальмы, сикоморы, гранатовые деревья, тамариски... Только богатый человек мог иметь такое жилище.

Бел-Тран гордился своим успехом. Он, мелкий служащий, нувориш, выбился наверх. Высшая знать сначала презирала его, а потом стала бояться и подчинилась его воле и законам. Состояние и материальные блага – вот ради чего стоило жить! Храмы, божества, обычаи – всего лишь иллюзии. Именно поэтому Бел-Тран и его союзники решили вырвать Египет из его отжившего прошлого и вывести на дорогу перемен, где единственной истиной являлось богатство. В этой области казначею не было равных: Рамсес Великий и Пазаир пропускали бы удар за ударом, прежде чем вовсе исчезнуть с лица земли.

Бел-Тран вытащил сосуд, припрятанный под одной из половых досок и закупоренный керамической пробкой. В глиняных кувшинах прекрасно сохранялось пиво. Открыв его, он опустил в сосуд трубочку, соединенную с фильтром, предохранявшим от случайных примесей, и с наслаждением отведал прохладный освежающий напиток.

Вдруг Бел-Трану захотелось увидеть свою жену. Разве ему не удалось превратить ничтожную провинциалку, неуклюжую и скорее уродливую, в столичную даму, облаченную в лучшие наряды и вызывающую зависть у соперниц? Да, пластическая операция обошлась ему дорого, но новые черты лица Силкет и исчезновение жировых складок на теле радовали его. И несмотря на перепады ее настроения и нередко случавшиеся истерики, из которых ее выводили толкователи снов, Силкет оставалась женщиной-ребенком, готовой подчиниться его малейшему жесту и взгляду.

На приемах и на официальных церемониях она всегда рядом как красивая дорогая вещь, ослепительно разодетая, но непременно молчаливая. Силкет накладывала на лицо макияж из меда, красного натрона, северной соли, предварительно натерев кожу маслом тригонеллы и алебастровой пудрой. На губах – красная охра, вокруг глаз – зеленые тени.

– Ты прелестна, дорогая.

– Не изволишь ли подать мне самый красивый парик?

Бел-Тран повернул перламутровую ручку старого сундука из ливанского кедра и вытащил оттуда парик из человеческих волос, а Силкет подняла крышку туалетного столика и достала оттуда жемчужный браслет и гребень из акации.

– Как твое самочувствие сегодня с утра? – спросила она, поправляя драгоценный головной убор.

– Мой кишечник очень слаб. Я пью пиво, приготовленное из сладких рожков, масла и меда.

– Если будет хуже, обратись к врачу. Нефрет могла бы тебя вылечить.

– Я не желаю слышать о Нефрет!

– Она замечательная целительница!

– Она наш враг, как и Пазаир, и погибнет вместе с ним!

– А не согласился бы ты пощадить ее, чтобы она... прислуживала мне?

– Посмотрим. Знаешь, что я тебе принес?

– Подарок?

– Вересковое масло для умащения твоей нежной кожи.

Силкет бросилась мужу на шею и расцеловала.

– Ты сегодня дома? – спросила она.

– К сожалению, нет.

– Твои сын и дочь хотели бы поговорить с тобой.

– Пусть лучше слушаются наставника, это важнее. Завтра они войдут в число самых важных лиц царства.

– Ты не боишься, что...

– Ничего, Силкет, я не боюсь. Я неприкасаем. И никто не подозревает, каким оружием я располагаю для нанесения решающего удара.

Вошел слуга:

– Какой-то человек хочет видеть хозяина.

– Его имя?

– Монтумес.

Монтумес, бывший верховный страж, которого сменил нубиец Кем, пытался избавиться от Пазаира, обвинив его в убийстве. Хоть он и не принадлежал к участникам заговора, но хорошо послужил делу будущих правителей. Бел-Тран думал, что никогда больше не увидит его. Монтумеса сослали в Ливан, в Библос, работать на корабельных верфях.

– Проводите его в салон с лотосами и предложите ему пива; я сейчас приду.

Силкет забеспокоилась:

– Что ему надо? Мне он не нравится.

– Не волнуйся.

– Ты завтра опять уедешь?

– Так надо.

– А что делать мне?

– Оставаться красивой и ни с кем не говорить без моего разрешения.

– Я хотела бы еще ребенка от тебя.

– Он у тебя будет.

* * *

Монтумесу было за пятьдесят. Лысый, с гнусавым голосом, срывавшимся на фальцет, когда ему перечили, тучный, остроносый, лукавый, он сделал блестящую карьеру, используя чужие просчеты. Приняв тысячу мер предосторожности, Монтумес никогда не подозревал, что может упасть в такую пропасть. Но судья Пазаир сломал созданную им систему и показал всем его несостоятельность. Пока его враг занимал пост визиря, у Монтумеса не было ни малейшего шанса вновь обрести былую славу. Бел-Тран оставался его последней надеждой.

– Разве вам не запрещено появляться в Египте? – поинтересовался Бел-Тран.

– Да, я здесь тайком, – согласно кивнул Монтумес.

– К чему же такой риск?

– У меня остались еще немногочисленные связи, а Пазаира окружают не только друзья.

– Чем я могу вам помочь?

– Я пришел предложить вам свои услуги.

На лице Бел-Трана отразились сомнения, и Монтумес решил пояснить:

– Во время ареста Пазаир отрицал обвинения в убийстве своего учителя Беранира. Я ни секунды не сомневался в его невиновности, и мне казалось, что мной манипулируют, но такое положение меня вполне устраивало. Кто-то подсказал мне, послав записку, что я должен схватить Пазаира на месте преступления, когда тот склонится над телом учителя. У меня было время поразмыслить над этим эпизодом. Кто мог оповестить меня, кроме вас или одного из ваших союзников? Зубной врач, судовладелец и химик уже умерли, а вы...

– Откуда вам известно, что они были моими союзниками?

– Слухи, знаете ли... Поговаривают, что в скором времени именно вы станете хозяином страны. Я ненавижу Пазаира так же, как и вы; к тому же я располагаю некоторыми компрометирующими уликами.

– Какими? – с беспокойством спросил Бел-Тран.

– Пазаир утверждал, что поспешил к своему учителю, получив записку: «Беранир в опасности, приходите скорее». Представьте себе, что, вопреки моим собственным заявлениям, я не уничтожил это послание, и что вполне возможно по почерку определить его автора. Представьте себе также, что я сохранил орудие преступления – перламутровую иглу; она принадлежит человеку, который вам очень дорог.

Бел-Тран задумался.

– Чего вы хотите?

– Снимите мне жилье в городе, позвольте действовать против Пазаира и обещайте мне должность в вашем будущем правительстве.

– Больше ничего?

– Я убежден, что за вами будущее страны.

– Ваши требования вполне обоснованны.

Монтумес поклонился Бел-Трану. Теперь ему нужно было лишь отомстить Пазаиру.

6

Нефрет срочно вызвали в главную лечебницу Мемфиса на сложную операцию. Пазаир покормил маленькую зеленую мартышку по кличке Проказница. Несмотря на то, что несносная обезьянка развлекалась лишь тем, что докучала слугам и приворовывала на кухне, Пазаир испытывал к ней явную слабость. Когда он впервые увидел Нефрет, именно проделки Проказницы, обрызгавшей водой его пса Смельчака, дали ему повод заговорить с будущей женой.

Смельчак положил лапу на руку Пазаира. Палевого цвета, поджарый, с длинным хвостом и висячими ушами, пес ходил в ошейнике из бело-розовой кожи, где было выгравировано его имя: «Смельчак, друг Пазаира». Пока Проказница грызла пальмовые орехи, пес с удовольствием уплетал овощное пюре. К счастью, по обоюдному согласию между животными установился мир: Смельчак позволял дергать себя за хвост по десять раз на дню, а Проказница не тревожила его, когда он спал, устроившись на старой циновке, – единственной вещи, с которой молодой судья Пазаир пришел в Мемфис. На самом деле, циновка – вещь замечательная, которая может служить постелью, столом, ковром, а иногда и саваном. Пазаир поклялся сохранить ее, каким бы богатым ни стал. А так как пес предпочел ее, отвергнув мягкие подушки и кресла, визирь знал, что циновка под надежной охраной.

В лучах ласкового зимнего солнца заиграли кроны деревьев и клумбы, усеянные цветами, придававшие главной усадьбе визиря вид райского уголка, населенного праведниками. Пазаир вышел в сад и вдохнул тонкий аромат, поднимавшийся от влажной земли, напитанной утренней росой. Теплая морда ткнулась ему в руку. Это осел по кличке Северный Ветер приветствовал его на свой лад. Красивый серый ослик с нежным взглядом обладал необычайной способностью ориентироваться в пространстве, пусть даже в кромешной темноте. Пазаир с радостью возложил на него эту миссию, освободив от перевозки тяжелых грузов.

Осел поднял голову. Он почувствовал чье-то внезапное появление у главных ворот и быстро побежал в ту сторону. Пазаир последовал за ним.

Кем и его неизменный спутник, павиан Убийца, ожидали визиря. Начальник стражи, не чувствительный ни к холоду, ни к жаре и презиравший роскошь, был одет в короткую набедренную повязку, подобно человеку самого простого сословия. На поясе висел подарок визиря – кинжал с бронзовым лезвием в деревянных ножнах, рукояткой из сплава золота и серебра, инкрустированной лазуритом и зеленым нефритом. Нубийцу больше нравилось это произведение искусства, чем символ правосудия из слоновой кости, который он держал во время официальных церемоний. Кем ненавидел сидячий образ жизни чиновников и продолжал, как и прежде, обходить кварталы Мемфиса, решая вопросы на месте.

Павиан пребывал в мирном настроении. Когда же он приходил в ярость, то мог напугать и льва. Лишь однажды другая обезьяна, такого же роста и силы, посланная таинственным врагом, решившим убрать павиана с дороги, чтобы напасть на Пазаира, осмелилась вступить с ним в смертельную схватку. Убийца вышел из боя победителем, но был тяжело ранен. Нефрет выходила его, и тот быстро поправился.

– Никакой видимой опасности, – доложил Кем. – Последние дни за вами не было слежки.

– Я обязан вам жизнью.

– Я тоже, визирь. Раз наши судьбы связаны, не будем расточать друг другу слова благодарности. Дичь в гнезде, я проверил.

Ослик, будто догадавшись о намерениях хозяина, вышел на улицу и засеменил в нескольких метрах от Пазаира. Весь вид Убийцы внушал спокойствие: тяжелая голова, полоска жесткой шерсти, идущая от холки до хвоста, на плечах красовалась красная накидка. Павиан любил ходить на задних лапах, внимательно оглядываясь по сторонам.

Перед главной ткацкой мастерской Мемфиса царило веселое оживление. Ткачихи болтали и смеялись, поставщики несли кули с льняным волокном, которое внимательно осматривала приемщица. Осел встал перед копной сена, а визирь и Кем с павианом вошли в большое, хорошо проветриваемое помещение с ткацкими станками и сразу же направились к конторке старшей ткачихи, госпожи Тапени, дамы обманчивой внешности. Эта соблазнительная тридцатилетняя красавица невысокого роста, подвижная, с темными волосами и зелеными глазами, железной рукой управляла мастерской и думала лишь о своей карьере.

Появление гостей почти лишило ее хладнокровия.

– Вы... вы ко мне? – пробормотала она.

– Я убежден, что вы можете нам помочь, – заявил Пазаир ровным голосом.

В мастерской живо начались пересуды: к госпоже Тапени пришел сам визирь Египта в сопровождении начальника стражи. Что бы это могло значить? Стремительное повышение? А может, она совершила преступление? Присутствие Кема склоняло скорее ко второму предположению.

– Хочу напомнить вам, – продолжал Пазаир, – что мой учитель Беранир был убит перламутровой иглой. Благодаря полученным от вас сведениям, я изучил несколько версий. К сожалению, все они оказались пустыми. В то же время вы утверждали, что располагаете важными для следствия сведениями. Не пора ли их передать нам?

– Я просто хвасталась.

– Среди преступников, убивших стражей сфинкса, была женщина, столь же решительная и жестокая, как и ее сообщники.

Маленькие глазки павиана жестко уставились на прелестную брюнетку, все более терявшую самообладание.

– Давайте предположим, госпожа Тапени, что та женщина так же превосходно, как и вы, владела иглами, что она получила приказ устранить учителя Беранира и тем самым остановить мое расследование.

– Все это меня не касается.

– Я хотел бы получить ваше признание.

– Нет! – вскричала Тапени на грани истерики. – Вы хотите отомстить мне за то, что я отдала под суд вашего друга Сути, но он был виноват, а я – права. Хватит угрожать мне, иначе я буду жаловаться на вас! Прочь отсюда!

– Выбирайте более почтительные выражения, разговаривая с визирем Египта, – порекомендовал Кем.

Тапени, дрожа от ярости, понизила голос:

– У вас нет никаких улик против меня.

– В конце концов мы их найдем. Доброго здоровья, госпожа Тапени. – С этими словами Пазаир и Кем покинули ткацкую мастерскую.

– Визирь доволен? – поинтересовался начальник стражи, идя рядом с Пазаиром.

– Скорее да, Кем.

– Разворошили муравейник...

– Эта молодая особа слишком нервна и очень уж беспокоится о своем положении в обществе. Наш визит не сулит ничего хорошего ее репутации.

– Иначе говоря, она постарается как-то отреагировать?

– Незамедлительно.

– Вы считаете ее виновной?

– Наверняка, что касается злобности и алчности.

– Вы в большей степени думаете о Силкет, жене Бел-Трана?

– Она может пойти на преступление из простого каприза. Кроме того, Силкет также превосходно владеет иглами.

– Говорят, она трусиха, – заметил Кем.

– Она подчиняется малейшей прихоти мужа. Если бы он приказал ей стать наживкой, она бы подчинилась. Начальник караула сфинкса мог легко утратить бдительность, увидев ее посреди ночи.

– Пойти на преступление...

– Я не выдвину официального обвинения, пока не буду иметь доказательств вины, – твердо заявил Пазаир.

– А если их никогда не будет?

– Доверимся работе, Кем.

– Вы скрываете от меня что-то важное, – догадался страж.

– Я не могу иначе, но знайте, что мы сражаемся за спасение Египта.

– Работать рядом с вами вовсе не развлечение.

– Я мечтаю лишь о спокойной жизни в деревне вместе с моей любимой Нефрет и моими животными.

– Придется подождать, визирь Пазаир.

* * *

Госпожа Тапени не находила себе места. Она знала об одержимости визиря, его настойчивости в установлении истины и крепкой дружбе с Сути. Возможно, старшая ткачиха поступила слишком жестоко со своим мужем. Но Сути взял ее в жены, и она не желала терпеть его неверность. Пусть Сути расплачивается за связь с этой ливийской потаскухой. Судебное преследование со стороны визиря заставило Тапени как можно скорее найти себе покровителя. Последние слухи не оставляли места для сомнений.

Тапени устремилась к конторам, где работали чиновники казначейства. Она спросила у стражников и вскоре увидела пустые носилки с высокой спинкой, подножкой и широкими подлокотниками. Большой балдахин защищал их от солнца. Двадцать носильщиков обеспечивали быстрое передвижение по команде погонщика с мощным голосом. Подобная услуга стоила очень дорого!

Бел-Тран вышел из казначейства и торопливым шагом направился к своим носилкам. Тапени преградила ему дорогу:

– Мне нужно с вами поговорить!

– Госпожа Тапени? Что, неприятности в вашей мастерской?

– Меня преследует визирь.

– Он считает себя поборником справедливости, – усмехнулся Бел-Тран.

– Пазаир обвиняет меня в преступлении.

– Вас?

– Он подозревает меня в убийстве своего учителя Беранира.

– А доказательства?

– У него их нет, но он мне угрожает.

– Невиновному нечего опасаться.

– Я боюсь Пазаира, Кема и его жуткой обезьяны. Я прошу вас о помощи.

– Не понимаю, чем... – начал Бел-Тран, но Тапени его перебила:

– Вы богатый и влиятельный человек, говорят, что у вас большое будущее! Я хочу стать вашей союзницей.

– Каким образом?

– Я держу торговлю тканями. Благородные дамы, такие как ваша жена, очень высоко ценят их. Я знаю, как создать наилучшие условия закупок и продаж. Поверьте мне, прибыли могут быть нешуточными.

– Оборот большой?

– С вашими способностями вы без труда увеличите его. В придачу я обещаю вредить этому проклятому визирю.

– У вас есть план?

– Пока нет, но можете рассчитывать на меня.

– Договорились, госпожа Тапени. Считайте, что отныне вы под моей защитой.