Текст книги "Храм Миллионов Лет"

13

После окончания празднеств водоворот событий захватил Рамзеса. Главный управляющий дома фараона посетил его во дворце в Фивах, состоявшего из личных покоев и залов, предназначенных для общественных дел. Только став главой государства, Рамзес обнаружил зал для приемов с колоннами, пол и стены которого были украшены изображениями лотоса, тростника, папируса, рыб и птиц; столы, за которыми работали писцы; маленькие залы для личных приемов; балкон для выхода, окно которого было украшено крылатым солнечным диском; столовую, в центре которой стоял стол, на котором всегда были корзины, заполненные фруктами и букетами цветов; спальню с одной кроватью, покрытой цветными подушками; зал с бассейном, выстланный плиткой.

Только молодой фараон взошел на трон Обеих Земель, как главный управляющий представил служителей дома, исполнителей тайных ритуалов, писцов Дома Жизни, служителя, ответственного за личные покои, врачей, ответственного за царскую переписку, хранителя сокровищницы, управляющего хлебным амбаром, управляющего скотом и многих других, спешащих поприветствовать нового фараона и уверить его в своей вечной преданности.

– А вот…

Рамзес встал.

– Я прерываю это шествие.

Управляющий запротестовал.

– Великий Царь, это невозможно! Столько важных людей…

– Более важных, чем я?

– Простите, я не хотел…

– Веди меня на кухни.

– Но вам не пристало находиться там!

– Ты знаешь, что для меня лучше и где я должен находиться?

– Простите меня, я…

– Ты проводишь свое время в поиске извинений? Лучше скажи мне, почему визирь и верховный жрец храма Амона не пришли, чтобы принести клятву.

– Я не знаю этого, Великий Царь, как могут подобные вещи быть в области моих действий?

– Идем на кухни.

Мясники, заготовители запасов, чистильщики овощей, булочники, пирожники, пивовары… Роме правил всей этой когортой специалистов, ревниво относящихся к своим полномочиям и придирчиво как к расписаниям работы, так и к дням отдыха. Пузатый, веселый, с круглыми щеками, медленно передвигающийся, Роме не беспокоился ни о своем тройном подбородке, ни об излишнем весе: он займется этим, когда уйдет на покой. В настоящее время он правил этой армией железной рукой, готовя безупречные и вкуснейшие яства, заставляя затихать ссоры, неизбежные между специалистами. Одержимый чистотой рабочих мест и свежестью продуктов, Роме сам пробовал блюда: присутствовал фараон и его Свита в Фивах или нет, управляющий кухни требовал Лучшего.

Когда появился управляющий дворцом, сопровождаемый молодым человеком с внушительной мускулатурой, одетым в простую, сияющую белизной набедренную повязку, Роме приготовился к скучной ругани с противником. Этот проклятый чиновник, пресыщенный своими привилегиями, снова попытается навязать ему неспособного помощника взамен на награду, которую ему вручила семья мальчишки.

– Приветствую тебя, Роме! Я привел к тебе…

– Я знаю, кого ты мне привел.

– В таком случае поклонись, как подобает.

Положив руки на бедра, управляющий кухней расхохотался.

– Мне поклониться этому мальчишке? Посмотрим сначала, умеет ли он мыть посуду!

Красный от смущения, управляющий повернулся к царю.

– Простите меня, он…

– Я умею мыть посуду, – заявил Рамзес, – а ты, умеешь ли ты готовить?

– Кто ты такой, чтобы сомневаться в моих способностях?

– Рамзес, фараон Египта.

Застыв, Роме понял, что его карьера закончена.

Спокойным жестом он снял свой кожаный передник, сложил его и положил на низкий столик. Оскорбление царя, признанное таковым судом визиря, жестоко каралось.

– Что ты приготовил на завтрак? – спросил Рамзес.

– Пере… перепелок на вертеле, нильского окуня с травами, пюре из фиников и медовый торт.

– Звучит заманчиво, но насколько они заслуживают внимания?

Роме вспылил.

– Вы сомневаетесь, Великий Царь? Моя репутация…

– Я смеюсь над репутациями. Подай мне эти блюда.

– Я прикажу приготовить столовую дворца, – угодливо сказал управляющий.

– Ни к чему, я поем здесь.

Царь ел с удовольствием под беспокойным взглядом управляющего.

– Превосходно, – заключил он, – как твое имя, повар?

– Роме, Великий Царь.

– Роме, «человек»… Ты достоин его. Я назначаю тебя управляющим дворца и главой всех кухонь царства. Следуй за мной, я задам тебе кое-какие вопросы.

Бывший управляющий пробормотал:

– А… А как же я, Великий Царь?

– Я не прощаю нерадивость и скаредность, мойщиков посуды всегда не хватает, ты займешься этим.

Царь и Роме медленно направились под прикрытие одного из портиков.

– Ты будешь служить под началом моего личного секретаря, Амени, он худющий и не ценит вкусную пищу, но он неутомимый работник. А главное, он чтит нашу дружбу.

– Но это слишком большая ответственность для простого повара, – удивился Роме.

– Мой отец учил меня судить о людях по ощущениям. Если я ошибаюсь, тем хуже для меня. Чтобы править, мне нужны верные слуги. Ты много знаешь таких при дворе?

– По правде говоря…

– Говори правду, Роме, не пытайся увильнуть.

– Ваш двор – прекрасное сборище лицемеров и карьеристов всего царства, его можно сравнить с полем битвы. При жизни вашего отца, чьего гнева они боялись, они сдерживались. После его смерти они выбрались из своих берлог, как цветы пустыни после дождя.

– Меня ненавидят, не так ли?

– Это слабо сказано.

– И на что они надеются?

– На то, что вы не замедлите показать свою непригодность.

– Если ты будешь работать у меня, то я потребую полной искренности.

– Вы думаете, я на это способен?

– Хороший повар не может быть худым, когда он талантлив, каждый пытается украсть его рецепты, кухня полна разного шума и слухов, которые он должен уметь отбирать, как он отбирает продукты. Каковы основные группы, восстающие против меня?

– Почти весь двор относится к вам враждебно, Великий Царь, они считают, что стать преемником фараона масштабов Сети невозможно. Ваше правление будет лишь временным правлением, до прихода серьезного претендента.

– Ты рискнешь покинуть свою кухню в Фивах, чтобы заняться всем дворцом?

Роме широко улыбнулся.

– У безопасной жизни есть хорошие и плохие стороны… Если я смогу готовить несколько хороших блюд, я с удовольствием попытаю счастья. Но есть одно обстоятельство…

– Говори.

– Без всякого неуважения, Великий Царь, у вас нет никакого шанса на успех.

– Почему так печально?

– Потому что вы, Великий Царь, молоды, неопытны и не собираетесь идти на поводу у верховного жреца Амона и десятка искушенных в тонкостях правления министров. Силы слишком неравны.

– Ты столь невысокого мнения о могуществе фараона?

– По правде сказать, нет, кризис просто неизбежен. И какие шансы у одного человека против целой армии?

– Разве фараон не обладает силой быка?

– Даже дикий бык не сможет сдвинуть горы.

– Если я правильно понимаю, ты советуешь мне отказаться от правления, когда я только что короновался?

– Если вы оставите власть людям, искушенным в этом ремесле, кто вас упрекнет в этом?

– Возможно, ты?

– Я всего лишь лучший повар в царстве, мое мнение ничего не значит.

– Разве ты уже не управляющий дворцом?

– Вы выслушаете меня, Великий Царь, если я дам вам совет?

– Это зависит от совета.

– Никогда не соглашайтесь на пиво плохого качества или плохо приготовленное мясо – это будет началом конца. Могу я приступить к своим обязанностям и начать менять устройство вашего дома, которое оставляет желать лучшего?

Рамзес не ошибся. Роме был самым подходящим человеком.

Успокоенный, он направился в дворцовый сад.

14

Нефертари едва сдерживала слезы. То, чего она боялась, произошло. Она, мечтавшая об уединении и раздумьях, оказалась уносимой чудовищной волной. Вскоре после коронации ей пришлось расстаться с Рамзесом, чтобы оказаться лицом к лицу с обязанностями великой царской супруги и посещать храмы, школы, ткацкие мастерские, зависящие от нее.

Туйа представила Нефертари управляющим владений царицы, высшим чиновникам гарема, ответственным за воспитание молодых девушек, писцам, предназначенным для ее нужд, жрецам и жрицам, исполняющим ритуалы от имени «супруги бога», предназначенные для сохранения творящей энергии на земле.

В течение многих дней Нефертари ездила с одного места на другое, не имея возможности сделать передышку: нужно было встретиться с сотнями людей, найти для каждого нужные слова, каждому улыбнуться и ни малейшим жестом не показать усталости.

Каждое утро ее причесывали, красили, ухаживали за ногами и руками, делая ее еще красивее, чем накануне, от ее очарования, как и от мощи Рамзеса, зависело счастье Египта. В элегантном льняном платье, перетянутом на талии красным поясом, разве не была она самой соблазнительной из цариц?

Подавленная и измотанная, молодая женщина легла на низкую кровать. У нее не было мужества и сил снова отправиться на торжественный ужин, на котором ей преподнесут вазы с благоухающими притираниями.

Хрупкий силуэт Туйи появился в сумерках, и она вошла в комнату.

– Тебе плохо, Нефертари?

– У меня больше нет сил.

Вдова Сети села на краю кровати и взяла молодую женщину за правую руку.

– Я прошла через это испытание, как и ты, тебе помогут два средства: укрепляющее питье и магнетизм Рамзеса, который он унаследовал от своего отца.

– Я не создана быть царицей.

– Ты любишь Рамзеса?

– Больше, чем саму себя.

– В таком случае ты не предашь его. Он женился на царице, и именно царица будет сражаться рядом с ним.

– А если он ошибся?

– Он не ошибся. Неужели ты думаешь, что мне неизвестны такие же минуты усталости и отчаяния? То, что требуется от главной царской жены, находится за пределами возможностей обычной женщины. С момента сотворения Египта так повелось, и быть по-другому не должно.

– Вы не хотели отказаться?

– Десять, сто раз в день поначалу я умоляла Сети выбрать другую женщину, а меня сохранить рядом с собой как вторую жену. Его ответ всегда был одинаков: он обнимал меня и утешал, никак не облегчая мою ношу.

– Но достойна ли я доверия Рамзеса?

– Хорошо, что ты задаешь этот вопрос, но именно я отвечу на него.

Беспокойство проскользнуло во взгляде Нефертари. Туйа смотрела, не мигая.

– Ты приговорена править, Нефертари, не борись с судьбой, позволь течению нести тебя по реке.

Меньше чем за три дня Амени и Роме начали осуществлять глубокие перемены в фиванском устройстве, следуя указаниям Рамзеса, который вел переговоры с чиновниками, крупными и мелкими, от правителя Фив до капитана парома. Из-за отдаленности Мемфиса и почти постоянного присутствия Сети на Севере самый крупный город на Юге вел все более и более независимое существование, и верховный жрец Амона, сильный огромными богатствами своего храма, начал считать себя в некотором смысле правителем, чьи приказы становились важнее, чем приказы фараона. Слушая одних и других, Рамзес понял опасность подобной ситуации: если ничего не предпринимать, Верхний и Нижний Египет станут двумя разными, возможно, даже противостоящими государствами, и это приведет к катастрофе.

Худой Амени и пузатый Роме не испытывали ни малейших сложностей, работая вместе, разные и взаимно дополняющие друг друга, глухие к обращениям придворных, подчиняющиеся напрямую Рамзесу и убежденные, что он идет правильным путем, они перевернули все сонное устройство города и произвели множество неожиданных назначений, одобренных царем.

Через две недели после коронации Фивы кипели. Одни говорили, что к власти пришел человек неспособный, другие называли его подростком, влюбленном в охоту и физические упражнения. Рамзес не выходил из дворца, увеличивая количество решений и заключений, заявляя о своей власти с силой, достойной Сети.

Рамзес ждал реакции.

А реакции не было. Фивы оставались аморфными, ошеломленными и застывшими. Вызванный царем визирь вел себя как покорный первый советник и довольствовался тем, что получил указания фараона, чтобы выполнить их без промедления.

Рамзес не разделял ни юношеского возбуждения Амени, ни веселого удовлетворения Роме. Удивленные быстротой его действий враги не были ни уничтожены, ни побеждены, а искали второе дыхание, которое им помогут найти его соперники. Царь предпочел бы открытую битву смутным союзам, прятавшимся во тьме, но это была лишь детская мечта.

Каждый вечер перед заходом солнца он ходил по аллеям дворцового сада, в котором работали двадцать садовников, поливавших цветники и носивших воду деревьям с наступлением ночи. Слева от него шел Неспящий, на шее которого был венок из васильков, справа Громила, большущий лев, перемещавшийся с удивительной грацией, у входа в сад сидел сард Серраманна, начальник стражи фараона, готовый вмешаться в любой момент.

Рамзес любил смоковницы, гранатовые и фиговые и другие деревья, которые превращали сад в рай, где отдыхала душа. Разве Египет не должен походить на эту мирную гавань, где разные существа жили в гармонии?

Этим вечером Рамзес посадил крошечную смоковницу, окружил нежный росток дерном и осторожно поливал его.

– Великий Царь должен подождать четверть часа и снова, капля за каплей, полить растение из другого кувшина.

Человек, произнесший эти слова, был садовником. Возраста его невозможно было определить, а на затылке кожа была изуродована постоянным ношением коромысла, на каждом конце которого висел тяжелый глиняный сосуд.

– Верный совет, – признал Рамзес. – Как тебя зовут?

– Неджем.

– «Ласковый»… Ты женат?

– Я связан с этим садом, этими деревьями, растениями, цветами, они моя семья, мои предки и потомки. Смоковница, которую вы посадили, переживет вас, даже если бы вы подобно мудрецам прожили на земле сто десять лет.

– Ты в этом сомневаешься? – улыбнулся Рамзес.

– Сложно быть царем и оставаться мудрым, люди порочны и коварны.

– Ты принадлежишь к их породе, которую ты совсем не любишь, ты лишен этих недостатков?

– Я не решусь утверждать это, Великий Царь.

– У тебя есть ученики?

– Это не моя обязанность, этим занимается старший садовник.

– Он более компетентен, чем ты?

– Откуда мне знать? Он никогда не приходит сюда.

– Ты считаешь, что в Египте достаточно деревьев?

– Это единственные существа, которых никогда не будет достаточно.

– Я разделяю твое мнение.

– Дерево – это всеобщий дар, — заявил садовник. – Живое, оно дарит тень, цветы и плоды, мертвое – дрова. Благодаря ему мы едим, строим, вкушаем моменты счастья в тени листвы, когда нас овевает северный ветер. Я мечтаю о стране деревьев, чьими единственными обитателями были бы птицы и бессмертные.

– Я хочу посадить множество деревьев во всех провинциях, – произнес Рамзес, – чтобы не осталось места, лишенного тени. Старые и молодые будут встречаться там, а молодые слушать речи стариков.

– Да будут боги благосклонны к вам, Великий Царь, не существовало лучшего плана правления.

– Ты поможешь мне осуществить его.

– Я, но…

– Залы советника по земледелию наполнены работящими и компетентными писцами, но необходим человек, любящий природу, чувствующий ее секреты, чтобы давать им указания.

– Я всего лишь садовник, Великий Царь…

– Ты обладаешь душой, нужной хорошему советнику по земледелию. Приходи завтра во дворец и спроси Амени, он будет предупрежден и поможет тебе начать новую работу.

Рамзес удалился, оставив Неджема, оцепеневшего от изумления. В глубине пустынного сада, между двумя фиговыми деревьями, царю показалось, что он увидел тонкий белый силуэт. Богиня посетила это волшебное место?

Ускорив шаги, он приблизился.

Силуэт не двигался.

В нежном свете заходящего солнца блестели темные волосы и светлое платье. Как женщина может быть столь прекрасной, одновременно притягивающей и недоступной?

– Нефертари…

Она бросилась к нему и спряталась в его руках.

– Мне удалось ускользнуть, – призналась она, – когда началось выступление лютнистов, твоя мать позволила мне уйти. Ты забыл обо мне?

– Твой рот – бутон лотоса, твои губы творят заклинания, а я до безумия хочу обнять тебя.

Их поцелуй был источником силы, сплетенные, образуя единое целое, они возрождались, даря себя друг другу.

– Я дикая птица, пойманная в сети твоих волос, – сказал Рамзес, – ты открываешь мне путь в сад, где аромат тысячи цветов опьяняет меня.

Нефертари распустила волосы, Рамзес спустил бретели льняного платья с ее плеч. Они слились в теплоте безмятежного и благоуханного летнего вечера.

15

Первый луч света разбудил Рамзеса, он провел рукой по нежной спине еще спящей Нефертари и поцеловал ее в шею. Не открывая глаз, она потянулась, прильнув к его сильному телу.

– Я счастлива.

– Ты сама и есть счастье.

– Мы не должны расставаться так надолго.

– Ни у тебя, ни у меня нет выбора.

– Будет ли тяжесть власти руководить нашей жизнью?

Рамзес прижал ее к себе.

– Ты не отвечаешь…

– Потому что тебе известен ответ, Нефертари. Ты великая царская супруга, я – фараон: нам не убежать от реальности даже в самых тайных мечтах.

Рамзес встал и направился к окну, из которого долго смотрел на фиванскую деревню, зеленеющую под летним солнцем.

– Я люблю тебя, Нефертари, но я также и супруг Египетской земли. Земли, которой я должен дать плодородие и процветание, и когда ее голос зовет меня, я не имею права оставаться безразличным к ее зову.

– И много еще нужно сделать?

– Я думал, что буду править спокойной страной, забыв о том, что она населена людьми. Им будет достаточно нескольких недель, чтобы предать закон Маат и разрушить дело моего отца и его предков; гармония – наиболее хрупкое из сокровищ. Если я ослаблю бдительность, зло темных глубин овладеет страной.

Нефертари также поднялась и прильнула обнаженным телом к Рамзесу. По простому прикосновению ее благоуханного тела он понял, что их единение остается абсолютным. Неожиданно раздался стук, и дверь отворилась, пропуская растрепанного Амени, который отвернулся, как только заметил царицу.

– Это серьезно, Рамзес, очень серьезно!

– До такой степени, чтобы побеспокоить меня в столь ранний час?

– Идем, не будем терять ни минуты.

– Может, все-таки ты дашь мне время помыться и поесть?

– Не в этот раз.

Учитывая взволнованный вид обычно всегда держащего себя в руках Амени, Рамзес решил уступить.

Царь сам правил колесницей, запряженной двумя лошадьми, за которой следовала другая колесница, на которой ехали Серраманна и лучник. Хотя скорость причиняла ему неудобство, Амени поехал на колеснице Рамзеса. Они остановились перед одной из дверей ограды Карнака, сошли на землю и начали читать стелу, покрытую иероглифами, понятными каждому прохожему.

– Посмотри, – потребовал Амени, – посмотри на третью строчку!

Знак, состоящий из трех животных, который должен был обозначать «рождение» и нарекать Рамзеса «Сыном» света, был плохо высечен. Из-за этого недостатка утрачивалась защитная магия и поражалась тайная сущность фараона.

– Я проверил, – заявил Амени, пребывавший в ужасе, – та же ошибка повторяется на всех подножиях статуй и стел, которые может видеть каждый. Это злой умысел, Рамзес.

– Кто мог задумать это?

– Главный жрец Амона и его скульпторы, это они высекают слова, возвещающие о твоей коронации! Если бы ты не увидел сам, ты бы мне не поверил.

– Позови скульпторов, – приказал Рамзес, – пусть исправят надпись.

– Разве ты не покараешь виновных?

– Они только подчинялись приказам.

– Верховный жрец Амона болен, это причина, по которой он не смог почтить тебя.

– Есть ли у тебя доказательства против этого важного человека?

– Его вина очевидна!

– Не доверяй очевидному, Амени.

– Он останется ненаказанным? Каким бы богатым он ни был, он остается твоим слугой.

– Подготовь подробный отчет о его богатствах.

Роме не жаловался на свои новые обязанности. После того как он назначил ответственных и требовательных людей, следящих за поддержанием чистоты во дворце, он занялся царским зверинцем, в котором жили три кошки, две газели, гиена и два пепельных журавля.

Лишь одно существо ускользало от его контроля: Неспящий, желтый пес фараона, который завел отвратительную привычку каждый день ловить рыбу в царском пруду, а так как охота проходила под защитой взгляда льва Рамзеса, то не было никакой возможность вмешаться.

Рано утром Роме помог Амени нести тяжелый ящик с папирусами. Откуда этот тщедушный писец, который так мало ел и спал по три или четыре часа в день, берет столько энергии? Неутомимый, он проводил большую часть своего времени в кабинете, заваленном документами, никогда не уступая усталости.

Амени закрылся с Рамзесом, в то время как Роме делал ежедневный обход кухонь; разве не от качества пищи зависело здоровье фараона, а значит и всей страны?

Амени развернул множество папирусов на столе.

– Вот результат моих исследований, – объявил он с некоторой гордостью.

– Они были трудны?

– И да и нет. Главные служители храма Карнака не пришли в восторг от моего прибытия и моих вопросов, но они не решились помешать мне проверить их слова.

– Богат ли Карнак?

– Богат: восемьдесят тысяч рабочих, сорок шесть действующих строек в провинциях, зависящих от храма, четыреста пятьдесят фруктовых садов, виноградников, четыреста двадцать тысяч голов скота, девяносто судов и шестьдесят пять поселений разного размера, работающих непосредственно на самое большое святилище Египта. Его Верховный жрец правит настоящей армией писцов и крестьян. К этому надо добавить еще кое-что: если переписать общее количество даров богу Амону, то есть его жрецам, мы получаем шесть миллионов быков, шесть миллионов коз, двенадцать миллионов ослов, восемь миллионов мулов и многие миллионы домашней птицы.

– Амон – бог побед и защитник империи.

– Никто этого не оспаривает, но его жрецы всего лишь люди; когда необходимо управлять таким состоянием, разве не становятся они добычей постыдных замыслов? У меня не было времени продолжить дальше мое расследование, но я обеспокоен.

– Чем же?

– В Фивах сановники с нетерпением ждут отъезда царской четы на север; другими словами, Великий Царь тревожит их спокойствие и нарушает обычный ход игры. От тебя требуется обогащать Карнак и предоставить ему возможность расти как государству в государстве до того дня, когда верховный жрец Амона не объявит себя царем Юга и не отделится.

– Это было бы смертью Египта, Амени.

– И нищетой для народа.

– Мне понадобятся весомые доказательства, следы растраты. Если я пойду против верховного жреца Амона, я не буду иметь права на ошибку.

– Я займусь этим.

Серраманна был обеспокоен. С момента покушения греков Менеласа он знал об угрозе жизни Рамзеса. Конечно, варвары покинули Египет, но опасность вовсе не миновала.

Поэтому он постоянно проверял те места во дворце, которые считал слабыми, главное поселение армии, квартал стражи и казарму элитных полков. Если бы произошел бунт, он зародился бы именно там. Бывший пират, сард доверял лишь своему инстинкту: неважно, кто перед ним, простой солдат или один из командующих – он одинаково не доверял обоим. В большинстве случаев он был обязан тем, что выжил, тому, что наносил удар первым, хотя его противник и пытался притвориться другом.

Несмотря на свои гигантские размеры, Серраманна передвигался как кошка, ему нравилось наблюдать за людьми, оставаясь незамеченным, и неожиданно заставать их за разговором. Какая бы не стояла жара, сард носил металлические доспехи; на поясе висел кинжал и короткий, очень острый меч. Бакенбарды и завивающиеся усы придавали его лицу еще более пугающий вид, которым он умел пользоваться.

Постоянно служащие офицеры большей частью были выходцами из обеспеченных семей, они ненавидели его и спрашивали себя, почему Рамзес доверил командование своей личной стражей этому простолюдину. Серраманне не было до этого дела, быть любимым всеми ничего не давало и не делало из него хорошего воина, способного служить хорошему хозяину.

А Рамзес был хорошим хозяином, капитаном огромного корабля, чье плавание обещало быть опасным и неспокойным.

И это было все, чего желал сардский пират, повышенный до столь неожиданно высокого звания и желавший его сохранить. Его роскошный особняк, восхитительные египтянки с округлыми, подобными зрелым плодам, грудями и прекрасным телом были для него не самым важным. Ничто не могло заменить кровавой стычки, во время которой человек показывал, чего он стоит. Стража дворца обновлялась три раза в месяц, в 1-й, 11-й и 21-й день. Солдаты получали вино, мясо, хлеб и жалование зерном. Перед каждой сменой, назначая людей на посты, Серраманна внимательно смотрел им в глаза. Любое нарушение дисциплины, любое послабление расценивались как склока, и за этим следовало неминуемое увольнение.

Сард медленно шел вдоль выстроившихся в шеренгу солдат. Он остановился перед молодым блондином, который, казалось, нервничал.

– Откуда ты?

– Из деревни в Дельте, капитан.

– Твое любимое оружие?

– Меч.

– Выпей, тебе необходимо утолить жажду.

И Серраманна протянул блондину сосуд с анисовым вином. Тот выпил его в два глотка.

– Ты будешь следить за коридором, ведущим в царский кабинет, и не будешь туда никого пускать в течение трех оставшихся часов ночи.

– Как прикажете, капитан.

Серраманна проверил лезвия оружия, осмотрел форму, обменялся несколькими словами с другими солдатами.

Затем каждый занял свой пост.

Архитектор дворца расположил высокие окна таким образом, чтобы воздух проходил через них, освежая коридор теплыми летними ночами.

Царила тишина.

Снаружи были слышны лишь песни влюбленных лягушек.

Серраманна бесшумно скользил по плитам, направляясь к коридору, ведущему в кабинет Рамзеса. Как он и предполагал, блондин не стоял на своем посту.

Вместо того чтобы охранять, он пытался вытащить засов, преграждавший вход в кабинет. Сард схватил его своей мощной рукой за горло и поднял.

– Хм, еще один грек! Только грек может выпить анисового вина, не поморщившись. К чьему отряду ты принадлежишь, мой мальчик? Остаток войска Менеласа или участник нового заговора? Отвечай!

Блондин бился несколько минут, не издавая ни звука.

Когда Серраманна почувствовал, что противник внезапно обмяк, он положил его на пол, где тот раскинулся, как тряпичная кукла. Сард, не желая того, переломал ему шейные позвонки.