Текст книги "Не теряй головы. Зеленый – цвет опасности (сборник)"

– Да уж, не сомневаюсь, – рассмеялась Венис.

– Нет, правда! Светила потрясающая луна, и деревья стояли все в серебре, и белые холмы вокруг, и речка журчит под мостом… Пиджинсфорд-хаус черным пятном темнеет в ночи… И ужасно холодно! – со смехом закончила Фрэн.

Охранник догнал их у дальнего края поля.

– Я думаю, мисс, пора поворачивать обратно, с вашего разрешения. Если хотите, можете потом еще разок пройтись, но слишком далеко от дома уходить не стоит. Инспектор будет сердиться.

Сестры послушно повернули назад.

– Ну и вот, мы замерзли и решили вернуться, – продолжила Фрэн с того места, на котором ее перебили. – Думали, все уже спят и можно поговорить в библиотеке. Так мы и сделали.

– В котором часу это было?

– Сразу после одиннадцати. Мы сидели у огня и разговаривали, и Джеймс меня все время целовал. По-хорошему, без всяких гадостей. Венис, он ужасно славный.

– И долго вы с Джеймсом целовались в библиотеке по-хорошему, без всяких гадостей?

– Очень долго! Мы и разговаривали тоже. Джеймс мне рассказывал о Пайпе, а я пробовала с ним обсудить, правильно ли будет мне выйти за него замуж, но на этот счет он уперся.

Венис снова рассмеялась:

– Фрэн, какой ты все-таки смешной ребенок! Придумала тоже – просить Джеймса, чтобы он помог тебе решить! Разве ты сама не знаешь, чего хочешь?

– Мне кажется, знаю. Как подумаю про Джеймса, вся раскисаю, и мне нравится с ним целоваться, и я поначалу ужасно расстроилась, что они с Пайпой были женаты. Но что-то похожее я и с другими чувствовала. Как узнать, настоящее на этот раз или нет? И ты сама тогда говорила, что лучше не любить мужа слишком сильно, вот как ты любишь Генри. Я пробовала выяснить, готов ли Джеймс на мне жениться при таких условиях… То есть если вдруг окажется, что я не влюблена в него без памяти…

– Понимаю, – улыбнулась Венис.

– Словом, сидели мы, беседовали, и представь наш ужас, когда вдруг услышали чьи-то голоса и что бабушка разговаривает с кем-то через окно, а потом кто-то пробежал по лестнице к входной двери. Мы вообразили, что сторож заметил свет в окнах, и решили поскорее шмыгнуть к себе, как будто давно спать легли. Ну, и убежали каждый к себе в комнату. Я быстренько разделась и нырнула в постель. Когда бабушка с Пеном ко мне вошли, я сделала вид, что сплю. Они так и не догадались, что я куда-то выходила, – с невинной уверенностью сообщила Фрэн. – Джеймс говорит, что на самом деле заснул.

– Я заметила, что ты не смыла макияж. Собиралась тебя отругать, это ведь очень вредно для кожи.

– Ты заметила? Коки тоже, старый хитрец. Мы решили ему все объяснить, а то вдруг он сам как-нибудь докопается и вообразит невесть что. Я только попросила его не говорить бабушке и вообще никому, потому что незачем, а она бы ужаснулась, что мы с Джеймсом сидели наедине. Удивительное дело, – прибавила Фрэн, как говорили многие ее сверстники до нее, – почему пожилым людям так трудно поверить, что можно вести себя прилично и после одиннадцати вечера?

– А помнишь, Пайпа сказала, что видела какого-то человека в саду? Вышла погулять, примерно в половине одиннадцатого… Фрэн, она же в то время была с Джеймсом?

– Ну да, конечно. Его и видела, никого больше. Понимаешь, после того, как нашли Грейс Морланд, у Пайпы не было возможности встретиться с Джеймсом и договориться, о чем можно рассказывать, а о чем нельзя. Поэтому, когда Пайпа утром пришла, – помнишь, мы еще завтракали, – Джеймс ее спросил, что она делала в одиннадцать вечера. Подразумевалось – что она об этом сказала полиции? Пайпа сразу сообразила, о чем речь. Полицейским она сказала, будто была одна, а на случай, если им откуда-нибудь станет известно, что в саду еще кто-то был или сам Джеймс расскажет, что выходил из дома, она и придумала, будто видела, как там прогуливался какой-то человек, но не рассмотрела, кто он. По-моему, ловко она выкрутилась.

– Почему было сразу не сказать правду?

– Я думаю, из-за того, что Грейс Морланд сказала – мол, кое-кто у нее теперь в кулаке, – неуверенно ответила Фрэн. – Мы об этом узнали позже, а Пайпа могла уже утром слышать от Тротти. Решила, что Грейс увидела их с Джеймсом в окно – знаешь, сад подходит вплотную к коттеджу. На всякий случай Пайпа не стала говорить полицейским про Джеймса. А вчера, когда мы гуляли у реки, отделалась от Пена и без помех все обсудила с Джеймсом. Когда мы вернулись с прогулки, он со мной поговорил, и мы все трое рассказали об этом Коки. Не все сразу, конечно, а по отдельности. Промолчали только о том, что Пайпа замужем за Джеймсом. Решили, что потом скажем, если вдруг понадобится. Поначалу ведь казалось, что это к делу не относится. А когда бедную Пайпу убили, все и вышло наружу.

Они пересекли железную дорогу и вновь оказались на земле Пенрока.

– Ох, боюсь, для бабушки это было тяжелым потрясением.

Фрэн не ответила. Она шла рядом с сестрой, опустив голову и сцепив за спиной руки в толстых перчатках на меху.

– Бабушка не одобряет разводов и всякого такого, – продолжала Венис. – Наверное, она и в любом случае расстроилась бы. Вряд ли она бы дала согласие на твою свадьбу с Джеймсом, если бы знала, что он уже был женат.

– Она знала, – глухо ответила Фрэн.

Венис застыла как вкопанная, изумленно глядя на Фрэн.

– Ты ей рассказала?

– Да. Вчера, когда мы гуляли у реки. Я ее донимала, пока она не сказала, что считает Джеймса подходящим мужем для меня, а тогда уже я призналась, что они с Пайпой женаты, и спросила, позволит ли она мне за него выйти, если они разведутся. Бабушка ужасно огорчилась. Говорила, что это совершенно невозможно, тем более что Пайпа явно его просто так не отпустит, раз он получил наследство.

– Ты рассказала ей вчера?

– Да, – ответила Фрэн, пряча глаза.

Но ведь сегодня утром, выходя из библиотеки, бабушка крикнула Коки, что ничего не знала о женитьбе Джеймса, и еще взглянула на Фрэн, словно умоляя молчать…

– Удивительно, правда, – чуть слышно проговорила Фрэн.

Пенрок пришел к инспектору.

– Слушайте, Коки, я хочу попросить об одолжении. Если я еще хоть минуту пробуду в этом доме, я умом тронусь! У меня в обычае каждый день ходить на прогулку. Мне это необходимо! Позвольте мне выйти и немного размяться?

– Нет, – хмуро ответил Коки.

Его отвлекли от серьезного занятия: составления весьма запутанной таблицы.

– Да послушайте же, Кокрилл! Я здесь просто задыхаюсь. Выпустите меня хоть ненадолго!

– И куда вы собрались? – раздраженно осведомился Коки.

– Я же сказал – просто прогуляться. Я не буду нигде задерживаться, ни с кем не стану разговаривать. Пройдусь немного, и все. Можно?

– Ну, наверное, я мог бы вам разрешить прогулку в сопровождении охраны, – нелюбезно ответил инспектор.

– Нет уж, спасибо! Я как раз и хотел хоть ненадолго избавиться от этого чувства, что меня сторожат и охраняют. Это давит, и физически, и нравственно. – Пенрок заметался по комнате, словно раненый зверь в клетке, которого мучает не просто желание размять затекшие лапы. – Ну что ж, ничего не поделаешь, – проговорил он безнадежно.

Коки посмотрел ему в лицо маленькими блестящими глазками.

– Мистер Пенрок, откуда мне знать, что вы не связаны с убийствами Грейс Морланд и мисс Ле Мэй и не задумали скрыться?

– Я под подозрением? – ужаснулся Пенрок.

– Разумеется. Вы все под подозрением.

– Инспектор, я спал в своей постели…

– Знаю-знаю, – устало отозвался Коки. – Все вы здесь невинны, как нерожденные младенцы, а две злосчастные дамочки убили друг друга и сами себе потом головы приставили, благодаря посмертному рефлекторному сокращению мышц. – Он вдруг ткнул пальцем в сторону деревни, за которой виднелась цепь холмов. – Смотрите: отсюда мне будет вас видно до самой Тенфолдской гряды. За четверть часа вы пройдете через деревню и пересечете долину, а дальше я буду за вами наблюдать.

Инспектор прервал сбивчивые благодарности Пенрока:

– Но я не отпущу вас одного. Возьмите с собой капитана Николла.

Лицо у Пенрока вытянулось.

– Он же лентяй, по доброй воле и шагу не сделает…

– А мистер Голд?

– Он-то пошел бы, даже с удовольствием. А что, если тот или другой помогут мне сбежать?

– Это уж мое дело, – коротко ответил Коки, вынимая из кармана часы. – Возвращайтесь через два часа. И никаких выкрутасов: до гряды и обратно. Я буду поглядывать в бинокль время от времени, так что не пытайтесь найти себе дублера из местных.

Генри обрадовался возможности прогуляться. Прихватив с собой Азиза, они отправились в путь. В деревне их провожали подозрительными взглядами – а ведь многим из этих людей Пенрок в свое время помогал. Сейчас вложи любому камень в руку – швырнет не задумываясь. Эвакуированные не помнили настолько волнующих событий с тех пор, как в их родном Уайтчепле в соседний дом попала бомба, и с живым интересом спрашивали местных арендаторов: «А правда, что его папаша мамашу пристукнул?» Местные жители, благоденствовавшие при многих поколениях Пенроков, отвечали с некоторым сожалением, что это не совсем правда, хотя леди и впрямь умерла молодой, так что – кто его знает.

– И мало того, умерла-то она за границей, – прибавила миссис Портер, жена зеленщика, перегибаясь через прилавок – очень осторожно, поскольку в скором времени ждала шестого наследника.

Эвакуированные азартно зашушукались, а затем поинтересовались многозначительно:

– Что, в Остенде или где-нибудь в тех краях?

Нет, отвечала миссис Портер, вроде не в Остенде.

– А, неважно! Главное, что за границей, – бодро отозвались эвакуированные.

За границей всякие темные дела творятся – там и казино, и бог весть что еще. А тут, в глухой деревеньке, где пьют парное молоко прямо из-под коровы и заглянуть в паб позволяют себе разве что барышни из благородных, вдруг такой красивый важный джентльмен пошел по стопам папаши. Кто знает, чем все это кончится? Пенрока провожали взгляды, полные почтительного ужаса.

Его это ничуть не задевало.

– Люди везде одинаковые. Когда все разъяснится и с Большого дома снимут подозрения, они первыми побегут меня поздравлять. Их мнение меня не волнует.

– В самом деле? – Генри уцепился за это бесстрашное заявление, как за любую новую интересную мысль или непривычную точку зрения. – В таком случае вы счастливец! А мне словно горсть головастиков за шиворот засунули, хотя для меня эти люди ничего не значат. Я с ними вообще не знаком. Вам действительно все равно?

– А почему нет? Ими руководит инстинкт, а не разум. В сущности, все они не так уж плохи. Правда, эвакуированных я не очень хорошо знаю, хотя немного общался, когда готовил для них прием, размещение и так далее. А местные жители – простые, славные люди. Просто они овцы – как и большая часть рода человеческого. Почему их мнение должно меня ранить? В любом случае через пару дней все раскроется…

– Вы думаете? – серьезно спросил Генри. – Я в этом не так уверен. По-моему, дело очень странное, неприятное и, сказать по правде, довольно пугающее.

За деревней начинался пологий склон. Азиз деловито бежал впереди – как говорила о нем Фрэн, «размахивая портфелем».

Пенрок ответил, помолчав:

– Дело, конечно, странное и, безусловно, неприятное. Но что в нем пугающего? В сущности, нам бояться нечего.

– По-вашему, нечего? – хладнокровно отозвался Генри.

– Нас охраняет полиция.

– Пайпу это не спасло, – возразил Генри. – Но я имел в виду опасность другого рода. Рано или поздно Кокрилл выберет одного из нас и отправит в тюрьму. Ему просто некуда деваться, он всего лишь человек, а служба требует хоть что-то предпринять. Нельзя же оставить без последствий три обезглавленных трупа.

Деревня осталась далеко внизу, и к Пенроку вернулось душевное равновесие.

– Кокрилл не сможет так поступить, – сказал он. – В истории замешан кто-то еще, и когда этот человек объявится, нам не о чем будет волноваться. Согласен, со шляпкой получилось очень странно, и с шарфом тоже, но во время того звонка в полицию мы все были друг у друга на глазах, так что и говорить тут не о чем. Звонила какая-то посторонняя особа.

– А как она из дома выбралась, объяснить так и не смогли! Уже практически доказано, что в ту минуту, когда вы вышли из гостиной, эта особа разговаривала по телефону или только что повесила трубку. Вы ее в прихожей не видели – значит, она была в библиотеке. А вы, прежде чем подняться наверх, заперли входную дверь. Как же она вышла наружу?

– Через черный ход? – предположил Пенрок с сомнением.

– К черному ходу надо идти через комнату слуг и кухню, а там пили кофе все ваши слуги и констебль, как его там… К тому же черный ход, как и все прочие окна-двери, был заперт изнутри на задвижку.

– Это и к нам всем относится, – заметил Пенрок. – У меня есть ключ, так что я мог и войти, и выйти, – другое дело, что я не выходил. А никто из вас наружу выйти не мог.

Шагать по склону холма, среди снежной белизны, вдыхая бодрящий морозный воздух, – это было словно выйти на солнечный свет из тумана. В Пиджинсфорде Пенрок задыхался под грузом подозрений и неясных томительных страхов, а здесь он мог наконец мыслить ясно и непредвзято. Впервые у него хватило духа трезво обдумать угрозу по адресу Фрэн. Пенрок рассмотрел эту угрозу со всех сторон, разобрал на части, изучил вдоль и поперек, и почти все его страхи рассыпались вместе с ней.

– На самом деле следующей была вовсе не Фрэн, – сказал он вслух. – То были пустые слова, чтобы отвлечь внимание от Пайпы Ле Мэй. Право, я уверен, весь замысел был нацелен на семью мисс Морланд. Кто-то задумал расправиться с ними, а нас постарались припутать с помощью разных трюков…

– А та девушка в роще? У нее не было ничего общего с мисс Морланд.

– Девушка в роще вообще ни при чем! – Пенрок взмахнул тростью. – Некто хотел разделаться с мисс Морланд и ее кузиной, а поскольку прошлогоднее дело так и не раскрыли, этот некто нарочно использовал похожий способ, чтобы сбить всех с толку. Не думаю, что эти случаи связаны между собой.

– Сегодня утром я разговорился со своим охранником, – сказал Генри, умевший разговорить даже боа-констриктора. – Оказывается, в убийстве мисс Ле Мэй немало странностей. Знали вы, например, что труп лежал посреди совершенно нетронутого снега?

– Боже правый! Что вы говорите?

– Более того, как мы все хорошо знаем, полицейские перевернули все в доме вверх дном, но оружия так и не нашли. Мой приятель-констебль уверен, что Пайпа Ле Мэй убила мисс Морланд, а мисс Морланд вернулась с того света с топором в руках и отплатила ей той же монетой. Полиция предполагает, что Пайпу убили где-нибудь в другом месте и только потом перетащили в беседку, но в любом случае как можно было это сделать, не оставив следов?

– На парашюте!

Пенрок улыбался, глядя, как Азиз роет носом снег, прокладывая себе дорожку. Черный хвостик двигался по белой поверхности, словно маленький перископ.

– На парашюте второй раз не взлетишь, – возразил Генри, тоже улыбнувшись. Его живой ум радостно ухватился за новую загадку. – Я бы предположил, что убийца привязал к ногам теннисные ракетки – ну, или использовал обычные лыжи, – но мой приятель говорит, на снегу не было вообще никаких отметин. Захватывающе, правда?

– Если бы еще все это произошло не у меня в саду… – мрачно отозвался Пенрок.

– Я еще думал, что преступник мог уйти по рельсам, – увлеченно продолжил Генри. – Тогда следов бы не осталось. Но балансировать на скользком рельсе и в хорошую-то погоду сложно, а тем более с трупом на плечах, – неважно, с головой там или без головы. А главное, от железной дороги до беседки еще надо преодолеть ярдов пятнадцать-двадцать.

Генри внезапно остановился. Его лицо осветилось мальчишеским восторгом.

– Слушайте! Вы, кажется, говорили, что служанка Грейс Морланд раньше ходила по канату в цирке?

На миг Пенрока поразило такое совпадение, но он сейчас же рассмеялся:

– Бедняжка Тротти и по ровной земле с трудом ходит! Какие уж тут канаты. К тому же она была не канатоходцем, а воздушной гимнасткой, выступала на трапеции. А сейчас она старая, больная. Кроме того, она у Морландов в неоплатном долгу, а со смертью Грейс и вовсе лишилась хорошей работы и жилья. Осталась при нищенском содержании.

– А может, она это семейство терпеть не могла? – упирался Генри, не желая расстаться со своей блистательной теорией, хотя на самом деле ни на минуту в нее не верил. – И кто сказал, что она калека? Может, на самом деле ноги у нее здоровые.

– Известный специалист из Лондона это сказал, много лет назад, – насмешливо ответил Пенрок. – И по сей день то же самое говорят врачи, медсестры и массажистки из Торрингтонской больницы. А больше никто, конечно, этого подтвердить не может.

– Ну что ж, очень жаль, – вздохнул Генри и тотчас добавил: – Стыдно шутить на такую тему. Но здесь, на холме, все кажется таким далеким и несущественным, правда?

Они поднялись на гребень и остановились отдышаться, прислонившись к огромному валуну. Перед ними тянулись заснеженные склоны, а позади, на другой стороне долины, чернел Пиджинсфорд-хаус, большой и квадратный. Генри Голд, лондонец от рождения, впервые испытал то удивительное чувство, которое возникает, когда смотришь с вышины на крошечные творения рук человеческих. Он глядел вниз, где суетятся мелкие темненькие мураши, – и чувствовал себя богом; глядел вверх, в опрокинутую чашу белесого зимнего неба, и понимал, что сам он – мельчайший из этих муравьев, тщетно мечущихся туда-сюда в безнадежной попытке увернуться, чтобы их не раздавила равнодушная пята времени. Страшноватое ощущение, но тишина и одиночество очищали и тело, и душу. Впервые за долгие часы Генри было легко рядом с Пенроком. Он вдруг понял, что за эти ужасные два дня привычные ценности для него исказились, и хотя он ни на миг не подозревал сознательно своих друзей, в мозгу все же затаилось некое безмолвное сомнение, так и не оформившееся в слова. Сейчас он ясно видел, что в убийствах виновен кто-то посторонний, а никак не один из них, шестерых, и от этого стало так спокойно…

Должно быть, Пенрок испытывал нечто подобное. Он сказал с улыбкой, пускаясь в обратный путь:

– Ничто так не помогает прийти в чувство, как горы – или хотя бы вот такие не слишком высокие холмы. Знаете, я и сам не замечал, а оказывается, я почти подозревал вас!

– Я вас точно подозревал, – улыбнулся в ответ Генри. – Конечно, тоже сам того не замечая. Правильно вы сказали: здесь, на вершине, вдали от всего мирского, как-то приходишь в себя. Сейчас я понимаю, что должен быть кто-то посторонний, хотя бы потому, что иначе виновным неизбежно получаетесь вы!

Оба рассмеялись, точно это была великолепная шутка.

– В самом деле, больше некому, если только не принять теорию моего телохранителя насчет загробной мести Грейс Морланд. Не можем же мы предположить, что некто принес в беседку труп бедняжки Пайпы и удалился, насвистывая и не оставляя следов. Разумеется, он оставил следы, как и всякий человек. Просто их занесло снегом.

– Иными словами, все совершилось до того, как закончился снегопад?

– Именно! Снег шел до полуночи. В одиннадцать Пайпу видели живой. Остается один час, из которого минут сорок мы с Венис, леди Харт, Фрэн и Джеймсом все вместе сидели в гостиной, а потом на лестнице желали друг другу спокойной ночи. К тому же все двери были заперты. Не представляю, каким образом кто-нибудь из нас мог выйти из дома и потом вернуться. А вот вы могли, старина! У вас был ключ и целый час времени.

– Спасибо большое, – отозвался Пенрок, уже не так весело. – И на что я, по-вашему, употребил этот час?

– Все это были просто мои мысли, – поспешно сказал Генри. – Даже не мысли, а так, отзвуки мыслей в самой глубине сознания. Конечно, вы могли выйти, прикончить мисс Ле Мэй и отнести тело в беседку, а к тому времени, как мы поднялись наверх, уже лежать в постели. – Он обезоруживающе улыбнулся Пенроку.

– И куда я дел оружие? – холодно поинтересовался тот.

– Пожалуйста, Пен, поймите меня правильно! – воскликнул Генри, впервые за время знакомства отваживаясь назвать его уменьшительным именем. – Речь идет о том, что было у нас на уме раньше, до того как ветер с холмов развеял паутину. Очевидно, это единственное возможное решение – если бы в деле не участвовал никто посторонний. Мы-то уже согласились, что посторонний действительно был в доме. Тот, кто звонил из библиотеки, пока вы поднимались по лестнице.

– Но тот человек не смог бы выйти из дома, – раздраженно заметил Пенрок. – Вы сами полчаса назад это говорили. И откуда этот некто узнал о шляпке Фрэн? И никто, кроме нас шестерых, не мог знать, что шарф Пайпы лежал в ящике комода…

Деревня вновь сомкнулась вокруг них. Когда они вступили на главную улицу, Пенроку вдруг пришло в голову, что очень уж стройная теория на его счет сложилась у Генри «в самой глубине сознания». А когда поравнялись с пабом, Генри сказал себе, что он, черт побери, еще год назад этого Пенрока и в глаза не видел, хотя много слышал о нем от Венис. У ворот Пиджинсфорд-хауса обоих посетила мысль, что их добрый знакомый Джеймс оказался не так-то прост – подумать только, женился на этой кошмарной девице Ле Мэй и никому ни слова не сказал. Приближаясь к дому, каждый вспомнил, какая леди Харт властная, своенравная дама. Пенрок подумал еще о Венис – она такая нежная, кроткая, ей нетрудно заморочить голову, когда она так безумно любит своего злосчастного еврея; а Генри думал о Фрэн – избалованной, экзальтированной и упрямой. И когда они поднялись на крыльцо к тяжелой парадной двери, обоих вновь опутала сеть мучительных подозрений. Боги вернулись в муравейник.

Леди Харт и Джеймс не стали выпрашивать себе поблажек и просто расхаживали взад-вперед по террасе. Джеймс что-то бормотал себе под нос.

– Что вы сказали? – резко спросила леди Харт.

– Я что-то сказал? – удивился Джеймс. – Простите. Я думал о снеге. Должно быть, процитировал какие-нибудь стихи.

– Не цитируйте, пожалуйста! – отрезала леди Харт с досадой.

Она специально привела сюда Джеймса, желая высказать все, что о нем думает, а начало разговора получилось не таким, как она планировала.

– Сейчас нужно думать о более важных вещах, чем какой-то снег!

– Полиция, кажется, с вами не согласна, – возразил Джеймс, указывая вдаль – туда, где вокруг беседки толклись блюстители порядка из Торрингтона. – Они уже четырнадцать раз измерили расстояние от беседки до железной дороги. Я считал.

– Джеймс, вы тянете время! – сказала леди Харт сурово и, между прочим, совсем не справедливо. – Я пришла сюда, чтобы сказать вам: по-моему, вы поступили с Фрэн очень жестоко, а с нами со всеми – попросту нечестно!

– Каким образом, леди Харт? – вежливо спросил Джеймс.

– Что значит – каким? Не сказали нам, что вы с Пайпой поженились! Мы все-таки ваши друзья.

– У меня были веские причины не рассказывать об этом друзьям, – спокойно ответил Джеймс.

– Может быть, не всем, но нам-то могли бы!

– То же самое скажут и все остальные мои друзья.

Леди Харт нетерпеливо передернула плечами:

– Вы осмелились ухаживать за Фрэн…

Джеймс мягко перебил:

– Простите, что противоречу вам, леди Харт, но я не ухаживал за Фрэн. Я чуть не умер от сознания, что не вправе за ней ухаживать. Собирался сразу после окончания увольнительной встретиться с Пайпой и договориться о разводе. Мы обещали друг другу дать согласие на развод, если один из нас этого захочет. И вдруг оказалось, что Пенрок вот-вот сделает Фрэн предложение. Я решил, что будет честнее по отношению ко мне самому и к Фрэн, да и к Пенроку, сказать ей, что я тоже ее люблю. Я ничего не скрыл по поводу Пайпы. Фрэн говорила, что она вам все рассказала…

Леди Харт схватила его за руку, тревожно оглядываясь по сторонам.

– Бога ради, не так громко! Вдруг кто-нибудь услышит…

– А что такого? – спросил Джеймс все тем же ленивым тоном, растягивая слова.

– Как вы не понимаете?! Если полицейские узнают, что вы рассказали Фрэнсис о своей женитьбе, они решат, что у нее был мотив. Скажут, что Фрэн убила Пайпу, потому что та была вашей женой!

– По-моему, это крайне маловероятно, – беспечно отозвался Джеймс, подбрасывая на ладони монетку. – Фрэн, конечно, очень нетерпелива, но не проще ли было бы просто подождать развода?

– Она знала, что я ни за что не разрешу ей выйти за вас, если вы будете разведены, – быстро проговорила леди Харт.

Джеймс на мгновение задержал монетку в ладони. Потом осторожно заметил:

– В конце концов, ей уже двадцать четыре.

– Фрэн против моей воли не пошла бы. – Леди Харт задумчиво добавила, словно рассуждая сама с собой: – Да и не только в этом дело. Подумают, что Грейс Морланд имела в виду Фрэн, когда говорила, глядя в окно, будто кто-то у нее в кулаке. Мисс Морланд ненавидела Фрэн. Я это поняла тогда, в гостиной. Не саму по себе, конечно, а как воплощение всего того, чего мисс Морланд лишена. В том числе и любви Пенрока. Полицейские скажут: она, мол, увидела вас в саду и подслушала ваш с Пайпой разговор, потому и вообразила, что может навредить Фрэн, а Фрэн заставила ее замолчать.

– Почему Фрэн? – с любопытством отозвался Джеймс. – Почему не я?

Не дождавшись ответа, он остановился, убрал монетку в карман и очень серьезно спросил:

– Леди Харт, вы верите, что я люблю Фрэн?

Она тоже остановилась, глядя ему прямо в лицо.

– Да, Джеймс. Верю.

– Тогда не скрывайте, отчего так за нее боитесь! Что вы такого знаете о Фрэн? Пожалуйста, расскажите! Вдруг я смогу помочь.

Леди Харт смотрела на него с сомнением, а потом наконец решилась:

– Хорошо, я скажу. Джеймс, когда мисс Морланд убивали там, в саду… Фрэн не было в своей комнате!

– Господи! И вы все время знали?

– Да, все это время. Я заглянула к ней, прежде чем позвать Пена, а ее не было. Позже она соврала, будто спала и ничего не слышала. Я хотела ее спросить и не смела… Джеймс! Меня это мучает постоянно… Где она была?

Джеймс открыл рот… и снова закрыл. Помолчав, он сказал:

– Если я отвечу на ваш вопрос, вы ответите на мой?

Леди Харт схватила его за локоть.

– Спрашивайте, о чем хотите!

– Тогда я спрошу, – медленно проговорил Джеймс, – почему вы солгали Кокриллу, будто бы не знали, что мы с Пайпой поженились. Фрэн сама вам об этом сказала накануне.

Леди Харт безразлично повела плечом:

– Я же уже объяснила! Было важно, чтобы Фрэн не проговорилась, что знала о вашей женитьбе. А Коки нас разделил и собирался допрашивать каждого по отдельности. Я, по примеру Пайпы, хотела прямо у него под носом дать понять Фрэн, что ничего не скажу.

Джеймс расхохотался:

– Вы не представляете, какой груз сняли с моей души!

– И все-таки, что же Фрэн? Где она была в ту ночь? Что делала? Успокойте меня, Джеймс!

– Не знаю, не знаю, насколько это вас успокоит, – усмехнулся Джеймс и снова начал подбрасывать монетку. – Возможно, вы только еще больше разволнуетесь. Видите ли, в это время мы с ней миловались в библиотеке!