Электронная библиотека » Кристин Хэмилл » » онлайн чтение - страница 2

Текст книги "Лучшее лекарство"


  • Текст добавлен: 26 февраля 2022, 08:40


Автор книги: Кристин Хэмилл


Жанр: Книги для детей: прочее, Детские книги


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Шрифт:
- 100% +

5. Безючий бежок

Вы ни за что не поверите в то, что произошло следом. На уроке искусства ко мне подошла Богиня собственной персоной! Я даже сперва подумал, что мне померещилось: очков-то теперь нет. Её никто не волочил сюда, не толкал, она не кричала или ещё что в этом роде, так что я логично заключил: она здесь, чтобы посмеяться над всей нелепостью противостояния Йети с Хлюпиком. Нельзя же упустить возможность поглумиться! По тому я и не особо беспокоился из-за ощущения, будто мой рот полон песка.

В тот момент мы делали коллажи, так что на столе лежала куча всякого хлама, и Энгу пришла в голову гениальная идея приободрить меня с помощью эксперимента. Какого? Засунуть полную ложку чего-нибудь нам обоим в рот. Я выбрал песок, а он – блёстки. Да-да, само собой, мы проверили предварительно, что песок и блёстки не токсичны. Мы ж не полудурки! Задачей нашего исследования было выяснить, как долго мы сможем удерживать эти субстанции в полости рта, пока та не заполнится слюной и нам не придётся всё выплюнуть. Кто первый не сдержится – проиграл.

Мы только-только начали, когда Богиня решила подойти ко мне со своей фирменной еженедельной усмешкой. Но знаете что? Усмешки-то не было! Она просто улыбнулась, протянула мне руку и произнесла: «Вот. Ты обронил это».

Разве это не самая романтическая вещь, которую вам доводилось слышать? Я был так рад, что она вообще со мной заговорила, что даже не заметил, как она села на парту. Скосив на неё глаза, я попытался сказать что-то, но, поскольку во рту был песок, это было не так-то легко.

– Э, м-м-м, Лусы, – получилось у меня. – Гм. Шпашыба.

Я замолчал.

Она уставилась на меня.

Я почувствовал, что задыхаюсь.

Тогда-то я и проглотил небольшую часть слюнно-песочного коктейля (абсолютно тошнотворная штука, не рекомендую вам её). Я подавился, попробовал сплюнуть, запаниковал.

Что, если я задохнусь до смерти? Стоила ли любовь такой жертвы? Представьте надпись на моей могиле:

Здесь покоятся бренные останки Филипа Райта, который трагически погиб, наевшись песка, когда скрывался от женщины, которую любил

Я крепко сжимал зубы, но струйка слюны всё равно просочилась в уголке рта. И тут всё. Я не мог сдержаться. (Инстинкт самосохранения и желание вдохнуть определённо сильнее стремления выглядеть круто.) Я раскрыл рот, чтобы вдохнуть, но из-за этого подавился ещё раз, уже по-серьёзному, – и язык мой сам собой выбросил на волю покрытую слюной песчаную котлету. Прямо на ногу Люси.

Котлета эта была ну очень похожа на небольшую какашку. Люси, потрясённая, разглядывала её.

Я постарался что-то произнести, но с остатками песка во рту это было всё равно сложно. Удалось выдавить одно слово: «Брашты».

– Вот так всегда, – ответила она. – Я только хотела помочь.

Она поправила свои золотистые божественные локоны и надменной походкой удалилась.

Энг тем временем, умирая со смеху, выплёвывал блёстки на бумажное полотенце.

– Классный ход! – воскликнул он. – Так ей язык ещё никто не показывал! Ждо-о-о-о-орава!

– Бажалста, – пробубнил я, – у мена болный рот бешга, а Богына Лусы думат, я багажал ызык!

– Баклажан? Ты и правда бросил ей песочный баклажан! – не унимался Энг.

– Што ды за друг!

И теперь уже мы оба ржали как кони.

Только в этот момент я обратил внимание, что Люси оставила на столе передо мной. Мои очки. Она забрала их после драки, принесла мне, а я даже не сказал спасибо. Она уже вернулась к Холли и другим подружкам, которые носились вокруг неё будто стайка слабоумных сурикатов: ворковали, осматривали, иногда исподтишка бросали взгляд на меня, а затем резко отворачивались. Лицо Люси покраснело и выглядело угрожающе, а уж Холли, Вождь Сурикатов, зыркала на меня убийственно-злобно. Надо признать, сурикаты – очень верные создания. Это в них стоит ценить. Ох! Вот же я облажался-то. Единственный за всю жизнь шанс по-человечески поболтать с Богиней – а я поедаю песок, будто вышедший из-под контроля трёхлетка.

Вам это покажется невероятным, но день дальше стал ещё хуже. Следующим шагом в преисподнюю стали два урока английского.

И, к ещё большей моей «радости», миссис Грей категорически отказалась повторить те стихи, о которых она рассказывала неделю назад. Мы двинулись дальше к – вдумайтесь! – деловым письмам. Вот объясните: мне двенадцать лет, и я даже на какую-нибудь экскурсию на соседнюю улицу не могу поехать без бумаги с маминой подписью. Если вдруг мне нужно деловое письмо, это определённо к ней. Спорить и возмущаться я не люблю, так что я исправно переписал с доски все советы, и это было для меня серьёзной задачей – видеть что-то удавалось только половинкой очков. Мне приходилось закрывать один глаз, поскольку разбитая линза превращала мир в подобие калейдоскопа.

Но я не потерял надежды разобраться с этим стишком, поэтому внимательно оглядел кабинет в поисках каких-либо четверостиший о безответной любви или намёков на то, где они могут находиться. Безуспешно. Тут были только плакаты, растолковывающие, что такое метафора или как что-то там правильно пишется. И тогда я подумал: можно же спросить миссис Грей лично. Если гора не идёт к Магомету, то Магомет идёт к горе! Это метафора. Видите, я не зря трачу лучшие свои годы в школе.

Когда урок закончился и все сбежали, я задержался, чтобы поговорить с учительницей. Она вздохнула.

– Филип Райт заинтересовался поэзией! – воскликнула она, услышав мою просьбу. – С чего вдруг-то? С чего бы это?

Тогда я залепетал что-то о том, как я люблю стихи. Её это определённо не убедило.

– Иногда я даже сам пишу, – соврал я. – Когда никто не видит, – добавил я, чтобы звучало правдоподобнее.

– Филип! – улыбнулась миссис Грей. – Да ты тёмная лошадка!

Какая лошадка? А, пофиг. Просто дайте мне уже стих!

– Что ж, – в итоге произнесла учительница. – Так уж случилось, что у меня осталось несколько копий. Могу одну тебе отдать. Если уж тебя это вдохновит.

Она достала из стола внушительную стопку бумаг. Несомненно, она смешала поэзию с какими-то эссе на пять миллионов слов, которые пишут шестиклассники, так что я уточнил: «Только стихи, пожалуйста».

– Это они и есть, – пояснила она, странно взглянув на меня.

Быть не может. Я жаждал узнать что-то новое о безответной любви, а отнюдь не читать вот это всё.

– Мне будет любопытно узнать, что ты думаешь по поводу этих стихов, – добавила миссис Грей. – Они правда очень вдохновляющие. Приходи в следующую среду на большой перемене и приноси что-нибудь из своего. С удовольствием прочитаю!

Лицо её порозовело, и она с ухмылкой уставилась на меня, будто я какая-то головоломка. Интересно, может быть, она слегка не в себе?

Энг ждал меня под дверью класса.

– Я пишу стихи, – сказал он скулящим голосом, как бы имитировавшим мой, но на самом деле ничего подобного – я-то не скулю никогда. – Какой же ты тупица!

– Влюблённый в поэзию поэт-тупица, – подтвердил я. – И что мне теперь делать? Она хочет прочесть мои стихи. В среду.

– Лучше поскорее чего-нибудь накропать, – подытожил Энг.

И выглядел он при этом таким самодовольным, что мне захотелось его треснуть.

6. И поэзия безючая

Отбыв своё наказание, я пошёл домой кружным путём. Надо было подумать. Очки я оставил в школе, и идея врать маме по их поводу бесила меня не меньше, чем идея выложить всё как есть. Проще проигнорировать это.

Но стоило мне открыть дверь, как она уже была тут как тут, ждала. Опять.

– Мне надо в туалет, – с порога заявил я, не придумав ничего лучше.

– Это не подождёт? – ответила она. – Мне надо с тобой поговорить.

– Прости, мам, ты знаешь, как это бывает. Мне надо в туалет.

И я взбежал по лестнице.

В ванной я был в безопасности. Вот только сидеть там негде, кроме как на унитазе. Забавно, обычно ты и не думаешь о подобных вещах. Я опустил крышку и сел.

Первое, что я в тот день узнал: крышки для унитазов очень жёсткие. Удобно на них не расположиться никак. Я вздохнул и достал стихи миссис Грей из рюкзака, но сосредоточиться не получалось. Как-то глупо было рассиживаться тут в школьной форме, словно я человек с карнавала, попавший на нудистский пляж. Нашлось единственно верное решение: стянуть штаны с трусами, поднять крышку и устроиться как положено, на сидушке. Намного естественнее. Я вновь взялся за листы. Определённо, так лучше! Вот так я и обнаружил себя погружённым в поэзию, тогда как штаны мои болтались вокруг лодыжек.

Все эти дела с безответной любовью – жутко замороченные. И очень долгие. Семь страниц длиной, если быть точным. К сожалению, я и без очков могу читать прекрасно, и это было невыносимо. Всё, в чём я нуждался, так это в каких-нибудь «Простых советах для безответно влюблённых», желательно, чтобы советы были разбиты на короткие пункты. Но вместо этого я получил пространный и довольно бессвязный рассказ о давно умерших людях.

Всего там было три стихотворения. Первое – от парня по имени Китс[6]6
  Джон Китс (1795–1821) – знаменитый поэт-романтик, классик английской литературы.


[Закрыть]
, и называлось оно «Ода к соловью». Мне название не понравилось. Слушайте, ну птица же и не должна отвечать взаимностью человеку, нет? Впрочем, начальная строчка оказалась довольно многообещающей:

От боли сердце замереть готово, и разум – на пороге забытья…[7]7
  Перевод Евгения Витковского.


[Закрыть]

М-м-м, неплохо. Я бы только чуть поменял слова. Я поёрзал на унитазе.

От боли попа замереть готова, и бёдра – на пороге забытья…

Миссис Грей то и дело говорит нам искать параллели со своей жизнью в работах великих авторов. Думаю, мой подход её бы впечатлил.

Я прочитал стихотворение до конца, но оно с тем же успехом могло бы быть написанным на суахили: ни черта не понятно, о чём в нём речь. Поэтому я не стал разбираться со следующими семью четверостишиями, а раз их было всего восемь, то с Китсом на этом закончил. Следующий на очереди – Гилберт Кто-то-там или Кто-то-там Гилберт[8]8
  Сэр Уильям Швенк Гилберт (1836–1911) – английский драматург, поэт и иллюстратор.


[Закрыть]
. Точно не помню, потому что никаких упоминаний Люси в его опусе не обнаружилось, и я отбросил этого Гилберта в сторону. Шикарно – с двумя разобрались, остался последний.

Перевернув страницу, я сразу понял: Люси. Вот она.

Написал некто по фамилии Вордсворт. «Подходящее имя для поэта»[9]9
  Уильям Вордсворт (1770–1850) – английский поэт-романтик. В фамилии Вордсворта содержится слово «word», которое переводится как «слово».


[Закрыть]
, – подумал было я, но быстро разочаровался. Вы бы видели этот текст! Он длился и длился, страница за страницей. Я-то полагал, что вся фишка поэзии в том, чтобы уместить идею на одной страничке! Чувствуя себя обманутым, я всё-таки решил прочитать это стихотворение.

Какие тайны знает страсть!

Ух! Этот кусочек действительно обращался ко мне, потому что я и правда скрыл и от Люси, и от Энга, что однажды в столовой так засмотрелся на Богиню, что мангово-гранатовый смузи попал мне не в то горло, и чуть там же не умер.

Остаток стихотворения ко мне уже не обращался – или я просто не понял его послания. На сколько я смог разобраться, это была история о каком-то парне, который едет верхом мимо дома своей возлюбленной, окутанный лунным светом, и думает: «ОМГ! А что, если она, типа, померла?» Я уже решил было, что Вордсворт был малость недалёким: ну кто в здравом уме воображает, будто его девушка без видимой причины мертва? Но потом я наткнулся на вот эти строки:

 
Я на свиданье мчался к ней,
Со мной луна плыла[10]10
  Перевод Самуила Маршака.


[Закрыть]
.
 

Конечно, я не знаю тебя, Вордсворт, но вообще это чисто сталкерство. Если бы я пробрался к дому Люси лунной ночью и сновал бы у неё под окном, она бы, несомненно, вызвала полицию. И ещё одно. Вордсворту стоило бы поучиться строить предложения. Писал бы если задом наперёд я, убила бы меня учительница. И становилось только хуже: чем дальше я продвигался, тем меньше понимал. Мои ягодицы словно прилипли к сидушке и начали неметь, а ведь миссис Грей ещё меня расспросит об этом (о стихах, не о заднице), и… Помогите!

В этот момент зазвонил телефон. Энг. Представляете? Стоит только позвать на помощь – и она тут как тут!

– Да ты медиум, что ли? – воскликнул я.

– Почему это? – удивился он. – Тогда б я куда больше знал обо всём.

Он жевал какие-то печеньки. Хруст выдавал его с головой. Еда – любовь всей Энговой жизни. Я про это особо не говорил раньше, потому что вообще-то Энг беспокоится о своём весе и мне не хочется привлекать к теме лишнее внимание. Мне показалось, что мама стоит прямо за дверью, так что я понизил голос.

– Нужна твоя помощь, – прошептал я в трубку.

– Ты чего шепчешь? – спросил он.

– Потому что я сижу в туалете.

– Тьф-ф-фу! – простонал Энг. – Ты мешаешь мне есть.

– Энг, – взмолился я. – Ты должен мне помочь.

– Ты хочешь, чтобы я приехал и вызволил тебя из туалета?

– Бесючие стихи, – проговорил я, игнорируя его чавканье.

– И мне что с этим делать? – промямлил он сквозь печенье.

– Объяснить их.

– Я что, главный спец? Я ж не поэт.

– Ты был здесь, ну, то есть в школе, в тот день!

– И что? Я уже был здесь, когда появился на свет, но не помню об этом вообще ничего.

Спорить с подобной логикой бессмысленно, так что я и не стал спорить.

– Ты же говорил, что этот стих о Люси был хорошим, – я попробовал надавить на чувство вины.

– Не-а. Я сказал лишь, что он был о ком-то по имени Люси.

– Энг. Ты точно говорил, что там про безответную любовь.

– Да нет же. Я рассказал, что мы читали стихотворение о безответной любви, а потом ещё стихотворение о ком-то по имени Люси. Какое из них какое, не знаю. Было ещё третье, но о нём в моей памяти ни следа.

– Задница болит, – сказал я.

– Правда? По-моему, такой стих я бы точно запомнил.

Мне показалось, что Энг знает о поэзии не больше меня.

– Послушай. Приканчивай там своё печенье и сосредоточься. О чём было стихотворение про Люси?

– Да кто его знает.

– Напрягись! Это важно.

– Окей, – Энг громко сглотнул. – Я думаю, миссис Грей объясняла, что Вордсворт писал стих о природе любви или чего-то в этом духе. И он ещё с ума сходил по Люси, но она может быть вымыслом, он тупо её придумал как символ или чего-то такое.

Символ!

– Ты что, имеешь в виду, что её не существует? – В тот момент я потерял всякую веру в Вордсворта. Ну кто будет придумывать себе девушку, чтобы она была символом чего-то! В трубке снова раздалось жевание, Энг будто не осознавал всю важность ситуации, и мне хотелось его задушить. Может, он просто ничего не понял! – Чёрт возьми, Энг! – вскрикнул я. – Да помоги же мне!

Видимо, я и вправду громко выкрикнул эту фразу, потому что мама быстро поднялась по лестнице и принялась стучать в дверь. Я так испугался, что чуть не обмочился. Впрочем, проблемой бы это не было: я же сидел на унитазе – но всё-таки лучше держать свой мочевой пузырь под контролем, верно?

– Филип, у тебя всё в порядке? – спросила она через дверь. Голос у неё был встревоженный.

Ну серьёзно, а что со мной может произойти в туалете?

– Пусти меня, – проскрипела она.

Напоминаю: мне двенадцать, даже почти уже тринадцать. Помощь с унитазом мне определённо не нужна.

– Уйди! – прошипел я.

– Ну да, ну да, пошёл я нафиг, – обиделся Энг.

– Не ты, – пояснил я. – Она.

– Она? – взвизгнул мой друг. – Ты что там, с девчонкой?

– Заткнись, дурында! – ответил я на его визг.

– Не смей так со мной разговаривать! – завопила мама. – Выходи оттуда немедленно.

– Прости, я не имел в виду тебя!

Но она уже не слышала, потому что бежала обратно на первый этаж.

– Ну и вали! – заорал я.

– Опять. Меня достало, – сказал Энг, но не повесил трубку.

Мама заплакала. Сильно, со всхлипами.

– Я не для того тебя растила, чтоб ты со мной так разговаривал! – стенала она. – У меня такой стресс сейчас, мне нужна твоя помощь… (всхлип) …и любовь.

На этих словах она высморкалась. Звук был такой, словно кто-то убивал слона.

– Прости, – произнёс я. – Ты же знаешь, что я люблю тебя.

– Что?! – изумился Энг.

– Да не тебя, тупица, – ответил я.

– Кого это ты тупицей называешь?! – проревела мама.

Единственным выходом из ситуации было опустить голову в унитаз и нажать на смыв, но тут кто-то позвонил в дверь.

– Кто там? – испуганно спросила мама.

– Да как я знать-то могу? Ты разве не заметила, что я сижу в туалете?

Звонок повторился, и человек за дверью подёргал задвижку почтового ящика.

– Эге-гей! Кэти, пусти меня, – проворковала гостья. – Я с подарочками!

Это была Сьюзи, лучшая мамина подруга. Аллилуйя. Мама высморкалась ещё раз и пошла открывать.

Я приложил телефон к уху и сказал Энгу: «Уф, теперь наконец о Вордсворте…»

Но друг мой уже отключился.

7. Выпугиватель для волос

Как только я понял, что это Сьюзи, стало безопасно выйти. Она всегда поднимает маме настроение. Я пролетел по лестнице, а затем степенно зашёл в гостиную, старательно изображая человека, который не погружался только что в чтение стихов с голой задницей. Мама и Сьюзи замолчали, увидев меня.

– Как дела у моего любимого комика? – спросила Сьюзи.

– Как зовут человека, у которого над головой вьётся чайка? – с ходу отреагировал я.

– Кит, – ответила она. – Придумай что-нибудь получше!

– Окей, – я принял вызов. – А как зовут человека с бананами в обоих ушах?

– Ты уроки выучил? – прервала меня мама. Она всегда беспокоится об этом.

– Не, подожди, пока мама распакует подарки, – остановила меня Сьюзи.

– Подарки? – удивился я, словно никогда прежде не слышал такого слова.

– Подарки? – будто соревнуясь со мной в глупости вопроса, повторила мама.

– По-дар-ки, – Сьюзи сказала это так, как если бы она была переводчиком на национальной конференции тупиц. – Ну, знаете, такие приятные штуки, завёрнутые в бумагу, в честь особого случая. – С этими словами она передала маме свёрток. – Запоздалое поздравление с днём рождения! – и запела: – С днём рождения, наша Кэти, с днём рожденья тебя!

– Но он был месяц назад, – пробормотала мама.

– Ну и что? Меня-то не было. Открывай!

Мама сняла обёртку с подарка в форме бутылки, и внутри оказалась именно бутылка. Её любимый напиток. Мама заулыбалась. Старая добрая Сьюзи! Мама обожает подарки. Затем она достала из пакета продолговатую прямоугольную коробку, которая вполне могла бы содержать джойстик для моей приставки. Я ухмыльнулся, мама сделала то же самое – все следы жутких поросячьих глазок исчезли.

Сьюзи определённо постаралась в упаковывании, тщательно обматывая всё скотчем, так что маме пришлось использовать зубы. И вот она сидела перед нами, смеясь и вгрызаясь в подарки, счастливая, как бобёр, нашедший хорошенький пенёк, и впервые за целую неделю мне показалось, что всё стало как прежде. Нет, это не нормально для моей мамы – вгрызаться в вещи, я имею в виду, что она наконец-то перестала хоть на минутку быть такой серьёзной, а то, что её беспокоило, просто исчезло.

– Осторожнее! – сказала Сьюзи. – Я не собираюсь платить ещё и за лечение твоих зубов!

Мама снова засмеялась и смогла-таки разобраться с упаковкой. «Выпрямитель для волос!» – объявила она.

Не самый впечатляющий подарок на свете, вы наверняка согласитесь. Признаюсь, я был малость разочарован, но всё-таки продолжил улыбаться, ну просто для виду. И тем не менее мама должна быть довольна. Она давным-давно говорила, что хочет такую штуку купить.

Но вы знаете, что она сделала? Она разразилась слезами, выбежала из комнаты, взлетела по лестнице и заперлась в ванной.

Мы со Сьюзи переглянулись. До нас доносились всхлипывания.

– Почему бы тебе не прогуляться до Энга? – предложила Сьюзи.

И хотя моя мама в этот момент рыдала, как ребёнок, закрывшись в ванной комнате, я подумал: круто! Обычно из-за домашек я не хожу к Энгу в гости по будням.

Я пулей умчался из дома.

8. Га-Люси-нации

По пути к Энгу я позвонил ему и предупредил, что зайду.

– В будний вечер? – удивился он. – Твоя мама с ума сошла?

И как он догадался?

– Сделал ей приятное на день рождения, – соврал я. Мне не хотелось объяснять ему, что моя мама и правда немного не в себе и что она заперлась в туалете, потому что вдруг ни с того ни с сего у неё случился нервный срыв из-за какой-то фигни для волос. – Так я могу заглянуть к тебе или нет?

– Окей, – подтвердил Энг. – Только давай без стихов и признаний мне в любви. Хорошо?

– Замётано!

Пока убирал телефон в карман, я заметил краем глаза на углу девчонку в синем худи, и она была очень похожа на Люси. Вот правда, это был первый раз, когда я реально пожалел, что очки сломались. С тем, чтобы не видеть доску в школе, я как-то могу справиться, но тут я не могу даже поймать в фокус любовь всей моей жизни! Странно только то, что живёт она отнюдь не рядом со мной, да и она такая зубрила, что точно не выйдет из дома лишний раз иначе как в выходной. Объяснение может быть одно: я галлюцинирую. Га-Люси-нирую, точнее. Видите, что любовь с вами делает? Вы съезжаете с катушек.

И всё же привидевшаяся Люси была лучше, чем ничего, и поэтому я не смог удержаться от мыслей из серии «ах, если бы только она была моей!». Я присел у стены дома Энга, чтобы на какое-то время предаться этим размышлениям, и даже толком не заметил, как сочинил стихотворение о Люси. Думаю, вы согласитесь, что поэтизирование, вдохновлённое галлюцинацией девушки, которая даже не любит меня, выдаёт моё богатое воображение. И хотя мне удалось сочинить стишок, в животе засело противное чувство. Потому что, по правде говоря, я написал именно то, что хотел. Я понял, что нужно как можно скорее записать всё, иначе мимолётное виденье развеется, – и позвонил в дверь Энга.

Его мама приветствовала меня, легонько похлопав по макушке и ущипнув за щеку, словно я был какой-то помесью лабрадора и малыша, едва научившегося ходить. Несомненно, я был очарователен в тот момент, раз произвёл такой эффект. Мама Энга улыбнулась и произнесла что-то по-испански.

– Что она говорит? – спросил я Энга, войдя в комнату, где тот сидел перед компьютером.

– Donde hay amor, hay dolor, – ответил он, не поворачиваясь.

– По-английски, пожалуйста.

– Это испанская пословица, – объяснил мой друг. – Где есть любовь, там есть и боль.

– Ты ей сказал! – вскрикнул я.

– Сказал ей что? Я ничего такого и не знаю.

– О Люси.

– Ты сбрендил? – удивился Энг. – Мне незачем ей и рассказывать-то. У тебя всё на физиономии написано. Ты похож на большую несчастную собаку-ищейку.

– Ищейку, да? Мне казалось, скорее на милого лабрадора.

– На пуделя, – парировал Энг.

– Отстань! Никакой я не пудель.

И мы принялись издавать собачьи звуки, выть и гавкать, а ещё показывать всякие щенячьи трюки, пока я не вспомнил: я не пёс, а поэт, и необходимо срочно записать стихотворение, покуда оно ещё держится в памяти.

– Сядь, – сказал я.

Энг сел. Может, когда я вырасту, из меня получится неплохой собачий тренер.

– Печатай. – Эту просьбу он проигнорировал. – Быстрее, пока я не забыл!

– Я тебе не раб тут, – возмутился Энг и неподвижно уставился в монитор. Он может быть реально упрямым, когда хочет.

– У тебя в принтере есть бумага?

– М-м-м? – промычал он, рассматривая страницу какой-то девчонки в «Фейсбуке».

– Э-э-энг! – взмолился я. – Это вопрос жизни и смерти!

Он отвёл голову от компьютера и повернул ко мне. (У него был крутящийся стул, если вдруг вы вообразили себе странноватого испанского пацана с головой, вращающейся на 360 градусов с помощью специального шарнира в шее.)

– Чьих жизни и смерти? – поинтересовался он.

– Моих, – пояснил я и, прежде чем Энг отвернулся обратно к монитору, добавил: – Я сделал это. Я написал стихотворение для миссис Грей.

– Для миссис Грей! Ты теперь в неё влюблён?

– Нет, придурок. Оно о Люси, но для миссис Грей.

– Ты собираешься отдать училке поэму, посвящённую Люси? – Энг выглядел взволнованным. – Не кажется ли тебе, что она тебя поймёт неправильно?

– Ха-ха, смешно. Она думает, что я поэт, помнишь? Ну слушай, это займёт не больше минуты.

Энг простонал, но всё-таки склонился над клавиатурой.

– Ну я же просил, никаких стихов, но окей, так и быть, – пробубнил он.

Я откашлялся и гордо произнёс:

– Если бы она была моей.

Выдержал театральную паузу.

Энг снова повернулся ко мне:

– Это всё, что ли?

– Это, – ответил я презрительно, – заглавие.

И затем я прочитал всё стихотворение от первой до последней строчки. Энг стучал по клавишам, даже ни разу не хмыкнув и не прихрюкнув: говорил же вам, что получилось круто! Когда мой друг закончил, он распечатал копию, и мы оба внимательно рассмотрели готовый текст:

 
Если бы она была моей,
Мои глаза б горели сильней.
И я бы пел-напевал
И гордо-прегордо шагал.
Если бы она была моей,
Мне стало бы теплей.
Я бы без конца танцевал
И нищим в метро подавал.
Если бы она была моей,
Я бы в сомненьях не жил,
Подошёл бы и всё объяснил,
Если бы она была моей.
 

– Какое-то оно ну такое кривое, – заключил Энг.

– И вот так ты говоришь о моей душе, – возмутился я.

– И всё-таки, – продолжил он. – Разве стихи не должны быть странноватыми и не должны рассказывать буквально о том, чему они посвящены? И не следует ли использовать эти нелепые словечки вроде «томленье» и «ланиты»?

– Я же сочиняю стихи, а не путешествую во времени.

Энг протянул мне лист.

– Торопиться же не надо? Мне казалось, у тебя время до среды.

– Готов поспорить, ты и не хочешь вникать в детали, – парировал я.

– Рассказывай, ну. Ты же рвёшься всё вывалить.

Как он это понял? Я начал было думать, что Энг и правда немножко медиум.

– На следующей неделе у меня не будет времени, – признался я. – По-моему, у моей мамы психическое расстройство, так что через неделю я буду занят визитами к ней в сверхсекретную психолабораторию.

– Вау! А какие симптомы?

– Она печёт кексы и много плачет.

– Не может быть! Как и моя, – Энг выглядел восторженно.

Надо же, оказывается, он воспринял это всерьёз.

– Как думаешь, моя мама могла тоже сойти с ума? – спросил он.

Я немного пораскинул мозгами, а потом ответил:

– Твоя мама может быть сумасшедшей, но если это так, то она такая вообще всегда, потому что никаких изменений в её поведении в последнее время не было. Получается, она нормально-сумасшедшая, потому что это норма для неё.

– Нормально-сумасшедшая?

– Да, – подтвердил я, – тогда как моя мама обычно покупает выпечку в магазине и обычно же ржёт как гиена почти всё время. Поэтому все эти пекарско-плакательные дела реально ненормальны, и это значит, что она не в себе.

– Понял, – сказал Энг, и мне показалось, что он действительно понял, поскольку выглядел очень серьёзным. – Видимо, её придётся запереть в комнате, где нет доступа ни к каким пекарским принадлежностям, чтобы она ненароком не поранила себя лопаткой.

– О господи, – простонал я. – Атака лопаткой. Одно это может быть основой для уголовного дела!

– Преступление, – добавил Энг. – Особо тяжкое.

– И содержаться она должна в особо охраняемом месте, – продолжил я. – С охраной, собаками, колючей проволокой на случай, если она попытается сделать подкоп деревянной ложечкой, сбежать и испечь-таки пару пирожных.

– Или маффинов.

– Брауни.

– Оладьев, – это Энг произнёс уже со слезами на глазах.

И мы оба просто катались по полу, выкрикивая названия разных вкусностей – всех, какие только приходили нам в голову.

После этого я чувствовал себя намного лучше.

Однако по пути домой я снова увидел ту же самую га Люсинацию, и на этот раз она разговаривала с кем-то одетым в худи. И этот тип в худи был парнем. О чёрт! Моя собственная галлюцинация предавала меня.

Меня тут же охватило отчаяние. Правду говорят: любовь – это американские горки в плане эмоций. Вот только что ты весь такой улыбаешься, сочиняешь стихи, а в следующую секунду ты уже несчастен и мечтаешь избить галлюцинацию, которая болтает с твоей воображаемой девушкой. Это дико утомительно.

Не так я представлял себе любовь. Однажды, когда мы с мамой смотрели какой-то слезливый фильм о парнишке, которому его первая любовь помогла справиться со смертью собаки (часть про пса была ничего так), мама сказала мне: «Подожди, пока влюбишься. Это будет восхитительно». Ага, вот так она и разбирается во всём. Быть может, в стародавние времена, когда мама сама влюблялась, всё было по-другому. Девочки тогда заплетали косички, а мальчики носили им портфели от школы до дома. Что ж, в современном мире всё иначе. Опустим тот факт, что Люси ни в жизнь не подпустит меня к своим вещам; но знаете ли вы, сколько вообще весит сумка среднестатистического школьника в первой четверти XXI века? Если бы я попытался дотащить две такие сумки от школы до дома, я бы окончил день с сильным искривлением позвоночника и остался бы навеки горбатым парнем ростом метр с кепкой.

Вы уж мне поверьте: современная любовь – сущий ад.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2
  • 3.4 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации