Текст книги "Археология. В начале"

Процессуальная археология сосредоточена на культурных процессах и объяснении изменений культуры (Уилли – Wylie, 1988). Она также предполагает исключительно научную методологию при интерпретации археологических данных. «Процессуальные» археологи полагаются на научный метод при формулировании проверяемых гипотез и продолжение сбора новых данных для их проверки (Даннел – Dunnell, 1982; Флэннери – Flannery, 1968; Уотсон и другие – Watson and others, 1984; об археологии как науке и научном методе см. также главу 5). Процессуальный подход твердо основывается на истории культуры. И так должно быть, поскольку хронологические и пространственные основы изучения доисторических эпох исходят из описательных методов, разрабатывавшихся в течение многих поколений.

Различие между описательным и процессуальным подходом состоит в ориентации исследования. Сначала процессуальные археологи искали общие законы поведения человека в связи с взаимоотношениями между культурами и средой, экологической адаптацией и культурной эволюцией. Но большинство из этих законов носило настолько общий характер, что они не представляли ценности, в то время как сложность социальных явлений чрезвычайно затрудняет оценку других закономерностей методом тестирования гипотез (hypothesis testing). Дедуктивно-номологический подход с его упором на тестирования гипотез и идентификацию законов динамики культур, первоначально отстаиваемый Бинфордом, сейчас редко используется. Тем не менее проблемно-ориентированное исследование, хотя четко сформулированные вопросы исследования и его ясный план остаются составной частью археологического изыскания.

Другим важным аспектом процессуальной археологии является системно-экологический подход, при котором человеческие культуры рассматриваются как сложные агломераты таких компонентов, как технологии, стратегии существования, социальная организация, которые взаимодействуют друг с другом и с более глобальными системами окружающей среды, частью которых они сами и являются (Кларк – Clarke, 1968; Флэннери – Flannery, 1968; Уотсон и другие – Watson and others, 1984). Сюда входят три основные модели изменений культур: системные модели, которые основаны на теории общих систем (глава 6); экология культуры, вырабатывающая модели взаимодействия между культурами и окружающей средой (глава 2); полилинейная культурная эволюция, сводящая теорию систем и экологию культуры в один тесно связанный, очень гибкий путь познания и объяснения процессов развития культуры.

Преимуществом теории систем является то, что она освобождает ученых от чрезмерной оценки одного из агентов изменений культуры, таких как диффузия или миграция, давая им возможность сосредоточиться вместо этого на регулирующих механизмах и на взаимоотношениях между различными компонентами культурной системы, системой как таковой и окружающей средой. Системный подход столь же ценен для археологии, как общая концепция для изучения экологии (Gibbon, 1984).

Первоначально практики новой археологии считали, что процессуальная археология позволит исследовать все аспекты человеческой деятельности, включая такие нематериальные составляющие, как идеологические верования (Бинфорд и Бинфорд – Binford and Binford, 1968). Но очень скоро центр внимания сместился в сторону экологии и существования такой позиции, при которой некоторые «процессуалисты» стали отзываться об исследованиях нематериального как о недоступной «палеопсихологии» (Бинфорд – Binford, 1987). Однако процессуальные археологи провели много важных исследований экологических, технологических и экономических факторов, оказывающих влияние на человеческие сообщества (см. раздел «Практика археологии»).

Материалистический подход многих процессуальных археологов, которые, казалось, дегуманизировали прошлое в поисках закономерностей изменения культур, неизбежно вызвал реакцию его оппонентов. На поведение человека оказывают влияние и неэкономические, и неэкологические факторы, а также ограниченные физические возможности собственно человеческого тела и мозга. Итак, вместо того, чтобы сказать, что окружающая среда влияет на культурные изменения, можно утверждать, что она ограничивает поведение человека (Фиш и Ковалевски – Fish and Kowalevski, 1990). В конце 1970-х и в 1980-х все больше ученых стало размышлять о поведении и мировоззрении человека, то есть о развитии и выражении сознания, о религиях и взглядах на мир, о символизме и иконографии как о части более глобальной археологии.

Так возникла постпроцессуальная археология, порой экстремальный антидот своей предшественницы. В общих словах, это реакция против сравнительно безликого процессуального подхода, который придает особое значение культурным процессам и адаптации к окружающей среде групп и отдельных людей (Бинтклифф – Bintcliff, 1991, 1993; Эрл и Пресел – Earle and Preucel, 1987; Триггер – Trigger, 1989; Йоффи и Шеррэт – Yoffee and Sherratt, 1993). Определенный предшествующим направлением, термин постпроцессуальная археология фактически охватывает множество различных теоретических воззрений и точек зрения возможных методологий научного изыскания.

Некоторый энтузиазм, вызванный постпроцессуальной археологией, является как отражением изменений в западном обществе, так и формированием междисциплинарного поля, составленного из десятков дисциплин. В него входили часто увлекательно выраженные интеллектуальные разработки, шедшие параллельно «постмодернистским» школам в науке, литературе и антропологии (Ходдэр – Hodder, 1986; Шэнкс и Тили – Shanks and Tilley, 1987a, 1987b). Особенно важным аспектом некоторых постпроцессуальных воззрений является определение роли археологов в современном обществе и то, что археолог должен думать о том, какое действие могут оказать его или ее взгляды на прошлое (см. обсуждение критической археологии ниже). Также важными вопросами являлись индивидуалистические и феминистические аспекты, а также роль меньшинств, детей и других групп, либо слабо представленных, либо вообще не представленных во время предыдущих исследований (Фергюсон – Ferguson, 1992; Джеро и Конки – Gero and Conkey, 1991).

ПРАКТИКА АРХЕОЛОГИИ

ТЕСТИРОВАНИЕ ГИПОТЕЗЫ В ПОСЕЛЕНИИ БРОУКЕН КЕЙ ПУЭБЛО, АРИЗОНА

Процессуальная археология 1960-х годов революционизировала подходы к археологическим методам и теории. Практические последователи этой «новой археологии» испытывали большой оптимизм в отношении возможностей археологии сделать вклад в антропологию вообще. Они выступали в поддержку использования точных планов исследований, в которые входили статистические методы и жесткая научная проверка гипотез с использованием формальных научных методов. Хорошим примером применения методологии новой археологии могут быть раскопки Джеймса Хилла на памятнике Броукен Кей Пуэбло в штате Аризона (1968). Пуэбло – это скопление прямоугольных жилых помещений, прижатых друг к другу и образующих многокомнатные дома, характерные для народов анасази на юго-западе США. Броукен Кей представляет собой пуэбло из 95 каменных комнат, заселенное коренными американцами приблизительно с 1150 по 1280 год. Целью Хилла было объяснить распределение по группам культурных черт на памятнике с учетом доисторических моделей жилья.

Предварительные раскопки и очистка поверхностных уровней вскрыли большинство комнат. Поскольку пуэбло было достаточно большим, то полностью его раскопать было невозможно, поэтому Хилл раскопал случайно отобранные 46 комнат (рис. 3.5). В ходе раскопок он выделил три вида комнат. Они были точно и ясно описаны, отмечены переменные, данные были проанализированы с использованием хи-квадрат теста и точного критерия Фишера. К переменным Хилл отнес размеры комнат, типы кладок, размеры дверных проемов, а также наличие или отсутствие очагов, помещений для помола (mealing bins), вентиляции и дверных проемов. Он также учитывал количество комнат одного типа по отношению к другим. Аналогии с современными пуэбло народов Зуни и Хопи позволило Хиллу классифицировать комнаты в Броукен Кей как комнаты для жилья, хранилища и специальные комнаты для ритуалов (кива – kivas).

Рис. 3.5. Различные типы комнат в Броукен Кей Пуэбло. Закрашенные области представляют «большие комнаты»; заштрихованные – «маленькие», заштрихованные крестиком – «специальные комнаты. Пустые области не раскапывались. Джеймс Хилл выдвинул ряд проверяемых гипотез в отношении типов артефактов, которые могут быть найдены в разных комнатах

С учетом этого Хилл разработал 16 гипотез, предполагая, какие виды артефактов могут быть в комнатах различного типа. Далее эти гипотезы были протестированы в свете полученных археологических находок. Так, предполагалось, что в жилых комнатах будет больше тканей, в то время как в меньших комнатах и в ритуальных помещениях будет меньше артефактов и более узкого спектра, и они будут отражать тот вид деятельности, которым занимались в этих местах. Все это позволило Хиллу также сделать предположения о количестве семей, проживавших в поселении.

Четкая формулировка гипотез позволила Хиллу проверить сделанные аналогии, а также выдвинуть последующие гипотезы о том, почему некоторые предположения не были подтверждены археологическими находками. Например, факт, что в комнатах-кладовках не было обнаружено много неукрашенных горшков, позволяет предположить, что семь веков назад практика хранения немного отличалась от принятой в этнографически изученных пуэбло.

Хотя археологи теперь и используют различные теоретические и методологические подходы, но ясный план и предположения, выдвинутые во время интерпретации, сохраняют свою важность.

Несмотря на все непостоянство и разнообразные парадигмы, постпроцессуальная археология сделала три важных и позитивных шага (Ходдер – Hodder, 1999).

1. Значение более важно, чем материализм. Археологи не могут интерпретировать прошлое только с позиций экологических, технических или других сугубо материальных соображений. Культура интерактивна. Другими словами, люди – это актеры, которые творят, управляют и перестраивают мир, в котором живут.

2. Археологи должны критически рассматривать свою общественную ответственность, не ограничиваться рамками своей специальности и видеть более широкие цели и вопросы моральной и эмоциональной связи с прошлым в современном обществе.

3. Имеется ряд аспектов изучения древнего общества, которые ранее не рассматривались, среди них женский вопрос, проблема этнических меньшинств и неизвестных простых людей, часто называемых «людьми без истории». Другими словами, у прошлого много голосов (Ходдер – Hodder, 1999).

В конечном счете постпроцессуализм есть логическое совершенствование предыдущих теоретических подходов.

Можно сказать, что до некоторой степени только что обсуждавшиеся подходы к интерпретации прошлого и сегодня остаются с нами. Вместо того чтобы заменять друг друга, они продолжают существовать – в сегодняшней археологии есть мириады теоретических подходов. Культурно-историческую, процессуальную и постпроцессуальную археологию можно рассматривать как основные, всеобъемлющие парадигмы о том, как должно концептуализироваться прошлое, как оценивать археологические данные, каковыми должны быть цели археологического исследования. Рассматривать четко разграниченные школы было бы неверно, так как практически каждая из них часто берет что-то от другой (обсуждение принципиальных различий в новых пояснительных парадигмах см.: Бинтклифф – Bintcliff, 1991, 1993.)

Чтобы объяснить культуры прошлого, для концептуализации своей работы и моделирования социальных, политических и культурных систем ученые привлекают много других теорий и концепций. Многие из таких теорий относятся к философии и антропологии культуры, но в качестве источников также используются социология, политические науки, эволюционная биология и даже литературная критика. Эти меняющиеся перспективы помогают археологам концептуализировать и моделировать социальные системы прошлого. Хотя некоторые из них могут лучше подходить к процессуальным и постпроцессуальным взглядам на прошлое, но ни одна из них не может быть легко разбита на части. Например, процессуальная археология в большей степени может быть посвящена адаптации человека к среде обитания, а интерпретация идеологий, религий и мировосприятия в прошлом являются главными вопросами когнитивно-процессуального подхода (Флэннери и Маркус – Flannery and Marcus, 1993). А вопрос полов был в центре внимания как процессуальной археологии, так и постпроцессуальной (Хейс-Гилпин и Уитли – Hays-Gilpin and Whitley, 1998). Теоретических подходов к археологии много, среди них можно выделить следующие.

Эволюционные подходы являлись неотъемлемой частью археологии начиная с XIX века. В то время как теория однолинейной эволюции человеческих сообществ была отброшена (глава 2), концепция полилинейной культурной эволюции многогранно связана с современными археологическими исследованиями. Она полезна при концептуализации изменений в сообществах прошлого (см., в частности, Эрл – Earle, 1997).

Некоторые ученые следуют идеям эволюционных процессов при рассмотрении социальной и культурной адаптации и адаптации к окружающей среде. Археологи, придерживающиеся таких убеждений, считают, что естественный отбор ограничивает мысль и действия человека. Следовательно, то, как люди вели себя, может быть понято посредством понимания тех ограничений, что были наложены на разум человека в течение его длительной эволюции. С этой точки зрения естественный отбор произвел культуру путем «дарования» репродуктивных преимуществ ее носителям. Таким образом, мысль и действие были направлены естественным отбором по разным каналам, являвшимся адаптивными для возникновения Homo sapiens. Суть естественного отбора в том, что человек мыслит и действует определенным образом, и никак не другим. В результате проявилась тенденция к конформизму в мыслях и действиях среди разнообразных сообществ с самыми разными институциями и верованиями.

Экологические подходы особое внимание уделяют изучению древних сообществ в естественной среде обитания. Как мы видели при обсуждении экологии культуры, теория изменения культуры как процесса приспособления к среде возникла в середине XX века и сыграла важную роль при зарождении процессуальной археологии, которая изначально рассматривала культуру как экстрасоматическую адаптацию к внешней среде (Крамли – Crumley, 1994).

Марксистские взгляды, развившиеся из работ Фридриха Энгельса и Карла Маркса, давно и сильно влияют на археологические теории. Классические марксистские воззрения особо подчеркивают противоречия между экономическими отношениями (особенно между производством и обменом), классовые противоречия и неравенство как движущую силу социокультурной эволюции. Маркс и Энгельс рассматривали в качестве основной однолинейную эволюционную модель, выдвинутую Льюисом Генри Морганом (глава 2), применительно к эволюции древних сообществ. В своих собственных работах они детально разрабатывали теорию эволюции капитализма, социализма и коммунизма. Марксистские взгляды значительно повлияли на В. Гордона Чайлда, особенно те аспекты, которые затрагивали изменения в обществе при переходе к земледелию и усложнение социополитического устройства, на его понимание изменений общественного устройства (Триггер – Trigger, 1980).

Некоторые исследователи обращались к марксизму для обрамления своих дискуссий и выработки концепций. Многие теории были выдвинуты учеными-марксистами, такими как Антонио Грамши, Анри Лефевр и Клод Мелассо (МакГуайр – McGuire, 1992). Диалектический марксизм, к примеру, подчеркивает понимание взаимосвязанных отношений явлений внутри общества. Следовательно, существование, пол, класс и раса рассматриваются как неотъемлемые части всей социальной системы, а не как независимые конструкции. Марксистские теории и аналитические концепции были очень важны для археологов-историков, исследующих археологию капитализма и экспансию Европы в незападный мир (М. Джонсон – M. Johnson, 1993; Орсер – Orser, 1966). Другая часть марксистской археологии фокусируется на современных контекстах, в которых действуют археологи, и является частью критической археологии.

Критическая археология считает, что поскольку археологи являются актерами в современной культуре, то они должны активно влиять на общество (Шэнкс и Тили – Shanks and Tilley, 1987a, 1987b). Одним из экстремумов является марксистский взгляд на археологию, согласно которому все знание является классовым и поэтому археология формирует историю с классовыми целями (МакГуайр – McGuire,1992). Таким образом, реконструкции прошлого имеют социальную функцию, и, следовательно, археология не может быть нейтральной, объективной наукой. Обращаясь к критическому анализу, археология может исследовать отношения между реконструкцией прошлого и идеологией, которая помогла создать эту реконструкцию.

Критическая археология является процессом, при котором археологи становятся более критичными в отношении собственного места в развивающейся западной научной школе (Триггер – Trigger, 1984, 1989). Большая часть критической археологии сосредоточена на понимании. Другими словами, нас должны беспокоить культурные корни нашей работы.

Культурный материализм вырос из марксистских воззрений, но здесь подчеркивается роль существования и технологии существования как основного источника социокультурных явлений. В основе всех социокультурных явлений лежит инфраструктура, в которую входят средства существования и основные нужды, такие как пища, одежда и кров. Эти явления оказывают выборочное давление на остальные элементы общества, включая структуру семьи, разделение труда, классы, религию, науку, обычаи и идеологии (М. Хэррис – M. Harris, 1968, 1979, 1999). Хотя и другие культурные явления могут влиять на культурную эволюцию, факторы инфраструктуры рассматриваются здесь как намного более важные.

Культурный материализм особенно привлекателен для археологов, потому что в нем подчеркивается важность технологий и окружающей среды, как раз тех аспектов сообществ прошлого, которые хорошо сохраняются в археологическом материале и подвергаются оценке.

Теория мировых систем, разработанная социологом Эммануилом Валлерштайном (1974, 1979, 1980), утверждает, что социоэкономические различия между сообществами являются продуктом взаимозависимой всемирной экономики. Все сообщества размещаются по трем общим категориям: сердцевинные (core) сообщества – это мощные промышленные нации, доминирующие над другими регионами и нациями; полупериферические сообщества также индустриализованы, но у них нет мощи первых; периферические общества находятся вне сердцевины и никак не могут контролировать экономическую экспансию сердцевины. Взаимоотношения развитых и развивающихся стран в современном мире рассматриваются здесь в свете сердцевинно-периферических отношений.

Не удивительно, что теория мировых систем дала археологам-историкам, исследующим пересечение Европы с остальным миром, важную модель (ДеКорс – DeCorse, 2001a, 2001b). Хотя и археологи, изучающие докапиталистические общества, нашли много полезных для себя концепций, рассматривая отношения в старших и меньших «мировых системах», например социополитические усложнения в Месопотамии и Центральной Америке (Chase-Dunn and Hall, 1991).

С археологической точки зрения термин когнитивная археология охватывает широкий спектр поведенческих моделей человека, особенно религию и верования, а также развитие и выражение сознания человека. Иногда ее называют археологией разума.

Некоторые археологи исповедуют когнитивно-процессуальный подход с принципиально новой основой, чтобы сблизить старые и новые модели и методы. В этом подходе подчеркивается тщательная оценка данных, что характерно для процессуальной археологии. «Когнитивные процессуалисты» никогда не станут утверждать, что они знают, о чем думали люди прошлого, но они могут проникнуть в то, как они думали (Ренфрю – Renfrew, 1993a, 1993b; Скибо и другие – Scibo and others, 1995).

Структурные подходы рассматривают человеческие культуры как структуры символов, являющиеся кумулятивными порождениями человеческого разума. Другими словами, люди думают и упорядочивают свои миры посредством «основных, мощных и гибких символов» (Леон и другие – Leone and others, 1987). Целью структурного анализа является обнаружение этих универсальных принципов человеческого разума. Подобный подход ассоциируется, в частности, с французским антропологом Клодом Леви-Стросом. Это попытки добраться до сознательного и подсознательного мышления человека. Леви-Строс утверждал, что мышление основано на бинарных противоположностях (1966), то есть мы все делим на противоположные типы – горячее и холодное, сырое и приготовленное, природа и культура. Такие бинарные противоположности обнаруживаются в любом обществе, и их можно идентифицировать посредством анализа.

Когнитивно-нематериалистическая природа структурализма затрудняет его применение при рассмотрении материального, и, следовательно, структурализм применим ограниченно. Однако некоторые постпроцессуалисты в меньшей степени озабочены культурными универсалиями и больше внимания уделяют когнитивным структурам в отдельных обществах (Кирш и Залинс – Kirch and Sahlins, 1992). Археолог Иан Ходдер изучал нубийских земледельцев Судана и показал, что все аспекты их материальной культуры, включая похоронные обычаи, структуру поселений и стили артефактов, можно понять в контексте набора правил, которые увековечили их веру в «чистоту, ограниченность, деление на категории». Таким образом, нубийское общество является результатом структурированного символизированного поведения и обладает фундаментальной практичностью. Но еще у него есть своя логика, которая и генерировала материальную культуру, которую и изучают археологи.