Текст книги "Сны об Уэссексе. Фуга для темнеющего острова"

Глава седьмая

Хакман наклонился вперед, завел двигатель, и доска чуть не вылетела из-под ног. Он сдавленно вскрикнул от неожиданности, в последний момент поймал равновесие и выполнил широкий разворот на мелководье бухты. Потом отъехал подальше от берега и прибавил газу, чтобы испытать двигатель на скорость. Упасть он не боялся: бухта со всех сторон была укрыта от ветра: с одного бока крепость, с другого – лес на холме; вода глаже стекла.

Проезжая мимо пляжа, где он выбирал скиммеры, Хакман поискал взглядом Джулию, но та куда-то запропастилась. Он доехал до конца бухты и вновь повернул к берегу, на сей раз опробовав обычный для гонщика маневр: используя один лишь свой вес, развернулся на сто восемьдесят градусов по малой дуге радиусом не больше длины доски.

Уже увереннее подкатил к берегу и теперь увидал Джулию. Та плавала и, заметив его, помахала из воды рукой.

Старые навыки вспоминались легче, чем он думал, так что Хакман еще трижды прокатился по узкой бухте, с каждым разом все лучше закрепляя результат. Наконец он подъехал к Джулии и сбавил ход, позволяя двигателю затихнуть.

Та подплыла ближе. Мокрые волосы облепили ей лицо. Когда Джулия ухватилась руками за край скиммера, Хакман заметил, что девушка совсем голая.

– Ты бледнее даже наших туристов!

Засмеявшись, она плеснула в него водой.

– Я всю жизнь не вылезал из рабочего кабинета, – парировал Хакман, стараясь удержаться на скиммере, который девушка нарочно раскачивала.

– Слезай, поплаваем.

– Нет, я хочу испытать другую доску.

– Обойдешься!

Он с усмешкой завел двигатель и, отъехав чуть в сторонку, вдруг повернул обратно и обдал Джулию волной брызг. Она зафыркала, отплевываясь от воды.

Хакман же со смехом помчался на другой край бухты.

Джулия все еще плавала, когда через пять минут он спустил на воду второй скиммер. Лишь раз прокатившись туда-обратно, Хакман понял, что этот гораздо тяжелее и неповоротливее.

Джулия тем временем выбралась на отмель и стояла по пояс в воде, так что он подъехал ближе.

– Я возьму первый, – сообщил Хакман, стоя на доске и глядя на нее сверху вниз.

Она широко улыбнулась и вдруг с силой толкнула доску. Хакман неистово замахал руками и свалился в воду. Сориентировавшись, хоть и не сразу, он ринулся за Джулией, собираясь окунуть ее еще разок, но та ловко выскочила на берег.

– Ты же хотела искупаться, – напомнил он.

– Уже накупалась. Холодно. Лучше здесь подожду.

Она подобрала платье, небрежно валявшееся на песке, и им вытерлась. Хакман отвернулся и погреб на глубину. Плавать одному в зеленой бухте было не так интересно, как плескаться рядом с красивой голой женщиной. Перевернувшись на спину, он увидел, что Джулия, снова отложив платье в сторону, сидит на пляже, поджидая его.

Минут через пять Хакман выполз на берег, и Джулия бросила ему платье.

– Вот, можешь вытереться.

Он, промокнув лицо с шеей, сел рядом.

– На солнце высохну.

И растянулся на песке, остро ощущая близость обнаженной женщины.

– Отличные у вас скиммеры, – сказал Хакман, лишь бы думать о другом. Нельзя забывать, что в этой части Уэссекса нагота в порядке вещей, Джулия вовсе не пытается его соблазнить.

– Наверное.

– Кто их делает?

– Рабочие в той мастерской.

Интересно, она вообще сознает, какой эффект на него производит? Они обменивались пустыми фразами, чтобы друг друга не спугнуть. Или ему просто так кажется?.. Джулия лежала, опираясь на локти, и смотрела на темно-зеленую гавань. Хакман, стараясь не слишком откровенно пялиться, разглядывал ее тело и восхищался изящными формами и загорелой коричневой кожей.

Интересно, почему Джулия вообще осталась с ним на пляже? Если дело в продаже скиммера, то сделку давно можно было закрыть…

Одежда валялась горкой рядом, и он залез в карман пиджака, доставая сигареты.

– Куришь?

– Нет, спасибо.

Хакман откинулся на спину, выдыхая дым. Позади них на солнце пылала крепость, излучая древний жар и жизненную силу. А может, ему просто мерещится ее мощная аура? Он ведь поддался тому непонятному желанию, что снедало его в Лондоне, – и приехал в Мэйден-Касл. Однако по-прежнему не знает ответа, что привело его сюда, и ничего не делает, чтобы узнать – только лежит на пляже в тени крепостных стен и наслаждается отдыхом.

Джулия вдруг заерзала и беспокойно оглянулась на крепость.

– Это был твой приятель? – спросил наконец Хакман, нарушая тишину, которая длилась уже несколько минут. – Тот, из красильни?

– Грэг? Не то чтобы приятель…

– Ты его ждешь?

– Нет, просто… – Она вдруг села. – Мне не стоит сидеть вот так рядом с тобой.

– Хочешь одеться?

– Не в этом дело. Если Грэг… Если кто-нибудь будет идти мимо, то обязательно спросит, почему я здесь до сих пор торчу.

– Да? И почему же?

– Не знаю…

– Может, оформим продажу? – спросил Хакман. – Я взял деньги.

– Не надо. – Она выставила перед собой руку. – Потом. Пока останься, поболтаем еще.

Вот оно – подтверждение, что Джулия испытывает то же самое. Нечто неопределенное, что трудно выразить словами. Просто странное, беспричинное желание быть рядом, говорить, наладить более крепкую связь.

Хакман сказал:

– Когда я позавчера приехал в Дорчестер, мне показалось, что я тебя знаю. Понимаешь, о чем я?

Она кивнула.

– А я будто чувствовала, как тебя зовут. Дэвид Хакман… С таким же успехом можно было на лбу написать.

– Неужели? – усмехнулся он.

– Не то чтобы так прямо… И все же. Мы точно никогда не встречались?

– Вряд ли. Я в Уэссексе впервые.

– Я тоже живу здесь всего третий год.

Она принялась рассказывать о своем прошлом, спокойно, словно описывая череду обстоятельств, при которых их пути могли бы пересечься. Хакман внимательно слушал, хоть и без того знал, что прежде они не встречались: Джулия родилась на кооперативной ферме под Херефордом и жила там до трех лет. Никогда не бывала в Лондоне, никогда не выезжала дальше Малверна, где училась в школе.

Хакман задумался о своей жизни, впервые ощутив груз собственного возраста. Все-таки на пятнадцать лет старше Джулии… И рассказ об этих пятнадцати лишних годах занял бы гораздо больше времени, чем история всей ее жизни. Хотя, в общем-то, ничего особенного и не происходило: учеба, работа, женитьба, опять работа, развод, снова работа… Бесконечная череда кабинетов, департаментов, отчетов. Сорок лет – не так уж много, но гораздо больше, чем хотелось бы описывать Джулии.

– Тогда в чем дело? – спросила она. – Откуда я тебя знаю?

Девушка посмотрела ему прямо в глаза, и Хакману вдруг вспомнилось, как упорно Джулия отводила взгляд вчера возле магазина.

– Хорошо, что ты сам об этом заговорил. Думала, я одна такое чувствую.

– Тогда скажу еще вот что: меня к тебе влечет.

Большая муха с жужжанием летала у Джулии перед лицом, и та, не глядя, отмахнулась. Муха, ничуть не испуганная, села ей на ногу и, торопливо перебирая лапками, поползла выше. Джулия сбросила ее ладонью.

– Я сперва думала, что… Не знаю, как сказать, это трудно передать словами. Но вчера в магазине… Я никогда такого желания не испытывала.

– Джулия, ты очень привлекательная женщина.

– Дело ведь не только в моей привлекательности, да?

– Хотел бы я сказать, что только, – признался Хакман. – Потому что тогда было бы намного проще. Это тоже важно, да… но не только.

– Отдай мне платье, пожалуйста.

Он беспрекословно протянул ей платье, и Джулия накинула его через голову. Встала, расправляя подол, и вновь уселась рядом.

– Ты решила одеться, потому что мы заговорили о влечении? – спросил Хакман.

– Да.

– Тогда, думаю, мы друг друга понимаем.

Испытывая непреодолимое желание прикоснуться, Хакман хотел взять ее за руку, однако Джулия отпрянула.

– Джулия, кажется, нас с тобой что-то связывает. Наша встреча была неизбежна. Понимаешь, о чем я?

– Возможно.

– Я бы предпочел, чтобы ты ответила прямо.

– А я не уверена, что смогу, – сказала она.

Хакман бросил окурок в воду и тут же закурил новую сигарету.

– Наш разговор тебя чем-то оскорбляет?

– Нет, просто все очень сложно. Я понимаю, о чем ты, потому что и сама испытываю то же самое. С той минуты, как тебя увидела.

– Джулия, два года назад я спокойно работал в Лондоне, – и вдруг накатило дикое желание переехать в Уэссекс. Я был буквально одержим этой мыслью и не мог думать ни о чем другом. В конце концов я подал заявку на перевод в Дорчестер и вот попал сюда. Зачем? Сейчас, когда я с тобой разговариваю, мне кажется, все потому, что я должен был повстречать здесь кого-то вроде тебя. Хотя умом понимаю, что это полный бред.

Он замолчал, вспоминая, с каким волнением ждал в Лондоне перевода.

– Продолжай.

– Пожалуй, все. За исключением того, что теперь, когда я встретил тебя, все остальные причины для переезда кажутся надуманными и пустыми.

Джулия внезапно сказала:

– Мне это знакомо. Когда я впервые приехала в Мэйден-Касл, все остальное, что было со мной раньше, стало каким-то ненастоящим.

Хакман удивленно вскинул бровь:

– Словно ты все выдумала?

– Нет. Я помню родителей, и ферму, и учебу в школе. Но очень смутно.

– Ты с родителями с тех пор виделась?

– Вроде бы ездила к ним… не так давно. Не скажу точно когда.

– А на ферму вернуться не хочешь?

Джулия покачала головой:

– Это в любом случае невозможно.

– Почему?

– Потому что я принадлежу Мэйден-Каслу… – Она отвела взгляд. – Просто мое место теперь здесь. Не могу объяснить.

– А мое место теперь рядом с тобой, – сказал Хакман. – Тоже не могу этого объяснить. Но из Уэссекса я больше не уеду.

– Дэвид, чего ты хочешь?

– Тебя, Джулия… А еще – знать почему.

Глядя ему прямо в глаза, она спросила:

– А если бы тебе пришлось выбирать что-то одно – что бы ты выбрал?

И она снова отвела взгляд: совсем как тогда, в магазине.

Сверху раздался шорох, и Хакман поднял голову. На вершине ближайшего вала показался Грэг – он шел к ним. Джулия тоже его заметила.

– Ты придешь ко мне вечером в Дорчестер? – спросил Хакман.

– Нет, не могу. Я занята.

– Тогда приходи завтра.

Она покачала головой, глядя на Грэга, и добавила:

– Я все равно не знаю, где тебя искать.

Затем встала и смущенно разгладила подол платья.

– Хостел комиссии. Комната четырнадцать.

Грэг спрыгнул на песок и подошел ближе. Хакман повернулся к нему:

– Я возьму вон тот.

– Две тысячи долларов, – сказал Грэг. – И еще семь – за двигатель.

– Грэг, обычно мы торгуем по другой цене, – вмешалась Джулия.

Хакман посмотрел на нее и, догадавшись о подтексте, спросил:

– Так сколько?

Джулия, не поднимая головы, отряхивала платье от песка.

– Обычно мы берем шесть тысяч долларов за полный комплект.

Грэг промолчал.

– Годится. – Хакман поднял пиджак и полез за деньгами.

– Я сама привезу скиммер, – сказала Джулия. – Завтра к вечеру.

Пока Хакман отсчитывал Грэгу банкноты, Джулия стояла у кромки воды и глядела на узкое горлышко залива.

Глава восьмая

К обеду Тому Бенедикту стало совсем плохо, и Джулии пришлось едва ли не силой отвести старика в лазарет, выбросив Дэвида Хакмана из головы. Еще и Ханна с Марком, которым она обещала помочь сегодня с торговлей, наверняка ее заждались – пришлось оставить Тома в лазарете одного, а самой найти кого-нибудь, чтобы отправить в город записку.

Когда Джулия вернулась, Аллен уже осмотрел Тома, и старик лежал на койке в прохладной хижине с белоснежными стенами. Сквозь сон он узнал Джулию, но вскоре совсем отключился.

За здоровьем членов общины следили одни лишь волонтеры, и никакого медицинского оборудования у них, разумеется, не было. Лазарет представлял собой обычную длинную хижину с шестнадцатью кроватями, чистую и ухоженную, где могли пару дней подержать человека с каким-нибудь легким недомоганием. В крохотном шкафчике в дальнем углу хранились кое-какие медикаменты, однако с любым мало-мальски серьезным заболеванием надо было ехать в Дорчестер.

Джулия подошла к женщине, которая сегодня была за медсестру.

– Где Аллен? Что он сказал про Тома?

– Говорит, пусть пока отдохнет. Он вызвал врача из Дорчестера, к вечеру тот должен приехать.

– К вечеру? Так поздно?! А Аллен не сказал, что с Томом?

– Нет, не сказал. Джулия, Том совсем старый. Мало ли что могло обостриться с возрастом.

Едва сдерживая злость, Джулия подошла к кровати Тома и взяла его за руку. Костлявые пальцы были холодными, и на секунду стало жутко: не умер ли он, пока она бегала по деревне? Впрочем, грудь у старика едва заметно приподнималась. Джулия сунула руки под одеяло, пытаясь хоть немного его согреть.

В лазарете было холодно, потому что окна открывали нараспашку, и хотя ветер сегодня дул не так сильно, хижина стояла в тени и не нагревалась на солнце. Джулия убрала с лица старика редкие седые волосы. Лоб у него казался прохладным, не в испарине.

В жизни Джулии сейчас не было человека роднее Тома: и Грэг, и родители значили для нее гораздо меньше. Соединяло их со стариком не кровное родство и уж тем более не физическое влечение. Скорее они были близки по духу и понимали друг друга без слов.

Мало кто из двухсот человек общины мог хоть как-то повлиять на Джулию и изменить ход ее мыслей. Для нее они были бледными тенями, лишенными индивидуальности и запросто подчиняющимися чужой воле. К примеру, Аллен. Врач из него, несомненно, вышел неплохой: он легко справлялся с мелкими болячками и правильно диагностировал что-то серьезное. Но, казалось, он никогда не принимает важных решений, и если болезнь нельзя вылечить за пару дней комбинацией простейших препаратов, Аллен незамедлительно передавал пациента в больницу Дорчестера. Может, так оно и правильно… тем не менее он выглядел человеком безвольным и пустым.

И Грэг в чем-то – тоже. Хотя Джулия уже много месяцев делила с ним постель, а в самом начале отношений была даже немного влюблена, до сих пор она так и не увидела в нем что-то по-настоящему живое. Для нее он был либо рабочим из мастерской – причем почти незнакомым, – либо невнимательным и холодным мужчиной, который эгоистично использовал ее тело. В общине Грэга любили, и даже сама Джулия, если забыть про неуклюжесть в постели, считала его парнем забавным и легким в общении. Однако и в нем чувствовалась та же раздражающая безликость. Порой Джулии хотелось разораться или надавать ему пощечин – что угодно, лишь бы вызвать хоть какую-то реакцию.

Однако были и другие люди: как в общине, так и в Дорчестере или его окрестностях. Яркие личности.

Например, Нэйтан Уильямс, которого очень уважали; поговаривали даже, что он был среди основателей общины при Мэйден-Касле. Или женщина по имени Мэри, лепившая глиняные горшки. Или рыбак Род. Учительница Алисия. Опять-таки Том Бенедикт…

Иногда, стоя за прилавком в Дорчестере, Джулия глядела на проходящих мимо горожан и, как ни парадоксально, чувствовала с ними то же родство.

Сперва она думала, что у нее открывается какой-то экстрасенсорный дар, нечто вроде ясновидения. Может, она телепат? Впрочем, никакой другой мистики в ее жизни не наблюдалось. Просто она испытывала к некоторым людям эмпатическую близость – нечто вроде духовного узнавания.

Джулия старалась не обращать на это внимания, и постепенно оно сошло на нет, однако встреча с Дэвидом Хакманом всколыхнула былые тревоги и заставила вспомнить про это необъяснимое, но вполне себе реальное обстоятельство ее жизни. Хотя с Дэвидом было иначе: с ним она испытала сексуальное влечение, физическое желание, эмоциональное напряжение.

– Джулия, это ты?..

Том говорил очень тихо и глаз не открывал. Она легонько сжала под одеялом его пальцы.

– Я, Том, я. Не переживай. Сейчас приедет врач из Дорчестера.

– Не уходи…

Джулия огляделась. Они с Томом были в лазарете одни: летом жители общины болели редко. Никого, даже медсестры, не говоря уж про Аллена.

В окно она видела детей: те носились по улице и пронзительно орали друг другу: занятия в школе давно закончились, скоро стемнеет.

К детям Джулия тоже не испытывала особой привязанности, хоть легко находила с ними общий язык и потому старалась помочь учителям. Она считала малышню шумной, надоедливой, отнимающей слишком много сил и времени. В целом к детям она была скорее равнодушна и нейтрально воспринимала сам факт их существования. С тем же отстранением она вспоминала свое прошлое, а Дэвид Хакман, по его словам, – работу в Лондоне.

Недавно в селении родился ребенок, и Джулия видела мать с младенцем сразу после родов. Та, казалось, воплощала собой классический образ материнства. Женщина со спутанными волосами сидела на койке, укрытая теплой кофтой. В руках у нее кричал новорожденный: розовый, мокрый и очень маленький. Глаза матери, хоть и усталые, сияли от радости. Простыню под ней тщательно расправили, ни единой складочки. Зрелище идеальнее некуда: крепкая мать и здоровое дитя.

Джулия вообще не могла припомнить, чтобы в деревне происходили какие-нибудь неприятности. Да, порой случались эпидемии гриппа, дети подхватывали друг от друга корь и свинку… но никто не ломал ногу на ровном месте, не было никаких внезапных выкидышей и несчастных случаев. На юго-западе от селения находилось кладбище – однако те несколько покойников, что там лежали, ушли тихо, мирно и даже как будто незаметно для окружающих.

В общем, Джулия жила в тихом местечке, укрытом от всех опасностей, куда суровым реалиям жизни просто не было ходу.

И тут, словно наперекор ее мыслям, Том застонал. Голова у него заметалась по подушке.

Том был другим, Том был ей близок. Он всегда выделялся в толпе: как солист, а не участник хора… Эта аналогия частенько приходила Джулии в голову – словно подсказка, которая лишь запутывала еще сильнее…

До Дэвида Хакмана она ни с кем не обсуждала эту загадку. Ни с Нэйтаном, ни с Мэри, ни даже с Томом. А Дэвид Хакман вдруг сам об этом заговорил.

«Мы другие, – вот что он хотел ей сказать. – Мы другие, потому что мы с тобой похожи».

На пороге хижины появилась женщина с маленьким ребенком на руках. Она медленно подошла к Джулии, и та с тревогой обернулась:

– Врач приехал?

– Я же говорила, милая моя, ему только что позвонили. Он, наверное, будет еще не скоро – в Дорчестере ведь полно всяких иностранцев.

– Тогда найди, пожалуйста, Аллена, – попросила Джулия. – Тому очень плохо. Я не знаю, что делать.

Женщина шагнула ближе и ладонью потрогала лоб старика.

– Жара нет. Он просто спит.

– Пожалуйста, приведи Аллена! Я очень волнуюсь.

– Хорошо, пойду гляну, где он.

Ребенок у нее в руках смеялся и сучил ножками, задевая кровать и лежащего на ней старика. Женщина, не задумываясь, что пациенту может быть неудобно, перехватила младенца и неспешно пошла к выходу. Джулия чуть было не рявкнула, велев ей поторапливаться – она чувствовала, что Тому все хуже и хуже. Он метался на подушке, открывая глаза, но ничего перед собой не видел.

– Может, принести ему поесть? – У самого порога женщина опять застыла, вопросительно обернувшись.

– Нет! Приведи Аллена! Пожалуйста, скорее, ради Тома…

В этот миг пальцы старика вдруг выскользнули из ее руки. Все еще глядя на женщину, Джулия зашарила под одеялом, пытаясь их нащупать. Она в страхе посмотрела на кровать… И увидела совсем не то, что ожидала.

Койка была пуста.

Одеяло скомкано, на простынях – отпечаток старческого тела, но сам Том пропал.

Джулия всхлипнула и отшатнулась, громко заскрежетав стулом.

– Том! Господи боже, Том!..

– Что такое? – удивленно спросила женщина.

– Он исчез!

Не веря глазам, Джулия сорвала с кровати одеяло, словно старик мог в шутку спрятаться под ним, как маленький ребенок. Одеяло, зацепившись за стальное изголовье, упало на пол. На матрасе была вмятина.

– Джулия, ты что творишь? Не видишь, что ли, здесь никого нет!

Джулия вскарабкалась на кровать и заглянула по ту сторону – вдруг Том скатился на пол?.. Однако там было пусто.

Женщина, положив ребенка, подскочила к Джулии и схватила ее за руку.

– Если бы это ты днями напролет заправляла тут койки!..

– Том пропал! Он был здесь, только что! Я держала его за руку!

– О ком ты вообще говоришь? Никого здесь не было.

Джулии хотелось орать в голос. Однако она лишь молча указала на пустую койку, подтверждавшую ее слова.

Женщина подобрала с пола одеяло.

– Эти кровати застелили на всякий случай – вдруг кому станет плохо. А ты здесь почему? Заболела?

Она несла какой-то бред. Джулия медленно сползла с кровати и встала, пытаясь увязать в голове все, что произошло за последние пять минут.

– Том. Том Бенедикт! Ты же видела его… Он был здесь.

Женщина расправила ладонями простынь, словно уничтожая последние доказательства, что Том и правда здесь был. Отчаянным жестом Джулия схватила подушку – будто там спрятался тощий и мелкий старик. Женщина отняла подушку, взбила ее и положила обратно.

Джулия попятилась, глядя, как та перестилает постель. Ребенок лежал на соседней койке и пинал ножками спинку. В остальном хижина была пуста. Что вообще происходит?.. Том ведь не мог просто взять и исчезнуть с лица земли…

Ничего не понимая, Джулия затараторила:

– Ты же видела здесь Тома, правда?.. Он умирал! Ты еще потрогала у него лоб, сказала, что жара нет, и обещала привести Аллена!

Женщина удивленно вытаращила глаза:

– Аллена? Он в Дорчестере.

– Но ты видела Тома Бенедикта!

Женщина медленно покачала головой:

– Тома… Какого Тома? Как ты сказала – Бенедикта? Не помню такого…

– Ты его знаешь! Его все знают!

Женщина заправила одеяло под матрас, разгладила последние складки и выпрямилась.

– Прости, Джулия, я не понимаю, о чем ты говоришь. Я захожу, вижу, как ты швыряешь во все стороны подушки с простынями: что я, по-твоему, должна была подумать? Ты говоришь, кому-то из наших плохо?

Джулия набрала в грудь воздуха, чтобы повторить все с самого начала, и вдруг осознала, что женщина и впрямь не понимает, о чем речь. Лазарет выглядел безжизненным, почти стерильным, словно в него не заходили уже несколько дней; в общине давно никто не болел.

– Извини… Почудилось…

Она медленно вышла из хижины. Дети все еще играли, перекидывая друг другу мячик. Из толпы внезапно выскочил мальчишка, что-то крикнул. За ним побежал второй; вскоре они вернулись к игре. Вдалеке, на полях, над грядками горбились рабочие.

Женщина тоже вышла из лазарета, заперла дверь, с любопытством покосилась на Джулию и пошла по своим делам дальше.

А Джулия осталась, пытаясь понять, что, собственно, здесь происходит. Ей не хотелось покидать это место, словно Том мог выйти из-за угла, привычно хмыкнуть и признаться, что ее разыграли.

Она села на траву, не замечая никого вокруг, и громко расплакалась.

Потом, чуть позже, обошла здание – может, Том каким-то чудом мог незаметно ускользнуть?.. Однако оставшиеся обе двери были крепко заперты.

Вечером она подошла к Нэйтану Уильямсу:

– Ты не видел Тома?

– Тома? Какого Тома?

– Тома Бенедикта.

– Я такого не знаю.

Никто его не знал.

Потом Джулия нашла Аллена.

– Ты осматривал сегодня Тома?

– Джулия, я весь день был в Дорчестере. Ему что, не стало лучше? И… кто это вообще такой?

– Это Том… Том…

Джулия поняла, что не помнит его фамилии. Она сидела за столом с остальными членами общины, старалась думать о Томе… но к концу ужина забыла уже и имя.

В душе царила ужасная пустота: ее мучило чувство страшной тоски, словно она только что потеряла кого-то очень близкого.

Кто-то умер или уехал из общины. Вспомнить бы кто… Мужчина или женщина? Так странно…

К вечеру, когда Джулия легла в постель рядом с Грэгом, унялась и тоска, оставив за собой лишь смутную печаль.

Джулия крепко уснула, а когда утром Грэг опять ее разбудил, о вчерашнем вечере она не помнила вовсе. Печаль ушла; лежа под Грэгом, Джулия думала о Дэвиде Хакмане. И мысли о грядущей встрече так ее возбуждали, что старания Грэга в этот раз доставили удовольствие.