Текст книги "Тиски доктринерства"

Глава девятая

Двое мужчин молча шагали к тюрьме. Ночь опустилась с тропической внезапностью пока Уэнтик еще находился в лабиринте и воздух стал уже холодным.

Они подошли к зданию и Уэнтик проследовал за Эстаурдом по узкой лестнице в его кабинет, где тот проводил первые допросы.

Возле двери Эстаурд остановился.

– Хотите поесть, Элиас? – спросил он. – Я оставил для вас еду.

Уэнтик, которого уже начинал донимать голод, спросил:

– Где вы ее оставили?

– В кабинете.

Эстаурд распахнул дверь и придержал ее, давая войти Уэнтику, но сделал это неловко, загородив проход.

Уэнтик протиснулся внутрь между Эстаурдом и косяком дверного проема.

В помещении было темно, горела только низкая настольная лампа. Кружок ее света падал на жесткий деревянный стул сбоку от стола. В полумраке он разглядел несколько стоявших спиной к столу людей Эстаурда, облаченных в белые халаты.

Войдя следом за ним, Эстаурд мягко закрыл дверь и повернул ключ в замке.

Уэнтик повернулся лицом к Эстаурду, который стоял, заложив руки за спину. Его плечи, которые Уэнтик уже двадцать четыре часа видел опущенными, теперь распрямились. Серая униформа снова выглядела по-военному строгой, больше не напоминая неудобную и плохо пригнанную одежду.

Его снова окружала аура никуда не направленной угрозы, которая так сильно досаждала Уэнтику в первые дни пребывания в тюрьме.

– Садитесь, доктор Уэнтик, – тихо сказал Эстаурд, – мы с вами еще не закончили.

Уэнтик оглядел помещение. Картина напоминала ему сцену из плохого довоенного детективного фильма. После сложного зодческого совершенства лабиринта эта идея психологического запугивания, лишенная даже эффекта неожиданности, была просто смешной. Во всяком случае, Уэнтик уже устал от подобных игр. Зависимость настроения Эстаурда от окружающей обстановки и внешних обстоятельств становилась все очевиднее с каждым днем.

А вопрос о власти над Уэнтиком уже решен бесповоротно. Чтобы его запугать, необходимо что-то гораздо более серьезное, чем все это. Он решительно посмотрел в глаза Эстаурду.

– Не выйдет.

Уэнтик почувствовал рост напряженности внимания присутствовавших в помещении. Люди в белых халатах – труппа бессловесных статистов – смотрели на Эстаурда, словно ожидая инструкций.

Этот коротышка петушиной походкой прошествовал за свой рабочий стол и церемониально сел, словно присутствовавшие собрались, чтобы доставить ему удовольствие. Он открыл рот, но Уэнтик не позволил ему заговорить.

– Подите прочь! Все до одного!

Эстаурд вскочил на ноги.

– Останьтесь, где стоите!

Он бросил на Уэнтика свирепый взгляд.

– Сядьте! – заревел он, будто надеялся криком заменить отсутствие власти. Его лицо покрылось пятнами, которые были заметны даже при тусклом освещении настольной лампой.

Уэнтик спокойно направился к двери и повернул ключ, который Эстаурд по недосмотру оставил в замке. Он распахнул дверь.

Повернувшись к людям, он сказал твердым голосом:

– Не обращайте внимания на этого человека. У него нет над вами власти. Немедленно уходите.

Ближайший к Уэнтику Мужчина пожал плечами и сразу же вышел. Остальные посмотрели на Эстаурда, затем на Уэнтика и двинулись к двери.

Пока они проходили мимо него, Уэнтик вглядывался в лицо каждого и удивлялся, почему нет Масгроува.

Когда в коридор вышел последний, Уэнтик закрыл дверь, повернул в замке ключ, вынул его и положил в карман.

– Забудьте о них, Эстаурд, – сказал он. – Мы собирались поговорить нынче вечером, если помните.

Он пошарил по стене и нащупал выключатель. На потолке вспыхнули осветительные панели. Уэнтик снова оглядел помещение. В голову пришла мысль, что у него впервые нет подавляющего ощущения пребывания в этом кабинете в качестве заключенного.

Эстаурд прищурил глаза от яркого света.

– Я… я сожалею об этом, Элиас, – сказал он.

– Вы говорили, что у вас тут есть еда? – напомнил Уэнтик. Как ни странно, эта маленькая сцена оставила его равнодушным, а ощущение голода было по-прежнему острым.

Мужчина в сером мундире (который снова стал выглядеть просто мешковатой одеждой) выдвинул ящик письменного стола и достал накрытый салфеткой поднос. Он снял салфетку. Под ней была тарелка с тушеным мясом.

– Извольте, – сказал Эстаурд унылым голосом, потом поднялся из-за стола и выключил настольную лампу. Он стал ходить по комнате, иногда задевая повисшими словно плети руками мебель.

Уэнтик сел за стол и придвинул к себе тарелку. Пища была еще горячей; видимо ее приготовили перед самым его появлением в кабинете. Он окинул содержимое тарелки взглядом человека, который не прикасался к пище несколько недель, и к своему удивлению заметил, что на приготовление было затрачено немало труда. Пища была явно консервированной, однако к толстым кускам мяса добавили зеленый горошек, морковь и картофель. Он постарался зацепить вилкой как можно больше и стал жадно жевать.

Во время еды он с любопытством оглядывал помещение, видя его теперь глазами беспристрастного человека, как научился смотреть на все в этом здании. Кабинет был на удивление хорошо обставлен по сравнению со всеми остальными помещениями тюрьмы. Помимо письменного стола и двух стульев, в углу стоял высокий деревянный шкаф. Он был закрыт, но замок, которым запирались дверцы, висел на петлях открытым. Окно закрывала занавеска из какого-то мягкого коричневого материала. Вдоль стены позади рабочего места Эстаурда находилось несколько полок для хранения документов, а на стене висела фотография в рамке.

Уэнтик с интересом изучал ее.

На снимке было здание тюрьмы. Его сделали с той стороны, где сейчас стоял вертолет. В каждой сторожевой будке был часовой, но без оружия. Все будки венчались флагом. Перед тюрьмой, словно для парада, выстроились люди в форме. Их строй представлял собой правильный квадрат. Перед ними на возвышении стоял мужчина в форме, явно высокого звания; по бокам от него – адъютанты.

В предыдущие посещения этого кабинета фотографии на стене не было. Эстаурд должно быть прятал ее от него и теперь Уэнтик догадывался почему.

Снятая сцена очень напоминала ту, что он застал в момент своего появления в тюрьме, когда Эстаурд пытался муштровать людей, не подозревая, что за ним наблюдают. Несмотря на испытанное замешательство, которое внесло свой вклад в поспешное подчинение этому человеку, он понимал, что обрати он тогда внимание на это слабое место Эстаурда, допросов вообще могло не быть.

Внезапно Эстаурд нарушил ход его раздумий:

– Я сожалею об этом.

– Вы уже извинялись.

– Я помню. Но мне действительно жаль. В этом не было смысла.

Уэнтик обернулся, чтобы взглянуть на стоявшего у него за спиной мужчину. Тот глазел на голую стену.

– Чем вы руководствовались?

– У меня нет уверенности, – ответил Эстаурд. – Я полагал, что это должно снова сработать.

– Дознание?

– Да.

– Это не срабатывало и раньше.

Эстаурд быстро повернулся к нему.

– О нет, срабатывало.

Уэнтик занялся жарким и задумался. Чтобы добиться прогресса, ему надо знать мотивацию поведения Эстаурда получше. Он доел все дочиста и отодвинул в сторону бумажную тарелку.

– Я готов, – сказал он.

Эстаурд обошел вокруг стола и включил настольную лампу. Уэнтик вдруг догадался, что этот человек не мыслит себя без каких-нибудь приспособлений, словно центром всех его телодвижений должен быть конкретный предмет, где бы он ни находился. Отними его, и он становится беспомощным.

Свет лампы освещал теперь большую часть стола. Эстаурд сел, на его лице играли отсветы блестящей крышки стола, придавая ему очень необычное выражение.

– Что вы хотите знать?

– Все, – ответил Уэнтик, – во всех деталях.

– Я сам многого не знаю, – сказал Эстаурд голосом, в котором явно сквозил предостерегающий намек на невозможность говорить обо всем.

– Понимаю. Но мне хотелось бы знать все, что известно вам.

– Хорошо.

Уэнтик поднял левую руку и начал загибать пальцы.

– Во-первых, я хочу знать, на кого вы работаете. Во-вторых, зачем я оказался здесь и чьей властью. В третьих, что это за место и когда мы уберемся отсюда.

– Это все?

– На данный момент, да.

Эстаурд уперся ногами в перекладину под столом и откинулся на спинку, так что стул наклонился на рискованный угол. Уэнтик пристально наблюдал за ним. Важнее всего было для него выяснение позиций. Этот человек и Масгроув – почему они действовали именно так, как действовали? Ему уже доводилось видеть выполнение каждым из них какого-то рационального или логически обоснованного деяния, хотя поведение и одного и другого всегда отличалось крайней наивностью. Его беспокоила и еще одна вещь – отсутствие последовательности их действий; создавалось впечатление, что ни одно из них не подчинено какой-то определенной цели. И возможно самое неприятное обстоятельство – его собственные взаимоотношения с Эстаурдом, которые находятся в неустойчивом равновесии между агрессивностью и пассивностью.

Ожидая ответа Эстаурда (тот уставился на потолочную осветительную панель в смехотворной позе сосредоточенной работы мысли), он внезапно вспомнил одного подчиненного, прикомандированного к нему химической корпорацией, когда он начал работать в Штатах. Этот человек с момента знакомства буквально терроризировал Уэнтика пристрастием к нормам субординации пока, в конце концов, не пришлось отказаться от его услуг. Но и после этого манера поведения бывшего подчиненного оставалась до смешного подобострастной.

– Элиас, вы хотите, чтобы я рассказал вам то, о чем не могу говорить?

– Что вы имеете в виду?

– Я действую согласно приказам. Они были даны мне в письменном виде в запечатанном конверте. Я ознакомился с ними незадолго до нашей первой встречи.

– Вы говорили, что работаете на правительство. Вы состоите в армии?

– Нет.

– И все же носите униформу и распоряжаетесь людьми, которые наверняка действуют по вашим приказам.

– Это было частью того, чем я руководствовался. Я считал, что в форме я произведу на вас большее впечатление. Хотя вы можете называть меня гражданским служащим, административно мы подчиняемся Пентагону.

– Мы?

– Комитет. Я действую не сам по себе.

– Об этом я догадывался и сам.

Замечания Эстаурда не только не проясняли картину, но начинали еще больше сбивать Уэнтика с толку.

– Кто входит в этот комитет?

– Большинство его членов – работающие на правительство ученые, – сказал Эстаурд, – один или два генерала от сухопутной армии и ВВС. Все начиналось как военная операция, но затем правительство взяло дело в свои руки и центром стал Вашингтон.

– Продолжайте.

– Впервые все поверили в существование района Планальто, – снова заговорил Эстаурд, – примерно восемь месяцев назад. Небольшая сейсмологическая экспедиция прибыла сюда, чтобы установить автоматическое устройство непрерывного наблюдения. Вся экспедиция исчезла и с тех пор о ней ничего не было слышно. Прошло несколько недель и на ее поиски была отправлена вторая. Она тоже пропала. Общественности об этом не сообщалось, потому что в то время ходили слухи о действии в Бразилии коммунистических агентов. Затем был послан армейский вертолет. И он исчез без следа.

– Комплексный сбор информации стал настоятельной необходимостью. В район направили хорошо оснащенную изыскательную партию, которая ежечасно направляла рапорты на базу неподалеку от Порта-Велью. Трехнедельные поиски привели их к тому месту, которое теперь мы знаем, как район Планальто.

– Где мы сейчас находимся, – сказал Уэнтик.

Эстаурд кивнул.

– В то время не было известно, – продолжал он, – существуют ли какие-то внешние обстоятельства. Обнаружение громадной безлесной равнины в центре Мато-Гроссо было достаточно неожиданным. То факт, что она представляла собой правильный круг с точностью чуть ли не до сантиметра, – еще одна загадка. Немедленным заключением, между прочим, было признание, что это база оружия, секретно построенная какими-то зарубежными силами. Пока не попытаешься проникнуть в Мато-Гроссо, невозможно узнать, во что может вылиться создание на этой территории системы коммуникаций.

– Как бы там ни было, бразильское правительство не только торжественно клялось, что оно не знало о существовании этого района, но и уверяло, что приложить к его созданию руку было бы не по силам кому угодно.

– Сегодня нам известно, что Планальто поддерживается искусственно с помощью генератора какого-то поля смещения. Известно также, что это генератор направленного действия; он включает и выключает поле таким образом, что можно войти в район, перешагнув черту, но покинуть его тем же способом невозможно. Проводилось стробоскопическое исследование, которое показало, что поле пульсирует с частотой около ста колебаний в секунду.

– Масгроув говорил мне, что это искусственное сооружение, – заметил Уэнтик.

Эстаурд резко вскинул голову.

– Масгроув…?

– Меня привел сюда Масгроув. Неужели вы забыли, Эстаурд?

– Нет. Нет. Я был уверен, что он не сообщит вам так много. Вот и все.

Он сказал мне, что по его мнению ты не знаешь о существовании поля, подумал Уэнтик, поглядев на собеседника через стол и еще раз отметив про себя, как сильно изменился этот человек за непродолжительное время их знакомства.

Эстаурд вернулся к рассказу, – Дело было там, где я входил сюда. Тогда я состоял в штате одной из команд. Мы вели наблюдение за районом уже недели три, когда неожиданно увидели мужчину, бродившего внутри Планальто. Его перемещения были беспорядочными, словно он не был уверен в правильности направления или искал какой-то ориентир. Наконец он остановился в трех сотнях метров от нас. Мы двигались по периметру, чтобы быть все время напротив него. Он в течение нескольких часов поднимал вверх обрезки досок, которые приволок на место заранее. Казалось, он совершенно не осознает наше присутствие.

– Почему вы не привлекли его внимание? – спросил Уэнтик.

– Вы полагаете, мы не пытались? Мы кричали, мигали светом, даже палили из карабинов в воздух. Но звук по какой-то причине не проникал внутрь.

– Что было на досках?

Эстаурд выдвинул ящик стола, достал блокнот на спиральном держателе и положил его перед собой.

– Всего было семь надписей. Здесь записан текст каждой. На первой доске было: «Я рядовой первого класса Брэндер, армия США. Не знаю, где я и что со мной случилось». На второй день он написал: «Со мной здесь и другие люди, но я не могу сказать, где они сейчас. Я один уже шесть дней».

Уэнтик прервал чтение:

– Как он изготовил эти щиты?

Эстаурд пожал плечами.

– Обрезки валяются повсюду. Издалека можно было лишь разглядеть, что послания написаны краской на деревянной доске.

Уэнтик согласно кивнул.

Эстаурд опустил взгляд к блокноту и продолжил:

– Третий обрезок извещал: «Не пытайтесь последовать за мной. Я не могу сбежать отсюда». На четвертой: «Я вошел сюда где-то в этом месте. Если вы смогли прочитать, не следуйте моему примеру». Пятая: «Здесь есть человек, который сошел с ума. Я вижу кошмары каждую ночь. Двое покончили с собой».

Эстаурд сделал паузу.

– Когда этот мужчина делал надписи, он явно был в страхе и замешательстве, так что набросился бы на любого, кто войдет в район Планальто. И на то есть причина. У меня самого возникают буйные фантазии и ночью, и в дневное время. То же самое бывает со всеми моими людьми и, кажется, мы ничего не можем с этим поделать.

– Вы говорите, они возникают у каждого?

– Хотите сказать, что у вас их не бывает?

– Думаю, что нет. Около недели я видел удивительно живые сны и больше ничего.

– Мы так и думали. Масгроув обращал на это мое внимание.

– Что было на остальных обрезках? – напомнил Уэнтик.

– На шестом говорилось: «Это место может быть только где-то в будущем. Я видел странный самолет, кто-то другой нашел книгу. Сейчас я еще не сумасшедший». Последний гласил «Передайте мою любовь Энджи».

Эстаурд захлопнул блокнот и положил его обратно в ящик. Он поднял взгляд на Уэнтика.

– Вот и вся информация, которой располагал я или кто-то другой перед вашей доставкой в район Планальто.

Уэнтик встал. Получилось так, что во взаимоотношениях с Эстаурдом их роли окончательно поменялись. Этот процесс начался за день до того, как он бурно отреагировал на допросы, а закончился этим молчанием Эстаурда, который смотрел на него так, будто ждал решения.

Уэнтик подошел к окну и вгляделся в черноту ночи долины. Как часто сидел он в этом кабинете и вглядывался в горизонт, задаваясь вопросом, в какой ад его занесло и может ли быть чем-то близким к истине то, что говорил ему Масгроув. А сказал он, когда они вышли из джунглей и пересекли непостижимую, но безвозвратную разграничительную линию, по сути своей как раз то, что теперь поведал ему Эстаурд. Однако было существенное различие. Ранее он мог размышлять и действовать по собственной инициативе, а в полученной ныне информации было больше смысла.

Но перед ним лежала долина, темная и таинственная.

Эстаурд нарушил молчание:

– Вы задаетесь вопросом, каким образом я оказался втянутым в это дело.

– Отчасти и этим.

– Я бы хотел рассказать вам обо всем, что произошло с того момента и до настоящего времени. К несчастью, – и в голосе Эстаурда отразился настрой его мыслей, – я был подвергнут интенсивной перекрестной проверке по поводу всего, что видел, как и остальные люди. Фотографии, сделанные нами в то время, показания под присягой обо всем, что видели и что произошло, когда этот самолет приземлился неподалеку… после этого все переменилось.

– Я стал настоящим заложником правительства; это называется крышей безопасности. Жена воспользовалась этим предлогом и оставила меня. Я был направлен в одно из армейских подразделений в Западной Германии, затем на Филиппины. Между тем занимавшийся этим правительственный департамент реорганизовали, исследование рассекретили и достали из архива. Был образован подкомитет для его проведения. Хотя материалы экспедиции представляли большой интерес, этот подкомитет занимался одновременно и другими программами.

– Тогда-то мне и попался отчет о вашей работе. Я обсудил его материалы с подкомитетом, получил бюджетные ассигнования с ограничением срока представления результатов и правом оторвать вас от того, чем вы занимались.

Уэнтик стоял спиной к окну и смотрел на этого щуплого мужчину за столом. Он представлял административную мощь правительства, цепочка ответственности все еще связывала его с Вашингтоном, где заседал какой-то подкомитет, истоки появления которого давно забыты, а внимание вероятнее всего направлено теперь совсем на другое. И все же эта административная система дала Эстаурду власть добраться до него и притащить сюда.

Да и как бы там ни было, какого черта они связали его работу со всем этим?

– Мне все это кажется недоразумением, – сказал он. – Вы упомянули мою работу, как нечто такое, откуда можно почерпнуть полное объяснение.

– Но разве это не так?

– Не понимаю, почему это должно быть так.

– Вы опубликовали статью о химических реакциях в мозге?

– Да.

– И высказали предположение, что нормальную работу мозга можно искусственно видоизменять, постоянно или временно, с помощью наркотиков?

– Это было еще в то время, когда я работал на Дженикс Корпорейшен в Миннеаполисе. Благодаря этой статье я получил правительственную субсидию на исследование и был направлен в Антарктику, – сказал Уэнтик.

– И здесь, – добавил Эстаурд, – вы тоже благодаря ей. Мне кажется, что если все, о чем сообщал Брэндер, именно так и было, каким бы невероятным это ни выглядело, большей части физической таинственности этого района можно найти объяснение. Вместе с результатами стробоскопических проверок есть достаточно указаний, что район Планальто – это участок поверхности земли, каким-то образом искусственно смещенный в будущее. Или, что более вероятно, мы находимся на участке земли из будущего, существующей в настоящем.

– Если это так, то будущее каждой своей частицей должно быть столь же реальным, как и наше настоящее. И должен быть выход, однако очень неблизкий, из того, что теперь происходит.

Уэнтик прервал его:

– Нечто подобное говорил и Масгроув.

– Да. Но разница состоит в том, что Масгроув ничего не знает о ментальных изменениях, которые возникают, когда проникаешь в этот район. Это моя догадка и я никому не говорил о ней, кроме вас. На эту мысль меня натолкнул Брэндер, который дважды упоминал умопомешательство. Это озадачивало меня, пока я не прочитал о вашей работе.

– До этого момента я не мог дать лучшего объяснения, чем любой из других очевидцев. Но ваша работа оказалась недостающим звеном. Я внезапно сообразил, что если несколько человек одновременно превращаются в шизофреников, то вероятнее всего надо искать какое-то внешнее по отношению к ним объяснение.

– Какое-то химическое вещество или наркотик? – подсказал Уэнтик.

– Да. Совершенно точно. Как раз то, над чем вы работали в Антарктике.

Уэнтик подошел к столу и крепко вцепился в его кромку. Он наклонился и приблизил лицо к лицу Эстаурда.

– Прекрасно, – сурово произнес он. – Вы и я здесь, и еще дюжина людей. Ни один из нас не может вернуться. Вы знали, что это произойдет?

Эстаурд сокрушенно покачал головой.

– Нет Элиас.

Он поднялся и направился к двери. Потом вернулся и посмотрел не Уэнтика. Что-то в выражении его лица напомнило Уэнтику заключительные стадии дознания на лугу. Ощущение поражения на глазах меняло его осанку, словно сдирая толстые слои плоти.

– Пожалуйста, не могли бы вы открыть дверь? – сказал он.

Уэнтик вынул из кармана ключ и исполнил просьбу.

Эстаурд шагнул в коридор.

– Подождите здесь, – сказал он, – я принесу вам карты.

Эстаурд исчез в коротком коридоре и Уэнтик вернулся к столу. Он сел, снова ощущая всю тяжесть безысходности ситуации, в которой оказался. В действительности нынче вечером для него стало очевидным только одно: Эстаурд и другие периодически лишаются здравомыслия. Он задумался о первом дне своего появления в этом районе, когда Масгроув неистовствовал возле мельницы… Теперь этому было хотя бы частичное объяснение. Можно объяснить и общий характер поведения других людей, прибегнув к терминологии описания иррациональной непоследовательности действий.

Теперь он лучше понимал и Эстаурда. Перед ним был классический пример потенциально преступного образа мышления, начинающий параноик, способный на любое иррациональное деяние.

Но почему он сам невосприимчив к этому воздействию района?

В голову приходила лишь мысль о нескольких мизерных дозах принятого на станции наркотика. Только этим он мог объяснить сопротивляемость своего организма. Но Эстаурд именно это и предполагает: каким-то образом атмосфера этого места из будущего насыщена наркотиком, который создал Уэнтик.

Что же произошло? Его работа финансировалась непосредственно правительством в мирных целях и, насколько ему известно, не предполагалось применение ее результатов в военных целях. Но была ли возможность какого-то хитроумного варианта использования его наркотика в качестве оружия?

Уэнтик тряхнул головой и встал из-за стола. Он снова подошел к окну.

Кто-то включил несколько прожекторов и потоки света заливали пространство перед тюрьмой. В этом сиянии прекрасно был виден темно-зеленый вертолет. В его кабине мелькала человеческая фигура.

Человек направился к люку и спрыгнул на землю. Это был Эстаурд, он нес что-то похожее на канистру.

Что этот псих затеял, недоумевал Уэнтик.

Он отошел к столу и остался стоять, облокотившись о его край. Через минуту в кабинете появился Эстаурд с канистрой и карабином в руках.

– Порядок, доктор Уэнтик. Возьмите канистру, – сказал он.

– Что вы делаете, Эстаурд? Не старайтесь выглядеть еще более смешным.

– Это мое дело. Берите канистру!

Уэнтик шагнул ему навстречу и Эстаурд немного отступил. Резко вырвать у него карабин возможности не было. Уэнтик наклонился и поднял канистру. Она оказалась тяжелой, почти до горлышка наполненной авиационным бензином.

– Теперь марш на лестницу.

Эстаурд повел концом дула карабина в сторону коридора и Уэнтик вышел за дверь.

Двое мужчин медленно прошли по тюрьме тем же путем, что привел их в кабинет часом раньше, когда Уэнтик выбрался из лачуги. По указанию Эстаурда Уэнтик шел к заднему входу в тюрьму. Им никто не встретился.

Возле легкой деревянной двери он остановился. Эстаурд ткнул его карабином в спину.

– Выходите, доктор Уэнтик!

Эстаурд последовал за ним и они вышли на луг. Была кромешная тьма. Небо затянуто ровным слоем плотной облачности.

Уэнтик вспомнил о фонарике в кармане и мучился сомнениями, сможет ли он выхватить его в темноте и свалить с ног Эстаурда. Не успел он собраться с мыслями, как оказался в луче окружившего его света. Его конвоир тоже позаботился о фонарике.

Эстаурд указал направление лучом света.

– Туда!

Двое мужчин вышли на простор погруженной во тьму долины.