Текст книги "Миссия Бога"

Великое поручение предполагает повеление, заповедь. Отдать такое повеление мог лишь некто, обладающий авторитетом. Эту и другие миссионерские заповеди мы находим в Библии, а значит, наше участие в миссионерском служении – плод признания авторитетности Писания, Божьего Слова. Это проясняет одно из различий, упомянутых мною в первой главе.

Библейское обоснование миссионерства, исходя из авторитетности Писания, включает в себя отрывки, содержащие миссионерское поручение.

Миссиональная библейская герменевтика, в свою очередь, исследует природу самого авторитета Писания по отношению к миссии. Помогает ли миссиональный подход к чтению Библии определить то, что мы называем ее авторитетностью?

Авторитетность как заповедь

Нет возможности представить на этих страницах всю полноту христианского учения об авторитетности Священного Писания. Но один из его аспектов имеет для нас особое значение. Говоря об авторитетности Библии, многие подсознательно ассоциируют ее с понятием военного авторитета. Именно он дает офицеру право отдавать приказы. А приказы должны выполняться. Библия – авторитет для христианина. Она отдает приказы, напоминая нам, что делать, и чего избегать. Таким образом, авторитетность предполагает приказ с одной стороны и послушание – с другой.

В миссионерских кругах Великое поручение нередко окружено подобными военными метафорами. Считается, например, что это приказ о выступлении для церкви. В подтверждение приводится целый ряд других образов-метафор: боевые действия, мобилизация, новобранцы, стратегии, цели, кампании, крестовые походы, передовая, укрепления, миссионерские «силы» (т. е. сотрудники). Язык авторитета легко превращается в язык миссии, причем активным связующим звеном служат военные аналогии.

Однако даже если мы настаиваем на своем признании авторитетности Писания, ассоциация авторитета, главным образом, с военными приказами не соответствует значительной части содержания Библии. Разумеется, в Писании немало заповедей, и псалмопевцы считают это знаком Божьей милости и благодати (напр., Пс. 18; 118). Мы должны ценить Божьи заповеди за свет, водительство, уверенность, радость и свободу, которые они несут с собой и в себе (это всего лишь некоторые из упомянутых псалмопевцами благословений). И все же заповеди не составляют основную часть Библии, где нет приказов, обращенных к ее первым читателям или к последующим поколениям, включая и нас самих.

Гораздо больше места в Библии отведено повествованию, поэзии, пророчествам, песням, плачам, видениям, посланиям и т. п. Какого рода авторитетом обладают эти литературные формы? Может ли стихотворение, история или письмо, адресованное одним человеком другому, указать мне, что я должен или не должен делать? И разве для этого они предназначены? Еще важнее в свете содержания этой книги понять, какова связь между такого рода книгами и миссией, если миссионерство рассматривается, прежде всего, как послушание приказам? Осмелюсь предположить, что, прочно увязав свое понимание миссии с одной (без сомнения, чрезвычайно важной) заповедью Иисуса, мы с трудом можем проследить взаимосвязь между миссией и остальным Писанием, если в нем не преобладает командный тон и глаголы в повелительном наклонении. Такие тексты не обладают для нас миссиональной авторитетностью, поскольку мы привыкли отождествлять авторитет с приказами.

Авторитетность и реальная действительность

Необходимо расширить наше понимание слова авторитет. В своей великолепной апологии евангелической библейской этики под названием «Воскресение и нравственный порядок» Оливер О'Донован говорит, что авторитетность – один из аспектов реальной действительности, представляющий собой значимое и достаточное основание для того или иного действия. Сотворенный порядок вещей, в силу своей объективной реальности, сам образует авторитетную структуру, в рамках которой у нас есть свобода действия (как разрешение действовать, так и целый ряд возможностей).[34]34
  Oliver O'Donovan, Resurrection and Moral Order: An Outline for Evangelical Ethics (Leicester, U. K.: InterVarsity Press, 1986). Я уже писал подробнее об идеях О'Донована в связи с вопросом об авторитетности Писания в век исторического и культурного релятивизма в следующей работе: Christopher J. H. Wright, Walking in the Ways of the Lord: The Ethical Authority of the Old Testament (Downers Grove, Ill.: InterVarsity Press, 1995), chap. 2. Дальнейшее развитие применительно к ветхозаветной этике эта тема получила в работе: Christopher J. H. Wright, Old Testament Ethics for the People of God (Downers Grove, Ill.: InterVarsity Press, 2004).


[Закрыть] Авторитет предполагает не только набор указаний, но и разрешение что-либо предпринять. Авторитет наделяет человека полномочиями, дает свободу действия в определенных пределах. Так мое водительское удостоверение и выданная епископом лицензия рукоположенного пресвитера англиканской церкви, хотя и обладают авторитетом, не указывают мне каждый день, по какой дороге ехать и какое служение совершать. Эти документы наделяют меня авторитетом делать собственный выбор, предлагая мне свободу и полномочия ехать, где мне захочется, или проповедовать, крестить и т. д. В этих контекстах я обладаю авторитетом и свободой, хотя по-прежнему подчинен авторитетным реалиям, стоящим за документами (правилам дорожного движения и церковному канону).

Итак, авторитет – это логическое условие реальности, источник и граница свободы. По утверждению О'Донована, сотворенный порядок вещей, будучи основополагающей реалией нашего существования, одновременно является и авторитетной структурой. По обе ее стороны у нас есть свобода действий. Но этой свободе приходит конец, как только мы пытаемся на всей скорости преодолеть препятствие. Авторитет срабатывает быстро и четко. Сила притяжения – как часть материальной вселенной – неотъемлемое условие ее существования. Человеку, если он соблюдает ее законы, она дает широкую свободу действий на поверхности и над поверхностью земли. Но та же сила и ограничивает эту свободу. Я могу добровольно шагнуть со скалы, и сила притяжения позаботится о том, что это будет моим последним свободным выбором. Реальность не обмануть. В основе авторитетности законов природы лежит реальность самой природы. Вселенная существует, и у нас нет возможности делать вид, что это не так.

Но как все это помогает нам осмыслить авторитетность Писания? Авторитетность Библии заключается в том, что благодаря Слову Божьему мы соприкасаемся с реальной действительностью – прежде всего, с реальностью самого Бога, чей авторитет господствует над всем его творением. Более того, Библия сталкивает нас с несколькими взаимосвязанными реальностями, каждая из которых обладает своим собственным авторитетом. Читая и познавая Библию, мы неизменно взаимодействуем с реальностью. Это, в свою очередь, дает и ограничивает нашу свободу действий в мире. И в этом случае особенно важно то, что эти реалии наделяют нас авторитетом для осуществления миссии. Они придают нашей миссии достоинство, ценность, делая ее необходимой и даже неизбежной. Свою авторитетность наша миссия черпает в Библии, потому что именно там открывается реальность, лежащая в основании миссии.

Я имею в виду три реальности, которые впервые встречаются в Ветхом Завете, а позже находят подтверждение в Новом. В библейских писаниях мы сталкиваемся с реальностью этого Бога, этой истории и этого народа.

Реальность этого Бога. С каждым днем становится все важнее в любом разговоре о Боге уточнять, о ком именно идет речь. Бог – это всего лишь односложное существительное, которое первоначально, как правило, употреблялось во множественном числе – боги, стандартный термин, обозначавший многочисленные племенные божества. Библия открывает для нас вполне конкретного Бога, у которого есть имя и жизнеописание.

Он известен нам как Яхве, Святой Израилев, а также под многими другими именами. Этого Бога Иисус называл Авва. Этому Богу поклоняются иудеи, называя его Господом Всемогущим, и христиане, знающие его как Отца, Сына и Святого Духа. И в этом Боге нет ничего стандартного.

Хотя Библия не раз указывает, что о Боге можно многое узнать из окружающего нас мира, созданного им, главным образом, наше познание Бога происходит через библейский канон обоих канонов. Яхве не только Бог «Святый», «живущий среди славословий Израиля» (Пс. 21, 4). Мы узнаем о нем из рассказов и писаний израильтян.[35]35
  Совершенно очевидно, что здесь я в долгу перед Дейлом Патриком и его удивительной историей: Dale Patrick, The Rendering of God in the Old Testament, Overtures to Biblical Theology (Philadelphia: Fortress Press, 1981).


[Закрыть] О реальности Яхве свидетельствуют книги Ветхого Завета. Писание несет в себе его авторитет, потому что только в нем нам доступна реальность Яхве.

Ветхий Завет воспроизводит для нас и личность, и характер Бога. Основная мысль заключается в следующем: если Яхве, явленный нам в этих текстах, действительно Бог, то эта реальность (точнее, его реальность) авторитетно указывает, какой отклик с нашей стороны можно считать правильным, достойным и, более того, необходимым. Речь идет не только о поклонении, но и о соблюдении определенных этических принципов, соответствующих характеру и воле самого Бога, а также о миссии, благодаря которой моя жизнь вливается в великое повествование о Божьем замысле для всех народов и всего творения. Миссия исходит из реальности этого, библейского, Бога. Иными словами, реальность этого Бога наделяет нас авторитетом для выполнения миссии.

Реальность этой истории. Тот факт, что Ветхий Завет – это одна большая история, не нуждается в доказательствах. Но есть нечто более важное. История Ветхого Завета звучит как самая главная история, точнее, часть той великой вселенской истории, которая однажды охватит все творение, время и человечество. Иными словами, в ветхозаветных текстах заключено метаповествование. И эта всеобъемлющая история лежит в основе мировоззрения, которое, как и все великие повествования, утверждает, что может объяснить существующий порядок вещей, как все начиналось и чем все закончится.[36]36
  О современном акценте на важности повествования в библейской герменевтике, ее взаимосвязи с миссиологией и об аргументах в пользу библейской истории как метаповествования, см. Craig Bartholomew and Michael W. Goheen, «Story and Biblical Theology», in Out of Egypt: Biblical Theology and Biblical Interpretation, ed. Craig Bartholomew et al. (Carlisle, U. K.: Paternoster, Grand Rapids: Zondervan, 2004), pp. 144-71.


[Закрыть]

История, которая разворачивается перед нами в Ветхом Завете, отвечает на четыре основополагающих вопроса. На них так или иначе отвечают все религии и философии:[37]37
  Весьма полезным в данном случае оказался анализ мировоззрений в работе: J. Richard Middleton and Brian J. Walsh, Truth Is Stranger Than It Used to Be: Biblical Faith in a Postmodern Age (Downers Grove, Ill.: InterVarsity Press, 1995.


[Закрыть]

• Где мы? (Каков окружающий нас мир?)

Ответ: Мы живем на земле, которая является частью совершенного творения единого живого личностного Бога, Яхве.

• Кто мы? (Какова природа человека?)

Ответ: Мы – человеческие существа, созданные Богом по своему образу и подобию. Мы лишь одно из Божьих творений, но только для нас характерны духовные и нравственные взаимоотношения и ответственность.

• Что случилось? (Почему мир находится в таком ужасном состоянии?)

Ответ: Своим неповиновением Богу-Творцу мы нарушили сотворенный порядок вещей, и последствия этого очевидны в нашей жизни, отношениях и окружающем мире.

• Каково решение проблемы? (Что нам делать?)

Ответ: Сами мы ничего не в силах сделать. Но Бог уже приступил к решению проблемы, создав и избрав для себя народ, Израиль, в котором Бог должен был даровать благословение всем народам земли и, в конечном итоге, возродить свое творение к новой жизни.

Реальность этой истории такова, что мы становимся ее действующими лицами, поскольку она указывает на единое будущее для всех народов. Эта история находит несомненное (хотя и неожиданное) продолжение в Новом Завете. Она тянется от Бытия до Откровения, не просто увлекательный рассказ или классический эпос, но, по сути своей, отображение реальности – описание вселенной, которую мы населяем, и нового творения, которое нам суждено увидеть. Эта история окружает нас со всех сторон.

Но и это отображение реальности обладает своим внутренним авторитетом. Если это правдивое описание нашего состояния, прошлого и будущего мира планеты Земля, оно должно находить в нас соответствующий отклик – у каждого человека в отдельности и у всего человечества в целом. Здесь снова на ум приходит поклонение, этика и миссия. Все это, в том числе и миссия, существуют благодаря реальности этой истории.

Реальность этого народа. Третья реальность, отображенная в Ветхом Завете, – Израиль. Древний Израиль с его особым восприятием своего избрания, истории и отношений с их Богом. Яхве – это историческая реальность, чрезвычайно значимая для всего остального человечества.[38]38
  Среди исследователей Ветхого Завета не прекращаются жаркие споры в попытке восстановить последовательность событий, в результате которых Израиль попал в Ханаан и в анналы истории. Но нас не должны беспокоить бесконечные дебаты историков, поскольку, как бы то ни было, Израиль появился на свет, создав особое общество и традиции, а также книги, несомненно, оказавшие глубочайшее влияние на всю последующую историю человечества.


[Закрыть]Христианская миссия уходит своими корнями в призвание этого народа и в то, как они видели себя и свою историю. Согласно Ветхому Завету, у этой истории было прошлое и будущее, причем оба они важны в определении этического и миссионального отклика с нашей стороны, ведь, как и Израиль, церковь тоже стала сообществом памяти и надежды.

Преданность Израиля своему прошлому известна всем. В ней – главная суть их существования, поскольку в прошлом они находили не только собственное самосознание и миссию, но и личность, и миссию их Бога, Яхве.

Пойте Господу, благословляйте имя Его,

благовествуйте со дня на день спасение Его;

возвещайте в народах славу Его,

во всех племенах чудеса Его (Пс. 95, 2–3).

Имя, спасение и слава Яхве неразрывно связаны с «чудесами Его». Яхве явил себя в своих делах, и израильтяне знали, что ради сохранения знания о нем, они должны рассказывать эту историю самим себе или (в определенном смысле это оставалось тайной в ветхозаветные времена) народам земли. За каждым пересказом такой истории стояло отображение Бога, ее главного действующего лица. Потому Израиль продолжал рассказывать свою историю, чтобы защитить себя от идолопоклонства (Втор. 4, 9-40). Они рассказывали ее в пояснение необходимости закона (Втор. 6, 20–25). Она звучала в укор им самим (Пс. 104–105; Мих. 6, 1–8; Ам. 2, 9-11) и даже Яхве (Пс. 43; 88). Она несла в себе утешение и надежду (Иер. 32, 17–25). Все богословие Израиля зависело от их памяти, которая определяла их существование как народа. То же самосознание Божьего народа, чья память соткана из той же истории, составляет авторитетность нашей миссии.

Но у истории Израиля было и будущее, предсказанное в самом ее начале. Будущее этого народа заключалось в Божьем замысле. Призвание Авраама включало в себя обещание, что в его потомках Бог благословит все народы земли. Этот образ то обретал ясность, то вновь терял ее в разные эпохи истории Израиля. Но во многих местах Ветхого Завета мы видим, как другие народы наблюдают за тем, что Бог делает для Израиля, и какой отклик его деяния находят у израильтян (Втор. 4, 5–8; 29, 22–28; Иез. 36, 16–23). В конечном итоге, Израиль существовал ради других народов. Эту тему мы будем глубже изучать в последующих главах.

Итак, в жизни Израиля как народа есть важный богословский аспект и история, которую они рассказывали и иллюстрировали собственным примером. Перед нами Бог и народ, каждый со своей миссией. Назначение Израиля заключалась в том, чтобы быть светом для народов, дабы однажды «узрела всякая плоть спасение Божие» (Ис. 40, 5). Без сомнения, эта картина находила у израильтян весьма неоднозначный отклик. Ведь если такое будущее уготовила им верность Бога, как это должно повлиять на их теперешнюю жизнь? Этот вопрос требует ответа и с нашей стороны. Ведь мы уповаем на то же будущее, уже ясно различимое глазами веры «осуществление ожидаемого» (Евр. 11, 1), а значит вполне способное дать жизнь новой этике и миссии для ходящих в его свете.

Итак, реальность этого народа, которую открывают перед нами книги Ветхого Завета, дает право на существование этике благодарности Богу за его заботу об Израиле в прошлом и придать целенаправленный характер нашей миссии в свете Божьего замысла относительно будущего человечества.

Иисус и авторитетность Писания

Три главные ветхозаветные темы – Бог, история и народ – находят реальное подтверждение для христиан в Новом Завете. Все они сосредоточены в Иисусе, так что их авторитетность и миссиональная значимость не только сохраняются, но углубляются и преображаются для тех, кто во Христе. Теперь можно говорить о миссиологической актуальности по-настоящему библейского богословия обоих заветов.

В Иисусе мы встречаемся с этим Богом. Новый Завет неоспоримо свидетельствует (как нам предстоит убедиться в главе 4), что Иисус из Назарета воплощает в себе личность и характер Яхве и, в конечном итоге, совершает подвиг, который под силу только Яхве.[39]39
  См., в частности, N. T. Wright, Jesus and the Victory of God (London: SPCK, 1996), and Richard Bauckham, God Crucified (Carlisle, U. K.: Paternoster; Grand Rapids: Eerdmans, 1999), мои рассуждения в главе 4.


[Закрыть] Посему знать Иисуса как Спасителя и Господа – значит познать реальность живого Бога. Познать путь, истину и жизнь, Слово, Творца, Вседержителя и наследника вселенной. Как для Израиля познание Яхве, так и для нас познание реальности Иисуса обладает своим авторитетом для нашей жизни и деятельности в Божьем мире.

В Иисусе эта история находит свою кульминацию и залог будущего окончания. Это и наша история, ибо, если мы во Христе, то, по словам Павла, мы одновременно и в Аврааме его наследники по обетованию. Наше будущее было обещано Богом Аврааму, а Иисус сделал его реальностью для всего искупленного человечества из всех народов, племен и языков (Откр. 7, 9-10). И мы в своей жизни должны быть ведомы благодарностью за все, что Бог обещал, и миссией, предстоящей нам в ожидании того, что он еще совершит для нас.[40]40
  Прекрасная и доступная широкой аудитории характеристика всего библейского повествования как истории преданности Бога своей миссии, в которой он приглашает нас участвовать, дается в работе: Philip Greenslade, A Passion for God's Story (Carlisle, U. K.: Paternoster, 2002).


[Закрыть]

В Иисусе мы приобщились к этому народу, разделив с ним его самосознание и ответственность во всех их проявлениях. Благодаря кресту и евангелию Мессии Иисуса, мы стали гражданами Божьего царства, членами его семьи, местом его пребывания (Еф. 2, 11 – 3, 13). Такого рода самосознание и ощущение своей причастности формируют этическую и миссиональную ответственность в церкви и в мире, о ней подробно говорится в Новом Завете.

Итак, наша миссия, безусловно, берет начало в авторитетности Библии. Но это понятие гораздо богаче и глубже, нежели одна важная библейская заповедь, которую мы призваны исполнить. Наше исполнение Великого поручения, как, впрочем, и само Великое поручение, заключено в контексте этих реалий. Такое поручение не приходит извне, его авторитетность опирается:

• на реальность Бога, чья власть над вселенной была передана Иисусу;

• на реальность истории, которую Великое поручение одновременно имеет своим основанием и предвосхищает;

• на реальность народа, призванного теперь стать самовоспроизводящимся сообществом учеников Иисуса во всех народах земли.

Этому Богу мы поклоняемся, к этой истории мы приобщились, к этому народу принадлежим. Как же нам жить? Какова наша миссия?

Еще один способ взглянуть на этот вопрос – сосредоточить внимание на идее, которая часто встречается в библейском богословии: библейские заповеди, как правило, имеют своим основанием библейские утверждения. Утверждение представляет собой простое описание реальной действительности (или, по крайней мере, претендует на эту роль). Это признание факта, заявление или суждение: это так – так обстоят дела. Помещая заповеди в контекст утверждений, рассмотренных сейчас, Библия кладет эти реалии в основу авторитетности своих заповедей.

Знакомый для всех пример подобной динамики – повествовательный контекст ветхозаветного закона. Повествование исполняет роль утверждения: вот что произошло в вашей истории, вот что совершил Яхве, ваш Бог. Закон, в свою очередь, представляет собой соответствующую заповедь: вот как вы должны вести себя в сложившейся ситуации.

Классическим выражением такого порядка можно считать Исх. 19, 3–6:

Вы видели, что Я сделал… (утверждение). Итак, если вы будете слушаться гласа Моего и соблюдать завет Мой, то… (заповедь).

Точно так же Десять заповедей начинаются не повелительным наклонением, а утвердительной характеристикой личности Бога и истории Израиля: «Я Господь, Бог твой, Который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства» (Исх. 20, 2). Иными словами, все начинается с утверждения Божьей благодати, авторитетного основания заповеди закона и ответного послушания.

Это основополагающее преимущество благодати над законом еще более очевидно в ответе, который отец должен дать, когда тот спросит (как это делает бесчисленное множество христиан, которым не пришлось бы растрачивать богословский пот, кровь и чернила, если бы они внимательно выслушали ответ отца): «В чем смысл этого закона?» Отец отвечает не новым приказом («Просто выполняй его!»), а историей, историей исхода, древней историей о Яхве и его любви – то есть утверждением искупления. Смысл закона берет начало в евангелии спасительной Божьей благодати в истории человечества (Втор. 6, 20–25).

В рассуждениях о Великом поручении нередко отмечают, что, хотя этот термин не встречается в самих Евангелиях, Иисус прямо и выразительно напомнил нам о Великой заповеди. Когда его спросили о величайшей заповеди в законе (популярный в то время предмет споров), он указал слушателям на величественную шему во Втор. 6, 4–5, где говорится о необходимости возлюбить Бога всем сердцем, всей душой и всеми силами, дополнив ее отрывком из Лев. 19, 18, заповедью о любви к ближнему. Нельзя забывать, однако, о том, что в основе обеих этих заповедей лежат утверждения о личности, уникальности и святости Бога Яхве.

Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един есть (Втор. 6, 4).

Святы будьте, ибо свят Я Господь, Бог ваш (Лев. 19, 2).

Реальность Яхве придает авторитетность этим великим заповедям, на которых, по словам Иисуса, зиждется весь остальной закон и пророки.

Перед нами совершенно четкое повеление – возлюбить Бога всем своим существом и ближнего, как самого себя. С точки зрения текста, именно его следовало бы назвать «великим поручением», поскольку оно управляет всей нашей жизнью, независимо от призвания каждого отдельного человека. Вне всякого сомнения, эта основополагающая двойная заповедь предваряет, предвосхищает и диктует так называемое Великое поручение, потому что нельзя пойти и научить все народы без любви к Богу и к ним самим.

Неудивительно поэтому, что формулировка Великого поручения построена точно таким же образом: утверждение, за которым следует заповедь. Иисус начинает с поразительного заявления вселенского масштаба, перекликающегося со словами Моисея о самом Яхве (Втор. 4, 35.39), о том, что «дана Мне всякая власть на небе и на земле» (Мф. 28, 18). Такова реальность, стоящая за заповедью. Личность и авторитет Иисуса из Назарета, распятого и воскресшего – всеобъемлющее утверждение, на авторитетности которого основана миссионерская заповедь.

Но чтобы в полной мере понять все, что содержит и влечет за собой это заявление Иисуса, необходимо понять все Писание целиком, о чем свидетельствует и он сам в Евангелии от Луки, когда, провозглашая значимость собственного мессианского призвания и миссиональное будущее церкви, он начинает со слов: «Так написано» (Лк. 24, 46). Посему нам необходима как миссиональная герменевтика всей Библии и ее великих утверждений, так и безусловное послушание таким важным заповедям, как Великое поручение.[41]41
  Ту же мысль высказывает Грэм Голдсуорси, слегка иначе, но с тем же желанием избежать «злоупотребления императивом». Он также отмечает, что очевидное отсутствие миссионерского напутствия в Ветхом Завете (призыв к Израилю идти и проповедовать народам) компенсируется определением роли Израиля в мире: «Роль Израиля в замысле Бога даровать спасение народам описывается утверждением, а не заповедью». Graeme L. Goldsworthy, «The Great Indicative: An Aspect of a Biblical Theology of Mission», Reformed Theological Review 55 (1996): 7.


[Закрыть]

Итак, миссиональная герменевтика не довольствуется простым призывом к исполнению Великого поручения (хотя, разумеется, она включает в себя и его как нечто, имеющее неоспоримую важность), или даже рассуждениями о миссиональной подоплеке Величайших заповедей. За ними обоими она видит Великое сообщение – откровение о личности Бога, его деяниях в мире и о его замысле спасения своего творения. Для постижения полноты этого сообщения нам необходима вся Библия, все ее книги и жанры, потому что объем откровения определил для нас сам Бог. Миссиональная герменевтика уделяет одинаково серьезное внимание утверждениям и заповедям библейского откровения, толкуя одно в свете другого.

Взаимное истолкование библейских утверждений и заповедей в свете друг друга означает, что, с одной стороны, библейская миссиология (равно как и библейское и систематическое богословие) никогда не обходится без исследования главных тем и традиций библейского вероучения, представленных в виде утверждений, со всей их сложностью и удивительной гармоничностью. Но, с другой стороны, библейская миссиология признает, что, если все это «утвердительное» богословие констатирует реальную действительность, то оно несет в себе чрезвычайно важную миссиональную заповедь живущим в соответствии с этим мировоззрением. Если это правда в отношении Бога, мира и человечества, какие обязательства ложатся на церковь и отдельных верующих?

Верно и обратное: миссиональная герменевтика всей Библии не одержима одними миссионерскими заповедями. Например, Великим поручением и соблазном навязать им те или иные условные приоритеты: благовестие, борьбу за освобождение и социальную справедливость или порядок в церковной жизни как единственно истинные миссии. Эти великие заповеди мы помещаем в контекст их основополагающих утверждений, всего того, что в Библии сказано о Боге и его творении, о человеческой жизни с парадоксальным сочетанием достоинства и порока, об искуплении во всей его невыразимой славе и о новом творении, где Бог будет пребывать со своим народом.

Таким образом, миссиональная герменевтика не может рассматривать библейские утверждения в отрыве от вытекающих из них заповедей или изолировать библейские заповеди от всей полноты библейских утверждений. Она стремится к целостному пониманию миссии, следующему из целостного прочтения библейских текстов.