Текст книги "Полиграфисты"

Глава 8 Сюрприз на сюрпризе

На следующее утро Андрюха Кучин решил: сегодня или никогда. Сегодня он попросит у своего хозяина прибавки к жалованию! Даже лучше сказать потребует!! Поставит ультиматум!!! Выдвинет условия!!!! И он, гвоздь беременный, на эти условия пойдёт!!!!! А не то… что будет в том случае, если его условия отклонят, Куча старался не думать и накручивал себя в прежнем ключе: я ему всё выскажу, всё припомню: и как меня на Майские праздники работать заставляли, и как начальство, в хлам пьяное, по домам развозил. Получит у меня, что я ему, шофёр что ли? Бравый охранник, ведя внутренний диалог с работодателем, несомненно, выигрывал в тактическом плане, не говоря уже про стратегическую линию. Его аргументы были убийственны, а факты неопровержимы, его логика железна, а напор нешуточен. Андрюха напоминал грозный бульдозер, сорвавшийся с цепи, тем более что идея относительно полиграфа принадлежала исключительно ему. А сколько прибыли фирме может принести применение детектора лжи? Посчитайте сами! На входе его встретил сменщик и потребовал пропуск. Дрюня, ничего не подозревая, протянул свой мандат и собрался пошутить насчёт склероза, поразившего его коллегу. Сменщик кинул пропуск в ящик стола и дежурно доложил Кучину, что тот уволен за служебное несоответствие. Андрюха обомлел.

– Ты, что спятил, служивый?

– Говорят тебе, ты уволен, – не стал вдаваться в дискуссии сменщик.

– Кто сказал? – Свинарчук.

– Свинарчук?! – в голосе Кучкина появился надрыв, – а он не сказал, что это я придумал насчёт полиграфа?

– Давай без скандала, – урезонил его сотрудник охраны, – Тарас Захарович сказал, что уже месяц вынашивал идею применения детектора лжи и завтра приступает к реализации проекта.

– Тарас вынашивал!? – заверещал обманутый Куча и схватился побелевшими пальцами за турникет.

– Уйди, Андрюха, не доводи до греха, – охранник сделал вид, что нажимает на тревожную кнопку.

Уволенный Кучин вышел из здания покачиваясь. Его штормило не столько от бесконечного унижения и попранной Свинарчуком справедливости, сколько от адских планов мести, распирающих Андрейкину грудь. Первым делом он позвонил буржуину Жучилину. Жучила, собака, трубку не брал, наверняка боялся, что бывший одноклассник будет просить у него взаймы или озадачит с трудоустройством. Тогда Куча позвонил его мамаше на домашний телефон и попросил соединить с Олегом Адольфовичем. Мадам Жучилина настолько изумилась, что безропотно дала телефон Олежкиной секретарши, которая и соединила бывших одноклассников. Теперь уже ороговел Жучилин.

– Куча, ты? А откуда ты мою секретаршу знаешь?

– Я начальник службы безопасности огромной корпорации. Моя прямая обязанность знать всё – включая имена всех твоих любовниц.

– Ну, ты даёшь… – Жучила закашлялся, – А вообще, как сам?

– Лучше всех, – Куча прикинулся бодрячком, – За последний месяц двадцать тонн зелени поднял. Извёлся весь, всё не придумаю куда вложить? Ты своими акциями не торгуешь?

– Я же не Газпром, – заскромничал Олежек, попутно думая, что как же хороши люди, которым от тебя ничего не нужно, – а что, вам правда такой лавандос на карман сыплется?

– Продажа всяких чайников и телеков такие барыши приносит, что карманы трещат. Лучше скажи, куда мне двести косарей зелени вложить?

– Ты же говорил двадцать.

– Двадцать – это только за последний месяц. А у меня за год набежало столько, что сон потерял. Тяжело быть богатым, – притворно вздохнул Куча.

– Я тебе перезвоню, – заторопился куда-то Жучила и отключился.

«Клюнул», – понял Куча и позвонил Телку. Серёга на связь не выходил. Андрюха по Телковской визитке отыскал необходимый подвал и впёрся в доморощенную типографию. Там среди пустых бутылок и переполненных пепельниц горевал полиграфист Телков.

– Телок, давай, показывай свой полиграф, – закричал с порога Андрон, считая пустые бутылки из-под пива. Пока их было только пять. Ещё две, непочатые, терпеливо ждали своей очереди.

– Какой на хрен полиграф? – Серёга уставился на одноклассника добрыми коровьими глазами.

– Каким ты собрался выводить всех на чистую воду.

– На какую хрен воду? Не впутывай меня в свои грязные игры, я работаю честно и на совесть.

– Чем работать на совесть, уж лучше работать на себя, – скривился умудрённый Кучин.

– Труд облагораживает, – промямлил пьяненький книгопечатник.

– Конечно, облагораживает – набычился бывший охранник, – Облагораживает работника и обогащает работодателя.

– Я остался без копейки денег и теперь должен напечатать вам громадный тираж какой-то хрени. Вы обобрали меня до нитки, вы поступили неэтично.

– Ты что, совсем дурак? – взбеленился бывший охранник, а ныне временно безработный Кучин, – где полиграф, я спрашиваю?

– Да, я дурак, – Телков стал неудержимо погружаться в бездну самоуничижения, – И жена от меня правильно ушла, и коту со мной неинтересно.

– Телок, ты полиграфист?

– Полиграфист.

– Ты аванс за работу брал?

– Брал.

Так что же ты мне мозг выносишь? У тебя должен быть прибор для – определения вранья. Где он? Покажь мне его.

– Не понял… – начал гундеть Телок и вдруг его озарило, – Так полиграфист – это тот, кто должен раскалывать ваших головорезов, а не печатать вам буклеты и листовки?

– Конечно, – кивнул Куча, впервые внимательно оглядывая телковский подвал, – А ты что подумал, что полиграфист – это тот, кто печатает всякую муру?

Тут их обоих накрыла с головой страшная догадка и, от неё Телков мгновенно протрезвел, а Кучин прямо из горла выдул целую бутылку Балтики № 9.

Глава 9 Стоматолог, который ненавидел лечить зубы

Вова, разжалованный из литературных негров в безработные, наконец, решил заняться своим зубом. Хотя заняться, это громко сказано, он хотел узнать хотя бы приблизительно порядок цен на подобные услуги, и зашёл в первый попавшийся стоматологический центр. Губочкин подошёл к ресепшену и стал разнюхивать обстановку. Хорошенькая рыжеволосая барышня с зелёными глазами, увидев нового клиента, затарахтела, расписывая академические заслуги доктора Вилькина: профессор, волшебник челюстно-лицевой хирургии, выдающийся стоматолог.

– А посмотреть на вашего выдающегося деятеля можно? – осторожно намекнул Губочкин.

– Сейчас он занят, – сбилась с рыси девица.

– Оперирует? – спросил с придыханием Вован.

– Как бы… – уклончиво пояснила девушка.

– «Как бы», можно только на вопросы отвечать, – немедленно наехал литератор Губочкин, – а оперировать «как бы» нельзя. (Что делать, он не любил слово-сорняк «как бы»).

– Он занят, – надулась рыжая методистка.

– Чем? – не отставал бестактный Вовец.

– М-м-м, он рисует… – наконец, выдавила из себя девица.

– Скальпелем? – охнул Губочкин.

– Кисточкой, – успокоила зеленоглазая помощница.

– Он что, пациентов под гжель расписывает? – ужаснулся Вовчик, – Ор-р-ригинально.

– Нет, – затараторила методистка, изливая накопившуюся желчь – Он себя художником возомнил. Практику совсем забросил, рисует и рисует, как оглашенный. Всю клиентуру разогнал, накупил красок и малюет сутки напролёт.

– Я к нему по протекции. Мне его рекомендовали, как крупного специалиста по зубам и миндалинам, – начал валять дурочку литератор, – Мне клялись, что первая консультация и осмотр у вас бесплатный. Так он меня примет?

– Пойду, разузнаю, – девица шмыгнула за дверь.

За дверью послышалось какое-то бухтение. Упал брошенный в сердцах тяжёлый предмет. Потом наступила тишина.

– Сейчас выйдет, – в проём открывшейся двери пообещала девушка.

Губочкин принялся изучать многочисленные дипломы и патенты, развешенные на стенах. Вован уже по третьему разу прочитал все регалии и грамоты, замурованные в рамочки, когда из двери показался великий и ужасный доктор Вилькин. На вид обычный сухопарый парень тридцати пяти лет, хотя по сведениям, полученным от методистки, ему было за пятьдесят. Из особых примет значился только большой палец левой руки, измазанный жёлтой краской, да потухшие глаза, подёрнутые пеплом печали.

– Скажите, вы не интересуетесь живописью? – устало и безнадёжно спросил он, с тоской глядя на пациента.

– Интересуюсь, – живо откликнулся Губочкин, которому было нечего терять.

Вилькин стал расцветать на глазах. Его глаза загорелись неземным огнём и оттуда посыпались искры. В мгновение ока он сорвал себя белый халат, подскочил к Вове и начал восторженно трясти ему руку.

– Какая гадость, какая гадость эти больные зубы! – пожаловался выдающийся стоматолог, – То ли дело живопись – вечная дорога к свету. Вас, наверное, удивляет моя нелюбовь к стоматологии?

– Да нет, – упокоил его Вовчик, – как официантки больше всего ненавидят жующих людей, так и стоматологи, по идее должны ненавидеть гнилые зубы. И только вошедшая в анекдоты жадность зубников, удерживает эту профессию на плаву.

– Расскажите, – оживился доктор Вилькин.

– Сколько угодно. Вот, с ходу: Не так страшен стоматолог, как его прейскурант. Или: Зубодёр выходит из кабинета и бьётся головой о стену. Сестра спрашивает: «Что такой тяжёлый случай, доктор»? «Тяжелейший» – отвечает эскулап, – «У пациента полные карманы денег и ни одного больного зуба».

– Увы, – вздохнул профессор, – сейчас стоматология превратилась в Макдональдс, где всё поставлено на конвейер, в том числе и совесть. Никому не нужны пациенты. Все стоматологи навязывают ненужные манипуляции в надежде срубить побольше деньжат. Так мы пойдём смотреть картины?

– Конечно.

Вован, пристроившись за доктором, прошёл обычный стоматологический кабинет и поднялся по винтовой лестнице на второй этаж. Там, где ещё недавно стояли зубоврачебные кресла, повсюду валялись холсты и подрамники, краски и кисти. Вместо дипломов на стенах были развешены картины и этюды. Переход от зубного консерватизма к живописной анархии был настолько разителен, что Губочкин присвистнул. Вилькин мячиком скакал по мастерской, показывая всё новые и новые свои работы. Вовчик усиленно тряс головой и закатывал глаза, потом подумал, что надо бы проявить покупательский интерес, может этот чокнутый доктор растает и полечит его бесплатно.

– А не хотелось бы вам что-нибудь продать из висящих произведений?

– А что вам нравится? – не стал возражать новоиспечённый живописец.

– Вот эта картина, – ткнул Губочкин в первую попавшуюся.

– А чем она вам так нравится? – Вилькин уставился на Вовца.

– Колоритом, – нашёлся литератор, – хорошая картина. Мой любимый цвет: успокаивает работу сердца и активизирует половые гормоны.

– Нет, эту продать не могу, – неожиданно упёрся художник, – эта мне самому нравится.

– Тогда эту, – Губочкин ткнул в ближайшую к нему картину.

– И эту не могу, – расстроился профессор.

– Почему? – удивился Вова, – Вы, что, вообще, не хотите картины продавать?

– Хочу, – обиделся стоматолог, – выбирайте. Какая вам нравится?

– Вот эта, – Губочкин показал на самую маленькую.

– Эту? Эту, пожалуй, тоже продавать жалко. Вы понимаете, меня многое с ней связывает.

– А вот эту, – Вован достал самую пыльную картину, валявшуюся в углу.

– Она не доделана, – покачал головой Вилькин.

– А может…

– Всё равно он вам ничего не продаст, – раздался вредный шепоток из-за двери.

– Почему это не продам? – протянул живописный стоматолог, – Продам… Нужно только выбрать, какую не жалко.

– Вообще-то, покупатель выбирает то, что ему нравится, а не то, что вам не жалко, – мстительно напомнила ассистентка из-за двери.

– Пожалуй, она права, – робко поддакнул Вован, – покупатель, как бы, имеет право. За свои деньги.

– А мне не нужны ваши деньги, – поставил его на место стоматологический живописец.

– Конечно, – злым голосом стала ябедничать девушка, – всем нужны, а ему не нужны. А кто мне будет зарплату платить?

– Ты своё уже получила, – пожал плечами Вилькин.

– Мне мало, – стала настаивать зловредная девица, – все люди как люди. Стоматологи дерутся за пациентов, горло друг другу перегрызают. Художники на уши становятся, чтобы только картину впарить. А вы, вы, вы… прямо белая ворона.

– И давно вы занимаетесь живописью? – попытался разрядить обстановку Володя.

– Полгода! – выпалила ассистентка.

– Я буду поклонником вашего таланта, – галантно расшаркался Губочкин.

– Нам не нужны поклонники его таланта. Нам нужны покупатели его картин…

Она не договорила. Снизу раздался звонок колокольчика. – Это Кокошкина! – взвизгнула методистка, – Уж от неё вы не отвертитесь.

Троица проследовала в приёмную, где на пороге стояла, скрестив на груди руки, решительная женщина с выраженными усами.

– Доктор, я только к вам, – безапелляционно предупредила она.

Вилькин обречено потянулся за белым халатом. Губочкин, не попрощавшись, выскользнул за дверь. Вернувшись через час, Вовчик увидел приёмную, заполненную народом и торжествующую ассистентку. Припаханный зубник с тоской кивнул литератору и с головой окунулся в чью-то ротовую полость.

Глава 1 °Cделай сам

Мгновенно протрезвевший полиграфист Телков сжал свою голову как спелый арбуз, надеясь услышать заветный треск.

– Вот это попадос, – заныл он, – а я-то думал, что полиграфист, это который книгопечатанием занимается, а выходит…

– Не бзди, – перебил его раскрасневшийся Кучин, – щас чего-нибудь придумаем…

Бутылка крепкого пива заметно раскрепостили его фантазию, и Андрюха принялся генерировать идеи.

– Кто видел этот самый полиграф? Никто не видел. Кто проходил на нём проверку на вшивость? Никто не проходил. Возьмём… – тут Куча немного задумался, – ёлочную гирлянду с разноцветными лампочками и пару присосок.

– Каких присосок? – офонарел Телок.

– От мыльниц, например. Которыми мыльницы на кафель крепятся. Присоски прилепляем ко лбу испытуемого, обматываем его проводами с головы до ног, с понтом подключаемся к ноутбуку и полиграф готов. Можно всех колоть, – голосом бывалого опера Куча расписал программу действий.

– И ты думаешь, это проканает? – с сомнением проблеял Телков.

– Если тебя не устраивает – ищи пятёру.

– Где ж я её возьму? – всхлипнул Серый.

– Тогда не парься, удод, а слушай акул полиграфического дела!

Куча побежал домой за ёлочной гирляндой и ноутбуком, а Телок рванул в магазин за присосками и проводами, и через полчаса полиграф был готов. Он мигал разноцветными лампочками и радовал глаз многочисленными проводами. Куча с восхищением оглядел своё детище и засобирался в когда-то родной холдинг.

– Прямо сейчас и пойдём, – голосом, не предвещающим ничего хорошего, известил подвальное помещение Кучин.

– Может, завтра? – как мог, попытался оттянуть встречу с испытуемыми Телок.

– Сейчас, – пригвоздил Андрюха и потянулся за последней бутылкой пива.

– А мне? – попытался подать голос, затюканный Серёга.

– Тебе не положено, – отрезал взвинченный Андрон, – тебе в ноутбук смотреть, а я буду допросы вести. Узнают прихвостни, с кем связались. Что-то Жучила долго не звонит.

Как будто послушавшись, затренькал телефон. Жучилин начал разговор с того, что им, как друзьям нужно чаще встречаться, а закончил просьбой выдать ему всю подноготную Кучинского холдинга.

– А ты что, перекупить хочешь наш бизнес? – Андрюха сделал упор на местоимение «наш».

– Ещё неизвестно насколько ваш бизнес рентабелен, – стал темнить Олежек.

– Это будет зависеть, насколько будут заинтересованы наши люди, – Куча упрямо гнул свою линию.

– И как же заинтересовать ваших людей? – прикинулся дурачком Жучила.

– Не обещанием частых встреч, а живыми деньгами, – не стал рассусоливать Андрюха.

– Я должен обдумать это предложение, – заюлил Олежка, – позвоню попозже.

На этот раз стеклянную дверь своей корпорации Куча открыл ударом ноги. Дверь услужливо распахнулась, и Андрюхе это понравилось. Сменщик привстал на шум, но не успел и рта открыть.

– Ну, что, твари, не ждали?! – в голосе правдоискателя Кучина зазвучала первобытная свобода, которая встречается лишь у безработных и работников правоохранительных органов по отношению к злостным нарушителям общественного порядка.

– Ты… – только и смог вымолвить опупевший охранник.

– Я! – подтвердил великолепный Андреша, – А ты знаешь, кто я? Я ваш новый начальник службы безопасности. Мой друг, подчёркиваю, друг, Олег Адольфович Жучилин купил эту убыточную богадельню. Купил на корню и со всеми потрохами, но предварительно дал мне беспрецедентное задание проверить всю местную шатию-братию на полиграфе. И тех, кто не пройдёт тестовую процедуру – гнать в шею поганой метлой.

Охранник сомлел. Кучин говорил настолько убедительно, глаза его горели таким обжигающим огнём, что даже изрядно трусивший Телков, перевёл дух и небрежно облокотился о турникет. Куча, сам, удивляясь своему красноречию и напору, рявкнул.

– Свинарчук где?!

– На объекте, – промямлил сменщик.

– Знаем мы, его объекты, – съязвил Андрюха, – чтобы непременно четвёртого размера, а иначе у Тараски мотивация пропадает. Значит, так. Даёшь ключ от 203 офиса и зовёшь сюда Сидора, а мы с тобой займёмся, мой юный друг, полиграфией.

Охранник срывающимся голосом стал звать по телефону Сидорова и готовиться к испытанию полиграфом.

Глава 11 Рука, заточенная под карандаш

К следующему визиту шкодливый Вован подготовился более основательно. Девушке он купил букет цветов, а Вилькину коробок канцелярских кнопок, опять же для ассистентки. Получалось как-то несправедливо: методистке всё, а профессору ничего, но Губочкин утешал себя мыслью, что второй подарок порадует немного и стоматолога-расстригу. Приёмная опять оказалась заполненной народом, и Вовец скромно притулился в уголке. Тут же подлетела помощница и стала интересоваться, сколько зубов нуждается в лечении.

– Один, – робко промямлил бумагомаратель, протягивая цветы.

– Не меньше трёх, – профессионально определила девушка, ставя букет в вазу.

– Откуда вы знаете? – обалдел Вовчик.

– Когда вы последний раз были у стоматолога? – задала она встречный вопрос с ощутимым нажимом.

– Давно, – протявкал обескураженный Губочкин.

– Вот видите, – насела ассистентка, – а воспитанные люди к стоматологу ходят раз в полгода.

– А если зубы не болят? – стал вилять невоспитанный Вован.

– Это ничего не значит. Разрушительные процессы в полости рта ни прекращаются ни на секунду. Так, вам придётся немного подождать. Вас не пугает очередь?

– Только пулемётная, – попытался сострить Губочкин.

Девушка, судя по всему, его не узнала, что, впрочем, не удивительно, когда гоняешься за деньгами некогда запоминать их жалких обладателей. Буквально, через пять минут она проводила Вову к какому-то молодому парню борцовского телосложения.

– Я только к Вилькину, – запротестовал Вовец.

– Обязательно, – защебетала методистка, – это лучший ученик профессора, Антон Пармёнович. Он только сделает предварительный осмотр, а всю основную работу выполнит наше светило.

Лучший ученик так раскрыл Вовин рот, что Самсон, разрывающий пасть льву автоматически переместился на второе место. Губочкин панически забарабанил по ручке кресла.

– Не бойтесь, – ободряюще улыбнулась девушка, – у Антона Пармёновича осечек не бывает.

Молодой специалист благодарно хрюкнул и приготовился вторично порвать пасть Вовану, но зубоврачебное кресло оказалось неожиданно пустым. Губочкин во всю прыть поскакал к спасительной двери.

– Больной, сейчас же вернитесь в кресло! – командным голосом рявкнула секретарша.

– Ни за что!

– Вам всё равно придётся оплатить консультацию.

– А вы говорили, что консультация у вас бесплатно.

– Бесплатно, если не проводилось никаких манипуляций. А вам уже рот раскрыли. Не валяйте дурака, идите сюда, ничего страшного не случится. У Антона Пармёновича никто не чувствует боли, – начала увещевать методистка, – У него замечательные руки.

– Они у него под карандаш заточены, – Вова опасливо покосился на волосатые Антохины длани.

– Что вас конкретно не устраивает!? – стала закипать девица.

Антон Пармёнович, что характерно, за всё время ни произнес, ни единого слова. Он довольно тупо смотрел на происходящее и вульгарно почёсывался в области паха.

– Что тут у вас происходит? – в дверь заглянул хмурый Вилькин.

– Доктор, я к вам, – устремился к своему спасителю Вовец, – Хулиганы челюсти лишают…

– Перерыв, – объявил профессор и потащил Губочкина на второй этаж.

– Это что за дзюдоист? – поинтересовался чудом, спасшийся Вован, – Он мне только рот открыл – а уже вся челюсть ноет.

– Такое ощущение, – покачал головой стоматолог, – что кора головного мозга ему досталась от дуба. Новый бойфренд Валентины, ему только в застенках работать.

– Так её зовут Валентина? – рассмеялся Вован, – Замечательное имя. Слушайте стих. Только сейчас придумал.

 
По утрам одна картина
Среди хмурых алкашей
Бродит Валя, Валентина,
Ну, а ноги от ушей.
 

– Пишите стихи? – удивился Вилькин.

– Надо же что-то делать… чтобы не походить на таких жлобят.

– О, точно! – заулыбался профессор, – Жлобёнок Антон Пармёнович. Так я его и буду теперь называть. Так вы насчёт зубов или всё-таки картин? Не огорчайте меня, скажите – что картин. Ну, что вам стоит…

– Конечно, насчёт картин, – ободрил Вилькина Вова, – что же я Иуда что ли, ходить к стоматологу зубы лечить?

– Они меня в могилу сведут, – пожаловался выдающийся стоматолог, – Валька семь тысяч евро каждый месяц получает и всё мало.

– Перерыв закончен! – раздался грозный женский голос за дверью.

– Я лучше знаю, когда он закончится! – повысил голос и Вилькин, – благоразумно щёлкнув дверным замком.

– Пациенты нервничают! – голос Валентины начал набирать обороты.

– Оставьте меня в покое! – забубнил живописец.

– Профессор, вы должны выйти к больным! – заверещала неистовая Валюха.

– Я должен восстановить силы.

– Вы должны помогать больным.

– У меня сегодня тяжёлый день.

– Пациенты в этом не виноваты.

– Эх, зря ты сегодня перед зеркалом крутилась, – вдруг горько вздохнул Вилькин.

– Почему? – оторопела Валюша из-за двери.

– Прыщик на лбу выдавила, мозги-то все и вытекли.

– Немедленно откройте! – яростно забарабанила в дверь методистка.

– Товарищ, помогите притаранить стол… будем делать баррикаду, – профессор оглядел мастерскую в поисках тяжёлой мебели.

Вован сунул швабру в ручку двери и приготовился к недельной осаде. И они бы выстояли эту неделю, если бы Валентина не приказала за дверью.

– Свинарчук, приготовься.

– Какой Свинарчук? – оторопел Вова.

– У Антона Пармёновича фамилия такая – Свинарчук, – просветил Вилькин.

– У моего бывшего босса тоже фамилия Свинарчук. Расплодились эти Свинарчуки, как тараканы, – с негодованием высказался Губочкин и ослабил бдительность.

Этим и воспользовался богатырь Антоха. Он выбил дюжим плечом дверь, профессора взял за воротник белого халата, а Вовца за левое ухо и сопроводил до пунктов назначения – Вилькина до рабочего места, а Губочкина до входной двери. Потирая опухшее ухо, Вован уныло бормотал: «Я же говорил, что у него руки под карандаш заточены».