Текст книги "Как сделан «Нос». Стилистический и критический комментарий к повести Н. В. Гоголя"

I

I[3]3
  Цифра перед началом каждого примечания означает номер абзаца в русском тексте.


[Закрыть]. Марта 25 числа. Как известно, в русской традиции при обозначении даты день обычно указывается перед месяцем. В данном случае инверсия и использование слова «число» служат маркерами официального стиля, характерного для газетных объявлений и юридических документов XIX века. Прибегая к официальному стилю и имитируя журналистские штампы в первых же словах повести, рассказчик как бы выступает в роли репортера. Серьезный тон рассказчика и газетные речевые обороты, возникающие в первом предложении, контрастируют с дальнейшими событиями повести.

В России 25 марта по юлианскому календарю отмечалось Благовещение – важный церковный праздник. Таким образом, в первом абзаце повести объединены два совершенно разнохарактерных известия, относящиеся к 25 марта: благая весть о воплощении Христа, принесенная архангелом Гавриилом Деве Марии и сообщение рассказчика о необыкновенном происшествии, случившемся в Петербурге (как станет известно несколькими строками ниже, в хлебе обнаружился нос). Повесть была впервые опубликована в 1836 году, поэтому можно предположить, что ее действие происходит в первой половине 1830-х годов[4]4
  В первоначальном наброске повести, относящемся к 1832 году, действие начинается «23 числа 1832-го года», без указания месяца. В черновой рукописи 1833–1834 годов и редакции 1835 года нос исчезает «сего февраля 23 числа». В редакции 1836 года, опубликованной в «Современнике», стоит дата «25 апреля». В последнем варианте, опубликованном в 1942 году в Полном собрании сочинений Гоголя – «25 марта».


[Закрыть].

1. Цирюльник Иван Яковлевич, живущий на Вознесенском проспекте. Устаревшее слово «цирюльник» (заимствованное из польского языка) и более распространенное в то время «парикмахер» (немецкого происхождения) синонимичны, однако Гоголь не случайно выбирает первое из них. В России, как и в Европе, цирюльники занимались не только стрижкой и бритьем, но также выполняли лекарские обязанности – пускали кровь, вырывали зубы и т. п. Таким образом, в первых строках повести задается тема болезни и лечения, в дальнейшем проходящая через весь текст. К началу XIX века слово «цирюльник» исчезло из повседневного употребления.

Упоминание конкретного места действия – Вознесенского проспекта, расположенного в центре Петербурга между реками Фонтанкой и Мойкой – создает ощущение реальности и подлинности происходящего.

1. …фамилия его утрачена, и даже на вывеске его – где изображен господин с намыленною щекою и надписью: «И кровь отворяют» – не выставлено ничего более. В первой половине XIX века на вывесках цирюлен обычно указывалась фамилия цирюльника. Фраза «фамилия его утрачена» может означать, что фамилия стерлась с вывески или что она отсутствовала изначально. Этой деталью вводится мотив утраты, получивший развитие в истории майора Ковалева, у которого пропал нос.

Словосочетание «намыленная щека» перекликается с многочисленными упоминаниями в повести частей лица и тела. Оно вызывает ассоциацию с идиомой «намылить шею», означающей «сильно отругать» или даже «побить», и таким образом намечает тему наказания, проходящую через всю повесть. Намек на это выражение повторяется в 15 абзаце во фразе «мылил ему за это и на щеке, и под носом, и за ухом, и под бородою».

Слова «и кровь отворяют» на вывеске свидетельствуют о том, что этот цирюльник производит кровопускания. В России в XIX веке кровопускания были распространенным методом борьбы с повышенным кровяным давлением и многими другими недугами. Хотя подобные вывески предлагали медицинскую помощь, на современников Гоголя они производили отталкивающее и даже угрожающее впечатление: ведь кровь, как правило, ассоциируется с насилием.

Лучшие парикмахерские салоны, содержавшиеся французскими куаферами на Невском проспекте и других главных улицах столицы, выглядели весьма изящно. Напротив, вывески цирюлен в более отдаленных частях города попросту пугали: на одних изображались банки с пиявками, на других – сцены бритья, зачастую довольно зловещего вида. Такие вывески, распространенные во времена Гоголя, можно было увидеть на улицах Петербурга еще в начале XX века. Писатель-эмигрант С. Горный (псевдоним А. А. Оцупа) вспоминал:

Еще дальше, на глухих улочках, к Невской заставе, Семянниковскому заводу или близ Балтийского и Варшавского вокзалов – были парикмахерские вывески не только со словами «стрижка, брижка, завивка волос», но и с нарисованным господином в кресле, неестественно, до хруста, повернувшим шею и с немым криком смотревшим с вывески. Должно быть, его очень больно брили. Мастер стоял сзади кресла и неестественно твердыми руками, точно их схватила внезапная конвульсия, держал господина за шею и голову – брил его [Горный 2000: 39].

В русской литературе парикмахерское дело нередко связывалось с жестокостью. Р. Д. Тименчик, комментируя строку «Власть отвратительна, как руки брадобрея» из стихотворения О. Мандельштама «Ариост» (1925), указывает на близость между бритьем и смертью [Тименчик 2016]. Нора Букс отмечает: «С палачами парикмахеров сближает инструментарий: бритва и ножницы, которые легко становятся оружием убийства» [Букс 2004: 2].

1. …услышал запах — разговорное выражение, употребительное в XIX веке (нормативный вариант – «почувствовал запах», ср. французский глагол sentir, означающий «пахнуть» и «чувствовать). Буквальный смысл этого выражения может показаться странным, поскольку глаголы «слышать» и «пахнуть» соотносятся с различными органами чувств – слуха и обоняния соответственно. Используя данную фразу в повести под названием «Нос», Гоголь привлекает внимание читателя к странности этого сочетания.

4. …для приличия надел сверх рубашки фрак. Выражение «для приличия» иронично. В начале XIX века фрак полагалось надевать на светские приемы и балы, а также для верховой езды. Носили его и в повседневной жизни, но не дома за завтраком.

Как правило, в литературных произведениях описание одежды призвано сообщить читателю, как выглядит персонаж или как его воспринимают другие люди. Вспомним пример из «Войны и мира» Толстого (т. 3, ч. 2, гл. XX). Когда Пьер Безухов едет в штаб к Кутузову, солдаты и офицеры с удивлением смотрят на его зеленый фрак и белую шляпу. Эта красноречивая деталь показывает, что в глазах участников военных действий Пьер выглядит чужаком. Однако гоголевские описания разительно отличаются от реалистических и полных психологизма толстовских портретов. Цирюльник, как и все гоголевские персонажи – не реальный человек, а карикатура и маска; его действия подчеркнуто бессмысленны.

5. …Иван Яковлевич и руки опустил. Выражение «опустить руки» (обычно употребляется в форме «руки опускаются») означает, что «у кого-л. нет сил, желания делать что-л. из-за бесполезности усилий, неверия в успех дела» (СРФ). Иными словами, человек пребывает в отчаянии. Изменив грамматическую структуру фразеологизма, Гоголь заменяет переносное значение фразы буквальным. В результате идиома указывает на физическое действие – опускание рук, хотя в действительности в этот момент Иван Яковлевич поднимает руки. Это ясно из следующего предложения, где он протирает глаза. Однако переносное значение идиомы присутствует имплицитно – из контекста мы понимаем, что цирюльник приходит в отчаяние.

6. – Где это ты, зверь, отрезал нос? – закричала она с гневом. – Мошенник! пьяница! Я сама на тебя донесу полиции. Разбойник какой! Реакция жены цирюльника на внезапное обнаружение носа и ее слова «зверь», «мошенник» и «разбойник» снова отсылают нас к надписи на вывеске цирюльника. Фраза «и кровь отворяют» приобретает более явные криминальные коннотации. Гоголь обыгрывает идиоматическое выражение «оставить с носом» (означающее «одурачить»). Главный герой повести, майор Ковалев, остается без носа. Вопрос жены цирюльника «Где это ты, зверь, отрезал нос?» указывает на ее подозрения, что цирюльник оставил кого-то без носа. В следующей главе эта идиома появляется в более эксплицированной форме.

7. Он узнал, что этот нос был не чей другой, как коллежского асессора Ковалева. Предложение звучит странно, поскольку глагол «узнать» имеет разные значения: «обнаружить в ком-л. кого-л. знакомого или в чем-л. что-л. знакомое»; «получить, собрать сведения о ком-, чем-л., стать осведомленным относительно чего-л.» (МАС). В первом случае это переходный глагол, во втором – непереходный. Гоголевская фраза, в которой логика расходится с грамматикой, объединяет оба этих значения. Интересно, что в первоначальном наброске повести вместо «узнал» стояло «увидел», но Гоголь отказался от этого варианта [3: 381], придав предложению двусмысленность и, следовательно, комичность.

9. Сухарь поджаристый! Знай умеет только бритвой возить по ремню, а долга своего скоро совсем не в состоянии будет исполнять, потаскушка, негодяй! В этом гневном монологе возмущенная жена распекает мужа. Разговорное слово «сухарь» обычно означает «бесчувственный человек», а эпитет «поджаристый» усиливает значение «черствости». Прасковья Осиповна намекает, что цирюльник не выполняет супружеский долг. Использование существительного женского рода по отношению к мужчине («потаскушка») не является редкостью; чаще всего подобные слова (например, «сладкоежка») звучат нейтрально, однако бранные слова женского рода становятся особенно оскорбительными, когда обращены к мужчине.

9. …чтобы я духу его не слыхала! Прасковья Осиповна не хочет, чтобы нос находился поблизости от нее. В данном случае Гоголь переиначивает устойчивое выражение «чтобы и духу его тут не было» и задерживает внимание читателя на несуразной фразе, буквально означающей: «Я не хочу слышать его запах».

10. Иван Яковлевич стоял совершенно как убитый. Эта фраза означает, что Иван Яковлевич чрезвычайно огорчился, когда обнаружил в хлебе нос, поскольку в переносном смысле прилагательное «убитый» означает «подавленный, угнетенный». Однако употребленное Гоголем идиоматическое выражение «как убитый» имеет другое значение – оно относится к человеку в состоянии неподвижности (обычно в выражении «спит как убитый», обозначающем глубокий сон). Смешение двух этих идиоматических значений во фразе «стоял как убитый» создает комический эффект. Впрочем, при всей своей нелогичности это выражение употреблялось во времена Гоголя. Например, оно появляется в повести А. А. Бестужева-Марлинского «Кровь за кровь» (1825).

10. Он думал, думал – и не знал, что подумать. Комический эффект в этой фразе достигается за счет контаминации буквального значения глагола «думать» («думал, думал») и переносного значения («не знал, что подумать» – то есть был в растерянности).

11. Пьян ли я вчера возвратился или нет, уж наверное сказать не могу. В XIX веке наречие «наверное» несло значение, диаметрально противоположное современному. Оно означало «определенно» (как и наречие «наверняка», имеющее тот же корень). Это утверждение содержит иронию: если цирюльник не помнит, пьяный ли он возвратился вчера, скорее всего, он был пьян.

12. Наконец достал он свое исподнее платье и сапоги, натащил на себя всю эту дрянь и, сопровождаемый нелегкими увещаниями Прасковьи Осиповны, завернул нос в тряпку и вышел на улицу.

В XIX веке «исподним платьем» называлось нижнее белье. Получается, что во время завтрака цирюльник сидел за столом во фраке, но без нижнего белья.

13. Он хотел его куда-нибудь подсунуть: или в тумбу под воротами, или так как-нибудь нечаянно выронить. Выражение «подсунуть в тумбу под воротами» звучит абсурдно, поскольку использование предлога «в» подразумевает, что предмет полый внутри или имеет в себе отверстия. В Петербурге XIX века «тумбой» назывался гранитный или чугунный столб диаметром 30–40 сантиметров и высотой 140–150 сантиметров или меньше. Некоторые из них использовались для привязывания лошадей; другие для того, чтобы отграничить проезжую часть от тротуара.

«Нечаянно выронить» – стандартное выражение, хотя и несколько тавтологичное: глагол «выронить» уже подразумевает, что действие произошло непреднамеренно. Гоголь обыгрывает это выражение, добавляя глагол «хотел», что создает во фразе «хотел нечаянно выронить» конфликт между преднамеренностью и непреднамеренностью действия. Алогизм усиливается использованием наречия «как-нибудь» вместо «как будто».

Союз «или… или» указывает на выбор между двумя действиями: например, «или подсунуть в тумбу под воротами, или где-нибудь нечаянно выронить». Фраза «он хотел его куда-нибудь подсунуть: или в тумбу под воротами, или так как-нибудь нечаянно выронить» содержит логический сдвиг.

13. …Иван Яковлевич должен был поднять нос. Это предложение отсылает к идиоме «поднимать (задирать) нос», означающей «важничать, зазнаваться». К робкому цирюльнику Ивану Яковлевичу она едва ли применима и скорее отражает характер главного героя повести, майора Ковалева.

14. Он решился идти к Исакиевскому мосту: не удастся ли как-нибудь швырнуть его в Неву? Решение цирюльника выбросить нос с Исаакиевского моста выглядит странно и лишено логической мотивации. Ныне не существующий наплавной мост, названный по расположенному поблизости Исаакиевскому собору, пересекал Неву в 1830-е годы. Цирюльник живет на Вознесенском проспекте – по-видимому, рядом с Садовой улицей, где, как мы узнаем позже, квартирует его клиент, майор Ковалев. На пути к Исаакиевскому мосту цирюльник сначала должен пересечь два моста – через Екатерининский канал (ныне канал Грибоедова) и через Мойку. По соседству располагаются еще два моста – через Фонтанку и Обводный канал. Цирюльнику было бы гораздо легче выбросить нос с какого-нибудь из этих мостов, чем совершать долгий путь к Неве.

Можно предположить, что цирюльник останавливает выбор на Исаакиевском мосте, поскольку Нева имеет более быстрое течение и большую глубину, чем небольшие реки и каналы по соседству; однако в повести об этом не говорится. Решение Ивана Яковлевича кажется абсурдным еще по одной причине: на Исаакиевском мосту его с большей вероятностью могут застигнуть. Этот мост, соединявший две центральные части города – Адмиралтейство и Васильевский остров, был людным местом: днем и ночью по нему двигались кареты и пешеходы. Кроме того, в 1830-1840-е годы Английская набережная, находящаяся между Исаакиевским мостом и Адмиралтейством, в весеннее время служила петербургской аристократии местом для прогулок.

15. И хотя каждый день брил чужие подбородки, но его собственный был у него вечно небрит. Это предложение вызывает ассоциацию с русской поговоркой «сапожник без сапог». Упоминание об отсутствии чего-то само собой разумеющегося соотносится с главным событием повести – исчезновением носа с лица его обладателя.

15. Фраку Ивана Яковлевича (Иван Яковлевич никогда не ходил в сюртуке) был пегий; то есть он был черный, но весь в коричнево-желтых и серых яблоках; воротник лоснился, а вместо трех пуговиц висели одни только ниточки. Определение «в яблоках» (обычно применяемое для обозначения лошадиной масти) указывает, что фрак был поношенный и чрезвычайно грязный.

В Российской империи существовал строгий регламент в одежде для каждого социального слоя, от придворных до крестьян. Беглого взгляда на одежду было достаточно, чтобы определить статус человека.

Фраки вошли в моду в 1820-е годы, через несколько лет после возвращения русской гвардии из Парижа; первоначально их носили франты. Фрак был коротким спереди, имел длинные фалды сзади; его отложной воротник украшался бархатом. Два ряда пуговиц из серебра, фарфора или драгоценных камней, узкие рукава и накладные плечи производили впечатление изысканности и парадности. Поначалу фраки воспринимались как слишком экстравагантный предмет гардероба. Так, в комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума» (1825) Чацкий в конце третьего действия высмеивает преклонение русского дворянства перед заграничной модой: «Хвост сзади, спереди какой-то чудный выем, / Рассудку вопреки, наперекор стихиям» [Грибоедов 1987: 105].

К 1830-м годам на смену фракам постепенно пришли сюртуки, менее экстравагантные и более практичные. Даже в лучших парикмахерских на Невском проспекте и других главных улицах парикмахеры работали в сюртуках или жилетах [Быт пушкинского Петербурга 2005: 165]. Таким образом, указание рассказчика на то, что цирюльник предпочитает носить фрак, а не сюртук, звучит иронично. Подобное франтовство придает пьянице Ивану Яковлевичу смешной и одновременно жалкий облик: небритый, грязный, в засаленном фраке с оторванными пуговицами, он выглядит чрезвычайно нелепо.

15. …понюхавши табаку, мылил ему за это и на щеке, и под носом, и за ухом, и под бородою. Фраза «понюхавши табаку» ассоциируется с разговорным выражением «пропасть ни за понюх табаку», означающим «пропасть напрасно, ни за что». Это выражение отзывается в следующей главе, когда майор Ковалев сетует об исчезновении носа: «Но ведь пропал ни за что ни про что, пропал даром, ни за грош!» Согласно словарю В. И. Даля, в разговорном русском языке XIX века слово «борода» также использовалось в значении «подбородок». В повести, где одним из главных персонажей выступает нос, употребление слова «борода» в значении «подбородок» привлекает к себе дополнительное внимание.

16. Он прежде всего осмотрелся; потом нагнулся на перила, будто бы посмотреть под мост: много ли рыбы бегает, и швырнул потихоньку тряпку с носом. Фраза «много ли рыбы бегает» служит одним из примеров нарушения семантической сочетаемости глаголов движения. Этот лексический эксперимент далее повторяется в выражении «река идет» (абзац 21). Впрочем, здесь есть своя «логика»: если нос может ходить по городу, то и рыба может бегать в воде.

16. …отправился в заведение с надписью «Кушанье и чай» спросить стакан пуншу. Ирония этой фразы состоит в том, что пунш был излюбленным напитком на дружеских пирушках молодых дворян. См., например, упоминание его во вступлении к «Медному всаднику» А. С. Пушкина. В XIX веке существовал глагол «пуншевать», означавший «пить пунш в веселой компании». Рецепт этого напитка был довольно сложным: сахарную голову помещали на специальную решетку, поливали ромом и поджигали. Тающий сахар стекал в емкость с вином. Этот изысканный напиток также подавался в дорогих ресторанах – например, во французском ресторане Дюме, который часто посещал Пушкин [Демиденко 2011: 74–75]. В заведении со скромной вывеской «Кушанье и чай» едва ли подавали такой напиток. Вероятно, Иван Яковлевич собирается заказать более простую разновидность пунша, которую словарь Даля определяет как «кипяток с водкой или ромом, сахаром, иногда также с лимоном и пр.».

16. …как вдруг заметил в конце моста квартального надзирателя благородной наружности, с широкими бакенбардами, в треугольной шляпе, со шпагою. В том месте, где располагался Исаакиевский мост, ширина Невы составляет порядка 500 метров, поэтому, стоя на одном конце моста (или даже на середине) невозможно рассмотреть черты лица человека, находящегося на другом конце: лицо человека трудно рассмотреть даже с расстояния 50-100 метров.

16. …квартальный кивал ему пальцем. Фраза содержит лексический сдвиг. Глагол «кивать» может употребляться только с существительным «голова». Очевидно, полицейский делает цирюльнику знак пальцем, требуя подойти поближе. Если цирюльник не мог разглядеть полицейского, стоявшего на другом конце моста, то и полицейский не мог разглядеть цирюльника. Тем более что в следующей главе читатель узнает, что квартальный, по его собственному признанию, был близорук и ничего не видел без очков.

18. …зная форму, снял издали еще картуз. Упоминание картуза вновь указывает, что наряд Ивана Яковлевича выглядел смехотворно. Согласно тогдашним правилам в одежде, фрак носили с цилиндром и изящной обувью, а не с картузом и сапогами. В 10 главе романа «Игрок» Достоевский с иронией описывает наряд лакея: «Потапыч в своем фраке, в белом галстухе, но в картузе» [Достоевский 1973: 260]. Такой же нелепый наряд упоминается у Гоголя в «Мертвых душах»: когда бричка Чичикова подъезжает к гостинице, мимо проходит молодой человек во фраке и картузе.

То, что цирюльник снимает картуз, находясь еще далеко, свидетельствует о его стремлении угодить полицейскому. Однако его приветствие «издали» выглядит смешно и нелепо, поскольку своим жестом Иван Яковлевич нарушает этикет. О правилах этикета можно судить по следующей фразе из романа И. С. Тургенева «Накануне»: «Здравствуйте, – промолвил он, приближаясь к ней и снимая картуз» [Тургенев 1981: 211].

19. Желаю здравия вашему благородию! Устойчивая форма приветствия, обращенного к человеку, имеющему воинское звание, – «здравия желаю, ваше благородие». Гоголь придает этому идиоматическому выражению буквальный смысл: вместо того, чтобы приветствовать полицейского, цирюльник желает ему здоровья. В повести Достоевского «Двойник» подобную «ошибку» допускает писарь Остафьев, обращаясь к Голядкину [Достоевский 1972: 189].

II

26. …прыщик, который вчерашнего вечера вскочил у него на носу. Глагол «вскочить» имеет два значения: прямое («вспрыгнуть», если относится к одушевленному существительному) и переносное («внезапно появиться», если речь идет о прыщике). Гоголь обыгрывает эти два значения: прыщик вскочил на носу у майора Ковалева, а несколькими строками ниже майор Ковалев вскочил с кровати. Параллель между двумя этими действиями обусловлена самим сюжетом повести: если прыщик может вскочить, как человек, то почему и нос не может разгуливать по городу? В контексте 1830-х годов упоминание о прыщике намекает на широко распространенную в то время заболеваемость сифилисом [Дилакторская 1995: 219].

26. …и полетел прямо к обер-полицмейстеру. Глагол движения «полететь» имеет два значения: буквальное (когда речь идет о птице или самолете) и разговорное переносное («начать стремительное движение»; применительно к человеку). Как станет видно из последующих событий, Ковалев не сразу помчался в полицию. Сначала он зашел в кондитерскую, а потом побежал в Казанский собор. Обер-полицмейстер возглавлял городское полицейское управление, занимавшееся мелкими уголовными и гражданскими делами.

27. Коллежских асессоров, которые получают это звание с помощию ученых аттестатов, никак нельзя сравнивать с теми коллежскими асессорами, которые делались на Кавказе. Согласно Табели о рангах – списку гражданских, военных и придворных должностей и чинов императорской России, введенному Петром Великим в 1722 году, – чины ранжировались по четырнадцати классам; высшим был первый класс. Чин коллежского асессора относился к восьмому классу. Тот факт, что Ковалев получил этот чин на Кавказе, указывает на отсутствие у него необходимого образования. В первой половине 1830-х годов чин коллежского асессора было проще получить на Кавказе или в Сибири, где для его присвоения не приходилось сдавать экзамен и получать диплом. Здесь Гоголь высмеивает стремление Ковалева сделать быструю и легкую карьеру [Reyfman 2016: 108].

27. …а чтобы более придать себе благородства и веса, он никогда не называл себя коллежским асессором, но всегда майором. Согласно Табели о рангах, гражданскому чину коллежского асессора соответствовал военный чин майора. Ковалев называет себя майором, поскольку военные чины считались более престижными. Однако он нарушает закон; согласно указу Екатерины II от 3 (14) ноября 1793 года, гражданские чиновники не имели права именовать себя воинскими чинами [Полное собрание законов Российской империи 1830: 469]. Замечание Гоголя указывает на тщеславие Ковалева и его чрезмерное внимание к чинам.

27. «Послушай, голубушка, – говорил он обыкновенно, встретивши на улице бабу, продававшую манишки, – ты приходи ко мне на дом; квартира моя в Садовой; спроси только: здесь ли живет майор Ковалев? – тебе всякий покажет». Если же встречал какую-нибудь смазливенькую, то давал ей сверх того секретное приказание, прибавляя: «Ты спроси, душенька, квартиру майора Ковалева». Ковалев хочет подчеркнуть, какая он важная особа. Он настолько известная личность, что все в Петербурге знают, где он живет. Приведенный фрагмент содержит несколько логических нестыковок. Ковалев советует женщинам спросить, где находится его квартира, однако его совет лишен смысла, поскольку, во-первых, Садовая улица имеет протяженность более четырех километров, а во-вторых, хотя в 1830-е годы дома и квартиры в Петербурге уже нумеровались, в широком обиходе они по-прежнему обозначались по фамилиям владельцев. Ковалев дает понять, что его фамилия известнее, чем фамилия владельца дома, в котором он живет. Союз «если» в сочетании с эмфатической частицей «же» подразумевает, что Ковалев отдает «бабам» и «смазливеньким» разные распоряжения. Однако и тем, и другим Ковалев велит сделать, в сущности, одно и то же. Гоголь не уточняет, в чем заключается «секретное приказание», но из контекста ясно, что Ковалев приглашает женщин к себе домой.

28. …эти бакенбарды идут по самой средине щеки и прямехонько доходят до носа. Гоголь вновь останавливает внимание читателя на особенностях глаголов движения: глагол «идти» имеет два значения – прямое и переносное. Фраза «бакенбарды идут по самой средине щеки» предвосхищает дальнейшие события, когда способность к ходьбе обнаружится у носа. В петербургских повестях писателя части тела и лица нередко ведут самостоятельное существование. Например, в «Портрете» изображенный на картине старик выглядит таким реальным, что кажется, будто его глаза «были вырезаны из живого человека и вставлены сюда» [3: 87]. В начале «Невского проспекта» Гоголь описывает усы, талии, носы и глаза жителей Петербурга, передвигающиеся независимо от своих обладателей.

29. …он должен был идти пешком, закутавшись в свой плащ и закрывши платком лицо, показывая вид, как будто у него шла кровь. Майор Ковалев притворяется, будто у него из носа идет кровь; иными словами, он делает вид, что нос у него есть.

29. …Хотя бы уже что-нибудь было вместо носа, а то ничего! Абсурдность этого предложения усиливается использованием неопределенного местоимения «что-нибудь», то есть «безразлично что».

30. Он был в мундире, шитом золотом, с большим стоячим воротником; на нем были замшевые панталоны; при боку шпага. По шляпе с плюмажем можно было заключить, что он считался в ранге статского советника. Носить шляпу с плюмажем разрешалось только высокопоставленным представителям императорского двора, причем надевать ее полагалось исключительно к придворному мундиру. Можно предположить, что нос не просто статский советник, но особа, приближенная к императорскому двору [Дилакторская 1995: 273; Reyfman 216: 108].

32. …ряд нищих старух с завязанными лицами и двумя отверстиями для глаз, над которыми он прежде так смеялся. Нищие старухи скрывают лица, чтобы спрятать следы «дурной болезни», свидетельствующие об их греховном прошлом. Один из симптомов сифилиса – разрушение носовой перегородки. Женщины, приезжавшие в Петербург на заработки из провинции, часто попадали в публичные дома или были вынуждены торговать собой на улицах [Три века Санкт-Петербурга 2006: 707]. На этот раз Ковалев не смеется над ними, видя в них «сестер по несчастью».

37. …вы должны знать свое место. Как и во многих других случаях, юмористический эффект достигается взаимодействием буквального значения идиомы (нос должен быть на лице майора) и переносного (нос должен вести себя соответственно своему положению). Однако на ситуацию можно посмотреть и под другим углом. Согласно императорскому указу, в день Благовещения чиновникам предписывалось в праздничной форме присутствовать на богослужении [Дилакторская 1984: 155]. Нос, имеющий чин статского советника, находится в положенном ему месте: в церкви.

40. Какой-нибудь торговке, которая продает на Воскресенском мосту очищенные апельсины, можно сидеть без носа. Еще один намек на «дурную болезнь». Ковалев имеет в виду, что его статус коллежского асессора требует соблюдения приличий во всем, включая физический облик и моральные качества.

41. – Ничего решительно не понимаю, – отвечал нос. – Изъяснитесь удовлетворительнее. Ответ носа Ковалеву выдержан в подчеркнуто канцелярском стиле.

46. …открыл табакерку высокий гайдук с большими бакенбардами и целой дюжиной воротников. Сатирическое описание манер петербургских жителей. Гайдук, открывающий табакерку, явно нарушает правила поведения в храме. Замечание по поводу его одежды также иронично. Во времена Гоголя было модно носить несколько галстуков. Указание, что на гайдуке дюжина воротников, доводит представление об избыточности в одежде до абсурда. Хотя, как пишет Ю. А. Федосюк, «…на верхней одежде по нескольку воротников носили, тут надо представить себе нечто вроде коротких пелерин или матросских воротников, ниспадавших от шеи к плечам и на спину» [Федосюк 2020: 102].

47. Улыбка на лице Ковалева раздвинулась еще далее, когда он увидел из-под шляпки ее кругленький, яркой белизны подбородок и часть щеки, осененной цветом первой весенней розы. Но вдруг он отскочил, как будто бы обжегшись. Он вспомнил, что у него вместо носа совершенно нет ничего, и слезы выдавились из глаз его. Судя по последнему предложению, Ковалев считает, что, если бы вместо носа у него было бы что-нибудь другое, его попытки пофлиртовать могли бы увенчаться успехом.

48. День был прекрасный и солнечный. На Невском народу была тьма. Помещая рядом эти два предложения, первое из которых содержит слово «солнечный», Гоголь приводит два значения слова «тьма» («множество» и «темнота») в логическое столкновение, тем самым создавая комический эффект.

49. А, чёрт возьми! – сказал Ковалев. – Эй, извозчик, вези прямо к обер-полицмейстеру! Маловероятно, что майор Ковалев отправился бы домой к полицмейстеру в день важного церковного праздника. Этот иронический фрагмент знаменателен: в повести, полной фантастических событий, нет ничего невозможного.

50. «Валяй во всю ивановскую!» Выражение «во всю ивановскую» употребляется главным образом, когда речь идет о громком крике (выражение связано с Ивановской площадью в московском Кремле, на которой в старину оглашались царские указы). Гоголь применяет эту идиому к скорости, а не громкости. Ковалев приказывает извозчику ехать как можно быстрее не только потому, что он торопится, но и оттого, что считает себя важной персоной: «В Петербурге, в отличие от Москвы, принято было ездить очень быстро – это служило признаком высокого социального статуса сидящего в экипаже человека» [Быт пушкинского Петербурга 2005:275].

67. В одной значилось, что отпускается в услужение кучер трезвого поведения. Словосочетание «отпустить в услужение» выступает как эвфемизм для «продать» (крепостного).

67. «Кто здесь принимает объявления? – закричал Ковалев. – А, здравствуйте!» Посещение Ковалевым газетной экспедиции маловероятно. В день Благовещения запрещалась любая работа, и поэтому все присутственные места были закрыты.

67. …каждый день от восьми до трех часов утра. Это косноязычное объявление отражает абсурдность петербургской жизни. Объявление звучало бы логично в такой формулировке: «Каждый день от восьми часов утра до трех часов пополудни»; но это была бы уже не гоголевская фраза.