Текст книги "Рауль, или Искатель приключений. Книга 1"

XX. Гостиница «Царь Соломон»

Между тем, как дорожная карета Рауля быстро катилась по полям Буживаля, Рюэля и Нёльи, Жанна, прелестная и очаровательная еще более прежнего в своем траурном костюме, наслаждалась с неизъяснимым счастьем сладостной беседой наедине с Раулем.

Рауль держал в своих руках крошечную и белую ручку своей невесты и устремлял на нее долгие и нежные взгляды. Между молодыми людьми были минуты молчания, исполненные выразительного красноречия. Кавалер наконец прервал это молчание и, обратившись к своей спутнице, которая смотрела на него с безмолвным обожанием, прошептал:

– Скажите мне, моя милая царица, суеверны ли вы?

Заметим мимоходом, что Рауль часто называл Жанну «моя царица» по причине удивительного сходства ее с царицей Савской.

– Не думаю, – отвечала Жанна. – Однако, друг мой, объяснитесь яснее, и я буду вам отвечать более положительным образом.

– Верите ли вы прорицаниям и предчувствиям?

– Нет.

– Напрасно, – прошептал кавалер.

– А вы разве верите, друг мой?..

– Твердо верю, но моя вера совсем не похожа на верование толпы…

– В чем же?

– В том, что моя радость и надежды происходят из того, что обычно приводит в отчаяние и пугает слабых…

– Я вас не понимаю.

– Я объяснюсь яснее. Мое убеждение состоит в том, что в свете почти всегда хорошее сменяет дурное, счастье является вслед за отчаянием. Я улыбаюсь пагубным предзнаменованиям, и чем прошлое мрачнее, тем более я верю в будущее.

– Страшное убеждение! – перебила молодая девушка.

– Оно основывается на опыте, – продолжал Рауль, – и, притом на моем собственном опыте… Хотите, я докажу вам это на нашем с вами примере, о, моя возлюбленная царица! До какой степени основательно мое убеждение?..

– Докажите, если хотите… Или, скорее, если сможете, – прибавила Жанна с улыбкой.

– Послушайте же…

– Нужно ли мне уверять вас, что я слушаю с глубочайшим вниманием?

– Помните ли вы, каким образом я попал к вам?

– Еще бы!

– Ночь была темная… Ревел ураган… Волны Сены потопили моего несчастного кучера в ту минуту, когда меня вытащили, почти умирающего, из обломков кареты.

– К несчастью, все это справедливо!..

– Если я не ошибаюсь, это были печальные предзнаменования!.. Наша любовь рождалась под покровительством смерти и гибели.

– Рауль, вы меня пугаете! – вскричала Жанна, сердце которой начинало сжиматься.

– Напротив, я хочу успокоить вас, – отвечал Рауль. – Под влиянием лихорадочного бреда увидел я в первый раз ваш образ… Смерть парила над головой моей в ту минуту, когда ваши черты запечатлевались навсегда в моем сердце! Смерть была под вашей кровлей, когда тайна моей любви сорвалась с губ моих, и De profundis еще звучал вокруг гроба вашей матери, когда я сказал вам, что люблю вас…

– Рауль!.. Рауль!.. Я боюсь!.. – снова повторила молодая девушка: – О! Зачем вы напоминаете мне все это?..

– Для того, чтобы вы верили, моя возлюбленная, как и сам я верю, что лучезарное светило нашего счастья засияет тем большим блеском, чем бледнее взошло оно. посреди надмогильного тумана!..

– Я разделяю ваши надежды, друг мой, но мне тяжело от ваших слов…

– Отчего?..

– Я была счастлива, узнав, что вы меня любите, и чувствуя, что я тоже люблю вас… Я никогда не думала об этом роковом начале, из которого произошла наша любовь, и хотела бы никогда не думать о том!..

– Дитя! – перебил Рауль тоном снисходительного и любящего сострадания. – Имейте более мужества!.. Поставьте вашу душу наравне с моею, разделите со мной веру, которая не обманывала меня никогда!..

– Постараюсь… – прошептала девушка.

Но софизмы Рауля обвили ее словно ледяным покровом; сердце ее сжалось и непонятная тоска показывала будущее в каком-то мрачном тумане. Всю дорогу Жанна напрасно старалась победить это впечатление.

Наконец карета остановилась у парижской заставы. Жак подошел к дверце.

– Куда прикажете ехать? – спросил он.

– На улицу Шерш-Миди, в гостиницу «Царь Соломон», – отвечал Рауль. – Не правда ли, какое странное совпадение, милая Жанна? – прибавил он с улыбкой, когда карета опять покатилась. – Первый дом, в котором остановится в Париже царица Савская, это гостиница «Царь Соломон»!..

– В самом деле, странно, – отвечала молодая девушка.

– Скажите мне, – продолжал Рауль, – точно ли вы уверены, что главное действующее лицо в картине на обоях не было портретом одной из ваших прабабушек?.. Это могло бы объяснить ваше удивительное сходство…

– Я уверена в обратном, – отвечала Жанна. – Потому что Маленький Замок, со всем принадлежащим ему, достался в наследство моему отцу, а я похожа лицом на мою бедную мать.

– Если так, то это просто случай, но случай – великий властелин, и я удивляюсь огромному таланту неизвестного художника, который умел воспроизвести такое небесное личико, как ваше!..

Жанна улыбнулась на этот комплимент, но не ответила на него. Мы уже знаем, что она была печальна и озабочена.

Карета снова остановилась, и на этот раз на улице Шерш-Миди, у гостиницы, названной Раулем.

Это был старый дом, весьма невзрачной наружности; узкий и почерневший фасад его несколько покривился; штукатурка во многих местах растрескалась от времени и напоминала морщинистое лицо столетней старухи. Над входом гигантская вывеска из листового железа была прикреплена железными скобами к тяжелой дубовой доске. Вывеска эта качалась при малейшем ветре с сильным бренчанием. Наивная кисть художника, имя которого не сохранилось, начертала на железном листе изображение человека высокого роста, в тюрбане и в длинной белой мантии с золотой каймой. Человек этот держал в правой руке жезл и как будто распоряжался легионом микроскопических работников, которые строили, по его приказаниям, здание весьма странной формы. Надпись, начертанная красивыми буквами, красными и золотыми, объясняла мысль живописца:

«Великому Царю Соломону»

Странное здание, составлявшее задний план картины, был Храм Иерусалимский.

XXI. Тайное жилище

Ворота гостиницы повернулись на своих петлях, и карета въехала на внутренний двор, окруженный конюшнями, в которых могли поместиться полсотни лошадей. Жак отворил дверцы кареты. Рауль вышел первый, потом взял Жанну на руки и перенес ее на землю.

В эту минуту, человек роста немного выше среднего, необыкновенно сухощавый, с живостью подошел к приезжим. Этому человеку могло быть лет семьдесят; он был в коротких штанах, узко стянутых у колен медными пряжками, и в узорчатых чулках, которые висели складками около его тощих икр. Серый суконный плащ и черная бархатная шапочка на плешивом черепе дополняли этот фантастический костюм. Лицо этого старика выражало хитрость и лукавство; вообще вся фигура его представляла в высочайшей степени жидовский тип.

Это был хозяин гостиницы. Его считали человеком богатым, но весьма скупым. Настоящее его имя было Самуил Вертами, но в квартале он был известен под именем Дяди-богача.

Самуил подошел к Раулю и Жанне. Узнав кавалера, он склонился почти до земли, что делало величайшую честь гибкости его позвоночного столба, снял бархатную шапочку, покрывавшую его голову, и пробормотал сквозь зубы церемонные уверения в нижайшем уважении и глубочайшей преданности. Рауль перебил его, сказав:

– Хорошо, хорошо, Самуил… все ли в порядке?.. – Да, кавалер, как всегда, – отвечал старик.

– Стало быть, мы можем войти?

– Можете, кавалер, и хотя вы хорошо знаете дорогу, я все-таки буду иметь честь проводить вас и…

Старый Самуил вдруг остановился. Рауль угадал причину внезапного молчания жида и, увидев на лице Жанны замешательство, поспешил сказать:

– Мою жену…

– Вас и мадам де ла Транблэ, – продолжал Самуил, снова поклонившись.

Потом он пошел вперед. Кавалер и Жанна последовали за ним. Все трое вошли во второй этаж, в ту комнату, о которой Рауль говорил Жаку месяц назад и которая называлась Комнатой Магов. Вокруг этой комнаты были расставлены большие шкафы с богатым запасом самых разнообразных костюмов; в одном углу стоял железный сундук, прикрепленный к полу. В этой комнате не было решительно никакой мебели, кроме трех или четырех грубых стульев.

Как только Жанна и Рауль перешли за порог, Самуил низко поклонился им и ушел, затворив за собой дверь. Девушка с удивлением обвела комнату глазами.

– Что вы думаете об этом жилье? – спросил Рауль, улыбаясь.

– Что могу я думать о нем? – отвечала Жанна. – Я жду.

– Стало быть, вы не думаете, что я намерен поместить вас здесь?..

– Нет, – возразила она, улыбаясь в свою очередь. – Если только вы не намерены также дать мне этот сундук вместо кровати.

– Посмотрите, – сказал кавалер.

Он подошел к одному шкафу и дотронулся до металлической пуговки, почти невидимой, потому что она была выкрашена точно такой же серой краской, как и дерево. Рауль коснулся этой пуговицы, и стена затрещала; перед ними отворилась дверь в узкий и темный коридор. Жанна не могла удержаться, чтобы не вскрикнуть от удивления. Рауль взял ее за руку.

– Не бойтесь, – сказал он, – и пойдемте…

– Могу ли я бояться с вами? – отвечала молодая девушка.

Коридор, в который они вошли, был так узок, что двоим нельзя было идти рядом. Рауль пошел впереди, держа Жанну за руку. Темнота была глубокая. Они сделали шагов около двадцати, потом кавалер остановился. Снова раздался треск, и ослепительный свет ударил прямо в лицо Жанне и принудил ее закрыть на секунду глаза, которым было больно от внезапного перехода из темноты к такому яркому блеску.

Молодые люди находились уже в гостинице Царя Соломона. Тайный переход, сделанный в толстой стене, привел их в смежный дом.

Когда веки Жанны приподнялись снова, она пришла в изумление при виде зрелища, поразившего ее. Она находилась в круглой комнате, убранной в восточном вкусе с роскошью, которая могла соперничествовать с великолепием Альгамбры в лучшие времена мавританского владычества. Турецкий ковер, мягкий, как руно молодых овец, покрывал пол и поражал взор своими яркими красками и блестящими арабесками. Диваны окружали эту комнату; пурпур, золото и лазурь смешивались в ткани, которой обиты были эти диваны. Все остальное было также великолепно. Видно было, что для украшения этой комнаты хозяин дома не пожалел ни самого редкого мрамора, ни серебряных вещей драгоценного чекана.

– Как это чудесно! – вскричала Жанна.

– Вы еще не все видели, – заметил Рауль.

Он приподнял тяжелую портьеру с золотой каймой и ввел Жанну во вторую комнату, меблированную с мрачным и строгим вкусом; стены этой комнаты были обложены черным деревом. Индийская циновка несравненной работы заменяла ковер. В двух огромных буфетах стояли сервизы – серебряный, чудной работы, и два фарфоровых, один севрского, другой саксонского фарфора. Стулья, обитые позолоченной кордовской кожей, окружали стол, уставленный разными кушаньями, пирожными, превосходными фруктами и графинами из богемского хрусталя; графины были наполнены винами, из которых одни имели огненно-желтый блеск топаза, другие – прозрачность бледного рубина, а третьи, наконец, – темный оттенок царственного пурпура,

– Это еще не все, – сказал Рауль.

И он повел Жанну в спальную, очень маленькую, для убранства которой распорядитель всех этих чудес изобрел тот кокетливый и восхитительно-жеманный стиль, который должен был несколько лет спустя получить имя а-ля Помпадур. Стены этой комнаты были обтянуты беловато-серым атласом, по которому были вышиты большие букеты роз и жимолости. На полу вместо ковра лежал горностаевый мех. Волны индийской кисеи спускались вокруг кровати из розового дерева; в спинку кровати были вделаны фигурки из севрского фарфора. Но мы должны отказаться от желания дать понятие, даже и несовершенное, о тысяче великолепных безделушек, загромождавших эту спальную. Тут были и эмаль и статуэтки из слоновой кости и золота, японские и китайские куклы, и саксонские куколки, и множество прелестных вещиц работы Бенвенуто Челлини.

Одно только поражало взор своей странностью: это было то, что возле этого истинно женского изящества находился настоящий арсенал оружия. За волнистыми занавесками, о которых мы сейчас говорили, на богатых шелковых обоях висела полная коллекция пистолетов и кинжалов, начиная с испанского стилета и кончая турецким ятаганом и индийским канджаром.

– Милая царица, – сказал Рауль, приведя Жанну опять в столовую, – вы, вероятно, голодны… Посмотрите, эти фрукты почти достойны вас.

– Где мы? – спросила молодая девушка.

– Месяц тому назад, – отвечал Рауль, – я сказал бы: вы у меня; сегодня я должен сказать, о моя прелестная царица: мы у вас…

– Как? Все это принадлежит вам?..

– Да, если все это ваше.

– Но зачем этот таинственный вход?..

– По причинам, которые я объясню вам впоследствии и которые вы легко поймете. Теперь скажите мне, милая Жанна, хотите ли вы занять эту квартиру и жить в ней вдвоем с горничной до нашей свадьбы, которая скоро должна состояться?..

– Вы знаете, друг мой, – ответила Жанна, – что я во всем соглашаюсь с вашими желаниями, и хочу того же, чего хотите вы…

Оставив молодую девушку в таинственной квартире, описанной нами, Рауль вернулся той же дорогой, по какой пришел, и, поговорив несколько минут с Самуилом, вышел из гостиницы «Царь Соломон».

XXII. Дьявол

Рауль остановил на улице портшез и велел отнести себя в отель маркиза Тианжа, находившийся, как нам известно, на улице Св. Доминика.

В ту минуту, когда он прибыл, маркиз собирался ехать. Лакеи, в парадных ливреях, водили по двору лошадей. Когда маркизу доложили о Рауле, он тотчас отложил свою прогулку и приказал принять гостя.

Маркиз де Тианж был мужчина лет сорока, приятной и благородной наружности. Ничто не могло сравниться с изысканной любезностью его обращения и вежливостью. Он жил чрезвычайно роскошно; об этом говорили даже в ту эпоху, когда роскошь была сильно распространена. Экипажи его пользовались справедливой знаменитостью; о его ужинах вспоминали с восторгом; у него были прекраснейшие лошади; он бросал золото пригоршнями в легкие будуары оперных танцовщиц.

Каким же образом маркиз де Тианж мог вести такой образ жизни? В этом-то и заключалась загадка! Эту загадку, казалось, не легко было разрешить. Конечно, он получил по наследству от отца значительное состояние, но всем было известно, что он уже давно промотал его до последней копейки. Настал день, когда маркиз, подавляемый тяжестью долгов, а занимал он у всех и каждого, вдруг исчез, и поэтому многие начали даже поговаривать о его совершенном разорении, но эти зловещие слухи не подтвердились. После краткого отсутствия маркиз снова появился в свете и зажил еще блистательнее, еще богаче прежнего. Он заплатил всем своим кредиторам, и роскошь его приняла размеры еще более прежних. Конечно, тут было чему подивиться; но никто, набивая себе карманы его золотом, не спрашивал, откуда взялось оно.

Маркиз, одетый для верховой езды, в сапогах со шпорами, ждал Рауля в очаровательной маленькой гостиной и, как только увидел его, бросился к нему с изъявлениями сильнейшей нежности.

– Право, любезный кавалер, – вскричал он, – я начинал уже терять надежду увидеть вас когда-нибудь!..

– Очевидно, – ответил Рауль, – вы отчаивались понапрасну, потому что вот я здесь…

– Откуда вы?

– Из такого места, в котором чуть было не остался навсегда.

– Вы подвергались опасности?

– Смертельной.

– Что же с вами случилось, Боже мой?

– Ужасная болезнь… но не будем говорить об этом; все прошло, я возвратился, поговорим лучше о вещах серьезных. Как идут наши дела?

– Дурно.

– Что вы хотите сказать?

– Я говорю, что вам давно было пора вернуться в Париж…

– Зачем?

– Затем, чтоб поддержать наш колеблющийся кредит.

– Полноте! Он слишком прочен, его ничто не может поколебать!

– Кроме громового удара.

– Без сомнения, но небо спокойно.

– Тут-то вы и ошибаетесь!

– Как! Разве гром гремит?

– Гремит.

– С какой стороны?

– С пале-рояльской.

– Невозможно! Две недели назад я получил оттуда известия, и известия хорошие.

– С тех пор ветер переменился.

– Неужели?

– К несчастью, это именно так, как я имею честь вам говорить.

– Но, Боже мой! Что это значит?

– Нас вытесняют.

– Кто?

– Интриганка, искательница приключений, итальянка, которую зовут, сколько мне помнится, Антонией Верди.

– Да ну?! Что же делает эта интриганка?

– Она нашла слабую сторону регента.

– Какую? У него их так много…

– Показывает ему дьявола.

– О! О!

– Согласитесь, что это дело серьезное.

– Стало быть, эта женщина колдунья?

– Да, нечто в этом роде…

– И регент попался в ее сети?..

– До такой степени, что, повторяю вам, наша звезда потускнела…

– Вы знаете все подробно?

– Конечно.

– Действительно?

– Как нельзя более. Я сам видел.

– Что вы видели? Призрак?

– Да.

– Расскажите мне.

– Я и хотел рассказать сейчас. Какой сегодня день?..

– Пятница.

– Именно в пятницу, на прошлой неделе, я приглашен был ужинать в Пале-Рояль. Гости были веселы, вина бесподобны, женщины любезны, ужин очарователен…

– До сих пор я не вижу ничего зловещего в вашем рассказе.

– Подождите, я только начинаю. В исходе двенадцатого хозяин наш встал из-за стола и сказал нам: «Милостивые государи и государыни! Тем из вас, кому любопытно познакомиться с дьяволом, стоит только сказать слово, и желание ваше тотчас исполнится…» Все расхохотались, потому что никто не понял настоящего смысла слов регента, но он продолжал:

«Ничего не может быть серьезнее того, что я имею честь говорить вам. Через четверть часа, то есть ровно в полночь, дьявол явится в комнате, смежной с этой. Если кто хочет видеть его, пусть идет со мной…» Женщины раскричались, мужчины перестали смеяться, кроме меня, как вы, конечно, догадываетесь, любезный кавалер… Через пять минут некоторого колебания человек десять решились идти за герцогом. Я был в числе этих смельчаков. Мы вошли в большую комнату, которая была обтянута черным сукном с серебряной бахромой. Небольшая лампа под стеклянным колпаком проливала свет такой бледный, что еще более выказывал густоту мрака. Перегородка разделяла комнату на две части. С одной стороны были кресла для дам и табуреты для мужчин. На противоположной стороне стоял стол, на котором, кроме помянутой лампы, находилась еще хрустальная чаша, наполненная очень прозрачной водой…

– Обстановка была недурна, – перебил Рауль.

Маркиз де Тианж продолжал:

– Все сели. Прошло пять или шесть минут, потом с другой стороны перегородки медленно приподнялся черный занавес и явилась женщина. Это была Антония Верди. Она показалась мне молодой и очень хорошенькой. На ней была надета туника, не закрывающая слишком много сверху и очень короткая снизу, – словом, весьма неблагопристойная. Длинные и великолепные черные волосы струились по обнаженным плечам. Она подошла к столу и пустила на воду хрустальной чаши что-то такое, чего я не мог хорошенько рассмотреть. Регент сидел возле меня. Он наклонился и шепнул мне:

– Видите вы?

– Вижу, ваше высочество, – отвечал я, – но не знаю, что это такое.

– Это волшебная жаба, – сказал он мне с видом, глубоко убежденным. – Но вот полночь… Скоро вы увидите…

– В самом деле, на больших пале-рояльских часах пробило в эту минуту двенадцать ударов полночи. Итальянка стала на колени перед столом, протянула обе руки над хрустальной чашей и начала говорить с жабой самым нежным голосом.

«Милое создание, прекрасное создание, восторжествует ли для нас ад?.. Послушайся меня!.. Послушайся меня!.. Послушайся меня!..»

Жаба принялась плавать и прыгать в чаше, так что вода расплескалась во все стороны на зрителей. Несколько капель этой воды брызнули в лицо регенту, и я заметил, что он побледнел.

– Вам дурно, ваше высочество? – спросил я.

– Нет, – отвечал он, – но надо признаться, что все это очень странно и поневоле удивишься…

– Подождем до конца, – возразил я.

Итальянка, без сомнения, услышала наш разговор, хотя мы и говорили шепотом, и, верно, встревожилась, потому что тотчас вскричала:

– На колени! На колени все! Горе тем, кто не будет присутствовать при мрачных таинствах в безмолвии и созерцании…

Регент первый подал пример, став на колено; все подражали ему. Тогда началось вызывание духа…

– Любезный маркиз, – перебил Рауль, – скажите мне, пожалуйста, каким образом эта женщина производила заклинания?

– Сколько я мог понять, вслушиваясь в ее слова, она вызывала по способу коптов, как он описан у Аморрея.

– Очень хорошо, – сказал кавалер, – что ж было далее?

– Потом лампа вдруг погасла и в комнате с полминуты царствовала глубокая темнота. Вдруг, без всякого шума, возле итальянки явилась фигура мужчины чудесной красоты. Человек этот был высокого роста и сложен превосходно; свет, позволивший видеть его, происходил от него самого; все тело его сияло, будто он был натерт фосфором…

Рауль улыбнулся, услышав последние слова маркиза де Тианжа. Маркиз продолжал:

– Эта демонская фигура имела цвет лица бледно-матовый и немножко смуглый; глаза были очень велики, очень блестящи и очень выразительны; борода и волосы черны как уголь, губы красны как кровь, зубы белы и редки, как у волка. По краям лба у призрака видны были два маленьких нароста в виде рогов, но всего более удивлял широкий шрам, красный и сверкающий, который начинался у лба и оканчивался у левой пятки, извиваясь по всему телу подобно молнии.

– Видите вы этот шрам? – заметил мне регент. – Это след громового удара, поразившего падших ангелов…

– Мало-помалу, контуры дьявольского призрака делались менее фосфорическими, фигура начала бледнеть, потом угасла постепенно. Наступила опять темнота, лампа зажглась как бы по волшебству, призрак исчез, а итальянка распростерлась с удвоенной горячностью перед своей жабой, которая, казалось, спала. Регент сделал мне честь, взял меня под руку, возвращаясь в столовую.

– Маркиз, – сказал он мне дорогой, – что вы думаете обо всем этом?.. Знаете ли, что эта очаровательная женщина обещала мне скоро познакомить меня с демоном первого разряда, который откроет мне секрет превращения угля в бриллианты? Надо признаться, что в сравнении с этой милой волшебницей ваш друг кавалер де ла Транблэ просто ничтожный мальчишка, и я думаю, что сделаю недурна, если лишу его моего покровительства и отправлю в Бастилию… Что вы на это скажете, маркиз?

Я оцепенел от этого замечания; в эту минуту мне невозможно было вымолвить ни одного слова. К счастью, регент выпустил мою руку, не ожидая ответа, и поспешил на помощь к двум дамам, которым сделалось дурно, так они испугались вызывания духа. Я вышел из Пале-Рояля и на другой же день употребил все возможное, чтобы узнать, где вы, и уведомить вас о том, что случилось, чтобы вы могли отклонить грозу. Все мои старания были напрасны, как вам известно; но наконец вы вернулись, вы здесь, вы знаете все… Подумайте об этом хорошенько…

– Маркиз, – сказал Рауль, – вы правы, нам угрожает большая опасность, эта женщина может повредить нам…

– Вы согласны со мною. Тем лучше.

– Во-первых, итальянка Антония, как мне кажется, превосходно понимает свою роль и играет ее с редким искусством; во-вторых, если, как вы говорите, она молода и хороша…

– Очень молода, очень хороша и особенно чрезвычайно обольстительна, – перебил маркиз.

– Да, – заметил Рауль, – это огромное преимущество… С ним легко можно иметь влияние на такого человека как Филипп Орлеанский…

– Вы соглашаетесь, что зло существует, – сказал маркиз де Тианж, – а имеете ли вы средства отвратить его?..

– Еще не имею, – отвечал Рауль, – но я найду их, не сомневайтесь. Прежде всего надо уничтожить кредит итальянки, который, сказать мимоходом, не успел еще, как мне кажется, прочно утвердиться. Если мы не преуспеем в этом, что очень возможно, то все-таки у нас останется средство, за которое я ручаюсь…

– Какое?

– Союз…

– С итальянкой!

– Да.

– Но согласится ли она?

– Почему же нет? Если образ действий у нас почти одинаков, то, наверно, побуждения совершенно различны. Без всякого сомнения, Верди жаждет золота регента, а мы просим у него только покровительства. Понятно, что интересы наши требуют взаимного содействия; мы не должны вредить друг другу.

– Вы правы!.. Всегда правы!.. Знаете ли, любезный кавалер, что вы были бы несравненным дипломатом, если бы захотели потрудиться?..

– Еще бы! – самонадеянно отвечал Рауль. – человек, хорошо организованный, успевает во всем!..

– И что же вы намерены делать?

– Надо собрать сведения, узнать наверно, кто такая эта итальянка и кто был посредником ее сношений с Пале-Роялем! Потом, как вы сейчас сказали, я подумаю, или мы подумаем вместе…

– Располагайте мною во всем; вы знаете, кто я, и можете быть уверены, что я всегда готов к вашим услугам.

– Полагаюсь на это. Теперь, любезный маркиз, поговорим о ваших собственных делах, а также и о моих.

– Сколько хотите…

– Получили вы сто тысяч экю?

– Да, и благодарю вас.

– Нужны вам еще деньги?

– Пока нет.

– Не стесняйтесь, вы знаете, что тигель кипит день и ночь и пресс действует безостановочно,

– Знаю, поэтому, как вы видите, и пользуюсь бессовестно.

– Мы кончили о ваших делах, теперь перейдем к моим. Я хочу просить вас оказать мне услугу.

– Тем лучше! Доставляя мне случай быть вам полезным, вы обязываете меня самого.

– Эта услуга чрезвычайно для меня важна.

– Говорите.

– Прежде всего я должен сделать вам признание…

– Слушаю.

– Вы не будете смеяться надо мной?

– И не подумаю…

– Ну! Я…

– Что такое?..

– Влюблен!..

– Вы влюблены?.. Вы?..

– Боже мой, да! Влюблен, как безумец!.. Влюблен, как ребенок!..

– Я думал, что вы уже не поддадитесь более любовному недугу, – заметил Тианж улыбаясь. – Но все-таки, если вам еще хочется носить цвета купидона, я не буду насмехаться над вами… О вас надо жалеть!..

– Вот уже и эпиграммы!.. Вы нарушаете договор!

– В первый и последний раз. Успокойтесь же, любезный кавалер, и скажите мне, пожалуйста, чем я могу быть полезен вашей любви?..