Текст книги "Вампир поневоле"

Девушка скользнула по мне скептическим взглядом и выдохнула, зажмурившись от собственной храбрости:

– Неправда! Мы виделись раньше. Мы были в какой-то странной комнате, и вы сказали, что вы вампиры. Вы еще представились. Тебя зовут Андрей, – она уверенно ткнула пальцем в сторону Вовки, – а тебя – Владимир, – в мою сторону.

– Наоборот, – обреченно вздохнул я.

– В смысле?

– Я – Андрей, а он – Вовка.

Пришлось все ей рассказать. Единственное, что я специально пропустил, это разговор с Черным Плащом. Девушка молча выслушала эту безумно познавательную историю, а потом сообщила:

– Бред.

– Ну извини, – хмыкнул Вовка. – Выбирай либо бредовую историю, либо придуманную. Третьего не дано…

Аня скользнула по нему удивленным взглядом, а потом осторожно поинтересовалась:

– Я могу уйти?

– Естественно, – пожал плечами Вовка, а я, стараясь не смотреть в его ехидные глаза, предложил:

– Давай, я провожу тебя до автобуса?

– Давай, – кивнула она.

Я смотался в свою комнату, натянул уже свою рубашку и, подняв с пола сумку, протянул ее Ане:

– Пошли?

Вовка начал тихо насвистывать мотив «Ромео и Джульетта… Никто не знал ответа…» Ну или что-то в этом роде. Вернусь домой – убью!

До остановки мы дошли в полном молчании. В конце концов я не выдержал:

– Ань, может, тебя до дома проводить, а то родители ругаться будут.

Да какая на фиг любовь?! Элементарная забота! Она улыбнулась:

– Не будут. Я не местная, живу в студенческой общаге. А родители в другом городе.

– Так сессия же везде дня три назад закончилась! Или у вас она до середины июля?

– Нет. Я просто на пару дней в городе задержалась. В среду собираюсь уезжать…

Опять наступила тишина. Как там говорят? «Мент родился»? Раз это – про минуту молчания, то за то время, пока не разговаривали мы с Аней, должно было родиться человек тридцать.

Наконец на горизонте появился ранний автобус. Аня вгляделась в его номер:

– О, это мой! Пока, Андрей!

И тут меня словно черт за язык дернул:

– Ты не оставишь свой номер телефона?

– Что? – Она удивленно посмотрела на меня.

– Твой номер телефона. Дашь?

Аня удивленно хмыкнула:

– Н-ну… Записывай.

Естественно, у меня не оказалось даже карандаша. Аня вытащила из сумки чернильную ручку, и я поспешно накорябал на ладони ее номер.

– Ага, спасибо. Ну ладно… Пока?

– А-а-а… ты не хочешь дать мне свой телефон?

М-да. Крыша едет капитально.

– Записывай.

Аня достала старый пошкрябанный сотовый и сохранила в его памяти мой номер. Весело улыбнувшись, она помахала мне на прощание рукой и зашла в автобус. Я проводил его взглядом и отправился домой.

Вовка, усевшись с ногами на диван, неспешно листал «Понедельник начинается в субботу» Стругацких. Когда я вошел в зал, он поднял голову и поинтересовался:

– Ну что, Ромео, выяснил телефон своей Джульетты?

Тут я уже не выдержал:

– Слушай, Меркуцио, еще раз обзовешь меня «Ромео», и я тебя придушу!

Вован отложил книгу и флегматично сообщил:

– Меркуцио не задушили, а зарезали. Классиков читай!

Ну все! Он труп!

В этот момент зазвонил телефон, и только это спасло Вована от заслуженной расплаты. Интересно, и кто это может звонить в пять часов утра? Я вышел в коридор, взял трубку:

– Да, слушаю.

– Алло, Андрей, это ты?! – всхлипнула трубка. – Это я, Ася. Извини, что я так рано звоню. Ты случайно не знаешь, где Вовка? Он уже третий день дома не появляется.

– Да, сейчас. Подожди, – я прикрыл микрофон ладонью и крикнул в зал:

– Вов, тебя сестра к телефону.

Вован выскочил в коридор, схватил трубку:

– Алло!

Я же предусмотрительно ушел в зал (у нашего телефона очень громкий динамик), но и это не помогло: я прекрасно слышал Вовкин и Асин разговор.

– Вовка, это ты?! Где тебя черти носят?! Мама с ума сходит, а ты шляешься фиг знает где!

– Ася, я…

– Позвонить не мог? Ты третий день пропадаешь, и что, руки до трубки не дотянулись?!

– Ася, я…

– Ты вообще офигел, что ли? Если тебя через полчаса не будет дома, я лично приеду к Андрею и отрежу тебе все выступающие части тела, начиная с головы!

Каких полчаса?! Она сдурела?! Да до них час езды как минимум. Чтоб за полчаса к ним попасть, надо такси ловить.

– Ася, я…

– Ты понял? Даю тебе час сроку! – И она бросила трубку.

Ошарашенный Вовка влетел в зал. Его глаза по выпученности могли поспорить с рачьими.

– Андрюх, я побежал. Аська там рвет и мечет. Мама Лида, наверно, тоже. Свяжемся!

Я кивнул. Вовка снял с пояса рубашку, развернул ее, критически хмыкнул и накинул не застегивая.

– До встречи.

И он выбежал в коридор.

Раньше, в далеком розовом детстве, Вовка с семьей жили в квартире напротив: его и мои родители купили квартиры на одной лестничной площадке. Мы подружились, часто играли все вчетвером: я, Вовка, Ромка и Аська… Причем Ася была задирой покруче нас с Вованом.

А потом, когда Асе стукнуло двенадцать, а Вовке – одиннадцать лет, их отец, штурман дальней авиации, погиб в авиакатастрофе. Я помню, как тетя Лида рыдала навзрыд, как мама с папой отпаивали ее у нас на кухне валерьянкой…

Через пару месяцев она продала квартиру, где ей все напоминало о погибшем муже, и переехала вместе с детьми в другой район. Но мы по-прежнему дружили с Вовкой: перезванивались, общались. И, по-видимому, как показали события последних дней, зря…

В общем, я замкнул за ним дверь и, не раздеваясь, повалился на диван в зале, надеясь подремать хоть пару часиков…

Не тут-то было. Едва я прикрыл глаза, раздался звонок в дверь: приехали папа, мама и Ромка…

Часть вторая
Раз вампир, два вампир…

Тихо взвыв, я вскочил на ноги. Господи, за что мне эти муки?! Полцарства за подушку, одеяло и кровать! И не нужен мне ваш конь!

Клятый звонок не смолкал ни на мгновение: похоже, перед дверью стоял Ромка – это только он звонит так, словно хочет спалить всю проводку в доме. Проползая мимо зеркала в прихожей, я покосился на свое отражение и едва не рухнул в обморок: глаза красные, как у кролика после недосыпа, волосы стоят дыбом, и завершает картинку расстегнутая на пузе рубашка… Фредди Крюгер отдыхает. Да что там Крюгер! Я сейчас Франкенштейна могу безо всякого грима играть.

Братишка, похоже, решил спалить звонок. Сейчас самое главное – медленно прокрасться в коридор, осторожно, стараясь не щелкать, повернуть ключ в замке и… резко открыть дверь. Вот черт! Не получилось по лбу заехать. Ромка стоял, сжимая в руках по сумке, и недоуменно хлопал карими глазами:

– Ты что там, спишь?!

М-да… Задать подобный вопрос в шесть утра мог только мой брат. Второго такого идиота отыскать крайне проблематично.

Я молча, не встревая ни в какие разговоры, забрал у него кульки и оттащил их на кухню. Потом помог занести остальные вещи: мама всегда набирает столько, что кажется, будто она переезжает на дачу насовсем.

Попав в дом, мама первым делом рванулась к холодильнику, осмотрела его содержимое и строгим голосом поинтересовалась:

– Андрей, почему ты ничего не ел три дня?

Хороший вопрос. Знать бы еще, как на него ответить.

– Я ел!

– Ага, – хмыкнул «глубоко любимый» младший братишка, заглядывая во внутренность рефрижератора через мамино плечо. – А почему тогда все на месте?

Удушу!

– Ну… Ничего подобного! Я ел!

– Что? – с маминым тоном не было нужно никакого холодильника.

– Все!!!

Ромка открыл рот, собираясь что-то ляпнуть, но я резко наступил ему на ногу, брат взвыл, и мама наконец-то отвела взгляд от прокисшего борща:

– Рома, что случилось?!

– Андрей, ты с-с-с… – Я предусмотрительно показал братишке кулак, и тот быстренько поменял тему: – С-скажи лучше, почему ты не отвечал на телефонные звонки?

Нет, я его точно прибью!

– А никто не звонил!

– Быть не может, – зевнул вошедший на кухню отец. – Мама тебе через каждые полчаса звонила. И на домашний, и на сотовый.

– Не было ничего!

– Принеси свой мобильный, – потребовала мама.

Пожав плечами, я направился к себе в комнату. Обнаружив трубку на подоконнике, я минут пять рылся в шкафу, делая вид, что ищу сотовый по карманам, а на самом деле стирал все непринятые звонки за последние три дня. Их набралось ни много, ни мало сто пятьдесят семь штук. М-да…

Выйдя на кухню, я предъявил родителям свой мобильник и, честно глядя в ошарашенные глаза мамы, заявил:

– Наверно, сбой в сети был… Магнитная буря…

– Возможно…

Портреты. Хоть их всего три, кажется, что взгляд преследует повсюду. Молодая девушка, не отрываясь, смотрит вперед. Где-то взор удивленный, где-то – чуть насмешливый, где-то – спокойный…

Такой же спокойный, как и на ТОЙ картине…

Кто он, тот вампир? Надо было сразу выяснить у этих мальчишек…

Теперь вот еще и они… Новые инициированные. И зачем только напоил своей кровью?

Хотя… Через неделю превращение будет полностью завершено. Вот тогда и заглянем к этому… господину. Кем бы он ни был.

К восьми часам родители ушли на работу, и Ромка рванулся к компьютеру, уничтожать то ли гоблинов, то ли троллей, то ли еще каких-то монстров. Бедненький, три дня без Интернета. Как же он выжил в таких бесчеловечных условиях?

Я же прошел в свою комнату, разделся и рухнул на разложенный диван-кровать, искренне надеясь поспать часов до четырех. Так бы и произошло, если бы у меня был нормальный брат. Вот только все дело в том, что брат у меня ненормальный, и я с каждым днем все больше и больше в этом убеждаюсь.

Гоблинов Ромка уничтожал примерно до часу дня. Потом ему это резко надоело, и братишка не нашел ничего лучшего, кроме как поиграть с собаками. В мячик.

Никогда не верьте, если вам скажут, что чау-чау – флегматичные собаки. Нет, возможно, где-нибудь в Китае (кажется, они оттуда) они и флегматичные, но только не у нас в квартире.

Началось все с того, что кое-кто (не буду показывать пальцем) залепил мне в лоб погрызенной собачьей игрушкой. Потом по мне пробежались килограмм пятнадцать живого собачьего веса. Ничего не понимающий, я подскочил на кровати и ошарашенно заозирался по сторонам. Мурзик вовсю греб лапами по простыне, стремясь выкопать закатившийся неизвестно куда мячик. Ромка стоял и тихонько хихикал в кулак, а вокруг него с радостным лаем прыгал Барсик.

– Кретин! – взвыл я, хватая свою подушку и запуская ею в братца.

При этом я искренне надеялся, что смогу засветить ею Ромке по кумполу, но… увы и ах. Я не учел такого важного фактора, как Барсик. За мгновение до того, как подушка врезалась в физиономию моему братцу, чау-чау подскочил как на пружинах, вцепился зубами в угол наволочки и, яростно рыча, начал ее трепать. Ромка замер, удивленно уставившись на меня.

Мурзик тоже остановился, а потом рванулся к Барсику, в очередной раз пробежавшись по мне.

Нет, теперь я уверен, что если не заработаю за этот месяц шизофрению, то язва с аппендицитом у меня будут точно.

Итак, Мурзик вцепился во второй угол, собаки потянули в разные стороны, раздался оглушительный треск и…

Всю комнату припорошило легким снежком куриных перьев…

Я так и замер. И на чем я теперь буду спать?!

Ромка скользнул взглядом по комнате, уставился на меня и внезапно расхохотался в полный голос.

– Ты че ржешь?!

– Андрей, да ты на себя посмотри!!!

Я встал на ноги и осторожненько прошел в родительскую спальню мимо собак, по-прежнему треплющих остатки наволочки – кто их знает, щас как кто-нибудь из них укусит меня за ногу. И, между прочим, хотя их две – ноги в смысле, – обе они мне дороги как память. Напротив родительской кровати стоит большое трюмо, и я остановился перед ним, разглядывая себя в зеркало.

Я, конечно, не тормоз, но первая мысль после этого взгляда у меня возникла минут через пять. Не меньше. Причем звучала она примерно так: «Куда уехал цирк и почему я, собственно, остался?»

И было от чего. Перед зеркалом стояло НЕЧТО. В одних семейных трусах. Судя по трехдневной щетине – мужского пола. С перекошенной физиономией, ясно повествующей о вечной трагедии русского народа на бессмертную тему «пить надо меньше или хотя бы закусывать!». Хотя, по-моему, за три дня похмельный синдром мог и исчезнуть. Во всклокоченных волосах этого самого НЕЧТА (в моих то есть) застрял пучок куриных перьев. Еще одно перо прилипло к кончику носа.

Я скосил глаза к переносице, отклеил перо и, стараясь не очень сильно дергать головой при ходьбе (не дай бог, перья рассыплю!), вернулся в свою спальню. Там я вынул перья из волос, всунул их в руки брату, вырвал из пастей Барсика и Мурзика жалкие останки наперника и задушевным голосом сообщил Ромке:

– А сейчас ты возьмешь нитку, иголку и починишь подушку.

– А почему я?! – вскинулся он. – Это ведь из-за тебя она порвалась!

– Прибью…

– Кого? Куда? – решил покосить под идиота Ромка.

Господи, дай мне терпения. Нет, господи, силы не давай! Прибью ж на фиг!

– Тебя. К потолку. За язык. Чтоб не болтал много.

– А я маме пожалуюсь! – хмыкнул он, естественно, ни капельки не поверив.

Пора придумать что-нибудь поновее и пострашнее. А то он уже не боится…

– А ужин тоже ты готовить будешь?

Этого Ромка терпеть не может делать:

– Ма-а-а-аленьких все-е-е…

– Значит, все-таки ты.

– Я уже иду за иголкой, – крикнул он, выбегая из комнаты.

К счастью, Барсик с Мурзиком не успели растащить содержимое подушки по квартире, хотя перьев на них налипло порядочно…

В общем, я помог Ромке пропылесосить квартиру, предварительно общипав собак, и показал брату, как правильно сшивать подушку. Тот ковырялся около получаса и наконец предъявил мне свое произведение.

Честно говоря, принять ЭТО за подушку мог только какой-нибудь слепой абориген Африки, в жизни не видевший постельных принадлежностей. В настоящий момент ЭТО больше всего напоминало выброшенного на берег потомка медузы и осьминога…

Будем надеяться, я смогу подобрать под нее наволочку.

А пока я оделся и сложил кровать, засунув подушку поглубже в диван. К вечеру что-нибудь придумаю.

Потом мы с братом по мелочи прибрали в квартире (ну там пыль вытереть, собак расчесать), и я поинтересовался:

– Что будем готовить на ужин?

Ромка выпучил глаза:

– Ты же сказал, что готовить будешь ты.

– Буду. А ты будешь мне помогать.

– Так нечестно! Не буду я тебе помогать!

– А в глаз?

– А в ухо?

– ЧЕГО?

Нет, ну что за подлость? Почему он младше меня всего на три года? Была бы разница в возрасте лет пять, я бы мог его повоспитывать, а так…

– То, что слышал!

– Выпорю!

Угроза, кстати, совершенно беспочвенная. И Ромка это, между прочим, знает. Так что он смерил меня взглядом и критически хмыкнул:

– Во-первых, я выше тебя на голову. А во-вторых, – противно загундосил братишка, – я ма-а-аме пожа-а-а-алуюсь! – а после этого перешел на спокойный тон: – Она тебе покажет, как маленьких обижать!

– Серьезно? – не поверил я. – Покажет?

Ромка решил, что я испугался:

– Да! Покажет!

– Ой, как здорово! А то эти маленькие совершенно распустились, жизни от них нет. Может, хоть мама покажет, как их правильно обижать, чтобы эти маленькие себя по-человечески вели!

Ромка сразу пожух:

– Злой ты… Чего мне делать-то надо?

В общем, я предложил ему подумать над тем, что мы будем готовить на ужин, а сам пошел в ванную – хоть умыться за три дня.

В ванной я включил воду и уставился на себя в зеркало. Ну что тут у нас? Вроде как ничего страшного. На этот раз. Что радует…

В общем, чистить зубы я не буду. В три часа дня?! Да это просто маразм!

Бриться не буду по той же причине. В конце концов, раз уж у меня образуется эта самая трехдневная щетина, доношу ее положенный третий день и сбрею завтра к чертовой матери.

Я плеснул в лицо воды, растер ее по щекам, вытерся махровым полотенцем, висевшим сбоку на сушилке, и со спокойной совестью пошел на кухню. Не люблю готовить, но… Лучше уж придумать что-нибудь, чем весь вечер выслушивать мамин монолог на тему: «Я весь день работала, вы отдыхали и ничего не сделали!»

Ромка стоял перед открытым холодильником и задумчиво изучал его содержимое. Услышав мои шаги, он начал, медленно поворачиваясь ко мне:

– Андрей, я думаю, может, нам не мучиться, а просто…

Тут он наконец обратил на меня свой «светлый» взор, удивленно смерил меня взглядом и, прервав свой монолог, спросил:

– О Вождь, почему ты не закончил боевую окраску?.. Или раскраску? Как правильно?

– Чего? – не понял я.

– Чернила со щеки сотри или вторую полоску нарисуй, Чингачгук Большой Осел!

Я метнулся в ванную, уставился в зеркало, и Ромкин небогатый запас немецкого, состоявший до недавнего времени из «русише швайн» и «Гитлер капут!», пополнился несколькими новыми выражениями…

Уж не знаю, в кого я такой уродился (отец, с утра не побрившись, к вечеру зарастает до глаз, как чеченец), но у меня щетина растет лишь над верхней губой и на подбородке, оставляя щеки совершенно голыми («козлячья бородка», как иногда издевается Вовка). В любом случае, сейчас у меня на левой щеке отпечаталась толстая смазанная полоса. Такая же полоска была на левой ладони…

Ч-черт! Там же был Анин телефон, я его переписать забыл!

Еще полчаса я потратил на то, чтобы оттереть чернила с лица. Пемзой. А это больно, однако… Пару раз в ванную заглядывал Ромка и ехидно советовал воспользоваться щеточкой для ног… Оба раза я посылал его подальше.

И ладно бы полоска была тонкой, это можно пережить – я сотни раз нечаянно разрисовывал себя ручкой во время уроков. А так…

Наконец я оттер эту чертову пасту. Щека горела и болела-а-а… Дотронуться до нее было невозможно. Скотство!

– Так что ты хотел приготовить? – мрачно поинтересовался я у Ромки.

– Давай отбивные пожарим?

Почему бы и нет?

К приходу родителей все было вымыто, вычищено и приготовлено. И я даже смог подобрать более ли менее подходящую наволочку для своей подушки. Конечно, девять десятых этой самой наволочки заполнено не было, а в середине выпирал страшный горб, ну да фиг с ним. Кроме того, моя щека приняла более-менее нормальный вид.

В кроватку я пошел в десять часов вечера. Родители отправились спать тоже примерно в это время. Только Ромка застрял у телевизора. Сколько можно?! Сидит то у компьютера, то у этого ящика. И оттуда и оттуда клещами не оторвешь. Если так дальше пойдет, братца скоро дикторы узнавать будут.

В общем, я отключил на сотовом телефоне звук, оставив вибрацию (у моих однокурсников есть вредная привычка звонить в час ночи и интересоваться, с какого числа у нас начинаются занятия и точно ли я не хочу присоединиться к их пьянке), разделся, принял душ и лег спать. К счастью, родители не обратили внимания на странный вид моей подушки.

Ровно в двенадцать ноль-нуль (как по сигналу точного времени сверяли) сотовый застучал-задребезжал, подскакивая на столе. Я подскочил на диване. Все! С завтрашнего дня отключаю его на ночь. А еще лучше – отключаю вообще.

– Алло? – прошептал я в трубку.

Не хватало еще Ромку с родителями разбудить.

– Алло, Андрей? Привет.

Вовка? Ему-то что надо?

– Андрюх, можно я у тебя переночую?

Я поперхнулся. Переночевать? С какой это радости?

– Вов, ты где сейчас? Тебе же до меня ехать и ехать…

– Я во дворе, перед твоим домом… Чего-чего? Сакрдьё?[1]1
  Здесь: черт возьми; проклятье (фр).


[Закрыть] Надо запомнить…

– Сейчас выйду.

Я наспех оделся, натянув джинсы и какую-то рубашку, сунул трубку в карман и осторожно выполз в прихожую. Так… Один шлепанец – вот, а второй…

В этот момент приоткрылась дверь в зал, где в последнее время спит Ромка:

– Андрей, ты куда?

О господи, разбудил-таки!

– Ром, иди спать!

– Я фильм смотрю. А ты куда?

Не скажешь, так он такой буй-гай поднимет… Родителей разбудит…

– Вовка звонил. Он сейчас перед домом, на улице. Я выясню, чего он хочет, и приду.

– А-а-а, – понимающе протянул Рома. – Ты только побыстрее там. А то мало ли что…

– Хорошо, – улыбнулся я, забирая с тумбочки ключи с брелком в виде небольшого плюшевого мишки. – Закрывай дверь, я сам открою.

– Ага. – Он едва слышно щелкнул замком.

Не, на лифте я сейчас не поеду, лучше пешочком спущусь. А то решат коммунальщики поступить по заветам дедушки Толи (это который Чубайс) – электричество сэкономить, и буду я до утра в лифте куковать.

Данешти сидел на деревянной лавке неподалеку от детской песочницы и курил сигарету, уныло пуская колечки дыма. Ну, по крайней мере, он переоделся: сейчас на Вовке была выглаженная белоснежная рубашка и рваные джинсы. Большей несочетаемости и придумать было нельзя…

Я подошел к нему:

– Привет.

– Привет… Мышка-норушка, а мышка-норушка, пустишь меня в теремок к себе переночевать?

– Между прочим, – заявил я, – если ты не заметил, я мужского пола!

– Серьезно? Никогда бы не догадался! – делано удивился Вовка. – Тогда будешь старым седым крысом! Ну так пустишь ты меня или нет?

А утром меня родители вместе с ним к чертям собачьим выгонят.

– А что случилось? С матерью поссорился?

– Да нет, – вздохнул Вовка. – С дядей Витей.

– У-у-у, – протянул я. – Тяжелый случай.

Согласный вздох:

– Ага…

Дядя Витя появился в Вовкиной и Аськиной жизни около пяти лет назад. Сперва провожал тетю Лиду до дома. Потом начал захаживать по выходным. А потом и вовсе переехал к ним.

Своих детей у дяди Вити не было, а потому он решил, что имеет право воспитывать чужих. Хотя нет, вру. Асю дядя Витя не доставал, а вот Вовке, с его манерой каждые два-три дня менять стиль и представать то в образе расхлябанного хиппи, то в строгом костюме, пришлось потуже. Едва вышеупомянутый дядя переехал в дом к тете Лиде, так сразу и заявил, что он сделает, цитирую: «из этого оболтуса человека». Вот Вовану и доставалось по полной программе.

– Так ты что, – поинтересовался я, – с утра по городу шастаешь?

– Да нет, – вздохнул он. – Когда я утром домой приехал, этого хмыря не было, уже на работу ушел. Мама еще дома была, ну… И устроила мне головомойку по полной программе. Я промолчал. В конце концов, она права, я мог хотя бы сотовый взять, когда к тебе отправился. Ну в общем, когда она ушла, я с сестрой пообщался, по дому ей помог… В шесть пришла мама. Все нормально, спокойно… Она ж уже выговорилась… А в семь он приперся… Ну и начал на меня орать, как потерпевший! Мол, ты такой-сякой, мать до инфаркта доводишь!.. Я понимаю, что он правильно говорит, но, с другой стороны, он мне никто и не имеет права разговаривать со мной в таком тоне! В общем я его послал далеко и надолго, хлопнул дверью и ушел… Ну так что, пустишь к себе чи как?

Я вздохнул. И что с ним теперь прикажете делать?

– Вов, какой у Аси сотовый?

– Зачем тебе?

– Надо.

Смурной Вовка продиктовал одну за другой цифры, я набрал номер (ой, а он же у меня в телефоне записан…) и нажал клавишу посыла вызова.

Ася, словно ждала, взяла трубку после первого же гудка:

– Да?!

– Ась, привет, это Андрей.

– Я узнала, чего ты хочешь?!

– Ась, Вовка сейчас рядом со мной. Я дам ему трубку, а ты попытайся убедить, что не будешь бить его ногами и ему можно вернуться домой, хорошо?

Мембрану телефона чуть не выбило звуковой волной:

– Я?! Не буду его бить?! Конечно, не буду! Я просто придушу его голыми руками! Этот гад несколько дней неизвестно где шлялся, ночью опять куда-то свалил! Мама третьи сутки одной валерьянкой питается! Я его…

– Ась, он просто перенервничал, вот и все…

– Не буду я с ним разговаривать! – буркнула девушка, успокаиваясь. – Лучше передай ему, пусть домой едет, тогда, может быть, до завтрашнего дня доживет.

– Хорошо, – хмыкнул я, выключая трубку.

Когда я пересказал Вовке диалог, тот пару минут бурчал, что никуда не пойдет, а лучше поспит здесь, на лавочке, но едва я дословно сообщил обо всех Аськиных угрозах, как Вован резко передумал и заявил, что он всегда был сторонником ночевок дома. Он вскочил с лавки и быстрым темпом направился прочь со двора. Я едва успел его догнать и схватить за плечо.

– Эй, ты чего? – удивленно спросил Вовка.

– Я тебя провожу.

– Зачем? Мне не два года, я сам спокойно дойду до автобуса.

Я улыбнулся:

– Я пообещал Асе, что отправлю тебя домой. Так что я провожу тебя до остановки, а дальше уже отправишься сам. – Вовка мрачнел прямо на глазах (так… начинается стадия под кодовым названием: «Ты мне не доверяешь?! Считаешь, что я убегу?!»), поэтому я поспешно добавил: – А заодно воздухом свежим подышу.

Вован недоверчиво хмыкнул, но вслух сказал только:

– Ну… Тогда пошли, что ли?

Я почти довел Вову до автобуса, когда откуда-то из-за мусорных баков вышли, перегородив нам дорогу, пятеро амбаловидных бодрых и, судя по острому ацетоновому запаху, нетрезвых личностей. Хотя нет, вру. Нетрезвыми была лишь пара бомжевидных оборванных хмырей, стоящих на переднем фоне. Судя по всему, у мужичков этих через пару минут точно наступит асфальтовая болезнь. Слишком уж их шатает.

А вот та троица, что торчала на заднем плане, скорей всего была трезвой, потому как стояла совершенно ровно и не качалась.

Молчание затягивалось. Наконец я не выдержал:

– Может, вы нас пропустите?

Нетрезвых личностей алкоголь повел в разные стороны, а их более трезвые соратники выступили вперед. Внезапно я понял, что опять ошибся. «Шкафами» из этой троицы, да и из всей пятерки тоже, были не все. Только двое. Один же выглядел настолько субтильным, что, казалось, его плевком перешибить можно.

Так вот. Вся эта пятерка стояла чем-то вроде неоконченного полукруга (кажется, в геометрии это называется сегментом), в центре которого оказались мы с Вовкой, и угрюмо молчала, больше никак не реагируя на мой вопрос. Вот я и не выдержал и шагнул вперед. Как оказалось, зря.

Тот доходяга, что стоял прямо перед нами (амбалы высились справа и слева от него, бомжи притулились у них по бокам), зашевелился и по-змеиному зашипел, обнажив острые вампирячьи клыки… Я, то ли от испуга, то ли от удивления (ну не разобрался я на тот момент в своих чувствах, не разобрался!) отшатнулся…

О господи! Те, в Ботаническом саду, по крайней мере, по-человечески разговаривали, а этот шипит, как проколотое колесо. Надеюсь, это не заразно? А то окажется потом… Первая стадия – острые зубы, вторая – шизофрения по типу «ой, какая милая змейка, давай пообщаемся…». Еще лучше, если у него вообще бешенство… Хотя еще неизвестно, что хуже.

Если бы Роллан мог хоть что-то изменить…

Все произошло быстро. Слишком уж быстро. Короткий разговор с Хельгой… Она посоветовала согласиться на предложение Дракулы пойти на эту, как сообщил один из посланников, «стрелку».

Полупустое кафе. Чуть слышно играет музыка. Мягкий полумрак. Красное вино.

– Выпьем за наш союз! – бокал приподнят на уровень глаз.

– Выпьем, – согласился он.

Потом сзади послышался шелест подола… Повернуться он не успел. Лишь холодные губы на мгновение прильнули к шее…

Потом не было ничего. Только голос Госпожи. Приказ, который невозможно не выполнить. И шипение-свист, срывающееся с губ вместо речи…

Полукруг начал медленно сжиматься, приближаясь к нам. Ой, как мне все это не нравится…

И вдруг бомжи дружно дернулись и упали лицом вниз. Оба. Амбалы недоумевающе заоглядывались и… через пару секунд рухнули вслед за оборванцами.

Доходяга же, похоже, о чем-то догадался, прикрыл рот, начал медленно поворачиваться… В следующий миг прямо ему в сердце вошел кинжал с черненой, еле заметной в темноте рукоятью…

Все это закончилось раньше, чем мое сердце успело сделать три удара.

Дракула номер два вынырнул из мрака подобно легкой полуночной тени и, присев на корточки, выдернул из трупа короткий кинжал – бордолис, брезгливо вытерев его об одежду доходяги. Сам клинок он спрятал в сапог. После этого дубль-Дракула повторил эту же операцию с двумя кинжалами, застрявшими в амбалах, причем один он просто повесил на пояс, а второй прикрепил туда же, так что он стал практически не заметен, превратившись в какое-то подобие пряжки. Валлет, пришло на ум вычитанное в каком-то историческом романе название этого странного ножа. Что же касается кинжалов, торчащих в бомжах, то один из них он спрятал в рукав, а второй оставил в руке. И лишь потом господин Валашский (знатная у него все-таки фамилия) встал и обратил свой светлый взор на нас с Вованом.

– Ну? И что дальше? – мрачно поинтересовался он, похлопывая по ладони обнаженным клинком.

– Спасибо? – неуверенно предположил я.

– Какого черта?! – рявкнул Дракула. – Какого черта вы шляетесь по городу ночами?!

– А в чем дело? – недоумевающее захлопал глазками Вовка. – Мы ведь уже вроде как совершеннолетние. Или в вашей Валахии совершеннолетие наступает после пятиста?

– После пятиста наступает не совершеннолетие, а жуткое похмелье, – тихо пробормотал я.

Естественно, меня опять никто не услышал.

А вот Вовку Дракула расслышал хорошо. Влад Цепеш рванулся вперед (при этом под тяжелым подкованным сапогом хрустнули чьи-то кости, но он, естественно, не обратил на это никакого внимания), схватил Вована за ворот рубашки и, приблизив лицо, прошипел:

– Послушай меня, ты, совершеннолетний. Еще одно высказывание в подобном тоне, и ты не доживешь до завтрашнего утра. Ясно?!

Он слегка оттолкнул от себя Вовку, и тот от удивления споткнулся и сел на землю. Все произошло настолько быстро, что я не успел никак отреагировать, а просто замер, удивленно уставившись на них обоих.

– Ясно-ясно, – буркнул Вовка, вставая на ноги и потирая ушибленную часть тела. – Чего уж тут неясного… Бедный ж мой копчик…

– То-то же, – процедил Дракула.

Потом окинул меня взглядом и подошел к трупу доходяги. Поддел его сапогом и, полуобернувшись к нам, спросил:

– Он что-нибудь вам говорил?

– Не-а, – переглянулись мы с Вовкой. – Шипел просто…

– Шипел?

– Ага…

Влад Цепеш присел на корточки перед телом и осторожно, я бы даже сказал, брезгливо расстегнул ворот его рубашки. Показалась тонкая, якорного плетения желтоватая цепочка, на которой висела круглая пластинка. Судя по всему, тоже из золота.

Дракула провел кончиками пальцев по пластинке, подхватил ее, а потом, резко дернув, порвал цепь. Несколько секунд он задумчиво смотрел на буквы, выбитые на медальоне (к сожалению, я не смог их разглядеть, расстояние было слишком большое), и тут я понял, что у меня начались галлюцинации. Слуховые. Хотя Цепеш не открывал рта, я услышал его голос. Не такой грубый, как он обычно разговаривал со мною и Вовкой, а какой-то сухой…

– Куда завели тебя твои дороги и кто выпил твою кровь, Роллан из рода Кларис? В последний раз, как мы виделись, тебе было всего лишь двести лет…

Тут его что-то вдруг климануло, он резко дернул головой и слуховой галюник пропал… Слушайте, а может, это и была телепатия? Типа… Я читал его мысли… Дракула поднял на нас с Вовкой глаза:

– Чего уставились?! Лучше подойдите сюда.

Мы с Вовкой, переглянувшись, выполнили его… гм… вежливую просьбу.

– Как выглядел тот, в чьем доме вас держали?

– Ну… – начал я. – Молодой. Может, чуть-чуть старше нас…

– Дальше? – нетерпеливо оборвал меня Дракула, проводя пальцами правой руки по лицу доходяги.

На этот раз речь продолжил Вовка:

– Высокий лоб, серые стальные глаза, нос с небольшой горбинкой…

Он продолжал говорить, а я бросил короткий взгляд вниз и почувствовал, как сердце застряло где-то в горле. Черты лица Роллана из рода Кларис словно плавились от прикосновений Дракулы. Они искажались, текли и менялись. Острый нос Роллана принял другую форму, полные губы истончились, становясь все более похожими на губы того, кто первым назвался Дракулой…