Текст книги "Сердце грустного шута"

Ксения Баженова
Сердце грустного шута

Реальная жизнь, как она есть, стала казаться мне видением, и не более как видением, зато безумнейшие фантазии теперь не только составляли смысл каждодневного моего бытия, а стали для меня поистине самим бытием, единственным и непреложным.

Эдгар Аллан По. «Береника»

Глава 1. Успеть к обеду
Италия, вилла под Турином, наше время

Павел понял, что не может вести машину. Омерзительные до тошноты мушки заслонили все, но на Туринской автостраде, по которой он ехал, не было места для остановки. Сконцентрировавшись из последних сил, он через несколько секунд увидел указатель «кармана»…

…Эти четыреста метров пути Павел уже не помнил. Как вырулил на площадку, как остановил машину… Последним, что он почувствовал, были капли ледяного пота на лбу, провал в черный колодец и стремительное падение. Но оно скоро замедлилось, стал слышен шум машин, черный цвет сменился серым. Он начал приходить в себя.

Отвратительные черные мушки сползли на лицо и топтались по нему липкими лапками. Преодолевая слабость, Павел потянул ручной тормоз, выключил мотор, откинулся на сиденье. Мушки стали улетать. Его трясло. Сделав усилие, он открыл бардачок, достал металлическую фляжку, украшенную звездой с серпом и молотом, отпил глоток коньяка и посмотрел на часы. Он находился не так далеко от места, где его ждали к обеду, время еще было. И далось же этим итальянцам обязательно обедать именно в час дня! И главное, билеты отец заказал ему на раннее утро! Вот заказал бы на вчерашний вечер, и не попал бы сынок на эту безумную вечеринку. Отец позвонил ему вчера утром с не терпящим возражения, как это всегда было, предложением провести пару дней на вилле у его итальянского партнера, обзавестись знакомствами и отдохнуть. Был благодушен и щедр. Единственным приятным моментом в этой совершенно не нужной Павлу поездке был предложенный ему безлимитный шопинг в Милане. И чего это отец такой добрый? Наверное, дельце какое-нибудь выгорело?! Так что лучше ему действительно не перечить, пока финансовый поток открыт.

Павел вышел из машины. Ноги плохо слушались, но мозг уже работал, и он ужаснулся, а потом обрадовался: между бетонным парапетом и бампером было несколько миллиметров; а за машиной тянется черный длинный тормозной путь. Сейчас ему казалось, что он даже помнит визг тормозов. Да! Повезло! Черт бы побрал эти «колеса» вперемешку с бухлом, да еще и до самого утра.

Он смотрел в туманную даль, где горизонт упирался в голубые призрачные горы Музине, и понемногу приходил в себя. Волшебные горы хранили в своих пещерах и у подножья мистические легенды, и, говорят, здесь обосновался даже опорный пункт «летающих тарелок».

Немного успокоившись, Павел сел в машину и медленно влился в поток. Через полтора часа он уже сигналил у ворот виллы Энцо Бучино. Ворота медленно открылись, и шины зашуршали по гравиевой дорожке к гаражам.

Шагая к дому между кипарисами, он разглядывал фасад и старый мраморный герб, расположенный над центральным окном. Рисунок его был почти стерт, но еще можно было разглядеть летящих птиц.

Заворачивая за дом, Павел услышал голоса и смех обитателей.

– А вот и он! – Андрей Ильич, стоящий на веранде, первым увидел Павла. – Привет, сын!

– Привет!

Акимов-младший помахал всей компании, прошел на веранду и растянулся на плетеном диване. Лежал с минуту без движения, слушая жужжание пчелы, потом снял кроссовки и обратился к отцу, который все время следил за ним взглядом:

– Пап! Налей мне виски со льдом, – потом добавил: – Пожалуйста!

Веранда была современной пристройкой к старинной вилле семнадцатого века: низкая, тенистая, прохладная, с мозаичным полом и широкой пологой лестницей, уходящей на дно бассейна. Пальмы в огромных кадках, покачивая зелеными кинжальчиками листьев, дробили солнечный свет. Блики от воды в бассейне играли на белых стенах и арках. Все это мелькание и сверкание успокаивало Павла. Он снял рубашку и, приняв с чуть ерническим поклоном высокий запотевший стакан из рук отца, вышел на лестницу, наблюдая за компанией.

На бортике бассейна загорала Лиза, прикрыв лицо соломенной шляпой. В бассейне шумели и брызгались хозяин виллы Винченцо Бучино и его новая подружка, бельгийка Сюзи. Сюзи забиралась к нему на плечи и, соскальзывая, поднимала фонтан брызг.

Лиза перевернулась на живот и послала Павлу воздушный поцелуй.

– Ну что, как дела? – безразлично спросил он отца, присаживаясь рядом на мраморную скамью.

– Идут, сын. Да мы с Елизаветой Сергеевной и не собирались заниматься делами, хотели просто провести неделю в Италии. А ты? Устал с дороги? – И, не дождавшись ответа, продолжил: – Кстати, сегодня каких-то сановитых, но нам абсолютно бесполезных гостей будет полный дом. Ох и тяжелы же поздние итальянские ужины! А ты, сынок, с нами вечером или как?

Павел с удовлетворением отметил хорошее настроение отца, это сулило полное невмешательство в сыновьи дела, а также открытый кошелек.

– Па, если ты не против, я в Милан. Завтра вернусь! Ну чего мне делать с бесполезными гостями? А я с вами пообедаю.

– А как там наша мама?

– Мама снова укатила в Париж: сопровождает супербогатую чету. Но, как всегда, ставит дело так, будто они ее сопровождают. Как ей это удается?!

– Ах, ну да, ну да. Точно, в Париж. Твоя мать очень умна, мудра и тщеславна. А люди привыкли егозить перед уверенными, лощеными, эрудированными.

На веранду вышел слуга в белом форменном пиджачке с телефоном в руках, просеменил к бассейну и передал трубку Энцо. Видимо, зная, что разговор будет долгим, сел невдалеке на травку, скрестив ноги и уставившись на макушки кипарисов. Воздух благоухал летними запахами находящегося неподалеку свежескошенного луга.

Пришла Лиза, поставила ивовое кресло напротив Акимовых и достала из серебряного портсигара сигарету. Наклонилась к тяжелой настольной зажигалке из горного хрусталя, щелкнула кремнем и с удовольствием затянулась.

– Страшно было? – спросила она, наблюдая за ним. – Но все обошлось, правда?

– Что там обошлось? – спросил Андрей Ильич.

– Да была небольшая неточность в маршруте, – поспешно ответил Павел. – Думал, что заблудился, боялся не успеть к обеду.

Слуга прошмыгнул обратно, унося телефон. Из бассейна вышли Энцо и Сюзи, растирая друг друга большими полотенцами, они принесли с собой запах влаги с чуть уловимым оттенком хлорки, шум и ощущение беззаботности.

– Ой, какой симпати-ичный! – Сюзи стрельнула глазами в сторону Павла, за что получила легкий шлепок.

Потом все ушли в дом готовиться к обеду.

Павел не завидовал хозяину, есть дома и получше этого. Подумаешь, бассейн с подогревом! А вот уединенность и в то же время удивительный простор и уют старинного парка всегда ему нравились и были у них, в новой усадьбе, которую недавно купил отец. Да еще и покруче местных. К тому же получается, что он, Павел, – наследник старинного рода, потому что, как оказалось, отец имел прямое отношение к бывшим владельцам усадьбы. В отличие от этого простолюдина-макаронника.

Оставшись один, Павел плеснул в стакан еще немного виски и, сев на ступени бассейна, подставил лицо солнечным лучам. Он закрыл глаза и прислушался к себе: мушки улетели, сердце билось ровно, тревога осталась. Откуда эта тревога? Он перебрал в памяти все свои дела и встречи, не находя объяснения этому состоянию. Посидел, бездумно глядя в небо, потом сладко зевнул, потянулся, допил одним махом содержимое стакана и пошел в дом, поднялся в отведенную ему на сегодня гостевую «зеленую» комнату, почти под крышей, с видом на призрачные голубые холмы. Трудно было сказать, на каком этаже она находилась. Со стороны гаража казалось, что в доме только два этажа. Со стороны сада их насчитывалось три. И было еще одно место внутри дома, где был и четвертый этаж.

Он быстро принял душ, натянул белые джинсы и надел голубую рубашку, аккуратно закатав рукава почти до локтей. Повязывая шейный платок и глядя в зеркало, попытался повторить жесты Лизы, которыми она поправляет волосы, завязывает шарф, как смотрит на собеседника. Его разбирала мелкая и нудная злоба. Тут он понял, что не тревога омрачает его состояние, а обыкновенная зависть. Почему ей, а не ему так много дано от природы? Вечно этим бабам достается все самое лучшее! Что надо сделать, чтобы иметь хоть часть ее обаяния?

Павел был не способен на длительные связи, на открытые дружеские отношения, на человеческую теплоту, на понимание. Он не чувствовал себя комфортно даже в узком кругу людей, которых знал давно. Он не выносил отказов, но ему приходилось их все время переживать внутри, и в такие моменты он люто ненавидел того, кто ему отказал. В основном ту, которая… Он впадал в депрессию по любому, даже малосущественному поводу, касающемуся его отношений с окружающими.

Душевное равновесие он находил, делая покупки, и только дорогие. Неспешно выбирая вещи, будь то одежда или парфюмерия, подушка на диван или занавески для его квартиры, обувь или сигареты, он доводил продавцов до обморока; только самые профессиональные выдерживали этот экзамен, и именно их он потом требовал, приходя в этот же магазин. Он обладал хорошей памятью и довольно свободно говорил на четырех языках, умел быть любезным кавалером, остроумным собеседником, но совершенно не любил себя, а только лишь постоянно грыз и самоуничижал. Причем не за дурные черты характера, а за то, что у него что-то хуже, чем у других, или с ним не хочет общаться какой-то конкретный человек. Он видел причины в том, что, наверное, кто-то, кто мнит себя «особенным», думает, что он не человек его круга, и потому старался во что бы то ни стало купить, приобрести, поиметь и использовать самое лучшее. Лучше, чем у «особенных», или хотя бы такое же. И ненавидел, когда это не удавалось или не срабатывало.

Еще раз посмотрев на часы, Павел решил спускаться в столовую, но, подойдя к двери, внезапно повернул назад и бросился к зеркалу. Все было в порядке, его контактные линзы голубого цвета вполне соответствовали рубашке и шейному платку. Может быть, вставить серые? Нет! Хорошо и с голубыми. Он еще раз провел щеткой по волосам и, наконец, вышел.

– Когда не знают, как объяснить преступление, говорят: сатанинский ритуал, – услышал Павел, проходя мимо кабинета хозяина дома. По нервному смеху, последовавшему за словами, он понял, что Энцо разговаривает с отцом.

Фраза его заинтриговала. Он приостановился, наклонил голову к плечу по-петушиному, сунул руки в карманы брюк и стал слушать продолжение разговора.

– Все очень просто. Тебе звонят и говорят, что им нужны сердце, почки, глаз. Что надо делать? Поймать ночную пташку на обочине, пригласить ее домой, а дальше сам знаешь. Все элементарно. Человечек для хирургического вмешательства у нас есть. Ха-ха! Ну, сам знаешь. Затем следует очень, – он сделал акцент на этом слове, – очень хорошая денежка. Поле деятельности необозримое. А тем более все чисто и просто, если мы наладим это дело в России. Это тебе не пулеметы на горбу через границу таскать. Да и старо уже, из моды выходит. Надо открывать новые горизонты. Ну, пойдем обедать?

– Да-а! Интересно. Надо подумать, с Елизаветой Сергеевной посоветоваться. – Слышно было, что отец волнуется.

– Слушай, ты что, все время собираешься полагаться на бабу? Просто смешно! У нас в Италии с тобой бы никто работать не стал, – раздраженно зашипел Энцо.

В ответ – молчание.

– Что тут думать? Заказов полно, только поворачивайся, – повысил он голос. – Ладно, пошли.

Заскрипел паркет, дернулась ручка двери. Павел мгновенно очутился на лестнице и остановился на середине, разглядывая ближайшую картину, постарался приветствовать Энцо и отца несколько рассеянно.

– Что? Нравится? – спросил его хозяин дома.

– Нравится!

– Странно. Это же подделка, дешевка!

– Да что ты! При этом свете выглядит вполне прилично.

– Потому здесь и висит. А подлинник – в банковском сейфе…

Глава 2. Лиза и Влад
Москва, весна, два года назад

– Дорогая, ты хотя бы съела что-нибудь?

– Нет. – Лиза раздраженно затушила сигарету в большой китайской пепельнице, ткнув точно в желтую бабочку. – Господи, можно без нотаций? Я уже давно взрослая девочка!

– Ну, может, пора тогда уже начать хоть немного заботиться о своем здоровье? – Влад выкинул в мусор несколько окурков. – Да и мне не очень приятно с утра дышать вот этим всем. – Он сделал неопределенный жест рукой в воздухе.

– Скоро не будешь.

– Я тебе уже сказал – ты можешь оставаться здесь, а я подыщу себе другую квартиру.

– Я тоже тебе уже сказала, что здесь не останусь. Сваришь кофе? – И, не дождавшись ответа, пошла в ванную. А когда вернулась, на столе стояли и кофе, и омлет с помидорами.

– На вот, поешь.

– Спасибо. – Лиза вяло ковыряла вилкой еду. Сделала два глотка из чашки. Лицо ее напоминало лицо фарфоровой куклы. Если бы не синяки под глазами и несколько горизонтальных морщинок на лбу, оно сошло бы за идеальное. Высокие скулы, темные глаза, которые иногда, при определенном освещении, казались синими, яркий рот с чуть припухшей верхней губой и поднятыми вверх уголками. Даже когда Лиза грустила, уголки эти никогда не опускались вниз. Каштановые волосы всегда блестели, как в рекламе шампуня. Она небрежно закалывала их сзади в пучок, и из него выпадали длинные пряди. А может быть, она выпускала их специально? Влад до сих пор не знал. Тонкие руки с длинными пальцами обхватывали с двух сторон чашку.

– Ну?

– Что? – говорила она низким голосом, с хрипотцой и немного в нос. И всегда была будто чуть усталая и чуть по ту сторону. Про свою эту чертову сторону, о которой, как и о выпадающих прядях, ему так и не удалось узнать за эти годы. Она вроде с ним, а вроде и там, «у себя». И иногда это страшно бесило.

– Какой сегодня день, помнишь?

– Кажется, ничего особенного. – Отвернулась к окну.

– Ну, с учетом того, что мой день рождения уже давно не представляет для тебя ничего особенного, то так и есть, – постарался сказать он со смехом, хотя захотелось швырнуть чашкой. Сколько их было перебито уже в этих стенах!

– Ой, Влад, прости! – Наконец-то она расшевелилась, даже улыбнулась. – Ну конечно! У меня даже приготовлен подарок!

Она пошла в сторону своей комнаты. Они давно уже не спали вместе. Высокая, с тонкой спиной и торчащими лопатками, которые нежно обрисовывал черный шелковый халат. Но с полпути вернулась, чмокнула Влада в щеку. Он вздохнул и тоже посмотрел в окно.

Пентхаус на тридцатом этаже – ее идея. Он ворочал миллионами, управлял людьми, совершал очень рискованные шаги в бизнесе, шел против закона, но вот чего он по-настоящему боялся, так это высоты. Окна в их квартире везде от пола. В своем кабинете он велел дизайнерам поставить вдоль всей стеклянной стены что-то наподобие длинного комода и повесить жалюзи. А она подходила и прямо прижималась к окну вплотную, телом, щекой или лбом, ладонями, и казалось, что стекло сейчас продавится и она вылетит. Или просто стояла и смотрела, смотрела… Со «своей стороны».

Из окна видно реку, красивую набережную с беседками, это на их стороне, на другой – деревья по берегу. За ними дома, дома, дома… И небо. Сейчас оно серое, и мокрая взвесь стоит в воздухе.

Лиза отчаянно рылась на полках и в ящиках. Наконец среди завалов духов, косметики и украшений на трюмо ей попалась коробочка. В ней – платиновая заколка для галстука. Пару месяцев назад привезла в подарок своему коллеге, пожилому профессору, а отдать забыла. Повезло! Она сдула с нее пыль и вручила пока еще мужу. На днях у них назначен развод.

Глаза Влада, увидевшего коробочку, зажглись детским радостным любопытством, но вот он ее открыл и сразу сник.

– Странный подарок.

– Почему?

– Лиза, ты же знаешь, что я терпеть не могу заколки для галстука! – Он резко отодвинул стул и встал.

– Да? Извини, я забыла.

– Ты забыла и про мой день рождения! Ты про все, связанное со мной, всегда забываешь! Тебе всегда было наплевать… Ты живешь только в своем мире. И мне туда хода нет. Я почти никогда не знаю, о чем ты думаешь!

– Слушай, не заводи старую песню!

Они стояли по разные стороны стола, как по разные стороны баррикады, где каждый боролся за свою правду.

– Могла бы, по крайней мере, родить ребенка. Сейчас мне не было бы так одиноко.

– Когда мы женились, я сразу сказала тебе, что не хочу детей. И ты согласился.

– Я думал, что со временем все изменится. Купила кому-то в подарок и забыла отдать? – Влад толкнул коробочку в ее сторону, и она, легко скользя, проехала по столу и упала на пол. Лиза проигнорировала вопрос.

– Знаешь что, заведи кота! Как видишь, не изменилось! И это твои проблемы, что ты так думал!

– Да! Все, все мои проблемы! Это я уже понял. И самая моя большая проблема – это ты!

– Скоро этой проблемой станет меньше. Найдешь себе беспроблемную! – Лиза подожгла сигарету. Рука немного дрожала. – И к тому же я курю.

– Ну почему, почему ты сразу начинаешь лезть в бутылку?! И вообще, идея развода принадлежала тебе.

– Это ты начал про подарок. Мог бы ограничиться вежливым спасибо!

– Мы занимаемся этими разборками постоянно в последнее время.

– Слушай, если тебе со мной так плохо, чего ты вообще пристаешь? Разъедемся – и все! Начинай новую счастливую жизнь. Молодухи вьются вокруг тебя, как мошки. Может, среди них и найдется какая-нибудь покладистая.

– Мне не нужна покладистая и не нужна никакая молодуха! Мне нужна ты! Ну почему ты не хочешь хоть немного пойти на компромисс?! Я же не прошу ничего особенного. Просто чуть-чуть ласки и внимания.

– Потому что я не хочу идти на компромисс! Ты знал, кого брал в жены. И я не изменилась. Раньше ты принимал меня такой, как есть. Теперь тебе, видишь ли, не хватает внимания и понадобился ребенок! Ладно! Надоело обсуждать одно и то же. – Она посмотрела на большие напольные часы. – Мне пора.

Да, возможно, она права. Раньше его притягивала эта загадочность, странность, увлеченность работой в архиве за какие-то символические копейки. Лиза всегда была немного ненормальная по общим меркам, а некоторые жены друзей вообще ее боялись и завидовали ее внутренней свободе. Ее совсем не интересовали их разговоры. Да, она любила красивую одежду, украшения, мебель, пространства, путешествия. Но относилась к этой стороне жизни совсем не так, как они. Она принимала все материальные блага как должное, органично и естественно, никогда не мечтая о какой-нибудь роскошной шубе или особенном украшении и, боже упаси, не выпрашивая их у мужа и не добывая путем интриг, как делали многие девушки, которых знал Влад. Все приходило к ней само, приносимое его заботливыми руками, без просьб и намеков. Ему казалось, что, не дари он ей шуб, она бы обошлась и простым пуховиком, без раздумий поехав в нем на вечеринку black tie[1]1
  Black tie – дресс-код, подразумевающий официальную вечернюю одежду.


[Закрыть]. Сначала она молча сидела среди женской половины гостей, односложно отвечая на незатейливые вопросы, а после, когда они возвращались домой, очень остроумно и саркастично проходилась по каждой так, что Влад просто умирал от смеха, а довольно скоро вообще перестала ездить на подобные мероприятия. Чему он был не рад. Обсуждение жен партнеров по бизнесу стало для него одной из немногих ниточек, которая связывала их, и в эти минуты ему казалось, что она не «у себя», а с ним.

Иногда он просил ее съездить вместе поужинать с новыми клиентами и партнерами в ресторан. Тут она почти никогда не отказывала, готовая помочь мужу в необходимом, потому что могла это сделать. Лиза обладала даром очень хорошо разбираться в людях и никогда не ошибалась. Казалось, что она настраивается на энергетику человека, как сверхчувствительная антенна, и видит исходящие от него доброжелательность, нервозность, неуверенность или злые мысли и зависть. Если она однозначно говорила, что с этим человеком совместную деятельность лучше не начинать, Влад не начинал ни при каких обстоятельствах. На то, что муж сам часто действовал противозаконно, Лиза закрывала глаза. Она не знала никаких подробностей, больше чувствовала, но считала, что каждый человек сам выбирает дорогу, знала, что за все придется заплатить. Ее интересовал лишь собственный мир, и она никого не осуждала, не одобряла и ни к кому не примыкала. В ее голове проходила ее особенная жизнь. Все остальное становилось внешним приложением. В том числе и муж, которого она, в общем, любила, но эта любовь строилась по большей части на партнерстве и удобстве. Влад подходил ей по чертам характера, принимал ее заскоки, не доставал разговорами и расспросами и очень любил, к тому же был приятен внешне и «без материальных проблем». Хотя поговорка «не в деньгах счастье» имела к ней прямое отношение. Ее внутренняя жизнь проходила в каких-то других измерениях, и у мужа создавалось впечатление, что, пересели ее в шалаш и посади на воду, она бы не заметила. Однако от приятных даров жизни Лиза никогда не отказывалась и любила их, наделяя некоторые свойствами живых людей. Например, ту же машину, которую он ей подарил на ее первый в их совместной жизни день рождения. Уже сколько раз он предлагал ей новую, а она ни в какую не хочет расставаться с той!

Лиза вошла на кухню, стуча каблуками сапог. Влад очнулся, поняв, что стоит у самого окна, и тут же отскочил от него.

– О! Я смотрю – у нас прогресс, – улыбнулась Лиза. Подошла, поцеловала его в щеку. – Еще раз с днем рождения! И прости. Ты же знаешь, я не по этой части.

Он, улыбнувшись, погладил ее по голове.

Хлопнула дверь.

Влад думал, что они проведут это утро вместе, пообедают в каком-нибудь хорошем ресторане. А она снова побежала к своим старым бумажкам, хотя могла это делать не по расписанию. Он подошел к бару и налил себе виски. Потом включил телефон. Несколько пропущенных звонков, в том числе и от молодух, как Лиза изволила выразиться. Сделал большой глоток, перезвонил наугад первой попавшейся и вызвал водителя. К своему ужасу, он понимал, что с каждым годом любит жену все больше. А она уходит от него все дальше. И вот теперь, видимо, уйдет насовсем. Переедет в эту чертову Серебрянку. Помешательство какое-то! Конечно, они будут общаться. И он не оставит ее без денег, хотя ей на это наплевать. Но он не будет уже каждое утро видеть и чувствовать ее в своем доме. Может, он таким образом должен расплачиваться за свои собственные грехи? Но ведь все, что Влад делает, он делает ради нее, чтобы дать Лизе все самое лучшее, самое дорогое, самое красивое. Вот уйдет она – и не нужно будет всего этого. Зачем ему эта роскошь? Тогда он и завяжет. Подастся в бухгалтеры. Руководить финансовыми потоками ему всегда удавалось на пятерку. Влад усмехнулся и допил виски:

– Вот тебе и день рождения.