Текст книги "Сыроежки, или Кораблекрушение"

18

Аня в гостях в старом доме.

– А откуда у Лисапеда такая куртка?

– Я подарил.

– Ничего себе…

– Грустно мне было, вот и подарил. Когда грустно, надо кому-нибудь что-нибудь подарить.

– А почему тебе было грустно?

– Если честно, мне было грустно из-за нее, – человек кивнул на зеленую картину.

– Из-за картины?

– Из-за той, которая ее нарисовала.

– Потому что она умерла?

– Потому что я ее сильно любил.

– А она тебя – нет?

– И она меня любила. А еще я ее мучил. И она меня мучила.

– Зачем мучить, если любишь?

– Это бывает у взрослых. Взрослая глупость. Любили и мучили. Господи… Теперь вот нет ее больше…

Он умолкает, и лицо у него такое безутешное, такое угасшее, что Аня робко, едва касаясь, гладит его по голове. Не глядя на Аню, он берет ее за руки, в ее ладонях прячет свои глаза и молчит. Поднимает голову и уже не так грустно глядит, даже улыбается.

– Как хорошо, что ты есть на свете. Ты бы с ней подружилась.

– А она была какая?

– Какая… Ну вот если на картину смотреть умеючи, то можно увидеть ее…

19

Дом Лисапеда – деревенская избушка в два окошка. Печка, бревенчатые стены с портретами советских киноартистов, кушетка, железный рукомойник, телевизор на тонких ножках, много старья.

Лисапед в дареной лайковой куртке смотрится в старое зеркало. Приосанивается. Поворачивается. Вдруг придает лицу задумчивое выражение и говорит невнятно, но по интонации очень похоже подражая человеку:

– Ты вон еще молодой совсем… А девушек на свете много…

20

Аня и Амаранта опять под мостом. Амаранта улыбается таинственно.

– Ты что вчера на дискотеке не была?

– Не пустили, – говорит Аня. – А что?

– Ты что!

– Нет, правда? – Помолчав, Амаранта говорит: – Меня Колька Лутников на медляк пригласил.

– Да ты что?! Сам?

– Ну.

– И что?

– Танцевали. А потом он мне поклонился и руку поцеловал.

Аня молча представляет себе услышаное. Потом спрашивает:

– Руку? А как же…

– Смотри! – Амаранта показывает Ане ладони. Они почти совсем чистые, без бородавок.

– Проходят! – радуется Аня. – Теперь точно проходят! Вот это да! Это мазь, что ли, подействовала?

Амаранта опять улыбается таинственно и говорит:

– Только никому, ладно? Короче, неделю назад… Стою в теткином магазине. Потому что Алка-продавщица отошла и меня попросила пять минут постоять. А там мелких каких-то за харчами прислали, они считать толком не умеют, все путают, просят чупа-чупсов на сдачу, а денег не хватает. Рожи такие жалобные. Мне вообще мелкоту всегда жалко. Ну, дала я им чупа-чупсы, а деньги тут же свои из кармана достала и на кассу положила. Тут мужик какой-то неместный говорит: «Девушка, как хорошо, что ты добрая». Девушкой меня назвал, прикинь? Стал за молоко расплачиваться, так быстро-быстро на мои руки посмотрел и говорит: «Вот за то что ты добрая, я тебе помогу, чтобы руки чистые стали. Приходи завтра с утра к озеру». Может, он маньяк какой? И попробовать охота – вдруг поможет? Короче, прихожу к озеру, а он уже там сидит, и руки вот так сложил. Складывай, говорит, ладони, как я, только не подглядывай. И что-то такое мне из своих ладоней в мои – пурск. Щекотное. Теперь, говорит, двенадцать раз повторяй: «Моря-Марина, забери у меня то, что злыми духами принесено». А потом раскрой ладони. Я двенадцать раз честно повторила, раскрыла ладони, а там знаешь, что было?

– Что?

– Бабочка! Шоколадница. Улетела она. Он говорит: вот так от тебя все и отлетит. И парнишка, который тебе нравится, скоро сам, типа, клинья начнет подбивать. Только верить надо, и тогда обязательно сбудется. Вот… А еще он мне подарил такие перчатки… Как в кино… Как у принцессы…

– Перчатки? – Аня вскочила на ноги. – А он где живет?

– А тебе зачем?

– В старом доме, – уже не спросила, а ответила Аня.

– А ты откуда знаешь? – Амаранта насторожилась и тоже встала.

– Ты там была? – строго спросила Аня.

– А ты что, тоже была? – Амаранта готова драться.

– И он говорил тебе, что это счастье, что ты есть на свете? – чуть не плача, спросила Аня.

– Нет. А тебе говорил, значит?

Молча смотрят друг на друга.

– Правильно говорят, что все мужики – скоты, – кивнула Амаранта.

– Что же теперь делать? – спросила Аня. (Даже не спросила, а просто подумала вслух. Что делать, как быть, как доверять?)

Амаранта, как человек конкретный, сказала просто:

– Убить его надо.

– Как – убить?

– Пугнуть, хотя бы. Заставить, чтобы извинялся. Прощение чтобы просил. Ты теперь когда с ним встретишься?

– Завтра.

– Где?

21

Лисапед дома старательно начищает здоровенный самовар. Лохматый кот подходит к нему, видит свое отражение в самоваре, нюхает, ничего не понимает, прядет ушами и уходит.

22

Человек сидел на толстом еловом бревне и, увидев Аню, поднялся к ней навстречу. Улыбается.

– Привет!

– Привет…

– Ты что такая… Что стряслось?

– Да ничего…

Человек видит, что Аня смотрит куда-то ему за спину. Оборачивается. Там стоит Амаранта и говорит:

– Руки!

– Что?

– Руки за спину.

– Извини, я не расслышал, – говорит человек и послушно убирает руки за спину.

Амаранта связывает ему руки.

– Девчонки, вы чего? – Человек смотрит на Аню. Аня не смотрит на него.

– Становись на колени, – приказывает Амаранта.

– Что стряслось-то?

– На колени становись.

Человек опускается на колени. Амаранта достает из рюкзачка внушительный нож.

– Думаешь, с нами так можно? Думаешь, тебе за это ничего не будет? Зачем ты так? Зачем ты у нее про меня выспрашивал, а у меня – про нее? Шутил, что ли? Смеялся над нами, да? Думаешь, тебе за это ничего не будет? А вот это видел? Мы тебя сейчас убьем и в землю закопаем, понял? Проси прощения.

– Простите меня, пожалуйста, – говорит человек. – Я виноват. Просто я хотел, чтобы никто не обижался, я боялся, что вы ссориться начнете, ревновать будете…

– Ты нам тут лапшу на уши не вешай. «Простите, пожалуйста»… Мы сейчас тебя убьем, не понял, что ли?

– Понял.

– Проси пощады, ясно? Ползи и целуй нам ноги…

Девочки отходят подальше и разуваются. Мох и босые ступни. Человек передвигается на коленях по мху, его руки связаны сзади.

– Давай подойдем поближе, чтобы ему удобнее было ползти? – предлагает Аня.

Амаранта молча показывает фигу и стоит, скрестив руки на груди. Человек приближается и смотрит на них снизу вверх.

– Пощадите, – говорит человек.

– Давай пощадим? – просит Анна.

– Пусть ноги целует, – хмурится Амаранта.

Человек прилаживается, устраивается так и этак, в конце концов ложится на землю и принимается целовать их ноги.

Девочки хихикают и переминаются с ноги на ногу – щекотно. Человек прилежно целует ступни и пальцы, лодыжки и круuлые косточки.

Девочки умолкают. И в лесу тихо.

Человек долго целует ноги Амаранты и Ани. Перестав целовать, человек смотрит вверх, на небо между деревьями. Бледное лицо и рыжая сосновая хвоя в бороде. Человек поднимается на ноги и легко, одним движением плеч, освобождает связанные руки.

Не спеша уходит, удаляется.

– А еще поцелуй, – странным, осипшим голосом просит Амаранта.

И Аня тоже:

– Поцелуй, пожалуйста…

Человек не отвечает – уходит, не слышит. Или обиделся? Быстро темнеет в лесу. Девчонки срываются с места, спешат за ним, зовут, догоняют, заглядывают в лицо.

– Обуйтесь, девочки, сыро, – устало и безразлично говорит человек, через плечо, не глядя на них, и они пугаются – какой он вдруг стал сутулый и старый, и лицо такое худое и грустное. Пугаются, что они сильно обидели его, и он больше никогда не будет рассказывать им истории, не пустит в дом, полный чудес…

Девчонки начинают ругаться, чуть ли не драться:

– Это все ты, вечно из-за тебя…

– Нет, это ты!

– Дура!

– Сама дура чертова тупая… (Обзываясь и бранясь, они бегут за ним.)

– Ну подожди, ну пожалуйста, ну куда ты? Ну извини, ну прости, пожалуйста…

Человек останавливается, и они льнут к нему, а он обеими руками обеих обнимает:

– Эх вы, сыроежки…

Начинает накрапывать дождь.

23

Дома у Лисапеда. Он вернулся с рыбалки, чистит рыбу. Головы заботливо раскладывает кошкам по мискам.

Моет руки под железным рукомойником. Смотрит на ходики. Заваривает себе чай в большую чашку. Включает старый, на тонких ножках, телевизор. Усаживается на кушетку.

Надраенный самовар сияет на столе.

Поужинавшие кошки, облизываясь и подмигивая, (верный признак кошачьей сытости), собираются вокруг своего хозяина. Лисапед заботливо рассаживает кошек на коленях и на кушетке.

По телевизору начинается «В мире животных», про львов и тигров.

Лисапед показывает кошкам тигров. Вместе смотрят телевизор.

24

Дома у человека Аня и Амаранта сидят за красиво накрытым столом. Ужинают. Человек торжественно обносит их кушаньями и объясняет, как их следует есть.

– Как же тебя по-настоящему зовут? – спрашивает он Амаранту.

– Так и зовут. Это из сериала. Когда я родилась, сериал показывали, «Дикая роза», там про Амаранту было, вот меня и назвали. А что? Нормально.

– Как же тебя крестили?

– А меня и не крестил никто. Тетка не дала.

– Что за тетка?

– Моя родная тетка. Николавна. Она в тюрьму по малолетке попала – ларек с пацанами грабанула. Нахлебалась там… Говорит, Бога нет.

Человек усмехнулся. И тут же спросил деловито:

– У вас когда дни рожденья?

– Подарки дарить будешь?

– Можно и подарки. Говорите, когда.

– У меня двадцать восьмого января.

– А у меня – шестого октября.

– Гениально! – обрадовался человек. – Как мне с вами повезло! Вы не против, если на убывающую луну я вас немножко постригу?

– Мне дома бошку оторвут, – сообщила Амаранта.

– И мне.

– Я чуть-чуть, – попросил человек. – Это очень важно. Состриженые на убывающую луну волосы девочек двенадцати лет, родившихся под воздушными знаками, необходимы синим птицам. Для гнезд.

– Совсем, что ли? – спросила Амаранта.

– Синих птиц не бывает, – сказала Аня.

– Бывают, – возразил человек. – Конечно, они не совсем синие, а такие… С зеленовато-лиловым отливом. Но называются синими. Сейчас их почти не осталось. Но они есть. Просто если им в гнезда добавлять ваши волосы, им будет лучше. Вы можете спасти синих птиц.

– Умора, – сказала Амаранта, веселясь от души. – Во пурга!

– А ты откуда это знаешь? – спросила Аня.

– Секрет гнездоплетения почти утрачен, – посетовал человек. – Но мне рассказал об этом один старик-птицелов в Коста-Рико.

– Гнездоплетение! – веселилась Амаранта. – А зачем у тебя бусы? Типа – шняга? Типа – ты молодой?

– Бусы у меня типа бусы, – сказал человек. – А ношу я их, чтобы при мне всегда были. Бусы это непростые…

– Ну да?

– Расскажи! – попросила Аня.

– Они помочь могут. С ними спастись можно. Но только в самом крайнем случае.

– А когда будет крайний случай? – жадно спросила Амаранта.

– Да лучше бы никогда…

25

Нагрузившись рейками и досками, человек медленно едет на велосипеде по поселку.

26

Анина мама наблюдает за ним в бинокль с балкона.

– Не может быть, – шепчет она. – Нет, нет… Показалось, конечно…

Тем временем Аня занимается на скрипке, оглашая окрестности звуками приятности «ниже среднего».

27

Дома у Амаранты. На крыльце и на терраске идет «закатка» помидоров и огурцов.

Амаранта тоже участвует – держит над кипящей водой банки. Ее двоюродный брат, флегматичный малый лет двадцати, в тельняшке, послушно и методично обрезает «попки» от огурцов на расстеленной пестрой рекламной газете.

Тетка Амаранты, Николавна, видит из раскрытого окна человека на велосипеде, нагруженном стройматериалами.

– Это кто, не пойму? – спрашивает она у другой родственницы. – Дачник, что ли, какой новый?

– Это этих, – силится припомнить фамилию родственница. – Вон там которые, как их… Где старый дом пустой стоял…

– А, – понимает Николавна и удивляется: – Так его вроде убило где-то, говорили?..

Амаранта замирает от любопытства, но не подает вида.

– Про убило не знаю, а вот заграницу точно уезжал, – поправляет родственница. – Несколько лет валандался…

– Вернулся, значит?

– Ну. Починяет.

– Холостой?

– Вроде. И непьющий. Молоко одно у тебя в магазине берет, и гречу с черняжкой.

– А…

Николавна заметила, что парень в тельняшке перестал отрезать попки от огурцов и жадно глядит в объявления про красавиц по вызову. Николавна деловито дала ему подзатыльник и резюмировала:

– Родина – она на то родина и есть, чтоб домой возвращаться…

28

Человек стучит молотком в доме. Останавливается, чтобы попить воды. Слышит стук в дверь.

– Кто там? Счас я…

Человек спускается. На крыльце – Саня-Лисапед. Обеими руками держит большой надраенный самовар. Протягивает самовар человеку.

– Мне?! – восхищается и словно не верит в свое счастье человек. – Вот это да! Да это же вообще… Мечта просто… Спасибо, родной, спасибо, друг.

Саня-Лисапед абсолютно счастлив, что его подарок понравился. Сам сияет как самовар.

Они жмут друг другу руки.

29

Аня, Амаранта и человек выходят на поиски маяка. В резиновых сапогах, кепках, с рюкзаками. Идут берегом маленькой речки по рыжему песку, потом по траве.

Жарко.

Они купаются. Украдкой девочки поглядывают, какой серьезный шрам у человека на животе.

Искупавшись, переходят шаткий мостик, входят в лес. Бродят по лесу.

Устраивают привал – едят огурцы с солью и пьют воду.

Дальше идут. Амаранта стирает ногу, и человек бережно оборачивает ее пятку подорожником. Углубляются в чащу. Смотрят в глубокий овраг.

На обратной дороге человек несет на руках увесистую Амаранту. Аня прыгает по кочкам, как воробей.

30

Дома у человека девочки переоделись. Пили чай.

– Может, в книгах неправильно написано? – рассуждал человек. – Нет, не может быть… Я в двух книгах читал про этот маяк. В «Истории кораблекрушений» и в «Описании ушедших морей». Этот маяк упомянут. И широта совпадает, и долгота. За «Описаниями» я вообще по всему свету гонялся. В Портленде нашел, да не у букиниста, а у пьянчуги какого-то на блошином рынке… Насилу со старофламандского перевел…

– Не надоело? – спросила Амаранта.

– Переводить? – не понял человек.

– Врать не надоело? То принцы какие-то, то синие птицы, то маяк… Что мы тебе, грудные?

– Да, – сказала Аня. – Ходим, ищем, а его все нет. Его вообще, что ли нет, да?

– Маяк есть, – сказал человек. – Только его найти трудно. Я предупреждал.

– Ага, – кивнула Амаранта. – Стоит, нас ждет.

– Маяк есть, – повторил человек.

– А шпага, которую король подарил? А принц и принцесса?

– Есть, – сказал человек. – Честное слово.

– Спорим, врешь? – Амаранта подмигнула.

– Я дал вам честное слово, – серьезно сказал человек. – Впрочем, если хотите, давайте спорить.

– На что?

– На желание, – серьезно сказал человек. – Если вы проигрываете, то делаете, что я скажу.

– Круто! – согласилась Амаранта.

– Пойдемте наверх, – сказал человек.

31

Он открыл дверь чердака. На чердаке – тесно от старых вещей, тут и сломаное кресло с ручками в виде львиных голов, и мутное зеркало, и настоящий большой ржавый якорь, старинные фонари со свечами, деревянное колесо, несколько непарных весел, сети, бережно обернутые в ткань картины, обломок лодки, амфоры…

В углу – железный кофр с цифровым замком.

Человек открыл замок и бережно вынул из кофра длинный бархатный футляр. Открыл.

Обомлевшие девчонки смотрели на шпагу в ножнах, усыпанных драгоценными камнями.

Человек вынул шпагу из ножен. На клинке – длинная надпись непонятными буквами.

Заперев кофр и чердак, человек мотнул головой в сторону комнаты с письменным столом.

На столе – большой фотографический портрет. В парадном зале с причудливым гербом на стене стоят красиво наряженные негритянские мальчик и девочка в маленьких коронах, с родителями и человеком. Все улыбаются.

Человек пошел по лестнице вниз. Девчонки поплелись за ним.

32

– Ладно, – обиженно сказала Амаранта. – Продули, так продули. Говори свое желание.

– Раздевайтесь, – негромко приказал человек.

– Совсем, что ли? – девчонки захихикали и тут же умолкли испуганно.

– Раздевайтесь и на стол, – велел человек.

– Там же чай с кексом…

– Спор, барышни, дело серьезное, – сказал человек.

– Не буду я! – заартачилась Амаранта.

Человек скучно пожал плечами. Он смотрел, как чужой. Чужими глазами. А потом отвернулся.

Аня полезла на стол. За ней и Амаранта. Аня в бриджах, Амаранта – в тесной мини-юбке. Трудно раздеваться на столе, между чашками. Тишина, чашки звенят. Девочки, раздевающиеся на столе, неясно отражаются в надраенном самоваре. Аня уже испачкала бриджи вареньем. Амаранта с трудом вылезает из юбки.

– Амаранта! – позвал человек, и она вздрогнула. – Я обещал тебе, что бородавки пройдут?

– Да, – пискнула она.

– Разве я обманул? Я думал, вы мои друзья, а вы меня вруном считаете. Ведь я дал вам честное слово. По вашему, честное слово, это так, присказка? У каждого человека, особенно если это мужчина, должно быть честное слово. Без него человек не человек и мужчина не мужчина. Запомните это, жалкие мартышки. Хватайте свое шмотье и убирайтесь вон. Побыстрее!

И стоял, отвернувшись к окну, скрестив руки на груди, пока Аня и Амаранта одевались и слезали со стола.

33

Аня в своей комнате. Лежит на кровати, отвернувшись к стене. Водит пальцем по обоям – туда-сюда.

Мама заглядывает в комнату.

– У тебя случайно не температура?

– Нет…

Мама садится на кровать, трогает Анин лоб. Начинает говорить веселым, добрым голосом.

– Хочешь, на озеро смотаемся? Поплаваем.

– Да нет…

– Тогда давай пироги печь? Позовем кого-нибудь?

Аня ведет плечом.

– А знаешь, тут вчера баба Оля кроликов предлагала. Возьмем одного, а? Они милые. Такие пушистенькие-пушистенькие.

– Не хочется что-то, мама…

34

Дома у Амаранты – застолье, семейный обед.

Пироги и соленья собственного приготовления. Много родни.

Все поют хором.

Амаранта не поет, сидит пригорюнясь над тарелкой с холодцом. Рядом с ней, в уголку, флегматичный кузен в неизменной тельняшке украдкой листает журнал «Туризм и отдых».

Не прерывая песни, Николавна деловито берет у него из рук журнал, стукает журналом по затылку, а Амаранте дает щелбана в лоб.

Двое подхватывают песню, вливаются в хор родни, песня звучит мощнее, раздольнее, реет над неохватным простором, озером и далекими лугами…

35

Мама Ани выходит из комнаты. Толя молча спрашивает: «Ну что?» Она пожимает плечами.

Аня встает и подходит к окну, смотрит в сад со второго этажа. Серое утро. Собираясь отойти от окна, Аня замечает цветок колокольчик на карнизе. Аня смотрит вниз. Смотрит вверх – на небо.

Хочется на озеро, печь пироги, звать гостей, взять себе всех кроликов на свете…

36

Человек в саду чинит старую лодку и вроде не замечает, что девочка вошла в сад, стоит в стороне, смотрит на него. Человек стучит молотком. Когда перестает, Аня просит:

– Постриги меня, пожалуйста.

– Зачем? – спрашивает человек, не глядя на нее, сквозь зубы, потому что гвозди в зубах.

– Чтобы птицам, которые синие, чтобы гнезда…

– Синих птиц не бывает.

– Бывают, – говорит Аня. – Точно, бывают… Просто… Взрослые часто врут, если им от этого польза. А ты – нет…

Человек примеряет к лодке свежеоструганную желтую досточку, отмечает простым карандашом.

– Это ты ночью колокольчик мне на окно положил? Ты, ты… Я еще думаю – как же это до второго этажа добраться можно? Значит, точно ты. Ты все можешь.

– Я вас не понимаю, – говорит человек. – Какое окно, какой колокольчик? С какой стати я, взрослый человек, буду скакать по ночам, в окна лазить…

Человек говорит серьезно, даже хмурится, а глаза – смеются, сияют.

Аня бросается к человеку, обнимает изо всех сил.

И он ее обнимает.

– Ты прощаешь? Не сердишься больше? – радуется Аня.

– Я хотел было подольше обижаться, но так соскучился, что решил мириться скорей…

37

Мама Ани перебирает альбомы и рассыпавшиеся фотографии. Находит одну.

На фотографии – венчание. Человек – совсем молодой, борода поменьше, и девушка в белом платье и фате – стоят с витыми венчальными свечами в руках. Над человеком держит венец, вытянув руку, невысокий юноша. Над девушкой держит венец Анина мама в белом платочке.

– Что-то невероятное, – бормочет мама. – Потрясающе… – Молча, с ужасом смотрит на фотографию.

38

В пустой белой комнате с зеленой картиной на стене стоит Аня, закутанная с ног до головы в ткань с птицами и цветами. Человек раскладывает на подоконнике ножницы и расчески. Расчесывает Анины волосы. Смотрит на картину и говорит:

– Вот, Еленушка, ты уж присматривай, хорошо ли я Анну стригу.

Анины волосы падают на подстеленную материю. Аня прямо, неотрывно, даже взыскательно смотрит на картину, словно требуя ответа на важный вопрос.

Смотрит, не мигая. Солнечный луч касается картины.

И вот из зеленоватого сумрака на миг проглядывает лицо девушки с венчальной фотографии. Она ласково улыбается Ане и исчезает снова.