Электронная библиотека » Ксения Иваненко » » онлайн чтение - страница 2


  • Текст добавлен: 18 января 2018, 16:00


Автор книги: Ксения Иваненко


Жанр: Медицина, Наука и Образование


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]

Шрифт:
- 100% +

– Так больная – вы?

– Да.

– Сколько вам лет?

– Двадцать четыре.

– Приезжайте в следующую среду, – спокойный голос, казалось, стал нежным, – с вещами.

Победа. Осталось дожить до среды. Два следующих дня я посвятила покупкам всего необходимого. Имея опыт пребывания в различных больницах, я знала, что самое важное – это уютная пижама и домашняя повседневная одежда с карманами. Итак, моя госпитализация началась с самого настоящего шопинга.

Своим самым важным приобретениям я считаю беруши. Воспользоваться ими пришлось уже на третий день госпитализации, когда от неумолкающих разговоров санитарок, всхлипов и храпов пациентов было не заснуть. Никогда ещё трата 25 рублей не была такой полезной.

Глава 2
Первое знакомство

– Три… четыре… пять, – ведёт подсчёт медсестра и запинается, – так, а эту за одну считать или за… А ну-ка, убери волосы… за пять?

– Вам лучше знать, – улыбаюсь я, послушно поднимая волосы к затылку, – но я била как одну.

– Лучше б уж не била! Делать мне больше нечего – считать тут теперь. А это что? Откуда синяк?

– Стукнулась, наверное, – не особо размышляя над ответом, пожимаю плечами я.

– Любаша, отметь, что над правым локтем синяк, – обращается к пожилой женщине за столом медсестра и продолжает подсчёт: – Значит, шесть… семь.

– А эту, кстати, можно за три считать, – я не могу удержаться от комментария и показываю на чистый участок кожи на предплечье.

– Да что ты будешь делать! Как за тобой уследить? Вот сделаешь ты себе новую гадость у нас и как прикажешь её искать?!

– Да больная я, что ли, в дурке делать татуировки?!

Медсестра бросила на меня короткий взгляд, после которого доказывать собственную нормальность мне показалось совершенно неуместным. Мы молча закончили подсчёт моих татуировок, синяков и шрамов, чтобы в дальнейшем персонал мог уследить за изменениями в моём теле. Естественно, это была лишь формальность – больше меня никто ни на что не проверял, а шрамы на запястьях так и не удалось подсчитать. Это был мой последний осмотр на воле. Дальше меня повели в самое жёсткое отделение больницы.

Я самостоятельно выбирала клинику, читала отзывы, консультировалась со знакомыми врачами и с друзьями, обладающими похожим спектром проблем. В итоге мой выбор пал на одно федеральное государственное бюджетное учреждение. Ипохондрик, начитавшийся медицинских справочников, или нервный подросток с романтическими мечтаниями о суициде туда вряд ли попадёт. Мне же повезло – мой случай оказался в рамках практики данного учреждения. Я прошла три медкомиссии, и консилиум постановил, что меня срочно нужно запереть в острой палате.

– Ух, ты не волнуйся, – подбодрил меня главврач. – Барышни у нас в первой палате все интересные! Познакомишься, скучать не будешь!

Я обняла Савву на прощание, и меня повели в отделение. С рюкзаком наперевес я долго и уныло плелась за медсестрой по жёлтым подвальным коридорам психушки. Мы то спускались по лестницам, то поднимались, куда-то сворачивали и снова шли по прямой. Казалось, меня намеренно пытаются запутать – чтобы и думать о побеге забыла.

Как только меня доставили в отделение, тут же налетела санитарка:

– О, новенькую привезли! Кушать будешь?

– Буду, – я расплылась в улыбке от того, как меня встретили, и была совсем не против позавтракать второй раз.

Оказалось, что всё отделение совсем недавно поело, но каша ещё оставалась. Меня провели в пустую столовую, где дали кашу в плоской железной миске и чай с тремя ложками сахара. Каша оказалась не менее сладкая, но вкусная. После завтрака у меня в третий раз досмотрели вещи, вынули шнурок из капюшона, отобрали часы, телефон, наушники, зарядку, сигареты, зажигалку, заставили снять лифчик и забрали запасной. Первая палата ждала меня за запертой стеклянной дверью.

Я заняла последнюю, восьмую койку в палате и сразу окунулась в апатию и давящее умиротворение.

– Здравствуйте, – неуверенно поздоровалась я с 7 парами глаз, что уставились на меня. Новенький – это всегда событие.

Мои соседи промолчали, только пара человек тихо пробормотала приветствие.

За своё пребывание в первой палате я успела плотно познакомиться со всеми соседями. Некоторые люди пребывание в психушке просто пережидают: не общаются, стараются вести себя так, будто их нет, а в перерывах между приёмами пищи предпочитают лежать в кровати. Со стороны они не кажутся яркими, они не пылают изнутри болью и ужасом, они замкнутые и тоскующие. О таких пациентах мне нечего рассказать, а вот двух других соседок я раскрыла для себя в первые же дни.


Марина, 15 лет

Я делю с ней тумбочку: невидимая линия прочерчена на верхней полке между нашими книгами. У неё в основном Стивен Кинг, у меня – научпоп про мозг. Марина очень тихая, таких тихих людей я не встречала. Она всегда молчит и в беседу вступает неохотно. Но однажды она ни с того ни с сего предложила мне шоколадку – мне показалось это очень ценным. Марина бесшумно ходит по палате и даже страницы книги переворачивает тише других. Иногда беззвучно плачет под одеялом. У неё длинные чёрные крашеные волосы, чёрные брюки, чёрные футболки и клетчатые красные рубашки. Футболки всегда с изображением неизвестных мне музыкальных групп, а волосы спадают вниз неаккуратными спутанными лианами. У неё депрессия, и Марина выдирает себе волосы прядями. Образовавшиеся залысины ломают ровную линию пробора.


Трихотилломания – вырывание волосяного покрова на голове или других частях собственного тела. Чаще всего это расстройство рассматривают в рамках обсессивно-компульсивного расстройства (ОКР). Бывает, что данное состояние может встречаться и при депрессивных состояниях, и при более тяжелых заболеваниях (таких как шизофрения). Если трихотилломания является следствием ОКР, то у больного возникает сильнейшее внутреннее напряжение, нарастает тревога, единственным выходом из которой является вырывание волос. Трихотилломания может быть вариантом импульсивного расстройства, когда также существует сильное напряжение, на высоте которого необходимо совершить вышеописанное действие, но в отличие от ОКР не происходит борьбы мотивов (внутренней попытки разубедить себя в необходимости совершаемого действия). Также трихотилломания может быть своеобразным ритуалом. Допустим, вырву волос – не случится беды. Нередки случаи, когда после вырывания волос пациенты съедают их, после чего в желудке образуются целые трихобезоары (шары из волос), которые удаляются хирургическим путем.


Юля, 32 года

Очень скромная, тихая, с нежным голосом. Она одевается так, будто вот-вот сорвётся на богослужение: длинная тёмная юбка, кофта неопределённого цвета и такие же волосы. Юля обставила свой угол иконами, на прикроватной тумбочке лежит молитвенник. У неё часто случаются панические атаки и больше всего её страшит смерть. Успокоение она пытается найти в чтении Библии, но описания ада и божьего гнева заставляют её бояться ещё сильнее. Читает и боится, боится и читает. Совсем замкнула себя.


Паническая атака – внезапно возникающий и в течение нескольких минут нарастающий симптомокомплекс вегетативных расстройств (усиленное сердцебиение, ощущение удушья, стеснение в груди, нехватка воздуха, потливость и т. д.), сочетающиеся либо со страхом смерти, либо со страхом сойти с ума, потерять контроль, сознание. Отличают спонтанные панические атаки, возникающие ни с того ни с сего, и атрибутивные, то есть имеющие причину возникновения (поездка в метро, лифте и т. д.). Причину возникновения панических атак связывают с нарушением в ГАМК-ергической системе головного мозга, что подтверждает тот факт, что транквилизаторы в течение нескольких минут ликвидируют основные симптомы панической атаки.


Мария, 38 лет

Она немного полная, ходит в цветастом синем халате, красит волосы в рыжий и мучается от постоянной тревоги.

Вечером из её телефонного разговора я случайно поняла, что она ведёт курсы о счастливой жизни и о том, как удачно выйти замуж. Называет она себя «персональный тренер», или, по-модному, «коуч». Лёжа здесь, она продолжает давать рекомендации, вальяжно раскинувшись на больничной койке, закинув ногу на ногу так, что её халат еле-еле прикрывает нижнее бельё.

Мария рассказывала подруге, что она тут уже третий день и постепенно приходит в себя и думает. Поделилась своими планами на новый курс для одиноких несчастных женщин. Она уверяет, что её обманули, будто врач сказал, кладут её в санаторий, где будут занятия спортом и оздоровление, а на деле оказалась в психушке.

С утра заступила на смену постовая медсестра. Ей около 65 лет, и зовут её Ирина Маратовна. Познакомившись со всеми, она подошла и к Марии с возгласом:

– Ба! Знакомые всё люди!

– Вы меня знаете? – смущённо спросила Мария.

– Знаю, деточка, знаю-знаю, – со вздохом ответила Ирина Маратовна и грустно ушла.

Оказалось, что Мария – довольно популярный коуч со своей передачей и образовательными книжками. О своём диагнозе она никогда не упоминала.

Несмотря на особенность своей профессии, Мария никогда не учила нас жить и не задирала нос. Единственный совет, который она мне дала, – это как правильно расчёсывать волосы. Я их знатно испортила за полгода до больницы, не единожды красив их во все оттенки зелёного. Мария взяла мою расчёску и аккуратно начала расчёсывать мои волосы, начиная с кончиков.


Тревога – аффект (эмоциональное напряжение), связанный с ожиданием неопределенной опасности. То есть тревога – безликая, в отличие от страха, когда есть конкретный объект/явление и т. д.


До обеда я раскладывала свои вещи и присматривалась к обстановке. Было скорее уютно, чем нет. Небольшая для 8 коек комната, зато, в отличие от остальных палат, оснащена душем и туалетом. В центре стоят два сдвинутых стола с 8 стульями вокруг. Большие пластиковые окна, выходящие во внутренний двор больницы. Решёток нет, но нет и ручек. Открывается только форточка. На окнах висят жалюзи, все стены пустые, нет ни часов, ни картин, ни зеркал. В углу стоит платяной шкаф. Кровати деревянные, самые обыкновенные. У большинства коек новые матрасы, они до сих пор в полиэтилене. Для сохранности. У остальных на матрасы постелены клеёнки. Вместо одеял в пододеяльники вставлены пледы. Пододеяльник прямоугольной формы, плед – квадратной. Как ты его ни вставляй в пододеяльник, плед всегда будет сбиваться в одну сторону, оставляя противоположную пустой и холодной. Приноровиться спать под таким одеялом – целое искусство. Ванная комната (где тоже нет зеркал) находится за стеклянной дверью – таким образом, ты всегда на виду, даже когда справляешь свои естественные нужды. Сначала это кажется дикостью, но со временем не только привыкаешь, но и понимаешь необходимость такой открытости. Например, чтобы следить за поведением девушек с нервной булимией (расстройство пищевого поведения, для которого, помимо бесконтрольного переедания, характерно вызывание рвоты после приёма пищи). Да и чтобы, в конце концов, уследить за психом, который может решить вдруг разбить себе голову о кафель. После того, как у меня отобрали всё, что только можно, это был единственный способ самоустраниться в ванной, который пришёл мне на ум.

Пациенты лежали по своим койкам и молчали. Одни дремали, другие читали, третьи смотрели невидящими глазами в потолок. Вид у всех был удручающий, но ничего особенного – обычные люди от 15 до 55 лет. Таких же людей ты сотнями встречаешь в городе, взаимодействуешь с ними, вступаешь в диалог.

Без часов я не знала, сколько прошло времени, но успела прочитать пару глав книги и немного заскучать перед тем, как дверь распахнулась и в комнату въехала тележка с обедом. Бодрая санитарка поставила подносы на стол и удалилась, не забыв запереть за собой дверь. На обед был гороховый суп, макароны с невнятной котлетой и чай. Возле меня сидела девушка чуть младше меня. Мелированные волосы, розово-чёрная спортивная кофта, ногти с облупленным лаком. И все руки в шрамах-кругляшах от десятка потушенных сигарет.

Ели молча.

За дверью сновали больные, почти все в пижамах, многие – непричёсанные. Некоторые мелькали за дверью с периодичностью в несколько минут – вскоре я догадалась, что они «патрулируют» коридор от скуки. Сразу после обеда выпустили и нас, но только до лекарственного кабинета за таблетками и обратно. Мне ещё не успели прописать волшебных пилюль, зато назначили укол. Я думала, что это что-то профилактическое, ведь с врачами я общалась совершенно спокойно: не кричала, не плакала, здраво мыслила и отвечала на все вопросы. Говорила, что пришла сюда добровольно и что открыта к тому, чтобы научиться хотеть жить. Думала, максимум что-то седативное (успокаивающее) дадут… Оказался галоперидол.

Если бы у меня не было опыта химического отравления, я бы подумала, что Сатана призывает меня к себе. Все внутренности крутило, в глазах всё плыло, ноги сделались ватными. Вертолётило, как в первые школьные тусовки. Я добралась до своей кровати и рухнула без сил. Легче от этого не стало, темнота сменилась ослепительными вспышками, а конечностями стало не пошевелить. Я знала, что не умираю (хотя все органы твердили об обратном), что это состояние закончится (подсознание предательски кричало, что эта мука будет длиться вечно), но всё равно ничего не могла поделать с паникой. Я не могла встать и дойти до врача, я не могла даже позвать на помощь – язык приклеился к нёбу и одновременно стал ватным, а глотку сдавило спазмом. Я то проваливалась в спасительную темноту, то вырывалась из неё, как из пастей Цербера – меня выплёвывало пережёванную и со смердящим душком. Я открывала глаза и понимала, что нахожусь в бреду уже значительное время, но выбраться на поверхность и закрепиться на ней никак не выходило. Сменялось освещение, передо мной мельтешил то потолок, то лица пациентов и врачей, мне что-то говорили, вроде даже пробовали трясти за плечи, но ничего не помогало, и я снова проваливалась. Однако один раз меня всё же удалось вытрясти наружу на значительное время. Санитарка тормошила меня за плечи и кричала в ухо:

– Тебя на кардиограмму вызывают! Проснись! Хватит спать! – ещё один трясок для верности. – Тебя врач что, ждать должен?! А ну вставать, кому говорю!

И снова темнота.

В следующий раз прихожу в себя от холодного липкого прикосновения в районе груди, будто десяток лягушек облепили меня своими лапками. Оказалось, что, раз я не пошла на кардиограмму, кардиограмма пришла ко мне. Аппарат привезли прямо к койке. И снова тревожный сон окутал меня.

Я смогла встать с кровати только к вечеру второго дня. Одежда вся мокрая от пота, кровать в хаосе, одеяло будто вступило в схватку с простынёй и одержало верх. Оглядевшись вокруг, я не нашла на своих местах половины больных, а дверь в коридор была открыта. Пришло на ум, что все сбежали от меня, но оказалось, что после тихого часа нас открывают и дают погулять по коридору до отбоя. Еле встав с кровати и держась за стенку, я поплелась в сторону двери.

– О, очухалась, красавица, – встречает меня санитарка.

– Угу, получше стало, – выдавила я из себя.

Я решила, что это был именно галоперидол, на основании записи в тетради медсестры в лекарственном кабинете, на которую я успела бросить внимательный, но слишком беглый взгляд. Основательно это мнение укоренилось, когда я наслушалась рассказов от «бывалых»: говорили, что в первый день тут всех обкалывают именно галоперидолом.

Как это обычно и бывает там, где слишком много сплетен и легенд, на деле всё оказалось иначе. Мне дали мощный противотревожный препарат. Никто под одну гребёнку не грёб, всё лечение подбирается индивидуально – у врачей нет стремления обкалывать всех подряд нейролептиками без необходимости.

Тем не менее, у меня оставался вопрос: зачем в первые дни всем дают такие мощные лекарства? И в частности, почему некоторым вкалывают такой устрашающий препарат, как галоперидол? После объяснения врача всё встало на свои места.


«Чаще всего психиатрические клиники имеют дело с первичными пациентами (теми, кто поступает в клинику либо первый раз в жизни, либо впервые непосредственно в наш стационар). Психиатры владеют минимумом начальной информации о пациенте. Чаще всего новенький взбудоражен или встревожен. Он с трудом принимает информацию о том, что находится в психиатрической больнице и что рядом с ним такие же пациенты. Ему приходится находиться первую ночь в карантинной палате, куда поступают все новенькие. Конечно, это всё не для слабонервных – мы это прекрасно понимаем, – человеку страшно. Наша главная цель на момент поступления: дать пациенту возможность поспать, уменьшить тревогу, взбудораженность, напряжение, дать нам, врачам, возможность начать лечение.

Непосредственно галоперидол – замечательный препарат, обладающий мощным антипсихотическим действием, который стоит в первой линии лечения галлюцинаторно-бредовых состояний. Помимо этого, в небольших дозировках он борется со множеством симптомов, начиная от неприятных болезненных физических ощущений и заканчивая суицидальными мыслями. Конечно, всё в определенных комбинациях и дозировках».


Придя в себя в от своего препарата, я вышла в коридор, где было полно людей: кто-то шастает туда-сюда, кто-то с серьёзным видом и туалетной бумагой в руках движется в сторону общего туалета, кто-то сидит, разговаривает с врачами на диванах. Навстречу мне шла симпатичная высокая девушка с большими красивыми губами, я спросила у неё, где тут можно покурить. Было бесспорно жаль, что у меня отобрали сигареты, но я надеялась на добродушие больных. Мне объяснили, что пациентам из острой палаты можно курить только три раза в день. Сигареты выдают строго по одной и с большими промежутками времени. Но ведь никто не запретит сигареты стрелять.

Курилка находилась в предбаннике уборной, кумар и психи сгрудились у пепельницы. Сразу стало понятно, что тут-то больные и живут. Тут творятся разговоры, обмены сигарет на зажигалки и конфеты, тут психи ненадолго становятся собою.

Здесь же я и познакомилась со своей соседкой Катей, она лежит в этой больнице уже третий раз. Пока Катю не выписали, я на протяжении месяца узнавала её трагическую историю.


Катя, 20 лет

У неё кудрявые тёмные волосы ниже плеч, задорная улыбка, а в её диагнозе присутствует страшное слово «шизофрения». Катя часто смеётся, но именно она мне напомнила, что ад может наступить и наяву, когда единственным спасением становится бегство в психиатрическую клинику.

Катя ярко помнит, что, когда ей было 4 года, всё родительское внимание отдавалось не ей, а её двухлетнему брату. Заботу о Кате переложили на плечи бабушки. Однажды эта маленькая девочка услышала, как один из родственников спросил у бабушки: «Да что ты с ней возишься? У тебя же внук родился». Эта фраза засела у Кати в голове. «Если ты не нужен даже своей семье, то кто ещё тебя полюбит?» – спрашивала она сама себя.

– Это сейчас я оглядываюсь назад и понимаю, что родители меня любили, да и любят до сих пор, – закуривая вторую сигарету подряд, как-то вечером рассказывала Катя, – но мой мозг тогда этого не понимал. Я росла замкнутой и стеснительной. Я ни с кем не знакомилась ни в кружках, ни на площадке. А вот в школе одноклассники начали проявлять ко мне слишком много внимания. Мне это было непривычно – пришлось знакомиться.

В 13 лет меня отправили в художественную школу. Там группа подростков избивала меня 3 раза в неделю после занятий. Просто из-за того, что я была тихая. Били не только меня, они ещё нескольких ребят травили. Делали это по приколу. Просто потому, что могли. Шайка озлобленных детей во главе с девушкой. Ксюша. Так её звали. Ей было 16, она влюбилась в меня и предложила издеваться над остальными вместе с ней. Я отказалась. Стали бить ещё сильнее. Судьба распорядилась удивительным образом, и со мной сработал стокгольмский синдром. Я в неё влюбилась. В своего насильника. Мы начали встречаться. Так я узнала, что она наркоманка-героинщица.

Летом мы с художественной школой ездили по Европе, осели в Амстердаме, ходили на экскурсии, рисовали. Ну, ещё я за ней убирала шприцы и вытирала кровь с раковины. Мы встречались 5 лет, а после она уехала в Питер к сестре. Говорила, что никогда себе не простит того, что они со мной сделали, – Катя покрутила пальцем у виска, – имея в виду слуховые и зрительные галлюцинации, до которых они меня довели. Шесть голосов. Шесть грёбаных голосов. Женских. И все в унисон: «Убей себя, ну же, давай, убей!»

Позже, в 11-м классе, наступила белая полоса. Я познакомилась с Пашей. Мы начали встречаться и до сих пор вместе. Он стал для меня всем. С ним мне становилось легче, и голоса замолкали. Он познакомил меня со своим братом Егором. Егор рассказал мне о своих проблемах, и оказалось, что они были похожи на мои. Мы прониклись друг другом. Всё-таки болезнь сближает. Старались переживать трудные моменты вместе и делились опытом борьбы с болезнью. Егор был для меня героем, он справлялся со своим расстройством и своим примером придавал мне сил. Но до конца от навязчивых состояний он отделаться так и не смог. 8 февраля 2015 года он покончил с собой. Мой пример для подражания погиб. А 17 февраля 2015 года сестра Ксюши позвонила мне, чтобы сообщить о её смерти – Ксюша покончила с собой. Умышленная передозировка героином, «золотой укол». Её фото, где она, такая знакомая, лежит в гробу, я не могла удалить целый год. Но всё же удалила. Белая полоса оказалась короче траурной ленточки.

После такого я и попала впервые в психушку. Пролежала тут 3 месяца и вышла здоровой. Полностью. Правда, набрала вес из-за лекарств. Я продолжала принимать таблетки, но когда узнала их цену – у отца уходило по 11–15 тысяч в месяц, – стало жалко его, и я бросила лечение. Вернулись голоса и галлюцинации. Я видела и слышала Ксюшу и Егора. Впервые мне захотелось сделать то, что так упорно твердили мне голоса. Эти суицидальные мысли не давали покоя. Так я во второй раз попала сюда. Таблетки больше не помогали, да и ничто больше не помогало. Тогда мне назначали электросудорожную терапию – ЭСТ, иначе говоря. 10 сеансов. Помнишь, как в «Пролетая над гнездом кукушки»? Именно это мне и делали – били током. С каждым разом я теряла себя, но находила успокоение. ЭСТ способна вызывать пробелы в памяти. У меня сгорел целый год жизни, ЭСТ выжгла его дотла. Я совершенно не помню целый грёбаный год своей жизни. Ничего. Пустота.

После 10 сеансов я вновь пошла на поправку – меня выписали. И снова какое-то время всё было хорошо. Но летом появились навязчивые нежелательные непроизвольные мысли – обсессии. Меня охватили мысли о самоубийстве. Однажды я выпила горсть таблеток-антидепрессантов и пошла спать. Через 20 минут проснулась, меня вывернуло. Родители умоляли вновь обратиться к врачам. Я не хотела ложиться в дурдом – я хотела умереть. Я планировала свою вторую попытку самоубийства. Но они уговорили – и я в третий раз пошла в психушку. Согласилась я на этот шаг, к сожалению, только наглотавшись всевозможных таблеток – пришла на приём в ужасном состоянии. Врачи сразу всё поняли и продержали меня в первой палате 3 недели. Сейчас я уже в пятой, скоро будет ровно месяц, как я в больнице. Обещают выписать на днях.

Катю и правда вскоре после этого нашего разговора выписали. Диагноз ей поставили «эндогенное заболевание шизофренического спектра». На момент написания книги у неё всё в порядке. Мы поддерживаем с ней связь. Она посещает занятия китайского языка в МГУ, а со второго семестра выходит из академического отпуска и приступает к полноценной учёбе.


«Эндогенное» – значит «внутреннее». Если попробовать провести аналогию с соматикой, проще всего взять для примера сахарный диабет, причины его возникновения – внутренние. Нарушается работа поджелудочной железы, и в зависимости от механизма этого нарушения сахарный диабет делится на 2 типа. Но так как при психических заболеваниях мы имеем дело не с каким-то отдельным органом, а с целой системой, очень сложной в своей работе, то здесь нельзя четко сказать: вот, сломался мозг и получилось психическое заболевание; поэтому мы и используем термин «эндогенный», включающий в себя всё вышеописанное. Эндогенным заболеванием шизофренического спектра называются такие состояния, когда имеется ряд особенностей, характерных для шизофрении, при этом самой шизофрении нет. Допустим, некая социальная отстраненность, сложности в формировании межличностных контактов, эмоциональные изменения (снижение привязанностей, амплитуды эмоций и т. д.).


На вторую неделю пребывания в больнице меня разбудила медсестра во время тихого часа. Осторожно потормошив, приглушённым голосом она велела встать:

– Тихо, вставай, пойдём в подвал, будем делать электрофалограмму… – последнее слово медсестра скомкала, но мозг услужливо нарисовал картину, как меня привязывают к столу и водружают мне на голову ужасающий шлем с проводами.

Я встала, медсестра пропустила меня вперёд и пошла следом, давая указания, в какую сторону поворачивать. В психушке ты всегда идёшь впереди, когда персонал сопровождает на анализы или процедуры. Чёткое правило: не поворачиваться к психам спиной.

Вниз по лестнице, прямо по коридору, седьмая слева дверь, вверх по лестнице. Замысловатый путь привёл нас в комнату размером с гардеробную. То, что я там увидела, повергло в дикий страх и вызвало желание бежать. Большую часть комнаты занимает стул и провода. Без объяснений медсестра усадила и начала прикреплять к моей голове проводки, электроды и выключила свет. Всё это напоминало подготовку к казни путём электрического стула. Когда я была готова задрожать от страха, мне всё-таки объяснили, что процедура, которую мне собирались провести, называется электроэнцефалограмма (ЭЭГ). Ток будет поступать не в меня, а наоборот, от меня в компьютер. Нужно это для исследования функционального состояния головного мозга. Около 5 минут я сидела перед мигающей лампой и следовала указаниям компьютера, меня проверяли на реакцию и внимательность.

Мне не следовало бояться, что мне проведут электросудорожную терапию, ЭСТ, ведь в нашей стране к ней прибегают только в самых крайних случаях, когда все другие средства уже перепробованы, в то время как в Европе ЭСТ является одним из наиболее действенных и распространённых способов лечения не только депрессии, но даже таких бытовых проблем, как ПМС у женщин. ЭСТ обладает минимальными побочными свойствами и грозит лишь частичной потерей памяти. Обычно «выпадает» день самой процедуры, в редких случаях затрагиваются более ранние воспоминания. Случай Кати скорее исключение из медикаментозной практики, нежели обычное явление.

В отличие от «Пролетая над гнездом кукушки», нас ЭСТ не пугали, пациенты хоть и с небольшим содроганием, но шли добровольно на процедуры. Ведь врачи подробно описывают принцип работы аппарата и доказывают необходимость подобной терапии.


ЭСТ – процедура, используемая в ряде конкретных случаев. Она не является «карательной», не нацелена на то, чтобы сделать из пациента «овощ», запугать или сотворить ещё что-то ужасное. Когда пациент на протяжении длительного времени получает психофармакотерапию, он может в какой-то момент стать резистентным. Это значит, что лекарства в тех дозировках, которые раньше были эффективными, перестают работать. В таком случае назначают ЭСТ. Кроме того, есть ряд патологий, при которых ЭСТ является жизненно необходимым (такие случаи специалисты называют «по жизненным показаниям»). Например, фебрильная кататония – состояние, при котором помимо психической, «душевной», остроты нарастают соматические, «телесные», расстройства. Повышается температура тела, возможны геморрагические и трофические нарушения (на коже образуются язвы), нарушается функция печени и почек. В таких случаях ЭСТ является единственным способом спасти пациенту жизнь. Благо в настоящее время такие состояния практически не встречаются. Гораздо чаще мы имеем дело с затяжными, резистентными к терапии депрессиями, острыми приступами в пожилом возрасте, маниакальными состояниями с длительным возбуждением, бредовыми состояниями с отказом от еды. Изначально в первой линии выступает психофармакотерапия, интенсивное лечение с инъекциями препаратов. Но в вышеописанных случаях этого может быть недостаточно.

Представим, что рецептор в головном мозге – это «гвоздик», шляпка которого является мишенью для действия препарата. В ряде случаев (при длительном лечении, повторных состояниях) эта шляпка «припылена» различными остатками лекарств, то есть лишний слой не дает возможности лекарству начать действовать. В других случаях эта шляпка чистая, но в связи с особенностями организма она не может быть мишенью, то есть не может взаимодействовать с лекарством (резистентность). Во всех этих случаях ЭСТ является тем самым механизмом, который, с одной стороны, сбрасывает со шляпки все лишнее, с другой – активизирует работу рецептора, «бьёт» по «гвоздику».

ЭСТ проводится строго по медицинским показаниям, перед её проведением собирается консилиум в составе лечащего доктора, заведующего отделением, главного научного сотрудника и заместителя главного врача. Целью ЭСТ является вызывание контролируемого эпилептического припадка продолжительностью от 30 до 90 секунд. Припадок затрагивает почти все системы нейромедиаторов. Делается процедура только после письменного согласия пациента в отделении реанимации. Никакого «Пролетая над гнездом кукушки». Используются современные методики анестезии, вводят миорелаксанты, никаких болезненных ощущений во время процедуры пациент не испытывает. Вводится кратковременный эндотрахеальный наркоз (маска на лицо) и миорелаксанты (чтобы не повредить мышцы, связки, сухожилия). Процедура занимает не больше 2 минут, после чего пациент спит. Конечно, это не поход к массажисту и после процедуры бывают побочные эффекты, о которых пациент также предупрежден. Чаще всего после процедуры могут быть головная боль, небольшая тошнота, потеря памяти на события, непосредственно предшествующие процедуре. Допустим, пациент не вспомнит, что ел на завтрак либо на какое время он записался к косметологу. Некоторые больные рассказывают, что не помнят, например, события последнего года. Тут стоит понимать, что показанием к ЭСТ является болезненное психическое состояние. То есть, если год пациент жил в бредовых переживаниях, а в дальнейшем он не помнит этот год, то это, само собой, возможно, потому что мозг борется таким образом с болезнью. Также стоит отметить, что ЭСТ – процедура, которая чаще всего либо помогает, либо проходит незаметно в рамках болезненного состояния. Конечно, бывают единичные случаи, когда пациенту не подходят эти процедуры, но как и везде, всё очень индивидуально. Поэтому, помимо консилиума, пациент проходит консультации терапевта, невролога, окулиста, ему проводят энцефалограмму. Только получив разрешение от всех врачей, пациент направляется на ЭСТ.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации