Текст книги "Улыбнись, любимая!"

В ресторане

Посвящается моему другу Собиру

Женщина была очень даже красивой. Ресницы такие густые, из-под них глядели не менее прекрасные глаза. Да, красива, ничего не скажешь. Описать эту красоту будет очень сложно. Родом она с Кавказа. Предки, по ее словам, были осетинами. Когда-то я говорил, что никто не сможет испечь пирог таким вкусным, как осетинки. С тех пор она относится ко мне как к родному человеку. Да-а-а, сколько воды утекло…

Офис моей фирмы располагался рядом с тем рестораном, их разделяла только единственная стена. Мы сюда частенько заходим, когда подписываем договоры с иностранными или местными партнерами. Менеджер ресторана всегда встречает нас около входа. На лице всегда дежурная улыбка, вместе с тем в глазах все время прослеживается какая-то ненависть, злоба. Этот человек респектабельного вида при виде нас улыбается и провожает в отдельную комнату ресторана. А в той комнате, на десять-пятнадцать человек, нас встречает красавица Салтанат. Когда ты сказочно богат, все стараются угождать тебе. Вертятся вокруг тебя, хотят хоть как-то проявить свою преданность. Но когда ты лишаешься всех своих благ, начинается самое интересное. И никто тебя не захочет знать. Но… об этом не сейчас. Давайте вернемся в ресторан. В общем, все сотрудники ресторана, только увидев меня, торопились услужить, с почтительным поклоном вели вглубь ресторана, несли все самое вкусное. Угождали во всем. Лезли из кожи вон, чтобы я был доволен. Я заходил сюда если не каждый, то через день. Всегда со мной были знатные и самые богатые люди города.

Через день устраивали вечеринки да банкеты. Иногда появлялся владелец ресторана, который, сидя с нами за столом, с поводом и без повода хохотал, реагируя на какие-то незначительные слова гостей. И тогда все засматривались на его полный золотых коронок рот. Интересно, когда он смеялся, все его тело сотрясалось от хохота, а глаза горели хищным блеском. В нем я узнавал героя гоголевского рассказа о Диканьке. Героя-беса. Здесь только у Салтанат были чистые, искренние глаза. На красивом, с правильными чертами лице этой горной красавицы не было ни одного намека на ложь или неискренность. Улыбка была всегда такой естественной, такой прекрасной. Вместе с тем весь ее вид олицетворял также гордость и волю, присущие женщинам гор.

Моя бабушка говорила, что если в карманах пусто, то и друзей у тебя будет негусто. Мои дела стали ухудшаться. Обанкротился. Где я допустил ошибку, это для меня откроется потом, после многих неудач и раздумий. Когда у тебя кончаются деньги, ты становишься ненужным, неинтересным для тех, кто тебя окружал в дни твоего полета. Осознание этого тебя изводит, но на тот момент ты ничего не в силах сделать…

И так меня проверяли два года. Начались мои хождения по мукам. В этих хождениях я потерял все нажитое. К одному незначительному недостатку прибавляли по десять несуществующих. Слава Всевышнему, не сломался. Но жизнь испытала меня сполна. Да и я испытал себя. Я дал себе слово, что никогда не пойду по тому пути, по которому шел все эти годы. Понял, что это – путь в никуда, в тупик.

Пять лет был за рубежом, научился быть предприимчивым и терпеливым. Узнал, что не ты должен служить деньгам, а они – тебе. Только после того, как полностью осознал эту истину, я посмотрел на мир другими глазами.

Да, к чему я все это говорю? Самое интересное начнется сейчас. Слушай…

Итак, я открыл новую компанию в живописном местечке на окраине столицы и начал работать. Получил кредит для строительства завода. За три года встал на ноги. Однажды вспомнил про Салтанат. «Вот, восемь лет уже прошло, как я не заходил в тот ресторан. Может, она уже уволилась…» Даже забыв про ту свою разгульную жизнь, поняв, что в этой жизни к чему, я почувствовал, что все-таки меня тянет туда, в тот необычный ресторан. Да, человек устроен так, ему не хочется идти по пути разума, он прислушивается к голосу желания, вот именно поэтому душа всегда остается самой собой. Выйдя из офиса, я решил поехать в ресторан. Узнают ли там меня? Придя домой, я переоблачился в старую одежду. Придумав одну хитрую игру, усмехнулся про себя.

Шагнул к свободному столику, одиноко стоявшему в углу ресторана. Бросил взгляд в сторону той самой шикарной отдельной комнаты. Все как прежде: та же атмосфера, музыка, та же таинственность. Только я тут чужой, с виду бедный нищеброд. Кажется, что ничего не изменилось, не было тех лет.

– Здесь занято. Вон там свободно, – с некоторым пренебрежением оглядев меня, сказала смуглая официантка.

– Куда мне сесть? Мне тут нравится.

– У этого столика есть свои постоянные клиенты, – отрезала она. – Идите вон туда, к столу, что стоит посередине зала, – теперь она не скрывала своей неприязни.

Я прошел к столу, на который она указала. Сел. Э-э-ей, да это же тот самый менеджер респектабельного вида. Все такая же натянутая улыбка на лице, руки сложены на груди. Во мне что-то перевернулось. Да, не забыл мужик, все-таки есть в нем человечность. Но… он даже не взглянул в мою сторону, тяжело дыша, прошел мимо меня и направился к высокому человеку, стоявшему около дверей, повел его вглубь ресторана, к той самой комнате, что когда-то служила мне верой и правдой. Да, проходя мимо, он как-то странно посмотрел на меня. Передо мной опять появилась та официантка-смуглянка.

– Ну, что закажете?

– Салтанат все еще работает здесь? Если можно, позовите ее.

Она смотрит на меня с удивлением. Видно, что я ее раздражаю. В выражении лица появляется то ли интерес, то ли еще что-то.

– Зачем вам она? У нее клиенты. Она отвечает вон за те столы.

– Я знаю. Вы идите и покажите ей мой столик. Она подойдет, должна подойти, – говорю я уверенно.

Девушка быстрыми шагами удаляется в сторону той самой комнаты. Дверь открывается, и показывается менеджер, тот самый, респектабельного вида. Смотрит на меня с отвращением и что-то говорит официантке. Она опять появляется передо мной, сообщает:

– Если не ошибаюсь, она сейчас подойдет, – и исчезает.

Слушай, что было потом: не поверишь, но она уже шла ко мне, а меня такая дрожь охватила, руки выдавали все мое волнение. Я старался их скрыть под столом. Та же нежная, легкая, как у горной лани, походка, на лице та самая искренняя полуулыбка, те самые стрелы густых, прекрасных ресниц, а в глазах тот самый испепеляющий огонь… Одета в облегающее ее прекрасный стан зеленое платье, на голове красный колпачок. В этом наряде она была похожа на красную розу с зеленым стеблем. Ну что ты смеешься, не смейся…

Я опустил голову. Зачем я позвал ее? Я сожалел, что не смог потушить огонь желания холодным ветром разума.

Она подошла. Я еле вынул руки из-под стола. Они все еще дрожали. Она с минуту смотрела на меня с удивлением. Затем на лице появился то ли страх, то ли она сильно вздрогнула. А потом… Потом она улыбнулась:

– Вы… Я вас узнала, – сказала она.

Я смотрел на нее не отрывая взгляда. Она была взволнована:

– Чего хотите? Что-нибудь будете заказывать? – спросила заботливо.

– Ну… полкурицы, пятьдесят… нет, сто… нет-нет, пятьдесят граммов крепкого напитка, немного хлеба, – заикаясь, заказывал я. Вынул из кармана помятой рубашки пластиковую карту и протянул ей.

В ее глазах появилась жалость. Она жалела меня. А возле отдельной комнаты стоял менеджер и косился на меня. Потом он холодно усмехнулся. Салтанат принесла мой заказ. На большой тарелке восседала целая курица, в большом стакане искрился коньяк, а еще была тарелка салата. Она улыбнулась той самой улыбкой, которой одаривала меня в те мои благополучные годы.

– Кушайте, приятного аппетита. Вы не сказали код пластиковой карты. Да и необязательно…

Я смотрел на нее раскрыв рот.

Дал кое-какие поручения своему помощнику и сказал, что на работу выйду на следующей неделе. Заместителю приказал, чтобы разруливал дела до понедельника без моего участия. На следующий день я опять пришел в ресторан. Был небрит, на ногах изношенная обувь, одет в помятую, несвежую рубашку. Ресторан был полон, так как было время ланча. Кто-то смотрел на меня с жалостью, кто-то – с отвращением.

– Мест нет, – сказал официант.

Я прошел прямо к буфету, заказал рюмку напитка и выпил залпом. Затем сел на один из свободных стульев. Рядом со мной появился официант. Он толкнул меня:

– Здесь занято, сейчас придут люди.

– А я что, не человек? – я повысил голос.

Сразу рядом появились два амбала-охранника, которые вмиг вынесли меня из ресторана. Почему-то я почувствовал внутреннее удовлетворение. Не зная, что делать, смотрел в окна ресторана. Веришь, тут вышла Салтанат. Ее глаза были полны слез. Что-то шепча, она сунула мне деньги.

– Возьмите это, поезжайте домой на такси. О боже, будь проклята эта жизнь. Приходите сюда немного раньше обеденного времени, в другое время здесь много народа. Я не смогу вас обслужить… Если сможете, не пейте больше… Бросайте пить. – Она не смогла больше говорить. С силой дернув дверную ручку, бросилась внутрь.

Я весь горел, потом ругал себя на чем свет стоит. За рестораном меня ждал мой водитель. В плохом со стоянии я пошел к машине.

В субботу не выходил из дома. Ночь провел не сомкнув глаз, изнутри меня сжигал огонь. Почему, сам того не знал. Я сам себя бросил в объятья унижения и страданий. Этот огонь все больше разгорался, когда вспоминал доброту и искренность Салтанат. Меня мучила мысль о том, что такие, как тот менеджер ресторана, служат кучке самодовольных и самонадеянных болванов с полными кошельками, особо не раздумывая о человечности, добре и искренности по отношению к простым людям. Я понимаю, что мир так устроен, но где же ценность человеческого достоинства, где совесть? Ведь я тоже когда-то был самым уважаемым гостем этого заведения, все буквально «плясали» вокруг меня, желая предугадать мои предпочтения. Да… все так. И слава Всевышнему, что есть на земле такие люди, как Салтанат. Она была для меня символом добра и искренности, неумирающей, непоколебимой человеческой совести…

В воскресенье я опять пошел в ресторан. Выбрал столик в углу. В этот миг ко мне подошел менеджер. Да, тот самый, который когда-то «плясал» вокруг меня, исполняя мои требования.

– Ты что о себе возомнил? А ну-ка дуй отсюда!

Опять появились амбалы-охранники. Я печально ухмыльнулся.

– Сам выйдешь или тебя вынести? – спросил менеджер.

В зале что-то громыхнуло. Повернувшись, я увидел Салтанат. Она стояла с каменным лицом, в руках – тарелки.

– Не трог… не трогайте его… Его позвала я. Не трогайте, он больше не придет.

Я встал. Улыбнулся Салтанат и, резко повернувшись, вышел.

Вот такие дела. Вот мы и подъехали. Это он, тот ресторан. Останови возле дверей.

Комментарий писателя

Около ресторана остановились две роскошные иномарки. Из задней машины вышли ребята-телохранители, которые открыли двери нашей машины. Мы с Собиром вышли. Собир, одетый с иголочки: в черном итальянском костюме и белоснежной рубашке, солидный и гордый – стоял возле дверей ресторана. Я стоял рядом, а за нами – ребята-телохранители. Дверь открыл дородный швейцар, который, шагнув назад, пропустил нас. Собир зажег сигарету в губах. Резко прошел вглубь ресторана. А за ним – мы. Из той отдельной комнаты прямо к нам шел тот менеджер (я был уверен, что это он). Дойдя до нас, он остановился и замер.

– А ты что тут делаешь? Ты все еще здесь? – спросил Собир. – Ты не можешь обслуживать нас. Вызывай своего босса. Дуй отсюда!

Менеджер отпрянул, упал на крело, стоявшее рядом.

Собир открыл двери отдельной комнаты. Красивой, статной женщиной, накрывавшей стол в большой просторной комнате, которая при виде Собира уронила тарелку на пол, и была та самая Салтанат.

Э-эх-х… Перед нами стояла действительно прекрасная женщина, красоту которой не смог бы описать даже самый талантливый поэт. Ее красота обезоруживала, пленяла, завораживала…

– Салтанат, – сказал Собир с дрожью в голосе, – вот я и пришел, – взяв за руку Салтанат, посадил ее на стул. – Сегодня вы будете сидеть здесь, а мы – обслуживать.

Только обещайте, что будете заказывать все, кроме осетинского пирога.

Ангел в обличье Салтанат смотрел на Собира и не мог оторвать от него взгляда. А по ее прекрасным щекам текли слезы.

Гульгузаль

В ресторане было много народу. А еще больше – артистов, то есть певцов и певиц. Их было много. Все норовили взять в руки микрофон и что-нибудь спеть. Где-где, да у Тохирбая на свадьбе. Гульгузаль, которая сидела на самом-самом месте, куда сажают самых-самых высоких гостей, получив согласие авторитета среди всех этих артистов-вокалистов, прошла в центр зала. Как все, сидящие в ресторане, Нози тоже была очарована красотой Гульгузаль. Удивительно, неужели человек может быть таким красивым?! Всевышний не пожалел красок, когда создавал это чудо. У нее было прекрасно всё: и фигура, и лицо, и манеры. Когда разглядываешь это чудное творение божье, невольно приходит мысль: где, у какого ангела Бог заимствовал столь много изящества и прелести?! В ней не было никакого изъяна. Она была совершенна. Как и положено в таких случаях, в душе Нози разгорелся огонь зависти. Зависть застила глаза, она с ненавистью рассматривала Гульгузаль.

Песня закончилась, под пристальным вниманием сидящих в зале Гульгузаль красивой походкой подошла к столу и села прямо напротив Нози.

Да, место это, конечно, не для бедных. Ресторан один из самых престижных и дорогих. Сюда не ходят «средненькие». Завсегдатаями таких мест являются самые богатые люди города, которые, прежде чем сесть, застилают место пачками купюр.

Гульгузаль, конечно, заметила завистливые взгляды Нози, но не подала виду. Она заметила также, что Нози не «простая птичка», весь ее вид говорил о положении, принадлежности к элите. Гульгузаль улыбнулась своей очаровательной, «фирменной» улыбкой, как бы налаживая мост между этой богачкой и собой. Если бы не было между ними стола, она могла бы познакомиться поближе. Гульгузаль хорошо знала толк в таких женщинах: они могли приблизить к себе всяких артистов, певцов, юмористов, писателей и тому подобных, окружив ими себя. Могли наградить большими деньгами, помочь в продвижении по службе. Тем утоляют свою скуку. Эти дамочки не любят казаться не разбирающимися в искусстве, поэтому стараются держать возле себя с десяток таких подхалимов-артистов, которые в любое время суток могут удовлетворить потребности своей «благодетельницы», будь то концерт или сцены из произведений. Главное – угодить им, чтобы не дай бог не остаться в стороне от их внимания и «ласки».

Нози с жадностью рассматривала красоту Гульгузаль – перед ней сидел живой символ бесподобной, сияющей, неземной красоты: эти чарующие черные, как смоль, глаза, нежное, как у младенца, лицо, точеная фигура. «Да, ничего, ничего. Хороша, ничего не скажешь. На меня похожа». Увидев на ее шее бриллиантовое колье, подумала: «Как у меня». Серьги с сапфиром, кольца с алмазами… А платье… Хоть молода, но видно, что не из простушек… Наверно, зацепила какого-нибудь богатенького мужичка. Да, бедный, теперь ему до самой смерти не оторваться от этой анаконды с огромным аппетитом. Продаст почку, но выполнит все пожелания своей возлюбленной».

Нози не заметила, как уставилась на эту девушку, думая о ней. «Да-а-а, – подумала она, – даже я, будучи женщиной, не могу оторвать от нее глаз, а мужчины – и подавно. Она способна покорить своей красотой любого из них». Нози не могла понять, почему ей в голову лезут всякие мысли об этой девушке. Ей было обидно от этого, и она постаралась отвести от себя подобные мысли. «Где я, а где эта… всего лишь певичка или танцовщица». Под влиянием этой уверенности она свысока еще раз осмотрела девушку. Не устояв под давлением этого взгляда, Гульгузаль заискивающе улыбнулась богатой женщине, сидящей перед ней:

– Сестричка, я много слышала о вас. Вот сегодня посчастливилось встретиться с вами, – слова, сказанные певучим голоском, понравились Нози.

– Что вы слышали обо мне? – внезапно спросила она.

– Многое… очень много хорошего. Вы щедрая, благородная, богатая и счастливая женщина. Вам очень многие завидуют. Ко всему прочему вы еще и очень красивая. Видно, что в вас течет благородная кровь…

Как и всем женщинам, Нози тоже не было чуждо свойство таять под воздействием хвалебных слов о себе. Особенно когда они исходят от очень красивой женщины. У Нози поднялось настроение, в эту секунду Гульгузаль ей очень нравилась. В душе появилось чувство благожелательности: «Дай-ка познакомлюсь поближе с этой девушкой. Красивая, приятная. Могла бы из нее сделать звезду. Ведь вон сколько бездарей ходит в звездах. А эта вроде ничего…»

Нози никогда не говорила попусту. Нози Калоновна была одной из самых влиятельных предпринимательниц города. На нее работают два завода. Одной ногой она – в Париже, а другой – в Лондоне. В Москве и Питере у нее полно друзей и приятелей. Все они тоже не из простых… Что будет, если она поможет подняться на небосклон искусства маленькой птичке? Будет потом хвастаться подруге Дилоромхон: «Звездой ее сделала я». Наверно, это любовь к искусству. Уверена, что эта девушка затмит подопечную подруга. Эта будет не светить, а гореть! Потом Дилоромхон не будет так хвалиться. Да, Нози Калоновна должна быть впереди всех.

Нози Калоновна и Гульгузаль стали близки как родные сестры. Их дружба все крепла. Нози несколько раз отдыхала на даче Гульгузаль, находившейся среди гор, где хрустально чистой водой ниспадал красивейший водопад. Дача была похожа на дворец. В центре ее двора был расположен бассейн, наполненный холодной водой из горной реки. Между фруктовыми деревьями на висячих качелях сидела, раскачиваясь, Нози и любовалась своим отражением в бассейне. Да, ничего не скажешь, прекрасная дача. Современное двухэтажное здание, построенное в евростиле, являло собой образец настоящего архитектурного искусства. В нем удивительным образом сочетались и старинные купола крыши, и современные невысокие фонари, установленные по обе стороны дорожки, устланной белыми, голубыми, красными декоративными камнями, ведущей от калитки прямо к дому. С двух сторон этой дорожки также были посажены разноцветные цветы, источающие райский аромат. В центре двора стоял большой обеденный стол со стульями, за ними – большая спортплощадка для игры в теннис и баскетбол. Нози повидала очень много загородных домов и дач. Но эта покорила ее какой-то своей необычной красотой. «Если бы Гульгузаль задумала ее продать, я бы с удовольствием ее купила», – подумала Нози и несколько раз даже намекнула на это своей подруге.

– Сестра, для вас мне ничего не жалко. Однако Бек-ака, наверное, не согласится. Этот дом построен по его проекту. И потом, летом он хочет здесь немного отдохнуть. Я тоже планирую на время оставить свои гастроли и концерты и побыть вместе с ним.

– Вкус у вашего Бека-аки неплохой. У вас брак законный? Хочу спросить: у него нет семьи?

– Да… я его жена. Но… вторая.

– Да, я так и подумала. Ладно, ничего не рассказывайте, мне это неинтересно, – сказала Нози, вдруг почувствовав какую-то неловкость. Ей показалось, что она без спроса вошла в спальню чужих людей.

– Да чего уж скрывать, мы с ним уже три года вместе, живем как муж и жена. Он спонсировал два моих концерта. Купил трехкомнатную квартиру, машину. Он оплачивает все мои расходы – от продуктов до одежды. Живу неплохо. Я же сказала, что в следующем месяце хочу поставить свой концерт в Стамбуле. Там есть бизнес-партнер Бека-аки, они будут спонсировать концерт. Если вы приедете туда на мой концерт, буду счастлива.

– Даст Аллах – посмотрим, – улыбнулась Нози.

– Сестра, хоть вы и женщина, но дадите фору любому крутому мужику. У всех на устах мое предстоящее выступление в концертном зале имени Дружбы народов. Все обзавидовались, узнав, что вы – мой спонсор. Мои враги повергнуты наповал. Мой Бек-ака тоже был очень доволен. Много раз спрашивал, кто вы такая. Я ему пока ничего не говорила о вас. Он знает только, что мы с вами подруги и вы спонсируете мои выступления.

– Правильно сделали, что не сказали. Еще рано об этом говорить. Придет время – люди узнают сами.

– Идемте, сестра, в дом. Наверху есть отдельная комната для вас. В любое время можете прийти и отдохнуть. Ключи в дверях. Идемте.

Они пошли к домику с куполообразной крышей. Поднимаясь по ступенькам на второй этаж, Нози внезапно увидела чемодан с шахматным рисунком, который стоял возле лестницы. Ей стало не по себе. Его ручка была обвязана красной клейкой лентой. «Неужели?.. Не может быть… Интересно, это совпадение или?..»

…Нози тогда было жалко свое ожерелье и ламовое пальто. Бриллиантовая брошь, купленная для дочери, тоже была в том чемодане. Было очень жалко. Пропали вещи стоимостью не менее пяти-шести тысяч долларов. Муж с женой были очень обеспокены. Не было и кожаного портмоне с десятью тысячами долларов внутри. Нози об этом промолчала, мужу ничего не сказала про кошелек. Вызвали милицию. Надеялись, что найдется пропажа.

И вот сегодня… Нози невольно подержала ручку чемодана. Стараясь не выдать себя, не спеша поднялась на второй этаж. Когда взгляд ее упал на бриллиантовую брошь, ее затрясло.

– Это подарил мне Бек-ака, – сказала Гульгузаль. Она открыла ящик комода, чтобы положить брошь.

В это время Нози увидела там свое пропавшее ожерелье. «Это же мое ожерелье… Мое». Перед глазами потемнело. Без сил Нози опустилась в кресло. «Неужели? Неужели эта девка не знает, что безбедную жизнь ее обеспечивает вор? Значит, вором, забравшимся в дом, был ее Бек-ака…»

– Сестренка… сестренка, – Нози побледнела, – дайте, пожалуйста, воды. Что-то мне плохо. Прошу вас, дайте воды.

Гульгузаль побежала за водой. Нози с мобильника позвонила мужу. Теперь она взяла себя в руки и успокоилась.

– Дорогой, когда вы вернетесь домой? Я? Я на даче. У одной знакомой. Сейчас приеду к вам на работу. Короче, нашелся тот вор, который обокрал нас в прошлом году. Да, украшения, чемодан – все здесь. Ладно, я сейчас приеду к вам. Зачем беспокоить сына? Анваржон занят строительством в Сувлисае. У него много работы.

Нози встала и открыла окно. Ей не хватало воздуха.

– Сестра, вам плохо? Отдохните немного.

– Нет, мне нужно ехать. Появились неотложные дела.

– Вы же хотели остаться на несколько дней? Вечером придет Бек-ака, и я вас с ним познакомлю.

В сердце Нози что-то больно кольнуло. Она грустно улыбнулась:

– Как-нибудь в другой раз. Успеется.

Нози, покачиваясь, вышла во двор. Завела машину. Она не слушала Гульгузаль, которая говорила, что она сама отвезет ее. Просила подождать Бека-аку Он бы отвез ее до города. Ее голова была как в тумане. Она ничего не соображала.

Вечером Нози со своим мужем Турой Каттаевичем стояла возле ворот дачного домика Гульгузаль. Нози, стараясь унять дрожь в пальцах, нажала на звонок. Открыла Гульгузаль, весь ее вид источал радость. Тура Каттаевич смутился перед стоящей перед ним женщиной. Ему было не по себе.

Красавица Гульгузаль расплылась в счастливой улыбке:

– О, добро пожаловать! Проходите!

Она повела их вглубь двора. Обеденный стол был полон разных деликатесов. Он был накрыт со вкусом. Гульгузаль певучим голоском позвала человека, раскачивавшегося на диване-качелях:

– Бек-ака-а-а! Бек-ака-а-а! Вставайте, гости пришли.

Высокий крупный мужчина в шортах встал с качелей, посмотрел в ее сторону.

Когда он увидел их, его будто током ударило… Он невольно обратно сел на качели. Тура Каттаевич покраснел. Лицо исказилось в горестной гримасе. Затем он сильно зажмурил глаза и оперся на плечо жены. Нози была в шоке. Уста Туры Каттаевича наконец вымолвили:

– Сын… Анвар. Это ты?

Нози заплакала, положив лицо на грудь еле державшегося на ногах мужа.

– Сыно-о-ок!