Текст книги "Её чудовище"

– Я недоволен, – счел своим долгом оповестить меня он.

Ну я и не смолчала:

– Прискорбно слышать.

Не тратя больше времени на разговоры, Барон вытащил меня из-под прилавка, небрежно закинул на плечо, проигнорировав мое сдавленное кудахтанье, и потащил на второй этаж.

Если бы это была единственная неприятная неожиданность, я бы, наверное, смирилась. Но на этом проблемы не закончились!

Мы ворвались на кухню. Именно ворвались: с грохотом распахнув дверь, Барон порывисто шагнул к столу, уронил меня на стул и резко крутанулся на каблуках, встав лицом к старенькому, но все еще крепкому кухонному гарнитуру.

– А что вы задумали? – всполошилась я, когда Высший с непередаваемым выражением лица навис над мирно стоявшим на своей плитке чайником.

– Глупость, – честно признался он. – Как это включается?

– Послушайте, давайте вы просто скажете, что надо, и я все сделаю. – Я даже со стула привстала, готовая спасать свое добро. И тут же свалилась обратно, сраженная невероятным:

– Собираюсь делать чай. Вы же, женщины, любите поговорить за чашечкой чая, – не отвлекаясь от созерцания чайника, отозвался он. – Сейчас я разберусь, как устроена эта проклятая вещь, заварю чай, и ты расскажешь, почему выглядишь такой подавленной.

– Но я не хочу с вами откровенничать.

– А придется. – Он недобро сверкнул на меня глазами. – Моя пища всегда должна быть довольна жизнью. От этого зависит твой вкус!

– Ну, знаете ли…

– Молчи, женщина, – раздраженно дернул плечом он. Потом потянулся к чайнику, и я не выдержала:

– Поветрие на город легло, ко мне сегодня все с простудой шли, никогда такого не было, – выпалила я и жалобно попросила: – Не трогайте его, пожалуйста.

– И тебя это расстроило? – удивился Барон, потеряв к чайнику всякий интерес.

– Это ведь только начало.

Я прекрасно помнила, как все у нас в деревне случилось. Сначала заболел кожевник – на первый взгляд просто воспаление легких, с таким у нас бороться умели: настоев попить, парами подышать, порошок специальный в питье не забывать добавлять, оно и само пройдет, без осложнений.

Вот только у кожевника, здорового в общем-то мужика, все по необычному какому-то сценарию пошло.

Травы ему не помогали, порошки тоже, и становилось только хуже. А через пару дней еще несколько заболевших появилось.

К концу месяца больными лежала половина деревни, к середине следующего – треть из всех заболевших лежала уже в земле.

Разглядев что-то в моем лице, Барон нахмурился:

– Ясно, разговор не для чая.

Щелчок пальцев (без которого, я уверена, можно было бы обойтись), и на столе передо мной встала пузатая бутыль темного стекла и два толстостенных стакана.

– Я не буду пить, – на всякий случай предупредила его.

Барон только улыбнулся, не впечатленный моими словами.

И правильно, к слову, не впечатлился, потому что горячий шепот на ухо: «Пей, или поцелую» – очень хорошо мотивирует.

Как ни странно, мое горячее нежелание с ним целоваться чудище ни капли не обидело. Он был доволен и все подливал мне обжигающей дряни с приятным медовым запахом и отвратным рассредоточивающим действием.

В итоге, спустя четыре на четверть наполненных стакана и с десяток самодовольных улыбок этого, я сидела почему-то под столом, почему-то не одна и почему-то заплетающимся языком рассказывала обнимающему меня Барону про эпидемию, накрывшую нашу деревню, про смерть мамы и могилу, которую ей рыли очень долго из-за промерзшей за зиму земли…

Он не перебивал и больше не улыбался.

Я плакала.

К тому времени, как я успокоилась и, совершенно обессиленная, затихла, готовая уплыть в горячечный сон пьяного человека, почувствовала, как меня снова подняли на руки (на этот раз через плечо не перекидывали, за что большое спасибо), дотащили до кровати, да на нее и сгрузили, не забыв снять с меня туфли и укрыть покрывалом.

Потом было несколько мгновений задумчивой тишины и усталое:

– Зачем я с тобой связался?

Ушел от меня Барон голодным.

Глава 4
О болезнях, лекарствах и неоправданном недовольстве

– Шелла, спасай! – Ассайя ворвалась в мой магазинчик ураганом, спугнув кошку, дремавшую у порога над тарелочкой с молоком.

Кошка эта считалась чем-то вроде талисмана нашей улицы и каждый день столовалась в одной из лавок.

Сегодня этой чести удостоилась я, но, подозреваю, после того, что устроила моя несдержанная подруга, благосклонность великолепной Бози я потеряю надолго.

Бозей, или Бозильдой, назвала ее торговка цветами из магазинчика на углу, с тех пор это имя приросло к кошке намертво, полностью характеризуя ее непростой и многогранный характер.

– Ну что ты шумишь? – вяло возмутилась я. Барон не появлялся три дня, за сборами от простуды ко мне тоже не приходили… пока, давая возможность пополнить запасы.

– Маменька очередного жениха в дом притащила!

Я сочувственно покивала, как бы говоря, что да, для семнадцатилетней девицы это серьезная трагедия. Так нельзя. И вообще она еще слишком молода. Но…

– От меня-то ты чего хочешь? В брачный возраст ты уже вошла.

– Можно я немножечко тут побуду? – Просительно сложив руки, Ассайя заглянула мне в глаза. – Пока ему не надоест и он не уйдет?

– До вечера сидеть будешь, – поняла я.

– Шелл, – укоризненно протянула она в ответ на мою проницательность. Несомненно, меня ждал полный осуждения взгляд и тяжелые вздохи, призванные размягчить мое черствое сердце. К счастью, я была спасена.

– Шелла, добрый день! – В магазинчик, заняв его значительную часть, вошел капитан Санхел.

При нашем знакомстве я как-то не обратила внимания, насколько он внушительный. Впрочем, справедливости ради стоило бы заметить, что на улице это было не очень видно, а в магазине я на него почти не смотрела, занятая своими мыслями.

А сейчас вот разглядела. И, судя по восторженному вздоху, не я одна.

Он был все такой же огненно-рыжий, но отчего-то бледный.

– Вам нехорошо?

– Обычная простуда, – отмахнулся он, коротко кашлянув в кулак.

– Но у вас же должны быть все эти браслеты, заговоренные на усиление здоровья, – удивилась я, – амулеты там всякие…

Он кивнул, подтверждая мои слова, и нетвердой походкой приблизился к прилавку, мимолетно улыбнувшись взиравшей на него с восхищением девушке.

– Видимо, они неисправны. Треть всего состава с начала недели находится в лазарете, лекари никак не могут справиться с болезнью. Вызванный целитель тоже ничем не смог помочь. Я…

Он облокотился о прилавок. Несомненно, хотел сделать это незаметно, но я-то не слепая и все прекрасно видела. Болезнь жадно тянула из него силы. Едва ли это можно было назвать обычной простудой…

– …надеялся, что у вас есть что-нибудь, что могло бы помочь.

– У меня? – зачем-то переспросила я.

– Ваша мазь от ожогов оказалась на удивление действенной, – слабо улыбнулся Санхел, сильнее навалившись на прилавок.

Ассайя со свойственной ей порывистостью высказала вслух то, что беспокоило и меня:

– Вам же плохо, как вы на ногах стоите?

– Магия держит, – пожал плечами он.

Раздумывала я недолго, и решение мое нельзя было назвать взвешенным и разумным.

– Пойдемте-ка. – Выскользнув из-за прилавка, я поманила капитана за собой. Было желание подойти и подставить плечо, чтобы Санхел оперся, но что-то мне подсказывало, он этого не оценит. Оскорбится еще.

– Ты его в свою тайную каморку тащишь? – оживилась Ассайя. – Можно и мне? Я помогу. Я могу его растереть. Я очень хорошо растираю…

– Лучше последи за магазином, – попросила я невыносимую девицу, так и не дав ей договорить.

– Но Шелл!

– Или присмотришь за магазином, или вернешься домой. – Понизив голос, я с намеком протянула: – К жениху. Думаю, он будет рад.

На самом деле любой был бы рад жениться на Ассайе. Дочь достаточно богатого купца, она была не только обеспеченной, но также сказочно красивой. Как утверждала сама скромняшка, исключительно благодаря моим кремам и настойкам.

Я отказывалась с этим соглашаться, безбожно виня во всем природу.

– Поняла я. – Ассайя насупилась и, бормоча под нос что-то непонятное, но явно недовольное, забралась на мое место, кажется, даже взялась перебирать сухие травы, которыми я только начала заниматься.

– Хм-м-м… – Высказываться капитан не стал, но рожу скривил крайне многозначительную.

– Пойдемте-пойдемте, посмотрим, что не так с вашим браслетом.

Все с браслетом было в порядке, даже я, со всеми своими скромными познаниями, хорошо чувствовала его силу, зато с капитаном дела обстояли худо.

– Что-то не так? – с легкой улыбкой спросил он, напряженно вглядываясь в мое хмурое лицо.

Улыбка эта так и приклеилась к его губам, как только я убедилась, что браслет исправен, и указала капитану на кушетку.

Меня сразу же озадачили серьезным вопросом: «Мне раздеваться?» – и хитрым взглядом.

Взгляд его из хитрого стал удивленным, когда я подтвердила, что да, неплохо было бы немного оголиться. Но спорить он не стал.

Скинул китель, стянул рубашку и даже не вздрогнул почти, когда я ткнула ему под ребра холодными пальцами. Проверяя наполненность магического резерва.

– У вас истощение, – нетактично заметила я, с осуждением встретив его внимательный взгляд.

– И давно аптечные торговки умеют проверять резерв?

– Я, на минуточку, внучка деревенской знахарки, бабушка меня и не такому учила, – гордо ответила ему, невольно задрав нос к потолку. Бабушка… та, которая по материнской линии, у меня была хорошая, и я ее любила. А с родительницей отца вот не повезло.

– Ведовству, например? – усмехнулся он, заставляя меня напрячься.

Законом, конечно, запрещено это не было, наш новый градоправитель, человек в высшей мере адекватный, стойко отбивался от требований храма гнать ведьм из города и объявить все виды ведовства чуть ли не подсудным делом. Вот и выходило, что ярые приверженцы храма на дух не переносили всю эту природную магию и всех, кто ее использовал, но сделать ничего не могли.

Что, конечно, не мешало им не одобрять поведение, подобное моему: якшаться с ведьмами – позор, но многим хуже использовать в своих целях их знания. Даже если цели эти исключительно благие…

Многие считали противоестественным, когда человек без магического дара выкидывал что-то неординарное… мог, например, определить заполненность магического резерва одним прикосновением.

– Не бойтесь, – попросил он, когда я резко отдернула руки. – Теперь мне, по крайней мере, понятно, отчего ваши лекарства настолько действенны.

– И вас это устраивает? – осторожно уточнила я.

По-хорошему, конечно, нужно было сначала узнать, насколько он к ведьмам лоялен, а потом уже откровенничать, но я непозволительно расслабилась. Барон, так нагло посмевший не убояться ведьминских чар, совсем выбил меня из колеи.

– А почему я должен быть против? – удивился он.

Я не знала, что ответить… Потому что многие против? Потому что храмовые жрецы уже давно забили уши горожан рассуждениями на тему злокозненности природной магии? Мол, если кого-то она одаривает, значит, у кого-то отнимает…

Неловкость ситуации сгладил капитан, беспечно предложив:

– Продолжим осмотр?

И я продолжила осмотр. Внимательно, старательно, как на экзамене в лекарской школе, куда меня спровадила бабушка. Ничего нового или принципиально отличающегося от того, что я узнала дома, мне там не рассказали, но бумажку о прохождении курса дали. Тогда еще я не понимала, зачем мне этот ненужный документ, свидетельствующий о том, что я столько времени на глупости потратила. Потом бабушка умерла, а вслед за ней ушла и мама.

И только эта бумажка помогла мне достойно устроиться в городе, когда я сбежала из дома.

– Ничего не понимаю, – призналась я честно, прекратив-таки щупать капитана. – По всему выходит, что у вас простуда. К тому же легкая…

– Вот и целитель мне то же самое говорил. И мне, и всем остальным. И лечил нас, но, как видите, неудачно.

Было у меня нездоровое желание отвести его к Улисе. Она ведьма опытная, уж ей бы не составило труда объяснить, что тут не так. Вот только у больного были другие планы.

– Мне пора возвращаться в лазарет.

Ну и разве ж пиромага удержишь, когда ему пора?

Капитан ушел, нагруженный покупками и искренним пожеланием поправляться.

Зато осталась Ассайя, вместе со своим неутолимым любопытством.

И предвкушающая ее улыбка не сулила мне ничего хорошего…

* * *

Вечером, оглушенная звонким голосом бойкой барышни, я с досадой осознала, что с бо́льшим удовольствием Барона накормила бы, вместо того чтобы выслушивать прочувствованный монолог Ассайи о ее непростой жизни и отбиваться от вопросов о капитане.

Конечно, я ее очень любила, но уши мои за шесть часов безостановочной болтовни конкретно опухли. Она не замолкала, даже когда мы пили чай.

После визитов Высшего у меня была только слабость, после дорогой подруги болела голова и звенело в ушах. И в горле почему-то першило, хотя за весь день я едва ли сказала больше сотни слов… не считая, пожалуй, разговора с капитаном.

Барон не пришел и этим вечером, заставляя меня испытывать смешанные чувства. С одной стороны, сегодня я была физически не готова делиться с ним жизненной силой и радовалась его отсутствию. С другой – мучила меня мысль, что Барона спугнула моя пьяная истерика. Да, споил меня он сам, но рыдала у него на плече я по собственной инициативе.

Как-то странно было думать, что я напугала целого Высшего своими слезами, но вот она я, и вот его нет. Уже столько дней нет… Тут было о чем подумать.

Утром же, с трудом заставив себя выбраться из постели, я была уже не так уверена, что Барон совсем ушел. Присутствовало странное ощущение, будто меня ночью не то чтобы надкусили, скорее – основательно пожевали. Или кто-то, не страдающий особым человеколюбием, хорошенечко меня попил.

Сил не было, вставать не хотелось, идти в торговые ряды пополнять запасы тоже никакого желания.

А ведь меня ко всему прочему ждали высушенные травяные сборы, что сегодня надо упаковать и подписать; смеси, которые необходимо рассыпать по конвертикам, и просто травы, из которых уже пора делать взвары.

К счастью, завтрак помог прийти в себя.

Горячий чай, щедро сдобренный медом, прогнал слабость и придал сил. А внушительный кусок еще теплого ржаного хлеба, за которым я не поленилась сбегать в пекарню на перекрестке, обильно смазанный сливочным маслом, вернул мне радость жизни… которую, впрочем, очень быстро выбило неутешительное осознание: поветрие только набирает силу.

Торговые ряды, по воскресеньям всегда многолюдные, полные громких звуков, смеха и вкусных запахов, сегодня оказались на удивление тихи.

Из целой торговой площади едва ли можно было набрать и три заполненных ряда.

И надолго задерживаться среди этих полупустых рядов сегодня не имелось особого желания. Слишком уж гнетущая атмосфера царила на торжище, даже торговцы не спешили зазывать к себе редких покупателей, провожая их усталыми взглядами.

Все очень плохо.

– Ворота обещаются закрыть, – негромко, по великому секрету, вещала одна торговка остановившейся у ее прилавка покупательнице, – и карантин ввести. Говорят, вчера один из хворых помер. Вот уснул и больше не проснулся. А ночью, аккурат в полуночь, поднялся, насилу его обратно уложили. Некромантов-то у нас нет, мы же не в Гиблых лесах живем, чтобы от нежити страдать.

Заинтересованная разговором, я остановилась у соседнего лотка с овощами и с особой тщательностью взялась перебирать салат, делая вид, что разговор меня совершенно не интересует.

– Так уложили тогда как? – с ощутимой долей скептицизма спросила девушка, с трудом удерживая в руках уже изрядно заполненную корзину.

На меня внимания никто не обращал. Даже хозяйка этого салата, с интересом прислушивающаяся к разговору, не повернула ко мне головы.

– Знамо как, командор его и сморозил, а потом в хладную вернул. Тепереча вот некроманта дожидаются, чтоб совсем упокоил несчастного.

– И откуда ж ты все знаешь? – удивилась девушка.

– Так мой же ж сынок в управлении работает, ему ль не ведать, что в городе творится? – с гордостью за свое чадо отозвалась торговка. – Рядовой он у меня, но это пока. Парень справный и до офицера легко дослужится.

– Девонька, ты покупать чего будешь? – обратили-таки на меня внимание. Торговке, видимо, не очень хотелось слушать, как ее соседка нахваливает своего ребенка.

Пришлось покупать и уходить. Мне почему-то очень не хотелось стоять там с ними и в открытую слушать сплетни, которые вполне могли оказаться неправдой…

Или правдой. Очень-очень страшной правдой!

* * *

Капитан, ввалившийся ко мне в восьмом часу вечера, когда я уже собиралась закрывать магазин, выглядел достаточно плохо… откровенно паршиво на самом деле, чтобы слова торговки больше не вызывали у меня сомнений. И ворота, скорее всего, закроют, и карантин введут.

– Что вы…

Босой, он был одет в серую льняную рубаху и такие же серые штаны. И наряд этот мог значить лишь одно: капитан сбежал из лазарета.

И очень сильно ему повезло, что сегодня будний день и магазин я закрываю позже, пришел бы в выходной, наткнулся бы на уже закрытые двери. И, судя по виду Санхела, так под моими дверями и околел бы.

– Мне нужна твоя помощь. – Привалившись плечом к дверному косяку, он пытался перевести дыхание. – Целители не справляются, не знают, что делать, а я чувствую, как меня сжигает моя же сила. Еще немного – и все каналы просто перегорят, я не могу этого допустить.

– А я-то как помогу? – тихо пролепетала я, замерев под лихорадочным взглядом его горящих глаз.

– Ты – моя последняя надежда.

– Но я не могу помочь, у меня нет таких знаний, я… – пробормотала несмело, но тут же осеклась. Я была в ужасе и не знала, что делать, зато знала ту, которая вполне могла ему помочь. – Хорошо. Для начала нам нужно вас уложить. По лестнице подняться сможете?

– Смогу, – решил он.

И в общем-то почти не соврал, поднимался он сам… по большей части. И в кровать мою сам рухнул. И даже отвар сам выпил, а потом сам провалился в горячечную дрему, давая мне время сбегать за Улисой.

Ведьма, конечно, не обрадуется моей просьбе, с законниками у таких, как она, всегда отношения были сложные, но не откажет. Не должна отказать.

* * *

Она и не отказала.

Встретила диким взглядом, с трудом дождалась, пока я отдышусь и все ей объясню, а потом быстро собралась, и мы поспешили к больному.

Бегала я чуть больше получаса, за это время капитан так и не пришел в себя, и это было очень хорошо. Очень плохо было другое – в спальне моей на одного незваного гостя стало больше.

Барон сидел на стуле, который я оставила у кровати, когда поила больного отваром. У левой его ножки лежал букет черных роз, у правой – коробка конфет. Но это я заметила многим позже. Первым, что я увидела, ворвавшись в спальню и замерев на пороге, был злой взгляд Высшего.

– Неверная моя, могу я узнать, что это значит?

Спешившая следом ведьма врезалась в меня и втолкнула в комнату. Сама же застыла в дверном проеме, затравленно глядя на Барона. Первая их встреча произвела на Улису неизгладимое впечатление, и, подозреваю, продолжить знакомство она не желала. Но вот пришлось.

– Вообще-то Шелла, – терпеливо напомнила я, – а это больной, которому нужна помощь.

– И что же больной делает в твоей постели?

Наверное, меня должен был напугать этот негромкий угрожающий вопрос, но я была на взводе, я хотела помогать, а Барон мне мешал.

– А что вы делаете в моей спальне?

– Жду, – зло выдохнул он.

– О, тогда подождите, пожалуйста, еще немного, – нагло попросила я и, не дожидаясь ответа, набросилась на ведьму: – Улиса, чего застыла? У тебя пациент едва дышит!

Я себя такой смелой почувствовала, когда под тяжелым взглядом Барона к кровати подошла, что прямо ух! И гордость за себя такая сразу проснулась, просто нереальная.

Потом, правда, уже не до этого стало. Ведьма принялась за дело, отведя мне должность девочки на побегушках.

Высший же скромненько отошел к окну, уже оттуда сверля меня злым взглядом. Вопреки всем ужасным историям, что ходили по нашим землям о Полуночном Бароне, он не спешил выпивать всех неугодных, терпеливо, пусть и без всякого удовольствия, дожидаясь, когда я освобожусь.

Это было… странно.

Впрочем, меньше всего меня беспокоило недовольство Барона, пока Улиса, всерьез взявшаяся за капитана, гоняла меня то в магазин за травами, то на кухню за льдом. Или, наоборот, за кипятком.

Времени на Высшего у меня почти не было, но урвать пару секунд, чтобы поднять цветы и конфеты, так и продолжавшие лежать на полу, я все равно умудрилась.

– Кажется, это ваше, – заметила с важным видом, вручая ему цветы. У меня появилось несколько свободных минут, пока Улиса воевала с обессиленным пациентом, пытаясь влить в него укрепляющий отвар, и этими минутами я распорядилась по своему усмотрению.

– Это твое, – мрачно отозвался Барон.

– Зачем мне? – Наверное, нужно было сдержаться и не удивляться так открыто, потому что после моего в общем-то невинного вопроса Барона конкретно перекосило.

– Женщины любят цветы! – глухо рявкнул он. Кажется, кто-то чувствовал себя крайне глупо, и это его очень раздражало. Даже бесило. И мне бы стоило промолчать, а лучше поблагодарить и изобразить радость, но я была уставшая, замученная и плохо соображающая и просто призналась:

– Мне жалко мертвые цветы.

– Они живые!

– Это ненадолго.

Капитан коротко простонал и забулькал, с трудом заглатывая горячий отвар. Это отвлекло Высшего. Прекратив прожигать меня злым взглядом, Барон поднял глаза на ведьму, хлопотавшую вокруг постели. Так, глядя поверх моей головы, и сообщил:

– Значит, выбросишь. Только, будь добра, сделай это после того, как я уйду.

Я виновато потупилась. Вот теперь, когда он говорил почти спокойно, не сверлил меня взглядом и вообще выглядел несколько расстроенным, я почувствовала себя глупой, невоспитанной и неблагодарной. Стало стыдно.

– Простите.

– Шелла, где у тебя восстанавливающий порошок? Я свой забыла! – очень вовремя позвала меня Улиса, предоставив идеальный предлог для побега от неудобного разговора. Вроде как я бы еще поболтала с удовольствием, но дела, дела…

Чувствуя на себе внимательный взгляд, я аккуратно пристроила на стуле неожиданный подарок и опрометью бросилась на поиски порошка. Подальше от напряженного внимания.

Ведьма колдовала над больным не меньше получаса. Что-то нашептывала, смешивая травы; беззвучно шевелила губами, остужая взвар; заговаривала порошки… но ничего не помогало.

В конце концов, перепробовав все, Улиса потерянно обернулась ко мне.

– Шелл, я не знаю, у меня не выходит, – беспомощно прошептала она, покусывая ноготь на большом пальце. – Он сгорает. Это не может быть простой болезнью, мои сборы даже лихорадку способны унять за несколько минут.

Я и сама об этом прекрасно знала, потому и бросилась за помощью к Улисе. А теперь, сраженная ее неудачей, просто не знала, что еще можно предпринять. Что может сделать обычный человек там, где потерпели поражение целитель и даже ведьма?

– Если он перестанет болеть, то покинет твою постель? – вдруг ворвался в мои мысли ровный голос Барона.

– Разумеется, – осторожно подтвердила я. Были у меня вполне законные опасения, что он сейчас просто убьет капитана.

Труп же болеть не может.

Потому, когда Барон шагнул к кровати, я невольно загородила ему дорогу.

– Дорогая, меня расстраивает твое недоверие, – поджал губы Высший.

– Вы же не собираетесь его убивать?

– Я собираюсь ему помочь.

– Но…

Улиса дернула меня назад за рубашку, освобождая Барону дорогу, а чтобы я наверняка ничего не ляпнула, зажала мне рот влажной, пахнущей травами ладонью и горячо зашептала на ухо:

– Молчи! Барон – его последняя надежда, не дай Эллари, передумает.

Упоминание самой Матери-Природы вызвало у слышавшего слова ведьмы Барона едва заметную улыбку. Для него, как и для всех Высших, Эллари была единственной госпожой. Порожденные смертью мира, они страстно верили в то, что были призваны самой природой, дабы защитить ее от окончательного забвения. Ну… это если верить легендам.

Я верила.

Барон не шептал, не требовал чего-нибудь принести, даже не скинул камзол. Он просто склонился над хрипящим, полностью обессиленным капитаном, которому даже дышать было уже тяжело, и с размаха, хорошенечко, с непередаваемым звуком впечатал ему ладонь в грудную клетку.

Я глухо взвизгнула в руку Улисы, позабывшей убрать ее от моего рта. Ведьма просто вздрогнула, не меньше моего напуганная непонятным поведением Барона.

Несколько секунд тишины, в которые так и не смогло вместиться осознание того, что он сделал, а потом Санхел резко, глубоко вздохнул, закашлялся и даже попытался сесть, но пришедшая в себя ведьма тут же бросилась к нему, не позволяя этого сделать.

Барон подошел ко мне, снисходительно наблюдая за тем, как суетливо Улиса ощупывает внезапно взбодрившегося больного.

– Температура спала! – громко, с нервной радостью сообщила она мне, не отрываясь от капитана. Санхела такое пристальное внимание хорошенькой девушки почему-то не обрадовало, он вяло отбивался от ее рук и все норовил встать.

– Оставь его в покое! – наконец прикрикнул на ведьму Барон, которому надоело наблюдать за противостоянием двух рыжих. – Пусть встает и уходит.

– Он слаб и все еще болен, – возмутилась Улиса, в приступе ведьминского азарта не сразу сообразив, кому осмелилась перечить. Потом сообразила, тихо ойкнула и медленно отступила от больного, втянув голову в плечи и опустив глаза.

– Это не болезнь, – снизошел до объяснения Барон. – Проклятие.

Когда кликуша на центральной площади вещает о том, что все мы прокляты и скоро умрем, к предсказаниям ее относишься с брезгливым неверием, но когда о том же самом говорит Высший…

– Но заболела уже половина города, – тихо возмутилась Улиса.

Капитан, услышав от Барона жестокое: «Не заболели, были прокляты», перестал бороться со своим телом, затих и теперь просто неверяще смотрел на моего жутковатого гостя. Кто он такой, Санхел понял сразу: как и мне, ему понадобилось лишь увидеть лицо Высшего.

Тот же, словно не замечая ведьминой оторопи, требовательно повернулся ко мне:

– Ты обещала. Он здоров, пусть уходит.

– Но он же еще слаб!

– Передвигаться уже в состоянии, значит, сможет уйти.

– Послушайте…

Вот только Барон, разумеется, слушать ничего не хотел:

– Мне не нравится, что умирать он пришел к тебе. Но раз так случилось и, даже разъедаемый проклятием, этот выкормыш пламени нашел в себе силы добраться до твоего дома, значит, и покинуть его сможет.

– И все же я считаю, ему лучше немного полежать. – Я тоже умела быть упрямой. И даже немного бесстрашной.

– Шелла, – предостерегающе позвал капитан, он все еще был слишком слаб, хотя, судя по всему, чувствовал себя уже лучше, – не стоит спорить с Высшим.

– Но он же не прав! – вскинулась я, резко повернувшись к больному… к проклятому, если верить Барону, и не видела, как вспыхнули хищные глаза.

Зато это видел Санхел. И Улиса.

– Шелл, ты же вроде его вылечить хотела, так? Помочь? – издалека начала ведьма, завороженно глядя мне за спину.

Я кивнула, почти было обернувшись, чтобы посмотреть, что именно их так впечатлило, но вовремя передумала, чтобы не расшатывать свое душевное спокойствие. И так ясно, что чудовище сейчас выглядело поистине… чудовищно.

– Так отпусти. Помоги ему выжить.

– На удивление разумная ведьма, – раздалось позади меня благодушное. Настолько благодушное, что мне и самой захотелось как можно скорее свой собственный дом покинуть. Навсегда.

– Можно я ему хотя бы спуститься помогу?

– Ведьма поможет, – решил за меня Барон.

– Я помогу! – с энтузиазмом подтвердила Улиса.

И я бы, наверное, даже не спорила, если бы с трудом поднявшийся капитан в попытке дойти до дверей чуть не упал на пол, стремясь погрести под собой сдавленно ругающуюся ведьму.

– Нет, ну я так не могу, – призналась в пустоту, все еще не рискуя оглядываться на Барона, и поспешила на помощь. Далеко не ушла.

Меня обидно притормозили за косу, шепнув в макушку зловещее:

– Ты со мной не расплатишься.

И забрали у едва стоявшей Улисы ее непосильную ношу.

Ведьма облегченно вздохнула. Капитана же, вяло висящего в крепких объятиях, можно было только пожалеть. Как, собственно, и меня.

Ведь это я буду с Бароном за помощь расплачиваться…

– Куда тебе надо, доходяга? – брезгливо поинтересовался непрошеный помощник.

Санхел промолчал, то ли из-за слабости, а может быть, и от шока; он не смог выдавить из себя ни слова, сраженный столь близким знакомством с настоящим Высшим, и безмолвно таращился в пустоту. Я не понаслышке знала, как пугают объятия Барона, и тихо сочувствовала капитану.

– Он не доходяга, и ему нужно в управление, на второй этаж, там у них лазарет располагается, – выдала важную информацию я. Как самая смелая… или просто несколько привыкшая к общению с такой жутковатой невидалью.

– И откуда ты все знаешь? – Яда в голосе Барона хватило бы, чтобы отравить всю нашу улицу, но у меня вроде как был иммунитет.

Потому, гордо вскинув подбородок, я важно отчеканила:

– Восьмой дом по Стальной улице. Большой такой, трехэтажный.

– С хладной комнатой для трупов в подвале, – закончил за меня Барон, иронично улыбнувшись. – Я знаю, где в этом городе находится управление городской стражи, дорогая.

Кивнула, не стирая с лица придурковато-важного вида. Пусть любуется.

– Дорогая? – прохрипел удивленный капитан. Наверное, если не знать особенностей характера Высшего, это и правда могло показаться невероятным. Едва ли многие знали, что у Барона на имена аллергия… На самом деле я бы без этих знаний в общем-то тоже неплохо прожила.

– Ты смотри, голос прорезался, – проворчал Барон, ловко схватив чуть выше локтя зазевавшуюся ведьму.

Та смолчать не смогла и взвизгнула, трусливо и совсем не по-ведьмински шарахнувшись в сторону.

– Тихо! – прикрикнул на нее Высший, без особых усилий удерживая и капитана (огромный, лишь на полголовы ниже самого Барона, он оказался шире Высшего в плечах и совершенно точно был очень тяжелым), и вырывающуюся ведьму.

– Барон, – неуверенно позвала я, не понимая, что тот собирается делать.

– Скоро вернусь, – обронил он. И растаял в воздухе вместе с Санхелом и полуобморочной от страха Улисой.

Я осталась одна.

Первым порывом было бежать в управление, убедиться, что груз доставлен по назначению, Барон меня не обманул, а капитан и Улиса в безопасности.

Потом представила, как возвращается Высший, а меня в доме нет… и осталась на месте.

В редкие мгновения озарения, когда я могла здраво мыслить, решения мои были на удивление логичными и взвешенными. Вот и на этот раз я решила, что лучше будет, если я, к примеру, цветы в воду поставлю и не буду злить Барона.

Розы. Крупные, красивые, с внушительными шипами и одуряющим ароматом, совсем не свойственным обычным цветам. И черные. Абсолютно черные.

Такие в наших краях не росли. По слухам, конечно, их можно было увидеть в королевском саду, но это только по слухам.