Электронная библиотека » Курт Воннегут » » онлайн чтение - страница 3


  • Текст добавлен: 12 ноября 2013, 17:28


Автор книги: Курт Воннегут


Жанр: Социальная фантастика, Фантастика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Иной раз люди пробивали дырки в каких-нибудь знаменитостях, чтобы и самим стать хоть немножко знаменитыми. А иногда люди садились в самолет, который отправлялся в определенный рейс, и грозились пробить дырки в первом и втором пилотах, если те откажутся направить самолет в совершенно другую сторону.


Двейн немножко подержал дуло револьвера во рту. Он ощутил вкус смазки. Револьвер был заряжен, курок взведен. Аккуратные штучки, содержащие уголь, селитру и серу, находились в нескольких дюймах от мозга Двейна. Ему достаточно было только нажать курок, и порох превратился бы в газ. А газ вытолкнул бы кусочек свинца и загнал его в мозг Двейна.

Но Двейн вдруг решил, что лучше разгромить одну из своих ванных комнат, выложенных плиткой. Он пропустил кусочки свинца сквозь унитаз, умывальник и загородку вокруг ванны. На матовом стекле загородки был нанесен РИСУНОК – птица фламинго. Вот какая она:



Двейн застрелил фламинго. Потом, вспоминая этого фламинго, он злобно ругался. Вот как он ругался: «У, дурацкая птица, мать ее…»

Выстрелов никто не слыхал. Все дома по соседству были отлично изолированы, так что звуки туда не входили и оттуда не выходили. Например, звуку, который захотел бы выйти или войти в дом-мечту Двейна Гувера, надо было бы проникнуть через полтора дюйма пластика, потом через звукоизоляционный полистериновый барьер, через лист алюминия, трехдюймовый воздушный слой, пласт стекловаты в три дюйма толщиной, еще один лист алюминия, дюймовую доску из прессованных опилок, слой просмоленного картона, дюйм деревянной обшивки, еще один слой просмоленного картона и, наконец, двойную алюминиевую облицовку. Пустота внутри алюминиевой облицовки была заполнена изоляционным чудо-материалом, который употребляется для ракет, летящих на Луну.

Двейн включил все прожектора на своем участке и стал играть сам с собой в баскетбол на черной асфальтированной площадке перед гаражом на пять машин.

Пес Двейна, Спарки, спрятался в подвал, когда Двейн стал стрелять в своей ванной комнате. Но тут он вылез. Спарки смотрел, как Двейн играет в баскетбол.

– Одни мы с тобой, Спарки, – сказал Двейн. И еще всякое. Двейн на самом деле очень любил этого пса.

Никто не видел, как он играет в баскетбол. Он был закрыт от соседей деревьями, кустами и высоким забором из кедровых досок.


Он убрал мяч и сел в черный «плимут» модели «Фьюри», который он накануне взял на комиссию. «Плимут» делали на заводах Крайслера, а Двейн был представителем компании «Дженерал моторс». Он решил дня два поездить на «плимуте», чтобы знать, что собой представляют его соперники.

Когда он выезжал по своей подъездной дороге, он решил, что надо как-то объяснить соседям, почему он ездит на машине «плимут», и он закричал из окна: «Изучаю конкурентов!» – и нажал гудок.


Двейн промчался по Олд-Кантри-роуд и вылетел на автостраду, где кроме него не было ни души. Он с маху повернул на десятом повороте, врезался в шлагбаум и завертелся на месте. Потом задним ходом выехал на Юнион-авеню, перескочил кювет и остановился на незастроенном участке. Участок принадлежал Двейну.

Никто ничего не слыхал: на этом участке никто не жил. Предполагалось, что примерно каждый час участок будет объезжать полисмен, но полисмен «кемарил» в проулке, за товарным складом «Вестерн электрик», милях в двух от участка Двейна. «Кемарить» на жаргоне полицейских значило «спать на посту».


Двейн немножко побыл на незастроенном участке. Он включил радио. Все станции в Мидлэнд-Сити ночью спали, но Двейн нашел какую-то музыкальную передачу из Западной Виргинии. По радио ему предложили купить около десяти сортов цветущих кустарников и пять фруктовых деревьев за шесть долларов наложенным платежом.

– Неплохо, по-моему, – сказал Двейн. Он и вправду так считал. Все передачи, которые передавались и принимались в стране Двейна – даже телепатические, – так или иначе были связаны с куплей-продажей какой-нибудь чертовни. Для Двейна они были слаще колыбельной песни.

Глава пятая

Пока Двейн Гувер слушал радио из Западной Виргинии, Килгор Траут пробовал выспаться в одном из кинотеатров Нью-Йорка. Это было гораздо дешевле, чем снимать номер в гостинице. Траут никогда в жизни этого не делал, но он знал, что по таким киношкам спят нью-йоркские грязные старикашки. А ему хотелось прибыть в Мидлэнд-Сити самым грязным из всех стариков. Предполагалось, что он там примет участие в симпозиуме на тему «Будущее американского романа в век Маклюэна». И он хотел выступить на этом симпозиуме так: «Не знаю, кто такой Маклюэн, но я знаю, что значит провести ночь в кинотеатре Нью-Йорка с другими грязными стариками. Может быть, поговорим об этом?»

И еще он хотел сказать: «А может ли этот Маклюэн, кто он там ни есть, объяснить связь между «норками нараспашку» и книгоиздательским делом?»


Днем Траут приехал из Когоуза. Он успел зайти в несколько лавчонок, торгующих порнографией, и в магазин белья. Он купил две свои книжки: «Чуму на колесах» и «Теперь все можно рассказать», потом журнал со своим рассказом и рубашку под смокинг. Журнал назывался «Черные подвязки». На вечерней рубашке вся грудь была в рюшах. По совету продавца Траут вместе с рубашкой купил еще пакет с набором туалетных принадлежностей. В наборе был пояс, бутоньерка и галстук бабочка. Все это было апельсинового цвета.

Это добро Траут держал на коленях вместе с шуршащим бумажным мешком, в котором был его смокинг, шесть пар новых шортов, шесть пар новых носков, бритва и новая зубная щетка. У Траута много лет зубной щетки вообще не было.

* * *

Широковещательная реклама на обложках романов Траута обещала, что будет много «норок нараспашку». Картинка на обложке романа «Теперь все можно рассказать» (кстати, именно этот роман превратил Двейна Гувера в кровожадного маньяка) изображала университетского профессора, которого раздевала компания голеньких студенток. В окно женского студенческого общежития виднелась башня городской библиотеки. За окном стоял день, и на башне виднелись часы. Вид у них был такой:



На профессоре уже ничего не оставалось, кроме полосатых кальсон, носков, подвязок и профессорской шапочки. Выглядела она так:



Ни одного слова насчет профессора, или студенток, или университета в книжке Траута не было. Эта книга была написана в виде послания, адресованного Создателем вселенной единственному обитателю этой вселенной, обладавшему свободой воли.

Что же касается рассказа в журнале «Черные подвязки», то Траут понятия не имел, что рассказ был опубликован. А рассказ, оказывается, был напечатан давным-давно – в апрельском номере 1962 года. Траут нашел журнал случайно перед входом в лавчонку в корзине со всякой чепуховиной. Все это были детские журнальчики.

Когда Траут купил журнал, кассир решил, что он не то пьяный, не то слабоумный. Чего там он увидит, кроме полуодетых дамочек, подумал кассир, ножки они, конечно, задирали, но на них были штанишки, разве можно их сравнить с «норками нараспашку», которые продавались в глубине лавки?

– Надеюсь, получите удовольствие, – сказал кассир Трауту. Этим он хотел сказать, что Траут там найдет картинки, глядя на которые можно будет самоублажаться, так как все эти журналы издавались именно с такой целью.

– Это для фестиваля искусств, – сказал Траут.


Что же касается самого рассказа, то он назывался «Плясун-дуралей», и, как во многих произведениях Траута, в нем говорилось о трагической невозможности наладить общение между разными существами.

Вот сюжет рассказа. Существо по имени Зог прибыло на летающем блюдце на нашу Землю, чтобы объяснить, как предотвращать войны и лечить рак. Принес он эту информацию с планеты Марго, где язык обитателей состоял из пуканья и отбивания чечетки.

Зог приземлился ночью в штате Коннектикут. И только он вышел на землю, как увидал горящий дом. Он ворвался в дом, попукивая и отбивая чечетку, то есть предупреждая жильцов на своем языке о страшной опасности, грозившей им всем. И хозяин дома хоккейной клюшкой вышиб Зогу мозги.


В кинотеатре, где сидел Траут, держа свой пакет на коленях, показывали только скабрезные фильмы. Музыка тихо баюкала зрителей. На серебряном экране молодой человек и молодая женщина безмятежно почмокивали друг дружку в разные места.

И Траут, сидя там, сочинил новый роман. Героем романа был земной астронавт, прилетевший на планету, где вся животная и растительная жизнь была убита от загрязнения атмосферы и остались только гуманоиды – человекообразные. Гуманоиды питались продуктами, добываемыми из нефти и каменного угля.

В честь астронавта – звали его Дон – жители планеты задали пир. Еда была ужасающая. Разговор шел главным образом о цензуре. Города задыхались от кинотеатров, где показывали исключительно непотребные фильмы. Гуманоидам хотелось бы прикрыть все эти кинотеатры, но так, чтобы не нарушать свободы слова.

Они спросили Дона, представляют ли порнофильмы такую же опасность на Земле, и Дон сказал: «Конечно». Они поинтересовались, действительно ли на Земле показывают очень похабные фильмы. Дон сказал:

– Хуже некуда.

Это прозвучало как вызов. Гуманоиды были уверены, что их порнофильмы переплюнут любой земной фильм. И тут все расселись по пневмокебам и поплыли в порнокино на окраине.

Был перерыв, и Дон успел поразмышлять – что же можно придумать гаже, чем те фильмы, которые он видел на Земле? И он даже почувствовал некое возбуждение еще до того, как начался фильм. Женщины из публики тоже были распалены и взволнованы.

Наконец свет погас, и занавес раздвинулся. Сначала на экране ничего не было. Слышалось только чавканье и стоны через динамик. Потом появилось изображение. Это были первоклассные кадры – гуманоид мужеского пола, евший нечто вроде груши. Камера переходила с его губ и языка на зубы, блестевшие от слюны. Ел он эту грушу не торопясь. Когда последний кусок исчез в его слюнявой пасти, камера крупным планом остановилась на его кадыке. Его кадык непристойно прыгал. Он удовлетворенно рыгнул, и на экране показалась надпись на языке этой планеты:


Конец


Все это, конечно, было липой. Никаких груш на планете не было. И фильм про грушу был просто короткометражкой, чтобы публика успела поудобнее усесться.

Потом начался самый фильм. В нем участвовали мужская и женская особь, двое их детей, их собака и их кот. Они непрерывно ели – целых полтора часа: суп, мясо, бисквиты, масло, зелень, овощи, картофельное пюре с соусом, фрукты, конфеты, пирожные. Камера все время была примерно в футе расстояния от их сальных губ и прыгающих кадыков. А потом отец поднял на стол и собаку и кота, чтобы они тоже могли принять участие в этой оргии.

Через некоторое время актеры наелись досыта. Они так обожрались, что глаза у них полезли на лоб. Они еле двигались. Они сказали, что теперь они, наверно, с неделю ничего не смогут проглотить. Они медленно убирали со стола. Переваливаясь, они прошли на кухню и там выкинули фунтов тридцать недоеденной пищи в мусорный ящик.

Публика сходила с ума.


Когда Дон с приятелями вышли из кино, к ним стали приставать гуманоидные проститутки и предлагать им и апельсины, и яйца, и молоко, и масло, и орехи. Разумеется, никаких таких вкусностей у проституток и в помине не было.

Гуманоиды предупредили Дона, что, если он пойдет к одной из них, она приготовит ему ужин из нефти и каменного угля и сдерет чудовищную плату.

И пока он будет есть, она ему будет нашептывать всякие сальности – про то, какая это сочная и свежая еда, хотя все это было сплошной липой.

Глава шестая

Двейн Гувер посидел часок в машине на своем незастроенном участке, слушая радио из Западной Виргинии. Ему сообщили, как лучше застраховать свое здоровье, откладывая несколько пенсов в день. Ему сообщили, как лучше пользоваться машиной. Ему сообщили, как бороться с запорами. Ему предложили Библию, в которой слова, доподлинно сказанные Создателем или Христом, выделены красным шрифтом. Ему предложили купить комнатное растение, которое будет привлекать и пожирать в его доме всех насекомых – разносчиков инфекции.

И все это откладывалось в памяти Двейна на случай, если что-нибудь ему понадобится. У него в голове много чего накопилось.


Пока Двейн сидел в одиночестве, старейшая жительница Мидлэнд-Сити умирала в городской больнице, в конце бульвара Фэйрчайлд, примерно в девяти милях от Двейна. Звали ее Мэри Янг. Ей было сто восемь лет. Она была черная. Родители Мэри Янг были черными рабами в штате Кентукки.

Между Двейном Гувером и Мэри Янг существовала некоторая отдаленная связь. Когда Двейн был маленький, Мэри несколько месяцев стирала белье в его семье. Она рассказывала ему всякие истории из Библии и всякие истории про рабов. И она ему рассказала про публичную казнь одного белого: его повесили в Цинциннати у Мэри на глазах, когда она была совсем девчонкой.

* * *

Черный врач в городской больнице наблюдал, как Мэри умирает от воспаления легких.

Врач ее не знал. Он всего неделю как появился в Мидлэнд-Сити. Он даже не был американцем, хотя и окончил Гарвардский университет. Он был из племени индаро. Он был родом из Нигерии. Звали его Сиприан Уквенде. Он не чувствовал никакой родственной связи с Мэри или с другими черными американцами. Он чувствовал свое родство только с племенем индаро.

Умирая, Мэри была так же одинока на всей нашей планете, как и Двейн Гувер, как и Килгор Траут. Потомства она не завела. Ни друзей, ни родных при ней сейчас не было. Потому свои последние слова на земле она сказала Сиприану Уквенде. У нее не оставалось сил привести в движение голосовые связки. Она могла только беззвучно шевелить губами.

И вот что она сказала в свой смертный час: «Ох, ох-ох…»

Как и все земляне перед смертью, Мэри Янг разослала смутные напоминания о себе всем, кто ее знал. Она выпустила маленькое облачко телепатических мотыльков, и один из них коснулся щеки Двейна Гувера в девяти милях от нее.

Двейн услыхал усталый голос где-то сзади, хотя там никого и не было. Голос сказал Двейну: «Ох, ох-ох…»

Вредные вещества в мозгу Двейна заставили его завести машину. Он выехал с незастроенного участка и медленно поехал по Юнион-авеню, параллельно автостраде.

Он проехал мимо своего главного предприятия, «Парка “понтиаков” у Одиннадцатого поворота», и повернул к гостинице «Отдых туриста». Двейну Гуверу принадлежала третья часть гостиницы – его совладельцами были ведущий одонтолог Мидлэнд-Сити доктор Альфред Маритимо и Билл Миллер, занимавший множество постов и, между прочим, пост председателя комиссии, выпускавшей на поруки при исправительной колонии для взрослых в Шепердстауне.

Двейн поднялся по черной лестнице гостиницы на крышу, никого не встретив по дороге. Светила полная луна. Две полные луны. Новое здание Мидлэндского центра искусств имени Милдред Бэрри – прозрачный полый шар на подпорках – было освещено изнутри и походило на полную луну.


Двейн посмотрел вниз, на спящий город. Тут он родился. Первые три года жизни он провел в сиротском приюте в двух милях от того места, где он сейчас стоял. Тут его усыновили, тут он потом учился.

Двейну принадлежали не только парк «понтиаков» и треть гостиницы, но и три закусочных, пять автоматических моек для машин, и еще он был совладельцем летнего кинотеатра на Сахарной речке, радиостанции «Вест Мидлэнд-Сити» и поля для игры в гольф «Три дальних клена», а также имел тысячу семьсот акций акционерной компании «Бэрритрон» – местной фирмы электронного оборудования. Ему принадлежали десятки незастроенных участков. Он был одним из директоров мидлэндского отделения Национального банка.

Но сейчас Мидлэнд-Сити показался Двейну незнакомым и жутким. «Где я?» – сказал Двейн.

Он даже забыл, например, что его жена Селия покончила с собой, наглотавшись «Драно» – смеси поташа и алюминиевого порошка, предназначенной для прочистки канализации. Селия забурлила внутри, как небольшой вулкан, так как она была набита теми же веществами, которые обычно засоряли канализацию.

Двейн даже забыл, что его единственный ребенок, его сын, вырос и стал известным гомосексуалистом. Звали его Джордж, но все называли его Кролик. Он играл на рояле в новом коктейль-баре в гостинице «Отдых туриста».

«Где я?» – сказал Двейн.

Глава седьмая

Килгор Траут зашел облегчиться в мужскую уборную в нью-йоркском кино. Около вертушки с полотенцем висела реклама. Рекламировалось заведение для массажа под названием «Гарем султана». Такие массажные заведения были интересным новшеством в Нью-Йорке. Мужчины ходили туда, чтобы фотографировать голых женщин, давать себя массировать и вообще развлекаться повсякому.

– Ничего себе, веселая житуха, – сказал Килгор Траут. А на кафеле, возле вертушки с полотенцем, карандашом было написано:



Траут обшарил карманы, ища карандаш или перо. Он мог ответить на этот вопрос. Но писать ему было нечем, не нашлось даже обгорелой спички. Пришлось ему оставить вопрос без ответа. Но вот что он написал бы, если б было чем писать:

«Быть глазами, ушами и совестью Создателя вселенной, дурак ты этакий!»

Возвращаясь на свое место в кинозале, Траут стал играть – воображать себя глазами, ушами и совестью Создателя вселенной. Он начал посылать телепатические доклады Создателю вселенной – кто бы Он ни был. Он доложил Ему, что уборная при кинотеатре чистая, как стеклышко. «А ковер у меня под ногами мягкий, новый. Наверно, из какой-то чудо-ткани. Он синий. Вам понятно, что такое синий?» И так далее.

Когда Траут вошел в кинозал, там уже зажгли свет. Публики не было, остался только администратор, он же уборщик, он же билетер и вышибала. Администратор выметал сор из прохода между стульями. Это был немолодой белый человек.

– Кончилось развлечение, дедушка, – сказал он Трауту. – Пора по домам.

Траут не возражал. Но и сразу не ушел. Он стал рассматривать покрытый зеленой эмалевой краской стальной ящик на задней стенке кинозала. В этом ящике содержался проектор, звуковая аппаратура и пленка. От ящика шел провод к штепселю на стене. В передней стенке ящика была дырка. Из этой дырки и выходил фильм. Сбоку ящика был обыкновенный выключатель. Вид у него был такой:



Трауту стало интересно: ведь достаточно было включить ток – и на экране снова начнутся всякие скабрезности.

– Спокойной ночи, дедушка! – сказал администратор многозначительно. Траут неохотно отошел от аппарата. И вот что он сказал швейцару:

– Какая полезная машинка и как ею легко управлять!

Уходя из кино, Траут послал телепатическое сообщение Создателю вселенной – сейчас он служил Ему глазами, ушами и совестью: «Направляюсь на Сорок вторую улицу. Что Вам известно о Сорок второй улице?»

Глава восьмая

Траут вышел на тротуар Сорок второй улицы. Место было опасное. Да и весь город был опасным – из-за всяких химикалий и неравномерного распределения богатств и так далее. Многие люди походили на Двейна: они вырабатывали в своем теле всякие вещества, вредные для их мозгов. Но в этом городе были еще тысячи тысяч людей, которые покупали всякие химические гадости и глотали их, нюхали или впрыскивали себе в вены при помощи вот таких штуковин:



Некоторые вводили их через отверстия в заднице. Отверстие в заднице имеет такой вид:



Люди шли на такой страшный риск, вводя всякие химикалии в свое тело, потому что им хотелось улучшить свою жизнь. Жили они в безобразных условиях, и от этого им приходилось делать всякие безобразия. Ни шиша у них не было, так что улучшить окружающие условия они никак не могли. Вот они и шли на что угодно, стараясь как-то украсить хотя бы свою внутреннюю жизнь.

Результаты пока что были катастрофические: самоубийства, грабежи, разбой, безумие и так далее. Но на рынок выбрасывались все новые и новые химикалии. В двадцати шагах от того места, где проходил Траут, лежал без сознания четырнадцатилетний белый мальчик. Он проглотил полпинты нового растворителя для краски, поступившего в продажу только накануне. Кроме того, он проглотил две пилюли, предназначенные для предотвращения выкидышей у рогатого скота от заразной болезни, так называемой «болезни Банга».


Траут просто окаменел, выйдя на Сорок вторую улицу. Такой жизнью, как я ему придумал, и жить не стоило, но я ему дал еще и железную волю к жизни. На планете Земля это было обычное сочетание.

Администратор кинотеатра вышел за ним и запер двери.

Две молодые черные проститутки вдруг появились ниоткуда. Они спросили администратора и Тра-ута, не желают ли они поразвлечься. Были они веселые, бесстрашные, потому что только полчаса назад съели целый тюбик норвежской мази от геморроя. У тех, кто изготовлял это лекарство, и в мыслях не было, что его можно есть. Оно было предназначено для смазывания геморроидальных шишек.

Девочки были из деревни. Они родились на юге этой страны, где их предками пользовались как сельскохозяйственными машинами. Но теперь белые фермеры больше не употребляли сельскохозяйственного инвентаря, сделанного из плоти и крови, потому что машины из металла были и надежнее, и дешевле, и довольствовались еще более простым жильем.

Поэтому черным машинам пришлось сматываться оттуда или умирать с голоду. Они прибывали в города, потому что на юге повсюду – на заборах, на деревьях – были развешаны вот такие объявления:



Килгор Траут как-то написал рассказ под названием «Вход воспрещается». Действие происходило на Гавайских островах – тех самых, куда должны были отправиться счастливцы из Мидлэнд-Сити, выигравшие в лотерее Двейна Гувера. Вся земля на этих островах принадлежала только сорока человекам, и в своем рассказе Траут заставил всех владельцев полностью утвердиться в своих правах. И они всюду поразвесили объявления: «Вход воспрещается».

Это создало ужасающие затруднения для миллионов других людей – жителей островов. Закон земного притяжения требовал, чтобы они хоть где-нибудь касались поверхности земли. Надо было либо стоять на земле, либо войти в воду и бултыхаться около берега. Но тут феодальное правительство выступило с экстренной программой помощи. Оно выдало всем безземельным мужчинам, женщинам и детям огромные воздушные шары, наполненные гелием.


С каждого шара свисали стропы. При помощи этих шаров жители Гавайских островов могли попрежнему жить на своих островах, не тычась ногами в чужие участки земли.


Проститутки работали на сутенера. Он был ослепительно красив и жесток. Для них он был Богом. Он отнял у них свободную волю, что было вполне естественно. Никакой воли им и не было нужно. Казалось, они предали себя на волю Божью и теперь могли стать доверчивыми и бескорыстными. Разница была только в том, что предали они себя на волю сутенера.

Их детство кончилось. Теперь они медленно умирали. С их точки зрения, вся планета Земля была населена одними пустобрехами.

Когда Килгор Траут и администратор – два пустобреха – вышли из кино и сказали, что им неохота развлекаться, как развлекаются другие пустобрехи, обе умирающие девочки побежали, топая по планете, то касаясь ее ногами, то отрываясь от нее. Они исчезли за углом. Траут – глаза и уши Создателя – громко чихнул.

– Будьте здоровы! – сказал администратор. Это было совершенно машинальным откликом многих американцев на чиханье другого человека.

– Спасибо! – сказал Траут. Так между ними возникла мимолетная дружба.

Траут сказал, что надеется добраться до недорогой гостиницы. Администратор сказал, что надеется добраться до станции метро на Таймс-сквер. Они пошли рядом, звук их шагов, отдаваясь от высоких строений, подбодрял и успокаивал их.

Администратор рассказал Трауту, чем для него была эта планета. Для него, как он сказал, она была местом, где он жил с женой и двумя детьми. Они не знали, что он заправляет кинотеатром, где показывают порнофильмы. Они думали, что он работает консультантом по инженерной части и потому так поздно возвращается домой. Он сказал, что на нашей планете специалистам его возраста места нет, хотя когда-то их на руках носили.

– Тяжелые времена, – сказал Траут.

Администратор сказал, что он принимал участие в разработке того изоляционного чудо-материала, который применяют в ракетах, летящих на Луну. Кстати, это был тот же материал, который создавал чудо-изоляцию в доме-мечте Двейна Гувера в Мидлэнд-Сити.

Администратор напомнил Трауту слова, которые сказал первый человек, ступивший на Луну: «Маленький шаг для одного человека и огромный скачок для всего человечества».

– Золотые слова, – сказал Траут. Он взглянул через плечо и заметил, что их преследует белый «олдсмобил» модель «Торнадо» с черной виниловой крышей. Эта машина с двойной передачей, с мотором в четыреста лошадиных сил теперь ковыляла со скоростью трех миль в час, прижимаясь к обочине в десяти футах от них.

Вот и все, что помнил Траут: «олдсмобил» сзади них.


Очнулся он, уже стоя на карачках, под мостом Куинсборо на Пятьдесят девятой улице, около гандбольной площадки, неподалеку от Ист-ривер. Брюки и кальсоны у него были спущены. Деньги исчезли. Его пакеты были расшвыряны вокруг – смокинг, новая рубашка, книги. Из уха сочилась кровь.

Полиция схватила его, когда он подтягивал штаны. Полисмен ослепил его фонарем – он стоял, прислонившись к доскам загородки, и беспомощно возился с ремнем и пуговицами. Полицейские решили, что поймали его на месте преступления, что они застали его в ту минуту, когда он нарушал общественный порядок.

Но кое-какие деньжата у него еще остались: в кармашке для часов сохранилось десять долларов.

В больнице определили, что серьезных повреждений Траут не получил. Его отвели в полицейский участок и там подробно допросили. Он только и мог сказать, что его похитило воплощение зла в белом «олдсмобиле». Полиция допытывалась: сколько человек было в машине, их пол, их возраст, цвет кожи, как они разговаривали.

– Насколько я себе представляю, это вообще могли быть не жители Земли, – сказал Траут. – Насколько я себе представляю, в машине могли находиться разумные газообразные существа с планеты Плутон.

* * *

Траут сказал эту фразу в полнейшей невинности, но оказалось, что его слова стали первым микробом, отравившим сознание множества людей. Вот как распространилась эта эпидемия: репортер написал статейку для «Нью-Йорк пост» и процитировал слова Траута.

Статейка появилась под заголовком:


БАНДА «ПЛУТОН»

ПОХИЩЕНИЕ ДВОИХ


Имя Траута было переврано – его назвали Килмер Троттер, адрес неизвестен, и возраст его указали неверно: восемьдесят два года.

Другие газеты перепечатали статейку, кое-что подправив и дописав. Они все приняли всерьез шутку насчет плутонцев и писали со знанием дела про банду «Плутон». Репортеры требовали от полиции новых сведений о банде «Плутон». Полиция пыталась собирать сведения о банде «Плутон».

Таким образом, жители Нью-Йорка, обуреваемые обычно тысячей безымянных страхов, теперь легко поддались внушению – бояться чего-то определенного, а именно: банды «Плутон». Они накупили новых замков для дверей и новых решеток для окон, чтобы не залезла банда «Плутон». Они перестали ходить по вечерам в театры из страха перед бандой «Плутон».

Иностранные газеты распространяли страшные слухи, писали специальные статьи, внушая людям, желающим посетить Нью-Йорк, что им надо ходить только по определенным улицам Манхэттена, и, может быть, тогда им удастся не попасть в лапы к банде «Плутон».


В одном из многочисленных нью-йоркских гетто, населенных темнокожими людьми, компания молодых пуэрториканцев собралась в подвале нежилого дома. Это были совсем мальчишки, но их было много – живых и энергичных. Им хотелось внушать людям страх, чтобы этим защищать и себя, и своих родных, и своих друзей, потому что полиция их никак не защищала. И еще они хотели выгнать торговцев наркотиками из своего района, хотели, чтобы о них писали в газетах, – им это было очень важно: тем самым они могли привлечь внимание правительства и заставить правительственные организации навести чистоту, убрать мусор и так далее.

Один из мальчиков, Хосе Мендоса, был неплохим художником. Он и нарисовал эмблему на куртках для всех участников новой банды. Эмблема была такая:


Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3
  • 4.4 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации