Текст книги "Заклинание Тьмы"

– И что это за качество? – спросил Жолтан, едва скрывая раздражение. Ему уже всё стало ясно: Эржбет что-то наплела этому студенту, и он прихватил с собой «перо» или газовый баллончик. То, что у него нет пистолета, было известно наверняка: тётя Клара, неоднократно обыскивавшая его вещи, ничего подобного не обнаружила.

– Это глупость, свойственная последнему в мире идиоту, который возомнил себя умнее всех.

Посетители, чьё внимание и так было приковано к этому разговору, отвернулись. Парень собственноручно подписал себе смертный приговор, и ему было уже ничем не помочь. Андраш беззвучно рассмеялся и вжал голову в плечи, как обычно делал в школе, насыпав учителю мел на спину или ещё как-то напакостив. Удержаться от смеха было трудно, и он прикрыл рот ладонями.

Жолтан, покачав головой, тоже улыбнулся – и ударил студента так, что тот упал на пол. Когда Вильмош встал, его взгляд был затуманен, а из носа текла кровь.

– Никаких драк здесь! – истерично завизжал Балаж. – Вон отсюда!

– Да заткнись, – Жолтан понимал, что бармен просто создаёт себе алиби, одновременно выставляя студента на улицу, где ему никто не поможет, но терпеть такой тон было превыше всяких сил. Вильмош, «разработку» которого навязали всемогущие люди «сверху», не оставил ему никакого выбора. Ещё не будучи уверен относительно своих намерений, стоит ли ему убить обезумевшего студента или только свернуть челюсть, Жолтан, Король Кишпешта, вышел в ночь.

7

Андраш сделал вид, что увидел нечто интересное в окне, которое выходило на сторону, противоположную той, куда Жолтан заталкивал студента, и встал. Рассчитавшись с барменом, в глазах которого отчётливо читался страх перед бандой Эркеля, Андраш вышел на улицу. Пройдя несколько шагов, он, будучи уверен, что из «Боярина Мартона» его уже не видят, отошёл в неосвещаемый угол площади и двинулся в обратном направлении, следя за тем, чтобы оставаться вне пределов видимости. Ощущая азарт охотника, он крался во тьме, далеко обходя редких прохожих, и вскоре уже отчётливо видел чёрный «бимер» Жолтана, заливаемый ярким светом ближайшего фонаря. Где-то в метрах двадцати за ним была и арка, в которой студент из Татабаньи сейчас жалобно скулил, умоляя о пощаде.

Андраш осмотрелся. Два «бойца», вышедшие из бара вслед за ним, увидев, что в «бимере» сидит Эржбет, демонстративно распрощались и разошлись в разные стороны. Андраш, поняв, что он может оказаться единственным, кто будет под рукой у Жолтана, осторожно двинулся вперёд. От понимания собственной важности он почувствовал себя более взрослым. Чернота под аркой притягивала его, как магнит.

Внезапно ночную тишину разорвал жуткий вопль, пронизанный болью, который не мог вырваться из глотки тщедушного студента. Кричал явно Жолтан Эркель по прозвищу Золотой Пистолет. Андраш словно окаменел; у него противно засосало под ложечкой.

Дверь «бимера» распахнулась, и оттуда выскочила Эржбет с обезумевшими от страха глазами. Не разбирая дороги, она пробежала мимо Андраша, даже не заметив его. Впрочем, пробежав менее десяти метров, она споткнулась и упала. Тут же вскочив, не обращая внимания на разбитые в кровь колени и порвавшиеся чулки, она сделала несколько шагов – и снова упала, ударившись лицом об асфальт. Взвыв от страха и бессилия, она сорвала с себя туфли и побежала прочь, исчезнув в темноте.

Андраш почувствовал, что ему нужно любой ценой увидеть происшедшее; снедаемый одновременно и страхом, и любопытством, он медленно обогнул «бимер» со стороны пассажира и двинулся вперёд. Где-то впереди виднелись силуэты, которые могли быть только теми, кого он искал. Приблизившись, Андраш увидел чудовищную картину, способную вселить страх в сердце даже самых храбрых из мужчин, когда-либо живших на земле. Над телом Жолтана, простёртым на асфальте, склонилось существо, некогда бывшее студентом Вильмошем. Рука его жертвы, безжизненно откинутая в сторону, отчётливо виднелась в лунном свете, то и дело вздрагивая. Существо – а его трудно было назвать человеком, ибо на человека оно походило не более, чем оживший ночной кошмар – обладало длинными, острыми, как бритва, когтями, которыми оно, видимо и убило Жолтана, едва не разорвав того пополам. Лицо, превратившееся в оскаленную пасть, усеянную огромными клыками, было уродливым, скорее звериным, вытянутым в длину, как морда у хищников. Шапка, съехавшая с головы, обнажила уши, которые увеличились в размерах и приобрели остроконечную форму, напоминая собачьи. Правда, в отличие от собачьих, они не были покрыты шерстью, от чего выглядели ещё более отталкивающе, явственно выделяясь на фоне чёрных волос Вильмоша, теперь превратившихся в жёсткую щетину, подобную той, что покрывает тело кабана. Послышался отвратительный хруст черепа, раздавленного мощными челюстями, за которым последовали омерзительные чавкающие звуки.

И тут Андраш, уже готовый побежать за подмогой, увидел нечто, бывшее предметом его вожделения и тайной зависти на протяжении последних полутора лет. Эта вещь, принадлежавшая Жолтану, символ его высокого положения в ночном мире Будапешта, интересовала Андраша гораздо больше, чем его «бимер» или девки.

Семнадцатизарядный «глок», богато украшенный золотом, тускло поблёскивающий в лунном свете, лежал буквально в пяти метрах от Андраша. Его владелец, чьё бездыханное тело сейчас обгладывал «Вильмош», видимо, даже не успел воспользоваться пистолетом, когда на него напала лютая тварь. Оружие, проехав по асфальту, так и осталось лежать, дожидаясь, пока его поднимут. Андраш, воспрянув духом при виде золота, уже почти физически ощущал рукоятку тяжёлого пистолета в своей ладони и палец, лежащий на неожиданно тугом спусковом крючке. Если выстрелить в этого упыря, кем бы он ни был – оборотнем или вурдалаком, тот подохнет – с первого или с десятого выстрела. Даже если его потом арестуют, любой суд вынесет оправдательный или не слишком суровый приговор.

Решившись, Андраш начал осторожно, стараясь ступать как можно тише, приближаться к заветному «глоку». Посмотрев на тварь, грызшую тело его ближайшего друга, он увидел, что та пожирает головной мозг Жолтана. Во время короткой паузы между чавканьем послышались слова, странно искажённые, но всё ещё вполне членораздельные: «Немецкая оружейная сталь… золото… коварный замысел глупца… заклинание… сработает».

Андраш понял, что тварь, ослеплённая злобой, вероятнее всего, безумна, и сделал ещё один маленький шаг в сторону пистолета. Казалось, ещё чуть-чуть – и он сможет спокойно, не поднимая шума, взять пистолет. Потом надо будет действовать как можно быстрее: стремительно передёрнуть затвор, снять с предохранителя – и открыть огонь на поражение. Девятимиллиметровые пули наделают в этой мрази такие дырки, что ей не поможет никакой ветеринар.

В этот момент существо умолкло. Андраш, почувствовав, что его колени ослабли, едва устоял на ногах – и медленно поднял взгляд, уже зная, что увидит.

Глаза демона, словно вылезшего из преисподней, уставились прямо на него, полыхая зелёным огнём, и, казалось, высасывали последние жизненные соки. Андраш последним усилием воли заставил себя обернуться и бежать как можно быстрее. Бежать, не оглядываясь. Страх, который он ощущал в эти минуты, пока бежал по улицам ночного Кишпешта, был настолько сильным, что он смог остановиться только когда в его правом боку начались острые боли, а лёгкие, с каждым вдохом пронизываемые тысячами ледяных кинжалов, были готовы разорваться. Только тогда Андраш заставил себя оглянуться. Его никто не преследовал.

«Глок» так и остался лежать на мостовой.

Когда полиция наутро обнаружила тело Жолтана Эркеля, рядом лежал заряженный пистолет, у которого по непонятной причине отсутствовал затвор. Знающие люди в департаменте практически сразу же заподозрили убийство с целью ограбления, так как Эркель, по слухам, пользовался пистолетом с золотой отделкой. Ещё через два дня поступило заявление от Клары Антал об исчезновении квартировавшего у неё студента Вильмоша Ковача. Проверка паспортных данных выявила факт кражи документов у настоящего Вильмоша Ковача, который никогда не учился в университете, а паспорт потерял почти год назад во время посещения матча национальной сборной по футболу, проходившего в Будапеште. Отпечатки пальцев, обнаруженные на вещах пропавшего «студента», соответствовали отпечаткам, обнаруженным на теле убитого и на его пистолете. Розыскные мероприятия не дали результата; также остался без ответа вопрос, как именно было осуществлено убийство. Наиболее правдоподобная версия, выдвинутая криминалистами, предполагавшая факт применения убийцей некоего ломика с остро отточенным концом – или даже самодельной ромфеи[4], – противоречила результатам вскрытия, указывавшим на то, что покойный был исполосован когтями некоего дикого животного, медведя или льва. Череп был явно раскушен клыками крупного хищника; правда, сделанный по результатам экспертизы гипсовый слепок не соответствовал ни одному из видов, известных современной науке.

8

Андраш Каллош в одиночестве сидел на кухне, рассматривая этикетку на бутылке крепкой сорокаградусной палинки, утверждающую, что та прошла двойную дистилляцию. Судя по невысокой стоимости, это было ложью, но вполне соответствовало его скромным финансовым возможностям. Распечатав блок контрабандного «L&M», которым он разжился у одного русина, Андраш закурил. От того, что он курит сигареты, которые остальным обходятся по полтысячи форинтов за пачку, ему стало легче. Даже ранняя седина, прорезавшая его волосы в двадцать пять лет, и к которой он до сих пор не мог привыкнуть, казалась не такой неуместной, как обычно. Всё-таки со стороны это выглядело, наверное, странным: в таком возрасте быть наполовину седым. Он посмотрел на оконное стекло, чтобы увидеть там своё отражение. Оно действительно там было – отражение двадцатисемилетнего мадьяра[5], чьи тёмные, коротко остриженные волосы то тут, то там чередовались с участками белых и серых. Годам к тридцати он, наверное, станет совершенно седым.

Осознав, что уже почти стемнело, Андраш подошёл к окну и задёрнул шторы; пальцы его пошли мелкой дрожью, как всегда, когда он вспоминал о трагической смерти Жолтана. Он не верил в версию полиции, утверждавшей, что Жолтана загрызла крупная взбесившаяся собака, вроде дога или мастиффа, а пистолет подобрал какой-то подонок, живший под чужим именем; он не верил и в то, что пистолет подобрали сами полицейские. Андраш не верил в это, потому что сам был там и отлично видел, как всё произошло. И он так никому и не рассказал о том, что был тогда на площади Кароя Коша, хотя все кругом об этом знали. Эржбет, так и не оправившаяся от потрясения, пережитого в тот далёкий вечер, «села на иглу» и через пару лет умерла от передозировки. Андраш, который с тех пор стал заикаться, вскоре обнаружил, что панически боится темноты и уже не может выйти на улицу вечером – ноги сами несут его обратно.

Он решил выпить, чтобы унять дрожь в руках. Зажав дымящуюся сигарету в зубах, он отвернул крышку и налил себе полную рюмку, которую тут же нетерпеливо опрокинул. От обжигающей горло палинки у него на глазах выступили слёзы. Андраш сделал затяжку и сел за стол. Каждый раз, когда он вспоминал о Жолтане или когда наступала темнота, перед мысленным взором вновь возникало видение двух глаз, пылающих фосфоресцентным огнём. Подобно ацетиленовым горелкам, они вспыхивали каждый раз, когда Андрашу случалось оказаться в темноте или в сумерках.

За минувшие с тех пор долгие годы ни одного вечера не прошло без того, чтобы он не вспомнил историю, навсегда изменившую его жизнь. Золотой пистолет был так близко…

На глаза вновь навернулись слёзы, и Андраш налил себе ещё одну рюмку. Уже почти плача, он выпил содержимое одним глотком. Вздрогнув всем телом, он почувствовал себя лучше и затянулся. Ему захотелось выпить ещё.

Схватив бутылку, он вдруг, почти неожиданно для самого себя, начал жадно пить из горла. Только когда ему полегчало, Андраш успокоился. Он ощутил, что стало гораздо теплее, а настроение начало стремительно улучшаться. Глядя на расплывающуюся надпись на этикетке, он поднёс бутылку ближе, чтобы прочесть её, и понял, что уже пьян.

Тут Андрашу вспомнилась фраза, которую он сам частенько повторял, и которая вдруг повергла его в отчаяние, заставив вновь увидеть пылающие бледно-зелёным огнём глаза. Они принадлежали существу, склонившемуся над телом Жолтана.

– Т-т-т-только в Бу-бу-бу-ддапеште!..

Сказав так, он зарыдал.

Воскрешение Британии

1

Сильный порыв ветра, от которого не могла защитить тонкая куртка и одетый под неё свитер, заставил человека согнуться ещё больше, чтобы хоть как-то прикрыть лёгкие. И без того сгорбленный под тяжёлым содержимым своего рюкзака, он тут же поскользнулся на размякшей после дождя немощёной дороге и едва не упал. Осторожно продвигаясь вперёд маленькими шагами и то и дело спотыкаясь, он вскоре преодолел расстояние, отделявшее его от вершины холма. Там он немного передохнул и продолжил свой путь, скудно освещаемый луной, которую вновь затянуло облаками. Несмотря на это, человек двигался достаточно уверенно, так как отлично видел в темноте. Впрочем, ему не было нужды уповать на свои, весьма нестабильные, сверхъестественные способности для того, чтобы сориентироваться на местности: он был здесь накануне днём и всё разведал. Дорога к кладбищу и к могиле, в которой был захоронен некрещёный ребёнок, настолько крепко усвоилась его памятью, что он нашёл бы её и с завязанными глазами.

Человек был молод, темноволос и худощав; его бледное красивое лицо, не отягощённое грузом печали, сомнений или страха перед законом, гармонировало с остальным телом, движения которого свидетельствовали о ловкости, присущей лишь молодым.

Вход на кладбище преграждала калитка с висячим замком. Перебросив рюкзак через ограду, ночной посетитель ухватился за прутья, чтобы перелезть самому. Несмотря на небольшую высоту, едва превышавшую его рост, заострённые колья доставили ему немало хлопот, и в конце концов он зацепился курткой, мысленно ругая себя за то, что не догадался её снять. Наконец, он счастливо выпутался и, стараясь браться там, где облупившаяся краска открывала проржавевшее железо, перемахнул на ту сторону. Спрыгнув вниз, он присел, амортизируя удар. Он находился на освящённой земле кладбища.

Подняв рюкзак, в котором глухо звякнуло что-то тяжёлое и металлическое, человек прошёл к нужной могиле. В ней был похоронен двенадцатилетний мальчик, погибший при невыясненных обстоятельствах; поговаривали, будто его, долгое время бывшего мишенью для издевательств, убили соседские мальчишки, так как его родители в 1989-м выступили на стороне Чаушеску, а кто-то из его родственников даже состоял в компартии. Мальчика, которого нашли со сломанной шеей у подножия одинокой сливы, росшей за пределами села, похоронили в полном молчании, без священника, в присутствии ближайших родственников. Человек остановился у могильной плиты с выгравированной фотографией ребёнка, на чьём лице застыла натянутая улыбка, и прочёл надпись: «Георги Думитреску. 1982 – 1994».

Человек кивнул мальчику, словно понимал его беду, и раскрыл рюкзак, достав оттуда инструменты. Глянув на часы, он прикинул оставшееся до рассвета время. Как он знал, могильщики нередко раскапывают собственноручно зарытые могилы, чтобы достать из зубов золотые коронки. Правда, в этом случае труп, никому не нужный при жизни, должен был быть на месте. Короткая сапёрная лопата легко вошла в сырую землю. Работа началась.

Через полчаса он совершенно вспотел, и, измождённый, решил сделать перекур. Было полдвенадцатого, и у него оставалась ещё почти вся ночь впереди. Похорон, вроде, не ожидается: Тейш – просто деревня, и людей тут хоронят далеко не каждый день, да и страх перед призраком, которого тут видел едва ли не каждый, наверняка задержит первых посетителей до рассвета. Человек отбросил окурок далеко в сторону и снова взялся за лопату, сожалея, что не мог взять с собой более длинную.

Местные жители наперебой рассказывали ему о призраке, удивительно похожем на маленького Георги, но он лишь проявлял вежливое любопытство и лёгкий скептицизм, наконец, позволив одному из них отвести его на кладбище за руку. Мужчина с безвольным выражением лица, украшенного короткими толстыми усами, носил имя Константин; чуть ли не ежеминутно, упоминая о чём-то, что страшило его, он крестился православным крестом. Человек, бывший в Тейше проездом, посмотрел на могилу, пожал плечами и сказав на ломаном румынском: «Ну, призрака мы не застали», вернулся в город и уехал на первом же автобусе. Он так никому и не сказал, что приехал специально для того, чтобы увидеть могилу Георги Думитреску, чей призрак якобы неоднократно видели в округе. Слухи, обраставшие самыми невероятными подробностями, донеслись и до Бухареста, откуда пару месяцев назад приезжал журналист, написавший заметку для «Адэварул»[6]. Перепечатанная «Маи Нап»[7], она попала в поле зрения человека, который долгие годы посвятил поискам призрака. Его занимали вопросы, задай которые любому образованному человеку, он услышал бы в ответ насмешку. Некоторые оскорбились бы и ушли, отказавшись от продолжения разговора. Тем не менее, он, уверенный, что интересующие его ответы существуют, настойчиво продолжал искать. «Тейшский призрак» показался ему настоящей удачей, возможностью, наконец, сдвинуть дело с мёртвой точки. Приехав в Тейш под предлогом участия в якобы проходившем неподалёку слёте молодёжных организаций, человек, побыв в городе один день и сказав, что могила его не заинтересовала, отбыл вечером на автобусе. Впрочем, сойдя практически тотчас же, он, крадучись вдоль обочины, вернулся обратно и незамеченным прокрался к кладбищу. Раскопки, которые могли определить всю его дальнейшую судьбу, начались.

Могила была неглубокой, и всего через пару часов лопата наткнулась на что-то твёрдое. Едва очистив поверхность крышки гроба на небольшой площади, человек нетерпеливо отбросил лопату и взял в руки топор. Прогнившее дерево легко поддалось его решительным ударам; человек удовлетворённо вздохнул и, опустившись на колени, просунул руку в образовавшееся отверстие. Не испытывая ни малейшей брезгливости, что было бы нормой в его прежней жизни, он, нашарив что-то слизистое, потянул это к себе. В конце концов, ему пришлось воспользоваться топором, чтобы вырубить у покойника кусок ключицы и обломки нескольких рёбер с застрявшей между ними разложившейся плотью, издающей отвратительную вонь.

Подняв свою омерзительную добычу в лунном свете, он внимательно осмотрел её, пытаясь увидеть что-то необычное. Наконец, преодолев отвращение, он откусил маленький кусочек и, не разжёвывая, проглотил. Практически тут же, хотя он и не почувствовал вкуса, его вывернуло – сказывались нормы поведения в обществе, которые он усваивал десятилетиями. Так или иначе, ничего из того, на что он рассчитывал, не произошло. Поняв, что это был труп обычного ребёнка, а история с призраком, вероятнее всего, являлась обычной мистификацией, человек взвыл от бессильной ярости. Он вскочил и захотел бежать куда глаза глядят, но вскоре взял себя в руки и решил не оставлять могилу раскрытой, чтобы не возбуждать ничьих подозрений. В конце концов, наспех забросав яму и кое-как приведя осквернённую могилу в порядок, человек поспешно перелез через забор.

Впереди его ждала долгая и трудная дорога домой. Остатком человеческого в своей душе он испытывал от этого радость, странным образом уживавшуюся с горьким разочарованием от пережитой неудачи.

2

Дэвид Фрост, шестидесятилетний грузный мужчина, воспользовавшись тем, что стояла чудная весенняя погода, решил выпить свой утренний кофе на балконе. Поблагодарив миссис Четэвей, которую он льстиво называл экономкой, возлагая на неё обязанности поварихи и прислуги, за завтрак, он вышел из кухни. Пока мистер Фрост шёл по скрипящим от каждого шага ступеням на второй этаж с дымящейся чашкой в руке, он мысленно подсчитывал деньги, полученные от постояльцев, гостивших в его пансионе на Боскомб-роуд. Весеннее равноденствие, как всегда, привлекло в Эймсбери многочисленных туристов со всей Англии. Были и посетители из Шотландии и даже несколько десятков человек с континента. Всех их притягивал Стоунхендж, культовый центр Британии времён неолита. Погостив немного, они разъехались, предоставив жителей Эймсбери их заботам.

Выставив на балкон опустевшей комнаты для постояльцев кресло-качалку, мистер Фрост укутался в плед и попробовал кофе. Тот был всё ещё слишком горячим, и он отставил его в сторону, довольствуясь чудесным ароматом, щекотавшим его ноздри.

Мистер Фрост вздохнул и задумался о сложной задаче, которую поручили ему на собрании Высшего Круга. Церемония, запланированная на зимнее солнцестояние, требовала участия девушки, ещё не знакомой с мужской лаской. Он, к его стыду, не смог назвать ни одной достойной кандидатуры из числа жителей Эймсбери. Учитывая то, что данный ритуал относился к «чёрным», что неизбежно вызвало бы интерес полиции, тем самым он дал повод присутствовавшим усомниться в его верности Богине; нашлись и такие, кто упрекнул его в малодушии.

Тем не менее, он был вынужден дать твёрдый отрицательный ответ. В свою очередь, никто из тех, кто с таким возмущением подверг его критике, не смог посоветовать ничего лучшего. И тут мистер Фрост, уже обо всём договорившийся с Робертом Хиком, занимавшим должность в Министерстве иностранных дел, сделал предложение, которое удовлетворило всех. Открыв студенческую визу нескольким парням и девушкам из Восточной Европы, они вполне могли бы разрешить данную проблему. То, что среди них, конечно, не окажется девственницы, вызвало протесты и гнев части жрецов, правда, весьма наигранный. Ведь почти никто до конца не верил в то, что Богиня может воплотиться в живом теле, а значит, ожидавшийся провал церемонии никого не удивит. В конце концов, они смогут сказать, что виноваты в этом сами, поскольку не могут предложить Богине лучшего из того, что у них есть. Сам Фрост был вдов – его жена умерла от воспаления лёгких ещё в молодости, так и не родив ему детей, – но у многих верующих были дети, включая вполне соответствующих требованиям. Он надеялся на то, что в случае неудачи ему удастся уговорить Высший Круг принять в данном направлении самые строгие меры, не ограничиваясь намёками или даже пустыми угрозами.

Он отпил кофе, почувствовав прилив сил. Грех, чувство вины, и раскаяние, ведущее к жертвенному искуплению – вот что ожидает их. «Чёрт, – подумал он, – мы превращаемся в настоящих католиков». Представив, как он проводит заседание тайного суда, подобного суду инквизиции, мистер Фрост почувствовал себя гораздо лучше. Молодые семьи существуют под их покровительством слишком вольготно, не зная ни страхов, ни забот, в то время как Богиня забыта и не получает должных почестей.

Думая о некоторых мамашах, которые первыми прибегут выгораживать своих деток, мистер Фрост ощутил приступ вожделения. Он тут же вспомнил о деньгах, которые уже удалось собрать на оплату студенческого труда, и широко улыбнулся. Неожиданно много заплатили те, у кого были дети, вступающие в пору зрелости. «Но это только начало, – сказал он себе, – только начало».

Глоток терпкого кофе окончательно изгнал из его души последние страхи и тревоги. Настоящая жизнь только начиналась!

3

Человек, служивший Злу, пересёк границу Австрии по поддельным документам. Не задерживаясь в Германии, он въехал во Францию как обычный турист, даже без паспортного контроля или таможенного досмотра. Шенгенское соглашение, сделавшее Европу «миром открытых дверей», позволяло путешествовать без ограничений, что для него, выросшего во времена тотального контроля над личностью, казалось настоящим волшебством, по сравнению с которым меркли даже те потусторонние силы, с которыми он был связан.

В Нормандию, куда его вело некое странное чувство, не знакомое обычным смертным, он добрался на автобусе. На окраине Монфор-Сюр-Риля, ведомый эти чувством, он, не обращая внимания ни на что, начал рыть землю. Стрелка невидимого компаса словно уткнулась во что-то в глубине, и он услышал чей-то голос, сказавший ему: «Тут». Лихорадочно копая землю голыми руками, каблуками ботинок, наконец, обломком какого-то железного предмета, подвернувшимся под руку, он вскоре углубился в землю почти на метр. Там он обнаружил небольшой кувшин с узким горлышком, который немедленно разбил. Со звоном на землю высыпались монеты – множество серебряных и с дюжину золотых. Получив столь явное подтверждение правильности избранного пути, человек стал ждать темноты. Несмотря на то, что он был курящим, на этот раз его рука не потянулась за сигаретами, чтобы, сидя над кладом, порадоваться добыче или поразмышлять о чём-то, делая одну сладкую затяжку за другой. Не беспокоил его и вечерний холод, с каждой минутой становившийся всё сильнее – наоборот, ожидая прихода тьмы, он чувствовал радостное возбуждение, которое усиливалось с каждой минутой.

Ровно в полночь он услышал странный шорох, раздавшийся неподалёку. Вскоре шорох повторился; за ним последовало кряхтение, принадлежавшее, судя по всему, кому-то старому, но вместе с тем необычайно низкорослому. Человек, затаив дыхание, повернулся туда и отчётливо увидел в темноте небольшую, ростом с четырёхлетнего ребёнка, фигуру кряжистого мужчины. Лепрекон носил сюртук и короткие штаны синего цвета; шёлковые белые чулки доходили до колен, а массивные кожаные башмаки были украшены позолоченными пряжками. На голове у него была красная «фригийская» шапочка; широкая окладистая борода лежала на груди, скрывая большую часть серебряных пуговиц.

Теперь человек закурил; спичка, чиркнув, вспыхнула у него в руках и отпугнула лепрекона.

– Не прячься, я тебя вижу, – как можно спокойнее сказал он, обращаясь к существу, которое все легенды наделяли недобрым нравом, алчностью и жестокостью.

Лепрекон закряхтел в темноте, но к свету всё же не приблизился.

– У тебя зрение Дьявола? Откуда?

– А откуда оно бывает? – человек потушил спичку, позволив лепрекону увидеть огни, пляшущие у него в глазах.

– И что тебе нужно? – лепрекон явно не торопился приближаться; в его голосе теперь слышался страх.

Человек издал короткий смешок.

– У меня здесь есть серебряные денье Карла Великого; несмотря на то, что они почернели от времени, на них наверняка найдётся спрос среди коллекционеров. К тому же я вижу тут византийские триенсы, стоимостью в треть безанта[8], – он зажал одну из золотых монет между средним и указательным пальцем и поднял её так, чтобы лепрекон видел.

– Чего ты хочешь?

– Я ищу кое-что, вещь, которой на самом деле не существует. Плоть призрака.

Лепрекон чуть приблизился к нему, предпочитая всё же сохранять безопасное расстояние. Когда он заговорил, в его голосе послышалась насмешка.

– Такого действительно не существует. Призраки бесплотны.

Лепрекон вдруг хитро прищурился, словно поняв, о чём идёт речь.

– Постой-ка… Ты о Треблинкском заклинании? – в его голосе слышалась насмешка.

– Да, лепрекон.

– Зови меня Жаном, ха! Треблинкское заклинание! Оно и задумано как невыполнимое! К тому же никто не знает, сработает ли оно, – лепрекон засунул большие пальцы своих сильных, узловатых рук за пояс и расхохотался.

– Как знаешь, – человек начал собирать монеты в сумку.

– Постой! – в глазах лепрекона полыхнуло красным, и человек понял, что в старых сказках, где упоминаются эти существа, далеко не всё – вымысел. – Если бы ты доказал мне, что не врёшь…

– Лови! – в воздухе мелькнула серебряная монета в один денье[9], пролежавшая в земле, пожалуй, не менее тысячи лет. Лепрекон поймал монету, и она тут же исчезла, словно её и не было.

– Как снова её… заработал! – едва не проговорился Жан. Видимо, монеты достались ему не самым честным путём.

Человек решил проверить одну из своих догадок:

– Слушай, а там, откуда ты сейчас, там жарко? Это правда – то, что говорят о пекле?

Лепрекон, не сдерживая эмоций, зло бросил в ответ:

– Там всё по-другому! Какой огонь может быть в месте, где нет ничего материального? Но ты чувствуешь эту муку постоянно, ежесекундно – пока тебя не призовут.

Человек предположил, что лепрекон при жизни был человеком, заключившим сделку с дьяволом, и в аду является одним из низших демонов, лишь немногим отличаясь от обычных грешников.

– Ты продал свою душу за золото и серебро! – выпалил человек и по реакции лепрекона понял, что не ошибся.

– Что ты об этом знаешь! – взвизгнул Жан, и из его рта посыпались искры. – Что ты знаешь о бедности, о том, как выглядят монеты, когда ими водят у тебя перед носом?

Человек подбросил ещё один денье в воздух – и поймал прежде, чем лепрекон успел его схватить.

– Да, я продал свою душу! – и вновь серебряная монета исчезла, едва попав к нему в руки. Лепрекон торопливо продолжал, говоря с неожиданным жаром. – Я добывал монеты без труда, они будто просились мне в руки. Я грабил путников, отдававших мне свои туго набитые кошельки, я продавал втридорога самую немыслимую оловянную дребедень, выдавая её за серебро, пока…

Лепрекон умолк, выжидая, и человек бросил ему ещё одну монету.

– … пока однажды, на ярмарке в Руане, я не попался. Я не сознался даже под самыми лютыми пытками о том, где спрятал клад, и всё отрицал. – Лепрекон гневно посмотрел на человека, словно тот был в чём-то виноват. – Но слишком многие указали на меня, и мне отрубили голову. Тем не менее, мои монеты всё ещё здесь, а значит, я могу иногда к ним вернуться, чтобы немного… пошалить.

В воздухе мелькнул ещё один денье, ловко пойманный лепреконом. Он насмешливо посмотрел на человека:

– А ты? Ты за что продал душу?

– Монеты здесь у меня.

– Ха-ха! У меня уже тоже кое-что есть… хотя явно недостаточно – моя сила далеко не та, что раньше. – Лепрекон спохватился, поняв, что сболтнул лишнее. – Но выражение твоего лица свидетельствует о том, что тут замешана женщина. Несчастная любовь, не так ли?

Лепрекон, не скрывая своего злорадства, приблизился к человеку.

– Твоя сделка – такая же, как и все остальные. Никто не понимает главного, парень, – в голосе лепрекона послышалась жалость к самому себе. – Заключив сделку с дьяволом, ты уже уступил ему. Нельзя поддаваться злу.

Человек рассмеялся в ответ, стараясь, чтобы его смех звучал как можно беззаботнее.

– Значит, я уже потерял свою душу. В любом случае, твои монеты – у меня!

Лепрекон снова закряхтел.

– Ты намекаешь на то, что станешь выше, чем я. Но адские муки – для всех одинаковы. Даже падшие ангелы и Сата…