Текст книги "Невеста по фотографии"

Майские невесты

Наступила ночь, но невесты до сих пор сидели в номере Подыль. Они оправдывали это тем, что официальная свадебная церемония еще не состоялась, а значит, идти к женихам они обязаны не были. Подыль все еще было очень стыдно остаться в одной комнате с Тхэваном. Девушка сказала хозяйке, которая пришла разобраться в ситуации:

– Покудова мы еще не сыграли свадьбу, сегодня хотим остаться спать все вместе в моей комнате. Пожалуйста, скажите об этом женихам.

– Вот и славно! А то, как только вы разойдетесь, мы снова услышим рев, так что спите здесь. Я скажу женихам. И Тхэвану, когда он придет, скажу пойти переночевать в другом номере. Завтра сыграете свадьбу, разъедетесь кто куда, и уж неизвестно, когда встретитесь снова, поэтому хорошенько пообщайтесь друг с другом напоследок!

– Разъедемся? Куда это мы разъедемся? – испугалась Мёнок.

На чуждых островах Пхова самыми нужными людьми были друзья, ведь только поддерживая друг друга, они преодолевали трудности. Подыль чувствовала то же самое: до сих пор подруги были лучше и надежнее Тхэвана.

– Два жениха живут на этом острове, а остальные трое приехали из Мауи, Кауаи и Большого острова.

Все эти острова со сложно произносимыми названиями были им незнакомы. Как только девушки принялись задавать все больше вопросов, хозяйка села и начала рассказывать им о Пхова. Ответы женщины звучали словно заученный текст, будто бы так случалось каждый раз, когда приезжали новые невесты по фотографии. Сначала она поведала им, что Пхова – это иероглифическое название островов, а на самом деле это место называется Гавайи. Изначально Гавайи было королевством, но чуть больше двадцати лет назад европейцы свергли королеву и сделали эту землю американской. Оказывается, место, которое они считали раем, находится в таком же положении, что и Чосон, захваченный Японией. Глаза всех девушек расширились от удивления.

– В прошлом году заточенная во дворце королева скончалась. Увидев, как на похоронах плакали гавайцы, я не сдержала слез, будто это горе мне было не чужим. Вы видели этих темных полных людей? Это и есть местные гавайцы. Они добрые и сердечные, поэтому с ними иметь дело намного приятнее, чем с хаоле.

– А кто такие хаоле? – поинтересовалась Максон.

– Хаоле означает на местном языке белого человека. Тростниковые, ананасовые плантации – все принадлежат хаоле. Изначально это были земли местных, но у них всё отобрали, поэтому сейчас всем владеют хаоле. Как ни крути, в слабых странах несчастен лишь простой народ.

Землевладельцы в огромном количестве выращивали и вывозили тростник и ананасы. Они сделали Гавайи американской землей еще и для того, чтобы не платить большие таможенные пошлины за вывоз продуктов. Поначалу землевладельцы использовали местных в качестве рабочих, но их катастрофически не хватало. Поэтому они стали нанимать европейцев, но те не смогли работать в такую жару. И тогда плантаторы устремили свои взоры на Азию. Большинство китайцев, которых позвали первыми, по окончании контрактов тут же бросили плантации и уехали в Америку, на материк. После них приехали на заработки японцы. По завершении контрактов они часто уезжали на материк либо устраивали забастовки, требуя повышения зарплаты и улучшения условий труда. Первые работники из Чосона приехали сюда в 1903 году. После этого, вплоть до 1905 года, когда запретили иммиграцию, сюда приехало больше семи тысяч чосонцев, однако по сравнению с двумястами тысячами японцев их число было небольшим.

– А когды приехали вы? – спросила Подыль. Ей хотелось узнать, когда приехал Тхэван.

– В 1905-м. В этом году четырнадцать лет!

Хозяйка гостиницы сказала, что на Гавайях годы считают по солнечному календарю. По нему девушки приехали на Гавайи 12 мая 1918 года. Подыль больше сегодняшней даты интересовало, когда сюда приехал Тхэван, поэтому она незаметно постаралась сосчитать это на пальцах. 14 лет… значит, он приехал сюда, когда ему было столько же, сколько ее брату Кюсику. Хорошо, что он приехал в это незнакомое место с родными. Хозяйка продолжала свой рассказ:

– Гавайи – это несколько островов, однако на одном из них, Оаху, живет больше половины населения всего архипелага. А самым оживленным его местом является Гонолулу, город, где и находится гостиница. Мы зовем Гонолулу Хохан, это как в Чосоне Хансон – столица[15]15
  Хансон – название Сеула в эпоху Чосон.


[Закрыть]. Хотя, наверное, надо называть его Кёнсон.

Захватив страну, Япония переименовала город Хансон, где живет правитель, в Кёнсон. Из всех сидевших в комнате невест только Максон бывала в столице.

– И кто ж из нас будет жить здесь? – спросила Хончжу, которая всегда мечтала переехать в оживленный город.

Женщина указала взглядом на Подыль и Сонхву. Лица остальных выразили разочарование вперемешку с завистью.

– Ваши женихи живут на севере, на ферме Кахуку. На другие острова нужно добираться вплавь, а до Кахуку можно доехать поездом.

Услышав, что будет жить вместе с Подыль, Сонхва слегка улыбнулась. Впервые с момента приезда она проявила эмоции. Подыль было приятно узнать, что она не расстанется хотя бы с Сонхвой, но радостнее всего ей было от того, что не придется плыть на лодке. Было страшно вспоминать о морской болезни, но ужаснее этого было представить, что Тхэван увидит ее в таком состоянии. Подыль настолько воодушевилась от этих мыслей, что, сама того не замечая, начала трясти руку Сонхвы, но, увидев, как по щекам Хончжу снова потекли слезы, быстро ее отпустила. С лица Сонхвы тоже сошла улыбка. Мёнок и Максон подхватили плач, услышав, что им придется снова плыть на лодке неизвестно куда.

– Завтра свадьба, а у вас будут опухшие страшные лица, так что прекращайте рыдать и спите! – сказала хозяйка, принеся дополнительные циновки.

– А где будет проходить церемония? – спросила Подыль. Ее давно мучил этот вопрос, но она старалась сдержаться, чтобы не показать своих чувств перед подругами, которые потеряли и интерес к этому событию, и вообще любую надежду.

– По словам Тхэвана, это будет общая для всех свадебная церемония в методистской церкви на улице Лилиха. Сегодня воскресенье и уже вечер, так что церемония состоится завтра.

– Знать, там и будет церемония? Мы втроем вообще-то некрещеные, ничего? То есть все эти женихи ходят в церковь? – резко спросила Хончжу.

– В церкви играют свадьбу не только верующие. Здесь сложно найти подходящее для такой церемонии место, да и того, кто все проведет, – тоже непросто, поэтому так. А еще в церкви можно послушать, что происходит в мире, узнать, что случилось в Чосоне, пообщаться с другими людьми, так что тут много тех, кто туда ходит.

Услышав эти слова, Мёнок вдруг перестала плакать и посоветовала всем уверовать в Господа Бога. После чего они с Максон взялись за руки и стали молиться.

Подыль уступила кровать Хончжу и Сонхве и улеглась вместе с Мёнок и Максон на полу. Подруги засыпали, вздыхая и оплакивая свою участь, хлюпали носами, просыпались и вновь засыпали, а Подыль никак не могла сомкнуть глаз. Она боялась, что преследовавшая ее с момента прибытия на Гавайи удача окажется сном. Живя в Очжинмаль, девушка была уверена, что, пусть она и дочь бедной вдовы, у нее самой жизнь непременно сложится. Возможно, за неимением других примеров для сравнения, кроме девушек из ее деревни и побывавшей замужем Хончжу, Подыль считала себя невестой ничуть не хуже остальных.

По пути на Гавайи чем больше девушка встречалась с новыми и разными людьми, тем меньше у нее оставалось уверенности в себе. Она испытывала гордость перед Сонхвой, которая не знала даже азбуки, но оказалось, что людей хуже нее не так много. Мёнок и Максон даже ходили в женскую гимназию при церкви. А Мёнок к тому же могла немного говорить по-английски. И даже янбанское происхождение – то единственное, что ее определяло, – за пределами Чосона оказалось бесполезным, даже бессмысленным. Никто даже и не спросил бы, к какому социальному рангу она принадлежала в своей стране.

В нынешней ситуации на первом месте были не школьные знания и статус, а внешность и возраст. В конце концов, именно это и стало причиной отчаяния ее подруг. Никто бы из них не посчитал себя обманутой, если бы женихи были более молодыми и привлекательными, даже если бы их внешность отличалась от той, что на фотографии. Пока что никто из девушек не знал, какие их женихи по характеру. Все, в том числе и Подыль, судили о своей удаче или своем горе лишь по внешности. Безусловно, мужчины поступали точно так же.

Стоило этой мысли прийти в голову, как Подыль еще сильнее в себе засомневалась. Хотя на лице Хончжу всегда читалась уверенность, она никогда не считала себя хуже подруги, пусть даже та лучше нее владела искусством макияжа, который позволял скрыть недостатки и подчеркнуть достоинства. В обычной жизни Подыль казалось, что это хорошо, что она крохотная и изящная, но, приехав на Гавайи, почувствовала некое отторжение к росту и элегантности Хончжу, которая в этом не уступала даже иностранкам. Более того, после морской болезни комплекция Подыль стала еще хуже, чем была до этого. Выросшие в больших городах, не сравнимых с Очжинмаль, Чинчжу и Сувоне, и даже посещавшие женские школы Мёнок и Максон привыкли к городской жизни и выглядели интеллигентно. И несмотря на то что последней осталась Сонхва, если судить по лицу, то из всех пяти она была самой симпатичной. Ее острый подбородок и внушительные черты лица пусть и остались такими же, что в Чосоне, но отчего-то становились все привлекательнее.

Чем больше Подыль об этом думала, тем сильнее ей казалось, что если у остальных подруг проблемы с женихами, то у нее вопросы только к себе самой. Тем более что она слышала, что Тхэван действительно землевладелец. Неизвестно, что было с другими мужчинами, но, видимо, все, что говорили свахи о ее собственном женихе, было правдой. А что, если, подобно тому, как ее подруги разочаровались в своих женихах и пришли спать в комнату Подыль, Тхэван разочаровался в ней самой, поэтому вел себя так холодно и в итоге ушел? А что, если он решил отменить свадьбу? Всю ночь Подыль барахталась в этих мыслях словно в яме.

Начало светать. Уснувшие лишь под утро невесты встали, только когда их разбудила дочь хозяйки, позвав на завтрак. Грустя о том, что ничего не изменилось, они отправились в столовую. У всех до единой были опухшие глаза. А у Подыль, не спавшей всю ночь, правда по другим причинам, опухло еще и лицо.

Зайдя в столовую и неожиданно заметив Тхэвана, Подыль испугалась. Она никак не могла подумать, что он здесь. Сидевший вместе с другими женихами молодой человек выглядел так, будто он им сын или внук. Поймав на себе взгляд невесты, Тхэван моргнул в знак приветствия. Увидев жениха в гостинице, Подыль успокоилась и начала волноваться за свой взъерошенный вид. Как и прошлым вечером, невесты сидели за отдельным столом от женихов. Выражение лица Хончжу, которая увидела Тхэвана впервые, заметно похолодело.

– Надо же, а твой жених и впрямь как с фотографии. Везет же тебе, – сказала Мёнок, понизив голос, однако ее слова услышали все мужчины. Подыль стало обидно, что Тхэван тоже это слышал. Девушка тут же вспомнила, о чем думала ночью, и занервничала.

Принесли рис, мясной суп и омлет, который разложили порционно каждому. Такое блюдо не подавалось в Чосоне даже на дни рождения. Голодные после ночи тревожного сна невесты хоть и без большого аппетита, но живо принялись за еду, а женихи, которые шумели прошлым вечером под воздействием алкоголя, сидели тихо.

Скрепя сердце девушки смирились с реальностью. Если они не выйдут замуж, то их отправят обратно в Чосон. Даже если бы у них были деньги на обратный путь, никто из них не пожелал бы возвратиться домой. В Чосоне им придется до конца своих дней жить с клеймом женщины, побывавшей замужем. А это означало еще более адскую и мучительную жизнь, чем брак со стариком. Вкусившие новых впечатлений и свободы за время пути на Гавайи девушки лелеяли эти воспоминания и готовились стерпеть новые трудности. Как ни крути, им придется теперь жить здесь.

Невесты упаковали в своих номерах чемоданы и вновь собрались в комнате Подыль, чтобы подготовиться к свадебной церемонии. Вместо купленного для свадьбы наряда в западном стиле Хончжу надела собранные ее мамой зеленую кофту и малиновую юбку. Костюм в западном стиле она испачкала вчера, сидя на полу и рыдая. Подыль переоделась в свой розовый наряд. Девушка причесала волосы и потянулась за пудрой, но в этот момент Хончжу выхватила у нее коробочку. В растерянности Подыль не знала, куда деть свою руку. До этого девушка все время, не жалея, делилась своей косметикой с Подыль и Сонхвой, у которых не было своей. Они хоть и говорили, что это необязательно, Хончжу доставляло безумное удовольствие раскрашивать подруг.

– Энта пусанская ачжимэ, как она могла так поступить? Почём тебе она нашла хорошую партию, а нас с Сонхвой свела с такими стариками? А ведь моя мама ей даже заплатила! – съязвила Хончжу, отбирая у Подыль пудру.

От смущения и обиды Подыль покраснела. Слова Хончжу ее задели. Неизвестно, как было с Сонхвой, но Хончжу сама выбрала себе жениха. Девушке хотелось напомнить подруге, что она сама, и никто другой, определила себе в мужья Чо Токсама, но вместо слов она заплакала. Огорчение, которое она испытывала из-за своего несовершенства на фоне прекрасного жениха, ничем не отличалось от огромного разочарования других из-за их будущих мужей. Подыль решила, что ее переживания слишком ничтожны, поэтому еще ни разу не плакала из-за себя. Хотя ее печаль смешивалась с чужой грустью, раньше она проливала слезы, переживая за подруг. Но сейчас, после упреков лучшей подруги, запрятанные в сердце чувства вдруг хлынули наружу. Когда Подыль разревелась, спрятав лицо в ладони, комната вновь превратилась в соленый океан. Хончжу извинялась и пыталась предложить подруге пудру, но та до последнего отказывалась.

До церкви было больше получаса пешком. Попрощавшись с хозяевами и выйдя из гостиницы, женихи и невесты пустились в путь по отдельности. Наверное, ночью шел дождь, поэтому дорога была влажной. По скорбным лицам девушек, идущих вдоль смрадного темного ручья, можно было предположить, что они направляются не на свадьбу, а, скорее, на похороны. Подыль нашла утешение в общем плаче, тем не менее ей овладело едва уловимое чувство обособленности от остальных. Увидев Тхэвана, Хончжу больше сблизилась с Мёнок и Максон. Превратившись словно в умалишенную, Сонхва никак не могла ее утешить. Да и Тхэван, шедший поодаль от остальных мужчин, но так ни разу и не взглянувший на Подыль, не мог прогнать отчужденность и горечь.

Выйдя из тени зданий, девушки ощутили на себе обжигающие лучи солнца. Морской ветер никак не мог остудить зной и лишь развевал волосы и подолы юбок. Девушки плелись очень медленно, что есть силы щуря опухшие от слез глаза и удерживая подолы юбок. Прохожие косились на них, идущих в разноцветных традиционных чосонских нарядах. И даже когда продавщица фруктов, встретившаяся им по дороге, сказала им «Алоха!», никто из них ей не ответил.

Перейдя по мосту через ручей, они оказались на улице, похожей на ту, что привела их в гостиницу в первый день, – там вереницей стояли деревянные домики в один или два этажа. Улица была грязной и шумной и полнилась людьми разного цвета кожи и облика, говорящими на разных языках. Мокрая дорога была вязкой от лошадиного навоза и фруктовых ошметков. «Если уж этот город, который хозяйка гостиницы гордо назвала гавайским Кёнсоном, такой, то каким тогда будет место, куда нам придется отправиться жить?» – вздыхали девушки.

Женихи остановились у церкви на обочине большой дороги. Это оказалось двухэтажное здание с маленьким двориком. Невесты вошли в церковь вслед за женихами. Подыль находилась в христианском храме впервые. Выросшая с бабушкой-шаманкой Сонхва озиралась по сторонам с еще более нелепым видом, чем обычно. Женихов и невест встретили жена священника и две женщины, так называемые дьяконы-помощницы.

Фату и букеты можно было арендовать за деньги. И хотя букеты разрешалось унести с собой, фату после окончания церемонии нужно было вернуть. Когда жених Максон пробурчал, что это дорого, девушка снова расплакалась. Хончжу посмотрела на своего жениха словно на букашку и выбрала самые красивые фату и букет. Взглянув на ненакрашенное лицо Подыль, помощница Ким припудрила ей щеки и накрасила брови и губы.

– Ты невеста начальника Со, поэтому должна быть собранной! Мы думали, он так и состарится холостяком, а тут он вот так вдруг женится! Как поженитесь, уговори мужа снова ходить в церковь! Вместе с тобой!

Пак Сокпо назвал Тхэвана «начальником», а теперь и помощница в церкви. Девушка не знала, что бы это могло значить, как и не знала, что значит «уговорить мужа», но, услышав, что помощница Ким знает Тхэвана, девушка стала волноваться, что ее посчитают неискренней в своих намерениях невесты, поскольку она пришла на свою свадьбу ненакрашенной. С макияжем и в воздушной фате до пола Подыль по-настоящему почувствовала, что выходит замуж. Надев фату и взяв букеты, другие невесты в такой атмосфере, казалось, тоже забыли на время, что у них за женихи. Подыль взглянула на Тхэвана. Он был в костюме на западный манер и с завязанным галстуком, однако в его лице было что-то неестественное. На нем не читалось ни предвкушения свадьбы, ни волнения.

– До чего же хороша! – нанося последние штрихи макияжа на лицо Сонхвы, воскликнула жена священника.

Из-за прилизанных маслом волос морщины на лице Пак Сокпо выступали еще сильнее. Мужчина посмотрел на Сонхву и широко улыбнулся – можно было заметить, что у него недостает нескольких зубов. Надев ту фату, которая осталась, и взяв последний букет, Сонхва выглядела потерянно, будто бы пришла на чужое торжество. Как же горько стало бы ее бабушке, которая отправила ее на Гавайи, желая внучке жизни как у обычных девушек, если бы она увидела этого Пак Сокпо. Подыль переживала за Сонхву больше, чем за плакавшую навзрыд Хончжу.

Когда приготовления кончились, священник сказал всем встать со своими парами. Подыль очнулась. Не время думать о других. Из всех женихов только Тхэван был равнодушен к своей невесте. Чо Токсам все время кружил вокруг Хончжу, хотя та его явно игнорировала; женихи Мёнок и Максон то и дело улыбались, поглядывая на своих нарядных невест. И только Тхэван стоял в стороне, уступая по степени растерянности лишь Сонхве.

Мёнок и Максон стояли с женихами впереди, остальные три пары – сзади. С букетом цветов, которые она видела впервые, Подыль стояла немного поодаль от Тхэвана. Помощница Ким подошла к ним и поставила девушку поближе к жениху. Священник проводил обряд, а его жена и две помощницы стали единственными гостями на торжестве. Как же так? Она выходит замуж, а на свадьбе нет ни гостей, ни ее мамы, ни ее семьи? У Подыль в горле встал ком.

Когда священник спросил их о готовности вступить в этот брак, Хончжу разрыдалась. Стоявшие впереди Мёнок и Максон тоже заплакали. Их плач был громче, чем «да» женихов. Возможно, священник уже привык к подобным ситуациям, поэтому с невозмутимым лицом продолжал церемонию. Несмотря на рыдания, Мёнок и Максон читали псалмы вместе с остальными. Подыль, которая ни разу в жизни не видела Библии и не слышала ни одной молитвы, казалось, что она находится на чужой свадьбе. К счастью, Тхэван, похоже, испытывал то же самое.

Чем больше священник говорил о том, что отныне они должны жить с мужьями в любви и согласии, что у них появятся дети, и давал другие подобные наставления на светлое будущее, тем громче плакали невесты. Пока сквозь рыдания Мёнок и Максон следовали речам священника, вторя ему «аминь», Хончжу рыдала, причитая, будто по умершему. При мысли, что теперь неизвестно когда она сможет увидеть своих маму и братьев, из глаз Подыль потекли слезы.

Настало время клятв и обмена кольцами. По команде священника женихи вытащили из карманов по колечку. В руке Тхэвана тоже оказалось серебряное кольцо. Подыль протянула нежную руку, которая стала такой из-за того, что девушка несколько месяцев не работала. Сердце выпрыгивало из груди. «Это потому что кольцо такое чудесное!» – объяснила она про себя. Когда Тхэван взял ее руку, сердце девушки забилось еще сильнее. Тхэван стал надевать кольцо ей на безымянный палец, но оно застряло на фаланге и никак не пролезало. Лицо растерянного жениха стало красным, но Подыль покраснела еще сильнее.

– Я потом его увеличу и отдам тебе. – Тхэван захотел снять кольцо. Его слова прозвучали для девушки так, будто он хотел отменить свадьбу!

– Нет, не надо!

Отодвинув руку Тхэвана, Подыль силой втиснула палец в кольцо. Только оставив ранки на коже, украшение встало на свое место. Девушка наконец-то выдохнула с облегчением. Фату нужно будет вернуть, цветы завянут, а кольцо навсегда останется на пальце. Оно было будто доказательством того, что она сможет учиться и помочь своей семье.

Молодожены вместе со свещенником, его женой и помощницами отправились отпраздновать свадьбу и пообедать в китайский ресторан рядом с церковью. Здесь, в отличие от гостиницы, невесты совсем не могли поесть. Им не нравилась слишком жирная еда, а от мыслей, что скоро им придется друг с другом расстаться, совсем пропал аппетит.

– Не знаю, где там энтот остров Мауи, но как только я верну все долги Чо Токсаму, я тут же от него сбегу. Дай мне свой адрес, – сказала Хончжу Подыль, когда они вместе отправились в туалет. Отчего-то обида Подыль на Хончжу из-за пудры тут же исчезла, и ей стало больно при мысли о расставании с подругой.

– Дай, пожалуйста, моим подругам свой адрес!

На просьбу Подыль Тхэван оторвал от принесенной газеты клочок и написал на нем адрес. Это послужило началом обмена адресами. Другие женихи не знали, как написать адрес по-английски. На лице Хончжу появилось подозрение. То чрезвычайно милое письмо кто-то написал за Токсама? Да нет же, он точно умеет писать! Правда, как его образ подходит к тому письму о синих волнах? На лице подруги Подыль прочитала собственные мысли, но подумала, что Хончжу все же повезло больше, пусть она и получила фальшивое письмо. Токсам хотя бы отчасти попытался завоевать ее сердце.

Подыль и ее спутникам пришло время отправляться в Кахуку. Мёнок и Максон сказали, что проведут один-два дня в Гонолулу в качестве медового месяца, Хончжу же на ночном корабле уезжала на остров Мауи.

– Подыль, Сонхва, здоровья и удачи вам! Я буду писать письма!

Хончжу снова в слезах обняла Подыль и Сонхву. Оставшись вдовой, Хончжу пусть и злилась, но не плакала. А теперь такая девушка, как она, приехав на Гавайи, рыдает до красноты в глазах. Подыль что есть силы прижала к себе подругу.

– Хончжу, ты тоже береги себя! И я, как обустроюсь, напишу тебе письмо!

Находившийся рядом с пристанью шумный вокзал Гонолулу кишмя кишел людьми с чемоданами, лошадьми и повозками. Как и сказала хозяйка гостиницы, большинство живших на Гавайях хаоле были людьми высокого статуса или богачами – их отличали внешний вид и багаж. Тхэван, который попал в их число, став землевладельцем, казался Подыль удивительным. И все же ей было интересно, почему такой человек выбрал в невесты именно ее. Отчего-то девушка забеспокоилась, что пусанская ачжимэ и свахи могли про нее наврать. Больше, чем быть нелюбимой Тхэваном, Подыль не хотелось выглядеть в его глазах обманщицей.

Тхэван ушел за билетами, а Подыль, Сонхва и Сокпо остались ждать под палящим солнцем. Крохотный зал ожидания и все места в тени зданий и деревьев были заняты людьми. Сонхва и Подыль, которые под длинные юбки надели не только подъюбники, но и длинное нижнее белье, обливались потом. Поначалу костюмы женщин, обнажающие руки и позволяющие видеть ноги, казались Подыль чем-то неприличным, но сейчас она им завидовала. Ей тоже очень хотелось избавиться от носков и на босу ногу надеть соломенные сандалии.

Увидев красное, как спелая хурма, лицо Сонхвы, Сокпо заволновался и, сняв пиджак, поднял его над головой девушки, будто козырек. Придя в себя, Сонхва притянула к себе Подыль. Та уже было подумала, что они сгорят заживо, но, зайдя в тень, удивилась тому, что внезапно стало прохладнее. Увидев, как девушки посвежели, Сокпо улыбнулся. Подыль вдруг вспомнился старик из дома семьи Чансу в Очжинмаль, который все время пытался дарить что-то своему долгожданному внуку, поздно появившемуся на свет. Новоявленный муж Сокпо казался старше того дедушки.

Вернулся Тхэван и раздал всем билеты. Подыль рассмотрела его: на длинной прямоугольной бумажке было написано что-то по-английски. Из всего алфавита, изученного в Кобе благодаря Эстер, девушка смогла лишь смутно вспомнить первую по порядку букву А. Посередине довольно большими буквами было напечатано: «MAY 13/18».

Кондуктор начал проверку билетов. В поезде не было свободных мест, поэтому всем четверым пришлось ехать стоя. Вокруг суетились пассажиры с чемоданами. Подыль боялась, что ее букет невесты, который она прижимала к груди, завянет. Некоторые цветы уже имели жалкий вид. Сонхва же забывала букет каждый раз, когда куда-нибудь отлучалась, и за ним приходилось следить Сокпо, но в конце концов она забежала в туалет перед отправлением поезда и забыла цветы там. Когда Сокпо о них вспомнил, поезд уже отошел от вокзала.

– Очень обидно, но что поделать?

Подыль было жалко букета, но Сонхва выглядела так, будто цветы ей надоели.

Все пассажиры, ехавшие в одном вагоне с Подыль и ее спутниками, были азиатами. Поезд сильно громыхал, и когда сильно качало, Тхэван слегка придерживал Подыль, которая норовила упасть. Уткнувшись раз носом в грудь Тхэвана, Подыль поспешно выпрямилась и отвернулась к окну, чтобы скрыть покрасневшее лицо. На каждой станции люди выходили, а вместо них заходили другие, но пассажиров стало меньше. Стоящие на железнодорожных переездах люди махали им руками. Подыль начала было махать в ответ, но, поймав взгляд Тхэвана, быстро перестала.

Когда освободились места, Сокпо усадил Сонхву, а потом пригласил сесть и Подыль. Девушка сначала отказалась, так как не хотела, чтобы пожилой человек из-за нее стоял, а также не желала покидать своего мужа, но, после того как Тхэван сказал ей сесть, заняла место рядом с Сонхвой.

– Ты в порядке?

На вопрос Подыль Сонхва, приоткрыв рот, улыбнулась и кивнула. Девушка пристально глядела в окно, а ее лицо было намного живее, чем раньше. Стоило ей покинуть суетный город, как она стала выглядеть заметно лучше. Подыль не о чем было поговорить с Сонхвой. Была бы здесь Хончжу, они бы болтали без остановки. Подыль уже скучала по подруге.

Поезд ехал вдоль моря. На каждой станции виднелись дома с дымящими трубами.

– А что энто за дым? – спросила Подыль сидящего перед ними Сокпо. Их разница в возрасте была настолько большой, что Подыль даже и не думала о нем как о незнакомом мужчине, с которым нужно соблюдать дистанцию.

– Это дым с производства сахара, – ответил Сокпо так же фамильярно, словно и он думал точно так же.

После этого он развернулся к девушкам и начал рассказывать им о том, о чем они даже не спрашивали. Из Гонолулу, что на юго-востоке острова Оаху, до Кахуку, находящегося на северо-востоке, вдоль береговой линии для транспортировки сахарного тростника была проложена железная дорога. Все остановки, где сейчас выходили люди, были в основном крупными плантациями или заводами по производству сахара, откуда продукцию на кораблях везли на материковую Америку или в Европу. Подыль заметила, что Сокпо говорил, не сводя глаз с Сонхвы, которая его даже не слушала. На его лице сияла довольная улыбка.

Подыль оглянулась на сидевшего на несколько рядов позади нее Тхэвана – он читал газету. Казалось, что, даже если бы он не был занят, то все равно не посмотрел бы на жену. И хотя после свадьбы волнения, терзавшие ее прошлой ночью, рассеялись, горечь оттого, что Тхэван по-прежнему ведет себя будто чужой, становилась все сильнее. Девушка успокаивала себя, говоря, что он выбрал ее так же, как и она выбрала его. Если бы она ему не понравилась, то он сколько угодно мог бы искать другую. Зачем тогда он отправлял сто пятьдесят долларов, чтобы она приехала на Гавайи, зачем тогда ему свадьба и зачем он везет ее в свой дом? И пусть пожениться они решили несколько месяцев назад, впервые по-настоящему встретились они только вчера. Непросто сразу начать проявлять любовь и доброту только потому, что вы женаты. Тем более что он такой серьезный по характеру человек. Пока что чувство отстраненности и неловкости в порядке вещей. Подыль успокаивала свою душу, качающуюся, словно на качелях, при каждом поступке Тхэвана.

«Как же легко тебя растревожить! Он тот, с кем ты проведешь всю свою жизнь! Будь покойна!» – с еще более спокойным сердцем Подыль посмотрела в окно.

Слева совсем близко шумело море, справа вдалеке ширмой стояли горы. В их ущельях, словно складки на подоле платья, расположились поля – это и были сахарные плантации. На них трудились люди, где-то виднелись кучи собранного тростника.

«Кажись, их потом отправят на заводы. И как энто такие палки превращают в сахарную пудру? Невероятно интересно!»

Подыль впервые видела такие огромные, бескрайние земли и поля, на которых выращивают лишь одну сельскохозяйственную культуру. Ей стало стыдно, что те огородики в Очжинмаль, на которых вместе выращивали по одному кустику перца, кунжута и хлопка, она называла полями. Насколько же большая земля у Тхэвана? Сколько у него рабочих? Здесь работникам на плантациях тоже выносят рис? С такими мыслями под мерное укачивание поезда Подыль уснула.

– Приехали! – стоящий рядом Тхэван легонько потряс Подыль за плечо.

Открыв глаза и осознав, что у нее во сне изо рта потекли слюни, девушка поспешно вытерла рот и встала. Лежавший на коленях букет упал на пол. Она быстро подхватила сильно увядшие, но до сих пор источавшие приятный аромат цветы.

Станция Кахуку была конечной. Вечернее солнце сглаживало пейзажи. Большинство сошедших с поезда пассажиров, казалось, были работниками плантаций – на всех была поношенная одежда. Тхэван взял чемодан Подыль и пошел вперед. Схватив за руку Сонхву, Подыль последовала за ним. Сокпо шел рядом с Сонхвой. Как и на других станциях, в Кахуку располагались почта, продуктовые магазины и бары. Во дворе сахарного завода с высоко торчащей вверх трубой был сложен в кучи тростник, суетливо трудились рабочие. Больше завода и торговой улицы девушку впечатлила устремившаяся ввысь, будто Мэбонсан в Очжинмаль, гора. Сокпо сказал, что это гора Коолау. Подыль попыталась повторить про себя это название. В отличие от гор, которые она видела вдалеке из поезда, Коолау была совсем близко и источала свежесть. Девушке понравилась эта крепкая неприступная гора.