Текст книги "Невеста по фотографии"

– Спишь? – неожиданно толкнула Хончжу подругу.

– Не сплю. Тяжело спать в комнате с другими, когда раньше спала одна? – спросила Подыль, для которой это было обычным делом – до того, как ее братья выросли, вся семья девушки спала в одной комнате.

– Да нет. Кажись, мы на школьной экскурсии. Мы были в Пусане, и все дети спали в одной комнате. Кто первым засыпал, тому мазали углем лицо.

Подыль вспомнила, что слышала об этом от Хончжу. Для девушки, которая ушла из школы посреди учебного года, такие истории, как эта, о школьных экскурсиях, больно жгли сердце. Но это было давно в прошлом. Приехав в Пхова, она сможет позволить себе все что душе угодно.

– Сонхва, когда ты сюды приехала? – обратилась Хончжу впервые к девушке.

На секунду комната погрузилась в тишину, еще более густую, тем тьма.

– Спит, поди, – сказала Подыль, которая видела, что Сонхва рядом с ней не спит. Пусть им и придется ехать в Пхова вместе, девушке совсем не хотелось дружить с внучкой шаманки.

– Что, правда спит? – поддержала подругу Хончжу.

– Сразу после зимнего солнцестояния, – во тьме раздался немного хриплый голос. Он был похож на голос Кымхвы, когда та призывала удачу в Новом году деревенским.

– И досель ты здесь? – неожиданно для себя спросила Подыль. С месяца зимнего солнцестояния прошло уже два месяца.

Сонхва вздохнула:

– Бабушка наказала домой не возвращатися…

Боль девушки обнажилась во тьме. Они поговорили совсем немного, но все было и так понятно. Подыль и Хончжу тоже не знали, когда смогут снова вернуться домой.

– И что ты делала эти два месяца? – спросила Хончжу.

– Ды так…

Чтобы получить ответ от Сонхвы, нужно было потерпеть. Но Хончжу сдалась и спросила о другом:

– А как выглядит твой жених? У тебя есть его фотография? Покажи!

Подыль тоже было интересно, кто выбрал Сонхву в жены.

Сонхва поколебалась, а затем чем-то зашуршала, встала и зажгла керосиновую лампу. Подыль и Хончжу сели на постели и быстро заслонили руками лампу, когда ачжимэ начала ворчать. Женщина перевернулась и снова захрапела, подружки выдохнули от облегчения и захихикали. Слегка улыбнувшись при виде этой картины, Сонхва аккуратно достала из-под крыши узелок и вынула оттуда фотографию. Жадно следившая за движениями девушки Хончжу тут же выхватила у нее фотографию и осветила ее лампой. Подыль тоже подвинулась к ней, чтобы рассмотреть жениха поближе. Мужчина на картинке тоже был в европейском костюме и не сильно отличался от Тхэвана и Токсама. На обратной стороне было написано: «Пак Сокпо, тридцать шесть лет». Он был младше тридцатидевятилетнего Токсама.

– Ты и письмо получила?

Сонхва отрицательно покачала головой.

– Ты знаешь азбуку? – спросила Подыль.

Сонхва опять покачала головой. Безграмотных людей было намного больше, чем тех, кто знал, как читать и писать, поэтому это было не страшно. Но Подыль пожалела Пак Сокпо, которому досталась в невесты внучка шаманки, так еще и безграмотная.

Алоха, Пхова!

В каютах засуетились. Перед этим появилась Сонхва с шариком риса на завтрак и сказала, что они скоро прибудут в Пхова, а через какое-то время наконец-то показались очертания островов. Это был двенадцатый день после отплытия из Кобе и третий месяц с тех пор, как они покинули родной дом. И хотя Подыль прибыла на острова Пхова, встречи с которыми так долго с нетерпением ждала, она не могла даже взглянуть на них из-за морской болезни. Первые дня два после отплытия девушку до горечи тошнило, но она насильно заставляла себя выходить на палубу, чтобы хоть немного рассмотреть людей и море. Однако победить морскую болезнь ей так и не удалось. Ничего не оставалось, как лежать, закрыв глаза, ведь стоило даже поднять голову, как ее выворачивало наружу. И все же благодаря тому, что Сонхва острым концом гребня для волос надавила ей на точку для иглоукалывания, голова девушки стала болеть чуть меньше.

Помимо Сонхвы и Хончжу за Подыль ухаживали Чан Мёнок из Чинчжу и Ким Максон из Сувона, которые также отправились в Пхова невестами по фотографии. Обеих девушек Подыль, Хончжу и Сонхва называли «онни», то есть «старшая сестра»: Мёнок была старше них на два года, а Максон – на год. Поначалу девушки так переживали за Подыль, что это их сплотило, отчего сама Подыль чувствовала еще больший стыд за то, что стала для всех бременем. В узких и вонючих каютах третьего класса сидеть не хотелось, разве что возвращаться для сна. Хончжу собиралась купить билет во второй класс, но потратила все деньги, остальные же старались сэкономить, поэтому взяли третий.

– Мне одной спокойней. Не волнуйтесь, лучше идите осмотритесь. Посмотрите за меня, а потом придете и всё мне расскажете.

Постепенно после просьб Подыль все четыре девушки стали выходить из кают чаще.

Даже с закрытыми глазами Подыль почувствовала, что люди выходят. Она лежала, стиснув зубы, молясь, чтобы ее хотя бы не вырвало съеденным завтраком. С пожелтевшим лицом и ватными ногами – в таком виде она никак не могла предстать впервые перед Тхэваном. Ей хоть немного, но нужно было прийти в себя. Решив, что она встанет, когда корабль полностью остановится, и пытаясь совладать с морской болезнью, Подыль вспоминала, что случилось с ней за все это время.

Казалось, что после того, как девушка покинула дом, она все время находилась на этом беспрерывно качающемся корабле. За эти три месяца она пережила больше, чем за все семнадцать лет жизни в Очжинмаль. Все, что с ней произошло, было для нее впервые и так же головокружительно, как эта невыносимая тошнота. Подыль, Хончжу и Сонхва сели на ночной корабль в Пусане и утром прибыли в Симоносеки. После этого они сразу погрузились на поезд в Кобе. А оттуда, как им говорили, они должны были сесть на корабль в Пхова.

Хончжу, которая неплохо знала как устный, так и письменный японский, выступила вперед. Рано покинувшая школу Подыль смутно припоминала, что такое хирагана и катакана[13]13
  Две японские азбуки.


[Закрыть]. И все же благодаря школе отца она могла читать иероглифы. Все это время Подыль считала себя взрослее и лучше Хончжу и в шитье, и в ведении хозяйства, но тогда она поняла, что хороша лишь только в своем собственном узеньком мирке. Не знавшая даже хангыля Сонхва, прямо как в детстве, когда боялась отпустить маму, держалась за подолы платьев Подыль и Хончжу, не отставая от них ни на шаг.

– Не оглядывайтесь по сторонам, словно деревенщины, а следуйте за мной!

Подыль было неприятно, что Хончжу обращалась к ней так же грубо, как к Сонхве. Когда они жили в Очжинмаль, ее знаний было достаточно, чтобы читать одолженные у Хончжу романы и писать письма родственникам мамы и Кюсику. Только покинув родную деревню и Чосон и по-настоящему ощутив силу знаний языка и письменности, Подыль еще больше убедилась в правильности своего решения выйти замуж за Тхэвана, чтобы иметь возможность учиться.

«Мы едем в мир, где нету японцев, потому их ничтожный язык можно и не знать. Я сначала выучу американский. Просто погоди».

Представив, как она вскоре заговорит по-английски так же свободно, как и на родном чосонском, Подыль вздохнула с облегчением.

В то время самой большой переменой стали их отношения с Сонхвой. Первой, кому стало плохо в дороге, была Хончжу. Ей сделалось худо от пирога из рисового теста с красной фасолью чхапссальтток, который она купила в Пусане перед отправлением в Японию. Как только Хончжу с потемневшим лицом, обливаясь холодным потом, обмякла, Сонхва вынула из своего узелка мешочек для иголок. Подыль с удивлением наблюдала за необычно проворной Сонхвой. Спокойно обвязав пальцы Хончжу ниткой, Сонхва уколола ее иголкой и пустила кровь. На подушечках проступили темные капли. Затем она сильно надавила руками на акупунктурные точки солнечного сплетения и стоп, после чего Хончжу громко рыгнула, и к ней вернулся здоровый цвет лица. В Очжинмаль при отравлении бабушки и матери прибегали к иглоукалыванию, но Сонхва, которая знала даже расположение акупунктурных точек, выглядела настоящим лекарем восточной медицины.

– Где ты энтому научилась?

– Ходила за травами… от бабушки… – пробормотала почтительно Сонхва в ответ на восторженную реплику Подыль.

– Эй, Сонхва, обращайся уже к нам как к равным. В новом обществе, куды мы едем, нету социальных рангов! – сказала Хончжу, словно смотря в будущее.

– Да, верно! – Подыль тоже было странно слышать, что Сонхва обращается к ней очень почтительно.

Как только Подыль и Хончжу стали обращаться к Сонхве на равных, девушка тоже стала постепенно им открываться. Тем не менее она по-прежнему боялась людей. Как говорила ачжимэ, после смерти матери Сонхвы ее бабушка Кымхва не отпускала внучку в деревню у подножия горы. Она боялась, что девочка, гуляя по деревням, навлечет беду, будучи ребенком, рожденным без отца. Как бы это ни было несправедливо, для шаманов в деревнях места не было.

Но и самой Сонхве не нравилась деревня, в которой дети бросали в нее камни. Ей больше по душе было приручать птичек и белочек рядом с домом или ухаживать за попавшимся в капкан зайцем. Иногда она тихонько разговаривала с животными. Мысль, что после ее смерти внучка останется в горах одна, не давала старой Кымхве уснуть. И тогда она услышала о свадьбе по фотографии от госпожи Ан, которая пришла провести шаманский обряд. Собрав все деньги и даже украшения, что у нее были, Кымхва взяла Сонхву с собой и отправилась к пусанской ачжимэ.

– Я прошу вас, отправьте мою бедную Сонхву тоже в Пхова. Тоды там она, как девушка из обычной семьи, в любви с мужем вырастит детёв и сможет спокойно жить. Ежель отправите мою внучку, то и после моей смерти ваше доброе дело не будет забыто, я буду молиться за вас и за семью вашего сына.

Пусанская ачжимэ, которая навещала их дом в Суричже всякий раз, когда была неподалеку, не смогла отказать трогательным мольбам Кымхвы.

– Она все время жила в горах и не сможет отличить человека от зверя, поэтому, пожалуйста, обучите ее всему человеческому и отправьте в Пхова. Отныне она на вашем попечении, а у меня больше нету внучки.

Так Кымхва оставила Сонхву, которая готова была расплакаться, и отправилась домой. Ачжимэ уговорила девушку выйти из комнаты, успокоила ее, а потом они сделали фотографию, встретились со свахами и выбрали жениха. Женщина одела ее во все новое, сводила на рынок и постаралась сделать все, чтобы девушка привыкла к тому, как и где живут люди.

– Бабушка научила ее неплохо готовить рис и закуски. Да и шьет она сносно, чтоб состряпать себе одёжу, – рассказывала ачжимэ ночующим у нее подругам, когда выдавалась свободная минутка.

Еще ачжимэ сердечно просила Подыль и Хончжу присмотреть за девушкой, которая не видела в жизни ничего, кроме гор, чтобы она смогла ко всему приспособиться в Пхова. Но получилось наоборот – именно Сонхва помогла внезапно отравившейся Хончжу справиться с недугом. А также спасла Подыль, страдавшую от морской болезни.

Во второсортной гостинице, о которой рассказали пусанские свахи, более десяти девушек из Чосона ждали медицинского осмотра для отправки в Пхова. Им нужно было пройти два осмотра: на глазные болезни и на паразитов. Окулист принимал раз в неделю, осмотр на паразитов проводился раз в две недели. Если в первый раз не получалось сдать тест на паразитов, то через две недели нужно было сдать повторный. Подыль, Хончжу и Сонхва по очереди получили плохие результаты, поэтому их отправление откладывалось. Подруги поклялись, что, сколько бы ни пришлось ждать, они подождут друг друга, ведь они в одной лодке. Точнее сказать, Подыль и Хончжу решили, что не оставят Сонхву одну. Как только девушки покинули Чосон, они поняли, что втроем они сильнее, чем вдвоем, и то, что они жили у подножия гор Мэбонсан, уже делает их подругами из родной стороны. Остальные невесты завидовали Подыль и ее спутницам, ведь они были друг другу опорой и поддержкой.

Время, которое девушки провели в Кобе в ожидании отправки в Пхова, было невероятно прекрасным. В гостинице были невесты, которые не могли купить билет на корабль до Пхова, так как их родители не вернули им деньги, отправленные женихами. Но у Подыль с Сонхвой было достаточно средств, чтобы о них не волноваться, что уж говорить о Хончжу, у которой их было в достатке. У Подыль до этого никогда не водилось столько денег, и ей нравилось их тратить, хоть и руки ее тряслись за каждый грош-два. Девушке настолько не верилось, что можно жить вот так, в свое удовольствие, что каждое утро ей приходилось щипать себя, чтобы убедиться, что она не спит.

В девять лет Подыль научилась готовить, и с того времени работа на кухне стала почти целиком ее обязанностью. Но в день ее отправления еду ей готовила мама, в Пусане этим занималась Сонхва, а в Японии это была работа горничных в гостинице. Подыль было тяжело покидать дом, но сейчас ей было настолько хорошо, что из-за этого она чувствовала вину перед родными, оставленными в Очжинмаль. Девушка подумала, что если уж сам путь туда настолько прекрасен, то конечная его точка – Пхова – будет раем за гранью ее ожиданий. Каждый день подруги гуляли по Кобе и осматривали город.

Хотя все города, в которых побывали девушки, были портовыми, Кобе с огромными кораблями со всей страны сильно отличался от Пусана и Симоносеки. Там Подыль и ее подруги впервые увидели темнокожего человека. Это был моряк, занимавшийся погрузкой и разгрузкой судов.

– Ужли в мире бывают настолько темные люди?

– Да не кажи! – согласилась Подыль с Хончжу. Она видела белых, как хлопок, людей европейской расы, но черного, как соевый соус, темнокожего встретила впервые.

Застывшая на месте Сонхва больно схватила Подыль за руку. Почувствовав на себе взгляды девушек, моряк улыбнулся, обнажив белоснежные зубы. До смерти напуганные этим подруги побежали со всех ног вглубь города и остановились в переулке, откуда было не видно пристань. Выдохнув и посмотрев на желтоватые лица друг друга, девушки прыснули со смеху.

Но не только люди там были диковинными. Не виданные до этого фрукты, деревья, дома, трамваи и машины, повозки и велосипеды наводняли оживленные улицы. Если уж Япония так сильно отличается от Чосона, то что же их ждет в Пхова? Подыль было интереснее всего взглянуть на стоящие на высоких холмах дома западных людей. Она представляла, как будет смотреть через прозрачные блестящие стекла на красочные пейзажи Пхова, живя в одном из таких домов.

Подыль было достаточно одних мечтаний о чудесном месте, но у Хончжу все было иначе. По приезде в гостиницу в Кобе Хончжу тут же написала письмо Токсаму. В нем говорилось, что сумма, которую она от него получила, оказалась меньше, чем у других невест, и это ставит ее не только в постыдное, но и в затруднительное положение. На это Токсам отправил невесте еще десять долларов.

– Я думала, он отправит хотя б пятьдесят, а на десять-то что я вообще могу сделать?

Хончжу пусть и ворчала, но тут же отправилась в магазин, где потратила сразу всю сумму, купив женский костюм на западный манер, туфельки и шляпку. Японец, хозяин магазина, поначалу не обратил на девушек никакого внимания, но, узнав, что Хончжу действительно собралась покупать вещи, низко поклонился подругам и даже угостил их всех чаем. Несмотря на то что это была заслуга Хончжу, Подыль было приятно получить угощение от японца. Примерившая обновки Хончжу выглядела стильно, как и подобает жене американца. А с чемоданом, купленным ею в Пусане, она точно не останется без внимания.

– Как ты собираешься жить, ежели так спускаешь все деньги? – спросила Подыль, невольно щупая рукав и нижнюю часть воздушной блузки Хончжу. Со словами, что все это кружево, хозяин магазина показывал Подыль один наряд за другим. Все было настолько красивым, что хотелось скупить весь прилавок.

– Вы ж в Америку едете, вам нужно одеваться вот так. Поэтому напишите письма вашим женихам, чтобы они отправили денег. В Пхова эти деньги ничего не значат, – довольно сказала Хончжу, любуясь собой в огромное зеркало.

Подыль, получившая от Тхэвана только согласие на свадьбу без какой-либо личной весточки, никак не могла просить его о подобном. Даже в письме о примерном времени прибытия в Пхова, отправленном по наставлению хозяйки гостиницы, она ни слова не написала о деньгах.

«Я попрошу его купить мне что-нибудь по приезде. Не могу ж я просить о деньгах, покудова мы не встретимся», – успокаивала себя Подыль.

Письмо жениху Сонхвы помогла написать Подыль. Когда Подыль и Хончжу обсуждали Пхова, Сонхва сидела с отрешенным выражением лица, будто бы ей все равно.

– Кажись, она даж не знает, что такое замужество, – волновалась Подыль за девушку, вздыхая.

– А ты-то сама знаешь? Подыль, Сонхва, я сейчас вам расскажу, что такое замужество, так что слухайте внимательно!

Хончжу рассказала подругам, что делает жених в первую брачную ночь и что должна делать невеста. Хончжу разгорячилась, Подыль хихикала с покрасневшим лицом, а Сонхва с глупым выражением наблюдала за двумя девушками.

Подыль купила в портовой лавке плетеный чемодан. Ей было обидно, что она выглядела словно прислуга госпожи Хончжу. И хоть она не могла позволить себе купить одежду, как у подруги, ей очень хотелось поскорее перестать путешествовать с узелком. Что касается трат, как только Подыль, которая дорожила каждой монеткой, купила себе чемодан, Сонхва последовала ее примеру. В гостинице довольная обновкой Подыль переложила все вещи из своего узелка в чемодан. Сонхва сделала то же самое. По просьбе Хончжу обе девушки продефилировали по комнате с новыми чемоданами в руках. Уже только с этим предметом Подыль выглядела как современная девушка, которая едет на заграничную стажировку.

– Ах, как чудно я себя чувствую внутри! Наконец-то мы можем избавиться от этого!

Хончжу отбросила ногой развернутый на полу платок, служивший узелком. В этот момент сияющая улыбка исчезла с лица Подыль. За все эти дни девушка ни разу не вспомнила о своих близких. Даже когда она перекладывала сшитые мамой вещи в свой новый чемодан. День за днем ее жизнь наполнялась новыми радостными моментами, и в какой-то миг мысли о матери и братьях начали исчезать. Все эти вещи, которые раньше она сворачивала и обнимала с такой теплотой, а теперь выкинула из чемодана и выбросила вместе с узелком, напомнили ей о матери. Подыль вдруг начала мучить совесть, она плюхнулась на пол, обняла пустой узелок и заплакала.

– Давайте сфотографируемся все вместе перед отправлением корабля! – предложила Хончжу, когда они успешно прошли медицинский осмотр и выбрали день отплытия.

Подыль поддержала идею. Как только она доберется до Пхова, сразу станет замужней женщиной. Поэтому перед этим ей очень хотелось хотя бы на фотографии запечатлеть лица подруг, с которыми проделала такой долгий путь. Хончжу надела свои недавно купленные вещи в западном стиле. Подыль нарядилась в костюм для свадебной церемонии – шелковую юбку и кофту розового цвета – и сказала Сонхве последовать ее примеру. Подыль вытащила ленту из волос Сонхвы и наконец-то собрала ее волосы в пучок. Все три девушки отправились в фотоателье.

Фотограф предложил подругам взять на выбор предмет: букет, зонтик от солнца или веер. На фоне искусственных цветов и веера, который больше подошел бы кисэн, Подыль предпочла бы зонтик, но Хончжу первая схватила его. После этого девушке стало безразлично, из чего выбирать, и она уступила свою очередь Сонхве, которая взяла веер.

Через несколько дней они получили фотографию. Подыль подумала, что на ней она выглядит куда привлекательнее, чем на той, что отправила Тхэвану.

– Здесь я дюже лучше получилась, чем на той картинке, что я отправила в Пхова! А ты что думаешь?

Хончжу согласилась с подругой. Неизвестно, почему так произошло: то ли потому, что в Японии техника лучше, чем в Чосоне, то ли хорошая еда и развлечения сделали свое дело. И даже дешевый букет из искусственных цветов на фото выглядел точь-в-точь как живой. Подыль сожалела, что не может отправить эту фотографию Тхэвану. Возможно, взгляни он на эту картинку, молодой человек отправил бы ей письмо с теплыми словами. Каждая из трех подруг получила свою копию фотографии.

В гостинице помимо девушек, уезжающих в Пхова невестами, ночевали другие чосонцы, направляющиеся в Америку по разным делам. Среди них была и выпускница частной школы Ихва[14]14
  Ихва Хактан, школа средней и старшей ступеней обучения и одно из первых учебных заведений для девочек, которое впоследствии дало начало женской гимназии Ихва и женскому университету Ихва.


[Закрыть] по имени Ким Эстер. Она направлялась на учебу в Америку, но из-за проблем с паспортом сильно задержалась. Девушек, которые ехали в Пхова невестами по фотографии, Эстер обучала английскому языку. Она говорила, что было бы неплохо знать хотя бы основы, чтобы пройти проверку при въезде в страну.

Как и при освоении родного чосонского, обучение английскому языку началось с алфавита. Подыль уже кое-как могла прочитать, что написано по-английски в ее паспорте и дорожных документах. И хотя она не знала, что именно это значит, умение озвучить написанное казалось ей дверью в новый мир.

– Девушки, таких как вы, заключивших брак по фотографии, называют «невестами по фотографии». По-английски это звучит как «пикчер брайд», – объясняла Эстер.

«Невеста по фотографии. Пикчер брайд», – повторила Подыль.

– Кажи, пожалуйста, а отчего у тебя такое странное имя? Я впервые за свою жизнь слышу подобное, – спросила Подыль у Эстер, когда они случайно остались вдвоем. Той очень нравилась Подыль, ведь она училась усерднее остальных девушек.

– Мое чосонское имя Путтыри, что значит «Держись». Я родилась после того, как умерли два моих старших брата. Я ненавидела это имя, которое мне дал дедушка, ведь оно буквально значило, что если у меня появится младший брат, то мне нужно за него держаться. Это имя предназначалось даже не мне, его хозяйке, а моему еще не появившемуся на свет младшему брату.

– А кто тоды назвал тебя Эстер?

– Я выбрала это имя сама при крещении в церкви. Это имя королевы, спасшей свой народ. Я тоже поеду в Америку, выучусь и стану помогать своим соотечественникам.

Подыль как зачарованная смотрела на полную решимости и уверенности в себе Эстер. Больше намерения помогать своим соотечественникам Подыль восхитило то, что Эстер сама себе выбрала имя. У некоторых девушек в Очжинмаль встречались имена, подобные по значению Путтыри: они наказывали следить за младшими братьями либо поясняли, что его обладательница нежеланна родителями, поскольку родилась девочкой. Сопсоби, Соуни, Тособи, означающие «печаль и досаду», Кытсуни, Максуни, Мальсуни и Ямчжони – «конец роду»… Были даже те, кому не давали и имени. Но как бы девушку ни звали, после замужества ее именем становилось название местности, в которой жила ее родная семья: жена из деревни Анголь, жена из деревни Янчхон и т. д. И дочь бедной вдовы, Подыль, выйди она замуж в Чосоне, звали бы так же: жена из деревни Очжинмаль.

Подыль, что означает «ива», так назвали потому, что она родилась в период цветения этого дерева. Однако девушка никогда не считала свое имя лучше других. Детей мужского пола называли согласно системе пайхан, по которой в именах одного поколения должен был содержаться повторяющийся слог, а также закладывалось пожелание рода или наставление родителей. Но в женском имени Подыль никаких напутствий и чаяний на будущее не было. Девочка считалась чужой в родительском доме, ведь, выйдя замуж, она поселится в доме свекров, и, может, поэтому с самого рождения на нее не возлагали никаких надежд. Но тогда зачем отец усаживал ее позади своих учеников, обучал иероглифам и затем даже отправил в школу?

Пока эти вопросы в душе Подыль, будто несделанное домашнее задание, оставались без ответа, девушка мечтала о том, как она вслед за Эстер выберет себе новое имя, которое лучше будет отражать ее жизнь. Она твердо решила выучиться в Пхова, стать умной, как Эстер, и выбрать себе новое имя! Еще Подыль пообещала себе, что даже во время плавания на корабле будет каждый день заниматься английским, но из-за морской болезни могла только лежать.

– Подыль, Подыль, мы приехали в Пхова! – от криков Хончжу девушка открыла глаза. – У нас еще один медосмотр. Если не пройдешь, сказали, отправят обратно! Так что быстро вставай и готовься!

Если они увидят ее в таком состоянии, то подумают, что она больна, и отправят домой – это будет величайшей из бед. Подыль очень быстро проснулась и села. Девушку по-прежнему качало, но уже значительно меньше, чем пока они плыли по морю. Люди в каютах суетились, готовясь сойти с корабля. На всем судне оказалось чуть больше десяти чосонцев, остальные пассажиры в основном были японцами, но и среди них ехало много невест по фотографии. Говорили, что японцы, уехавшие в Америку работать на тростниковых полях, начали еще раньше чосонцев искать себе жен таким образом. Чосонок, как Подыль и ее подруг, было немного, поэтому они вели себя тихо и аккуратно, но и невесты из Японии, несмотря на статус своей страны, казались сдержанными и осторожными.

Мёнок и Максон вынесли чемодан Подыль, а Сонхва прихватила с собой мокрое полотенце. Подыль вытерла им лицо.

– Ты так исхудала! – цокнула языком Хончжу и достала ручное зеркальце.

В отражении Подыль разглядела свое лицо. Из-за худобы скулы стали выделяться сильнее и даже глаза, казалось, уменьшились. Тот прекрасный цветущий образ, запечатленный на фотографии в Кобе, бесследно исчез. Внезапно ей вспомнился сон, в котором Тхэван отменил свадьбу и ей запретили спускаться с корабля. Тревожное чувство, что сон может сбыться, было намного страшнее, чем морская качка. Стиснув зубы, девушка подавила подступающую тошноту и переоделась в шелковый розовый наряд. Она сняла свои соломенные сандалии и переобулась в бережно хранимые до этого туфельки. Девушка скрыла бледность лица румянами Хончжу и сделала прическу.

Завершив сборы, невесты по фотографии брали чемоданы и выходили на палубу. Стоя по бокам, Хончжу и Сонхва поддерживали Подыль. После долгого пребывания в тусклой каюте яркий солнечный свет ослепил девушек, а ветер растрепал им челки. Перед взором прищуренных глаз Подыль предстал, как на картинке, пейзаж. Небо, затянутое кучевыми облаками, словно ширмой, соприкасалось с морем. Из-за столпившихся на борту корабля людей невозможно было разглядеть порт, однако справа виднелись город и горы. Их вид немного отличался от тех, что она видела в Чосоне, но мысль, что и здесь живут люди, ее успокаивала. И хотя солнце было обжигающе ярким, духоты не чувствовалось, и даже клочка тени было достаточно, чтобы ощутить прохладу. Было приятно осознавать, что такая погода стоит здесь круглый год.

– Я слыхала, что тут всегда тепло, в любое время года такая погода! – возбужденно пролепетала Хончжу, которая думала о том же.

По Хончжу, одетой в наряды, купленные в Кобе, никак нельзя было сказать, что раньше о ней где-то говорили, как о вдове, загубившей своего мужа. Так же, как и в опрятной Сонхве, которая со временем все больше избавлялась от привычек, приобретенных во время жизни в горной глуши, невозможно было разглядеть внучку шаманки. И только ей, Подыль, придется встретиться с женихом, исхудав до костей. Опершись на подруг, девушка встала прямо и оправила наряд.

Проверяющие поднялись вместе с переводчиком на борт и начали проводить короткий медицинский осмотр, проверять паспорта и дорожные документы. Подыль думала, что в Америке все люди белые, но у каждого из трех проверяющих был не только свой цвет кожи, но и внешний вид. По мере их приближения сердце Подыль стучало все сильнее и сильнее. Когда они вывели нескольких прибывших пассажиров из общей очереди, душа Подыль ушла в пятки.

Подошедший ближе проверяющий был менее смуглым, чем мужчины в Кобе, и выглядел полноватым. Подыль не смела дышать, пока он держал ее веки открытыми, осматривая глаза. Проверив паспорт и дорожные документы, мужчина с доброй улыбкой вернул их обратно.

К счастью, все невесты из Чосона успешно прошли проверку. Из корабля на причал спустили похожую на стремянку лестницу, через которую ясно было воду. С чемоданом в руках Подыль еле-еле спустилась на берег. Ветер развевал ленту на ее рубашке и подол платья. Ей казалось, что едва она спустится с корабля, как тут же сможет спокойно жить, но стоило ей коснуться земли, и она тоже будто начала качаться.

Порт был полон прибывших пассажиров, встречающих, моряков и торговцев. От звуков незнакомой речи, разных по цвету кожи и облику людей Подыль растерялась. Многие торговцы продавали цветочные бусы из переполненных корзин, обвязав ими руки. Интересно, кто покупает эти бусы, которые даже непригодны в пищу? Ответ нашелся быстро: встречающие тут и там приобретали украшения и тут же вешали на шею выходившим с корабля. Это была местная форма приветствия. От проходивших мимо продавцов таких бус и обладателей нового сувенира доносился сладкий аромат цветов. Позднее Подыль узнала, что такое украшение называется «лей».

В надежде, что и Тхэван встретит ее с цветочными бусами, Подыль оглядывалась по сторонам, но молодого человека нигде не было видно. Не только его, но и других женихов тоже. Среди шума громче всего слышались слова «Алоха!». Мёнок где-то слышала, что если поздороваться с человеком в Пхова этим словом, то всем всё будет понятно. Подыль попыталась сказать: «Алоха, Пхова!». Как легко произнести! И на душе отчего-то стало лучше.

Пять невест по фотографии из Чосона отправились вместе с невестами из Японии в здание миграционной службы. Там их накормили обедом – супом из соевой пасты на японский манер и рисом – и отправили в огромную комнату, в которой в несколько ярусов стояли кровати, похожие на стеллажные полки. Им сказали, что они смогут выйти, только когда за ними придут женихи. Из подслушанного разговора между японками Хончжу выяснила, что здесь была девушка, которая уже неделю ждала своего мужа. Подыль стало страшно разделить ее судьбу.

Невесты из Чосона уселись в кучку на край одной из кроватей и ждали, пока назовут их имена. При виде того, как японки одна за другой выходят из комнаты, девушки не могли и слова произнести, боясь, что из-за этого не услышат, что их позвали. Первой из чосонских невест назвали Хончжу, которую настолько переполняли эмоции, что ее поведение привлекло всеобщее внимание. Подыль подняла упавшую шляпку и, протягивая ее подруге, сказала:

– Иди скорей навстречу жениху! Свидимся!

Следующей назвали Мёнок. И пусть в Кобе они не были близки, за время, проведенное на корабле, девушки подружились.

– Вам тоже удачной встречи с сужеными и до скорого! – сказала она остальным, покидая комнату.

Когда Подыль следующей услышала свое имя, ей сразу полегчало от мысли, что Тхэван все-таки за ней пришел. К тому моменту уже незаметно наступил вечер. Сердце девушки выпрыгивало из груди от счастливого осознания, что ей пришлось ждать лишь день и что вот прямо сейчас она наконец-то встретится со своим Тхэваном. Казалось, все ее силы остались на корабле. Не попрощавшись как следует с остолбеневшей Сонхвой и смотревшей на нее с завистью Максон, Подыль взяла чемодан и проследовала за провожатой. Эта женщина, чье полное тело было щедро обвешано разными украшениями, произвела на девушку приятное впечатление.